Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Будьте добры, объясните подробнее, Пётр Николаевич. Мы ничего не понимаем.
— Извольте, но заранее прошу прощения за некоторую жёсткость, а может и жестокость моих слов. Вам должны быть знакомы такие термины как инбридинг, инцухт и инцест. Означают они одно и то же: близкородственное скрещивание, соответственно среди животных, растений и людей. На определённом этапе селекции эти вещи полезны: они позволяют вывести породы скота или сорта растений с определёнными свойствами. Но если инбридинг продолжается слишком долго, то порода вырождается.
Женщины смотрели на меня с ужасом, а я продолжил:
— Вы изучали историю, и помните, что произошло с египетскими фараонами. Они выродились. Выродились и те римские рода, где практиковался инцест. Вы знаете, во что превратились Габсбурги, некогда жизнеспособный и могучий род. Из современных европейских царствующих домов, один совершенно определённо является носителем ужасного наследственного заболевания.
— Какой род?!?! — хором воскликнули женщины.
— Британский. Королева Виктория является переносчиком страшного заболевания: гемофилии. Несвертываемость крови. При этом заболевании достаточно небольшой раны, чтобы человек истек кровью. Однако, гораздо опаснее при этой болезни внутренние кровотечения: человек просто зачахнет не имея видимых травм. Болеют этой болезнью только мужчины, а женщины только переносят эту болезнь. Прошу вас, наведите справки и проконсультируйтесь у специалистов-биологов, особенно тех, кто изучает и развивает идеи австрийского учёного Менделя. Если не ошибаюсь, он монах.
— Какой ужас!
— Отсюда следует совершенно определённый вывод: браки надо заключать, внимательно изучая родословную, или, если нет такой возможности, брать невесту как можно дальше от родного дома, что я и собираюсь сделать, испросив на то разрешения Его Императорского Величества.
На том наша беседа завершилась, и я откланялся.
* * *
Так за пустой суетой и важными делами пробежало время до середины июня, когда должны были состояться большие манёвры. Первоначально манёвры запланировали на май, потом сдвинули на начало июня, пока окончательно не остановились на середине июня.
Мы не теряли время, и использовали любой предоставленный нам час для подготовки самолётов, боеприпасов к ним, а также для обучения экипажей самолётов и обслуживающего персонала.
Беда в том, что никто не знал, как бомбить с самолёта. Самыми продвинутыми в этом отношении оказались я, когда-то читавший о топ-мачтовом бомбометании, и моряки Можайский и Степанов, которых обучали артиллерийской стрельбе на рикошетах, как к типовому приёму в морском бою. В общем, я, как смог, изложил идею бомбометания с низких высот, так, чтобы бомба рикошетила от воды, и взрывалась, ударившись о подводную часть корабля. Идея нашла живой отклик у моряков, которые тут же притащили справочники с кучей страшнючих формул, и принялись считать, вводя разные переменные вроде высоты сброса, скоростей самолёта и цели... и ещё бог ведает чего. Мой музыкантский мозг от такого насилия принялся увядать, а вот Иванов и Власьев тоже приняли участие в развлечении, и даже подавали какие-то реплики, заслужив поощрительные кивки умудрённых в математике и баллистике мореманов.
Потом я вспомнил, что разрушения сильнее, когда взрыв происходит не у самого борта, а на каком-то расстоянии, и все бросились считать, каково это расстояние. Что меня удивило больше всего, так то, что расстояние они-таки вычислили.
Потом пришла пора тренироваться, бомбардируя реальную цель. Для этого нам передали пароходо-фрегат 'Владимир', с семидесятого года торчавший в Кронштадте, и который всё никак не могли отремонтировать, да и кому он уже был нужен? Для того, чтобы 'Владимир' не утоп в процессе нашей учёбы, его трюмы были загружены пустыми бочками, сильно повысившими непотопляемость, а потом его отбуксировали к острову Палосаари, что затерялся среди других островов напротив финской Котки. Свой аэродром мы расположили неподалёку от Усть-Луги, откуда до цели около ста километров. Чтобы пилотам жизнь не казалась раем, 'Владимира' периодически перетаскивали с места на место, так что для начала лётчикам приходилось искать пароходо-фрегат, а потом сходу его атаковать.
На мой взгляд, задача как задача, но мореманы, после того как четыре самолёта-разведчика с первого раза отыскали 'Владимир', и навели на него ударную группу, а те удачно отбомбились, правда, из восьми бомб попав всего два раза, скакали, радовались и обнимались как бешеные. Ошарашенным выглядел и офицер, присланный из Военно-Морского ведомства.
— Ваше Императорское высочество, это невероятное оружие, от которого трудно спастись! — объявил он мне — Я своими глазами, с расстояния в десять кабельтовых увидевший эту атаку поражён.
— То ли ещё будет, когда мы отбомбимся не практическими бомбами, с ослабленным зарядом, а настоящими, несущими в себе по двести килограммов динамита! — объявил я — Кстати, господин капитан второго ранга, объясните мне, пожалуйста, почему все так радовались, когда из восьми бомб в цель угодило лишь две?
Офицер посмотрел на меня как на дурака, но, что-то сообразив, ответил:
— Я всё забываю, что у Вас, Ваше императорское высочество, нет специального образования. Дело в том, что самолёты стартовали с позиции, удалённой от сего места на пятьдесят четыре мили. На такое расстояние ни одна пушка не добьёт. В пасмурную погоду они нашли цель, и можно считать, утопили её. Понимаете, при артиллерийской стрельбе имеет место огромное рассеяние снарядов, и это рассеяние тем выше, чем расстояние больше. В морском бою лишь единицы из сотен выпущенных снарядов достигают цели, а тут вы демонстрируете невозможную точность... Невероятно. Просто невероятно.
— Благодарю Вас, господин капитан второго ранга, за пояснение. В таком случае и я впечатлён. Вот так бывает: вдруг совершаешь чудо, просто потому, что не знаешь пределов возможного,
— Ваше Императорское высочество — обратился ко мне кавторанг — я слышал, что Вы намереваетесь создать новый род войск, авиацию. Прошу Вас рассмотреть мою кандидатуру на любую должность в той части авиации, которая будет связана с флотом.
— Что Вас натолкнуло на эту мысль?
— В тысяча восемьсот семьдесят восьмом году я служил на Черноморском флоте, и лично видел с болгарского берега английские броненосцы, укравшие у нас победу. Я сейчас вообразил себя на месте пилота, и то, с каким наслаждением я влепил бы бомбу в борт броненосной калоши лайми.
— С удовольствием возьму Вас, но сразу предупреждаю: летать Вы сможете только пассажиром или штурманом. Для пилота у Вас неподходящие чин и возраст. Впрочем, вы можете изучить искусство пилотирования в частном порядке.
— Ну что же, в таком случае восстановлю знания и навыки штурманского дела. К тому же есть огромный простор в приспособлении этой отрасли науки к воздухоплаванию, что позволит мне проявить свои способности.
Потом 'Владимира' отбуксировали поближе к Усть-Луге, и стали натаскивать пилотов в более точной бомбардировке. Разведчиков в это время гоняли на поиск произвольно выбранных целей: кого-то посылали пересчитать корабли в каком-либо порту, кого-то — нарисовать планы фортов и артиллерийских позиций Кронштадта, а бывало, посылали составить планы военных лагерей, расположенных вокруг Петербурга и в Финляндии. Лётчики старались, и с каждым разом у них получалось всё лучше. Экипажи разведчиков состояли из двух человек: пилота и наблюдателя. Пилот рулил, а наблюдатель высматривал через бинокль цели и наносил их на планшет, а по прилёту мы сравнивали, что сумели увидеть экипажи двух одновременно посланных разведчиков, и как их заметки соотносятся с реальным положением вещей, отмеченным на карте.
Пароходо-фрегат мы всё-таки утопили. Не выдержал корпус старого корабля десятков попаданий бомб, хоть и с минимальным количеством взрывчатки. Постепенно разрушения накапливались, и в один прекрасный день у 'Владимира' отвалилось дно, так что даже бочки не смогли удержать его на плаву.
Тогда мы взялись за бомбёжку сухопутных целей. На побережье возвели макеты артиллерийских батарей, позиций пехоты, артиллерии и кавалерии, а самолёты начали утюжить их бомбами, сделанными из снарядов калибром от трёх до восьми дюймов. Получалось неплохо.
Плохо было другое: на наши учения стали приезжать армейские и флотские офицеры, а потом болтать на всех углах о том, что увидели. Нет, в данном случае всё было не критично, поскольку мы и так готовились к манёврам с участием наблюдателей из разных стран. Опять же, ещё до учений, на основании одних лишь слухов, портфель заказов на самолёты увеличился вчетверо, уже за счёт заказов от иностранных правительств. Мой казначей сообщил, что авиационный завод скоро себя полностью окупит, и начнёт приносить чистую прибыль.
Моторный завод тоже завален заказами на три-четыре месяца вперёд, но он ещё не вышел на полную мощность, а выпускает только пробные партии трёх и пятицилиндровых авиамоторов. Мотоциклетные одно и двухцилиндровые моторы выпускались поточным методом, в две смены. Третью, ночную, смену я решил не вводить, а строить новые цеха для нормальной двухсменной работы.
На моторном заводе и нашел меня фельдъегерь с приглашением к царю.
— Пётр Николаевич, разговор у нас будет крайне важный, поэтому постарайтесь ответить мне на все вопросы.
— Непременно, Ваше императорское величество.
— Пётр Николаевич, мы же договорились, что наедине мы говорим запросто, как близкие родичи.
— Прошу прощения, Александр Николаевич, это от волнения.
— Я навёл справки, и действительно нашел Георга Менделя, монаха, аббата, как Вы и говорили. И о наследственности Мендель рассказал моему посланнику много любопытного. Но я хотел спросить: откуда это Вам известно?
К такому разговору я готовился давно, и приготовил немало отговорок на разные случаи.
— Как Вам должно быть известно, химики одной из моих лабораторий, синтезировали новый препарат, стрептоцид. Партия лекарства была передана в Военно-Медицинскую академию, профессору Боткину, который поручил своему помощнику, молодому врачу Василию Ивановичу Иванову, провести испытания. Кстати сказать, лекарство показало себя с лучшей стороны, о чём Василий Иванович неоднократно докладывал мне лично. В разговорах мы касались тем наследственности, и в частности, наследственных болезней, тут и было упомянуто имя Менделя.
Разговоры с Ивановым мы действительно вели, но на вопросы наследственности его натолкнул я. И Менделя упомянул я, а Иванов, которому учение Менделя было неизвестно, чтобы не показаться 'немогузнайцем', поднял целый пласт специальной литературы, и досконально изучил вопрос. И стал горячим приверженцем генетики. Так что с этого фланга у меня всё чисто.
— А о викторианском проклятии Вы откуда знаете?
— Вы говорите о гемофилии? Видите ли, Александр Николаевич, я Вам говорил об излишней общительности почти всех секретоносителей. Увы и ах, но почти такая же обстановка и во всей Европе, за исключением Англии: свои секреты они почти научились хранить, но пока недостаточно. Я просто попросил штаб-ротмистра Власьева собрать сведения о носителях гемофилии, и составил простую схему, в центре которой оказалась Ганноверская семья. Отпрыски Виктории разносят эту заразу по всем царствующим дворам Европы, и если не уберечься, то будет занесена и к нам.
— Господи, что же будет с потомством Оленьки?
— Не волнуйтесь, Александр Николаевич. Гемофилия, если я не ошибаюсь, передаётся только по женской линии, так что потомству Ольги Александровны ничего не грозит. Хотя...
— Что Вы хотите сказать?
— Казните меня государь, но на месте Ольги Александровны, я бы зачал детей от абсолютно здорового мужчины. Простите мне мою дерзость, Александр Николаевич.
— На первый раз прощу, но впоследствии остерегитесь от подобных высказываний.
Я молча поклонился.
— С кем Вы говорили относительно закона о престолонаследии?
— Только с Екатериной Михайловной и Марией Фёдоровной, и только потому, что они сами завели разговор. Я уверен, что никому из посторонних, они этих слов не передадут.
— Это действительно так. Но ответьте: Вы действительно считаете, что нужно отменить этот закон?
— Да, государь. Этот закон вреден для династии и оскорбителен для русского народа.
— Вот Вы как заговорили, Пётр Николаевич...
— Простите, государь, я лишь прямо ответил на прямо поставленный вопрос.
— Да-да, Вы правы. Я должен обдумать этот невероятно запутанный вопрос.
— Государь, как Вам должно быть известно, я желаю жениться.
— Да, Пётр Николаевич, я видел Вашу наречённую, и... очень рад за вас. Вы великолепная пара, и я благословляю этот брак.
Без моего участия колени подогнулись, я соскользнул с кресла и опустился на колени. По щеке побежала слеза: это Петя не может сдержать сжигающую его радость. Мой родич смущённо встал, и подняв меня с колен обнял:
— Ну что Вы, Пётр Николаевич! Поднимайтесь. Мы с Катей понимаем ваши чувства, и признаться по секрету, давно способствовали вашему сближению: это по Катиной просьбе Инес-Сарита отложила свой отъезд на родину.
— Если дозволите, Александр Николаевич, я отправлюсь с сеньоритой Инес-Саритой в Испанию, чтобы получить благословление её родителей.
— Хм... Такие браки зависят от воли не только родителей.
— Близкий родич русского императора не тот человек, которому отказывают. Кроме того, я приглашу с собой доктора Иванова, который, судя по докладам, добился огромных успехов в лечении чахотки. Полагаю, что знания и умения доктора очень пригодятся.
— Кстати, Пётр Николаевич, как получилось, что сотрудники профессора Меншуткина стали добиваться таких выдающихся успехов?
— Деньги, государь. Я постарался создать своим людям условия близкие к идеальным: лаборатории, инструментарий и оборудование, реактивы, литература и консультации лучших специалистов, а также достойное жалованье и премии за успехи... Ну и постановка интересных задач. Штаб-ротмистр Власьев помогает мне со сбором сведений, а я совместно со специалистами выбираем из них самые многообещающие.
Напоследок царь поинтересовался:
— Всё ли готово к проведению манёвров?
— Совершенно готово. На днях Усть-Лугу посетили помощник командующего округа и группа офицеров штаба Балтийского флота. Они провели инспекцию, и признали, что с нашей стороны имеется полная готовность.
— Что с целями?
— Старый броненосец и три грузовых судна, списанные на слом, уже поставлены в заливе. На берегу выставлена мишенная обстановка пехотного полка с мощным артиллерийским усилением. Разрешите вопрос?
— Задавайте, Пётр Николаевич.
— Вы лично будете присутствовать на манёврах?
— Да, собираюсь.
— Прекрасно! Люди с нетерпением ожидают манёвров и возможности увидеть Вас. Только мой Власьев будем морщиться.
— Отчего же морщиться, он противник монархии? — засмеялся император.
— Наоборот, он истинный монархист, но вопросы обеспечения безопасности лежат на нём.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |