Возьмите нас в стаю

Глава 26

Все-таки Алекс скучал по дну.Казалось бы, зачем дно подводнику? Ил и песок только мешают в работе,а об острые скалы можно разбить голову или повредить оборудование.Но, черт возьми, должна же быть какая-то надежность. Незыблемость.Что-то, что остается неизменным, несмотря на обстоятельства. Ему начиналось казаться, что даже тонуть было бы легче, если бы онзнал, что под ним где-то глубоко лежат миллиарды лет историиТусканора в виде подводных осадочных накоплений...Теперь же ничего больше не казалось незыблемым.Когда Флинт и Хонда вернулись, суета в посольстве не затихала допоздней ночи.Никаких серьезных повреждений у них не обнаружилось, если не считатьтого, что у Хонды обгорели кончики ушей и макушка — у блондиноквсегда кожа сгорает легче и лучше. Еще Хонда же жаловалась на боль вмышцах и в желудке от того, что наглоталась соленой воды.Сам же Алекс был, по счастью, темнокож, а потому обладал большейрезистентностью к загару, вода в желудке была для него привычной, амышцы перенапрячь не успел. Из-за чего он в самом деле страдал, такэто из-за туфель. Еще в детстве он решил, что у каждого достойного человека должна бытькакая-то одна не менее достойная слабость. Кто-то не терпит идиотов,кто-то до старости спит в обнимку с плюшевым медведем, кто-то неберет в рот алкоголя, кто-то спускает деньги на винтажные автомобили,женщин или мужчин... И алкоголь, и идиотов Алекс считалнеобходимыми для выбивания грантов на исследования, к плюшевыммедведям, равно как к потенциальным половым партнерам, был в целомравнодушен: его единственной страстью была биология китовых, аединственной слабостью — красивая одежда.Упомянутая пара итальянских кожаных туфель была, конечно, не лучшей вего коллекции, но Алекс их любил. Он носил их уже пять лет,скрупулезно заботился и чистил. И вот такая бесславная гибель! Потеря шляпы тоже, конечно, была неприятной, но шляпу эту Алекс купилперед самым отлетом с Земли и не успел к ней по-настоящемупривязаться. Ее потеря была всего лишь потерей денежной, тогда кактуфли...И, о изощренная жестокость, он был вынужден сбросить их с ног сам!Сам! Конечно, после морской воды они бы уже ни на что не годились, ноковарство тлилилей — или слепого случая — былонепредставимо и непереносимо.Как ни странно, Хонда поняла его позицию в этом вопросе:— Пиши полный перечень ущерба, Флинт, — сказала она ему.— Даже если ты кружевной платок из брабантских кружев утопил,все равно пиши, и не стесняйся, давай полную стоимость, без учетаизноса! А потом еще добавь моральный ущерб! Уж мы им впаяем! Это радовало сердце, несмотря на то, что "платок из брабантскихкружев" был, по всей видимости, очередной подколкой в адресАлексового увлечения.— Как же ваши призывы к доброй воли и пониманию? -укоризненно спросил доктор Леднев, который присутствовал при этомразговоре (велся он в лазарете, где доктор пристроил на Хондумини-роботов для лечебного массажа мышц).— Одно дело добрая воля, а другое дело — как себяпоставишь, — довольно сердито ответила Хонда. — Как некрути, в отношении нас было совершенно нападение! Практически порелигиозным соображениям. Правительство тлилилей должно принять мерыв этом отношении, и эти меры должны удовлетворить меня, какпредставителя Земли.— Они просто скажут, что вы нарушили какое-то религиозное табу,и попробуй докажи, что это не так, — пожал плечами Леднев.Это был высокий, очень разумный и очень спокойный человек, который, вотличие от Хонды, искренне нравился Алексу. Правда, нравилсяотстраненно — ученой степени по биологии у него не было,китовыми он не интересовался, и Алекс сомневался, что им найдется, очем поговорить. Но в целом доктор ему скорее импонировал.— С нами ведь был еще и Аше, а он — если и не известная,то уж скандальная фигура, — сказала Хонда. — Более того,нападение было направлено в первую очередь против него, а потом ужпротив нас. Думаю, уж он-то не упустит случая как следует расшевелитьсвое болото.Она протянула руку и похлопала Алекса по колену — не потому чтостремилась к такой уж интимности, просто Хонда лежала на животе накойке, а Алекс сидел рядом.— Не волнуйтесь, — сказала она, — отомстим мы заваши брюки.— Туфли, — поправил ее Алекс. — Брюки-то как разцелы и после стирки будут в удовлетворительном состоянии.— Не стесняйтесь, и брюки запишите, — засмеялась Хонда. -Подозреваю, они стоят дороже нашего катера.Алекс только поджал губы.Неудивительно что за всеми этими делами он немного... как быотодвинул Кору на второй план. Не то чтобы в самом деле забыл о ней,а просто... Кора была своего рода данностью, чем-то, на чтоАлекс всегда мог положиться. Разумеется, он любил ее и заботился оней — как могло быть иначе? Но тот день, неожиданное похищение,пребывание в воде с Хондой, паника, выброс наружу его кошмара,настолько выбили Алекса из колеи, что он ухватился за бытовые дрязгии возможность стряхнуть с тлилилей материальный и моральный ущерб,как за желанную передышку.В обычную работу он тоже окунулся с удовольствием — наследующей же день после всех этих событий Алекс и Кора отправилисьвместе проверить мониторинговые станции, дрейфующие в океане, ипровели за этим занятием даже не один день, а целых три. И только на второй день Алекс заметил странности в Коре.Начиналось это с мелочей: она казалась рассеянной, что странно длякасатки, отвечала невпопад. Алекс не обратил на этого особенноговнимания: он сам просто радовался оказаться наконец в своей стихии, соборудованием, со связью, и без всяких ненужных осложнений в видеинопланетян с их таинственными — и довольно-таки надуманными навзгляд Алекса, что греха таить — проблемами. Но у третьего, что ли, по счету "буйка" — зонда,автоматически снимающего информацию об океане — до Флинтаначало доходить, что для касатки это, мягко говори, нетипичноеповедение.Касатки жили, играя. Их всегда отличало дружелюбное любопытство,готовность пообщаться, а на людей они смотрели с восхищением,вызванном человеческой необычностью, приборами и прочим. Это немногороднило их с дельфинами, хотя дельфины были куда наглее: могли иоборудование из рук выбить, и начать аморально приставать -чаще всего к женщинам-исследовательницам, хотя сам Алекс тоже иногданаходил себя объектом ухаживаний. Нет, касатки были куда деликатнее,и если даже ломали что-то или задевали человека хвостом (что моглоиметь летальные последствия), то делали это по неосторожностиупомянутого человека. "Потому что, — как любил повторятьАлекс новичкам, — никогда не забывайте, что в воде пропадаетвес, но не масса и инерция".Так вот, Кора, поведение Коры могло иметь только одно объяснение:болезнь."Как ты себя чувствуешь?" — прощелкал ей Алекскороткий сигнал, в котором, на самом деле, не было слов "ты"или "себя", равно как и глагола, обозначающего действие."Хорошо", — ответила Кора.Алекс склонен был ей поверить: по пути она на его глазах хорошенькоподзакусила несколькими рыбами, а в ветеринарии основное правило -если у животного хороший аппетит, девять из десяти, что и всеостальное относительно в порядке. (Второе правило гласило: "неможешь поймать — не пациент").Однако вела себя она как-то странно...Шестой буй прибило к небольшому плавучему островку, где он зацепилсямежду коралловыми откосами, да так и застрял. Остров был так мал, чтопочти наверняка не заселен — и, как то часто бывает с дикими ибезлюдными местами, отличался особенной красотой. Берега его густозаросли кустарником с длинными зелено-голубыми листьями, похожими наивовые. Послеобеденное солнце процеживало сквозь него длинные золотыелучи, которые бросали на гладкую, точно маслянистую воду зеленыеблики.И Алекс увидел странное: Кора высунулась мордой из воды, потом раз,потом еще раз, спиной к острову — это означало, что она смотритименно на него, потому что таково было строение ее глаз. — Ты же не цирковое животное! — воскликнул Алекс снекоторым возмущением; он всей душой ненавидел сохранившиеся на Землеаквапарки, где касаток держали в ужасных условиях и мучали, заставляяизголяться на потеху публики.Кора не должна была его понять: она на самом деле знала довольномного слов человеческой речи, но "цирк" уж точно невходил в ее лексикон.Однако касатка высунула морду вновь и отчетливо произнесла:"Хорошо"."Что хорошо?" — спросил слегка удивленный Алекс."Хорошо, — повторила Кора. — Здесь хорошо". И это было странно: подводная часть маленького островка, конечно,была домом для большого количества рыб — но слишком мелких,чтобы Кора могла их есть. Да и подплыть к острову было трудно из-заподводных зарослей. А на самом острове вряд ли что моглозаинтересовать Кору...Подумав, касатка добавила:"Нужно больше сигналов"."Что?" — удивился Алекс."Больше сигналов, — повторила Кора. — У тебя естьсигналы. У меня нет"."Ты знаешь все те же сигналы, что и я"."Нет. Ты знаешь больше"."Хорошо, — сказал Алекс. — Вернемся и разучим ещесигналы".А сам подумал, что Кора, пожалуй, права: новая планета, многонезнакомых объектов, другие виды рыбы... Разгильдяйством с егостороны было до сих пор не пополнить Корин словарь, вот что!Солнце опускалось, и им пора было плыть назад. Путешествие прошло безпроисшествий: Кора была так же оживлена и игрива, как всегда, и Алекссовсем было успокоился и решил, что ему показалось.Только уже вечером, лежа в гамаке, он подумал: а что если Кора имелав виду, что там, у острова, было красиво? Не хорошо, не много еды, неинтересно — а красиво? Способны ли касатки оценивать такиеабстрактные понятия? Может быть, они учатся этому с возрастом, и Корапросто не знала нужного сигнала, потому что ее разлучили с матерьюсравнительно молодой?...Но Алекс много лет учил языки китовых, и нигде, нигде не встречалтакого слова!Может быть, это Кора и имела в виду — что ей нужно больше слов?Не для объектов, а для абстрактных понятий?Нет, чепуха. Киты и дельфины почти разумны — на уровне слонов исобак, пожалуй, побольше, с тех пор, как их языки сталисистематически расширять — но никогда еще они не проявлялиинициативу, не стремились к абстрактному знанию или выражению своихчувств. Этого просто не могло случиться. Или могло?

* * *

Кора была обижена. Алекс обещал! Алекс обещал, что даст ей больше слов, больше сигналов,чтобы она могла рассказать ему все, что никак не могла! А вместоэтого, как обычно, погладил ее по носу, спросил, не надо ли ей рыбы(вообще-то не надо, потому что она знатно поохотилась, но кто жеоткажется от дармовой рыбы?), дал ей эту рыбу и... и ушел ксебе!Где у него были экраны со словами, и другие люди, которые говорилислова, и слова эти складывались для них в смысл, а смысл нес тоску илюбовь, вроде тех, к которым Кора прикоснулась пару дней назад имучительно хотела сделать так, чтобы то место, куда они вошли,перестало ныть, чтобы утихло это чувство непокоя внутри, чтобы всестало понятно, просто и ясно, как раньше!Но не плыть же обратно к этим развалинам! Нет, теперь они вызывали у Коры безотчетный страх. Она помнила, какжутко ей было, когда океан озарился огнем.Но куда же? Кто с ней будет говорить кроме Алекса? Не эти придуркидельфины, это уж точно...Никогда Кора не чувствовала себя такой одинокой. Темнота океанараньше ничего не значила для нее — она мало ориентировалась назрение. Но теперь ночь показалась ей еще горше от того, что наповерхность всплыли маленькие светящиеся существа — а Кора немогла с ними поговорить. Только съесть их... Впрочем, они былитакие крошечные, что никакого вкуса не ощущалось.Никогда она не чувствовала себя такой мучительно одинокой.И тогда Кора собрала всю свою тоску, все свое мучительноенепонимание, и бросила их, как песню, в ночной мрак. Она и пела тоже,зная, что никто ее не услышит и не откликнется — но ответпришел.Кто-то коснулся ее, как касается шкуры бок сородича, только все этобыло у нее в голове."Здравствуй, сестра! — сказал чистый и теплый голос, иКора понимала, что стоит за каждым словом, хотя никогда раньше неслышала этого языка. — Как ты тут оказалась?"

Глава 27

Больше всего Тима поразило то, что на кораблях дотушей былиоранжереи. По крайней мере, на том, который обследовали и тщательнокартографировали представители Межзвездного Содружества. Причем непросто несколько цветочных горшков, невесть как случайно затесавшихсясреди всего этого царства смертельной артиллерии и ядовитых ловушек -нет, несколько полноценных гидропонических отсеков, прекраснооборудованных и, видимо, содержавшихся со знанием дела.На Корабле — так Тим, вслед за другими сотрудниками Проектапривык называть его, просто Корабль — не нашли никаких следовсемян или саженцев. Впрочем, на корабле вообще почти не нашли того,что можно было счесть личными вещами, кроме странных, потрепанныхобломков. Гипотеза состояла в том, что корабль этот не бросили, егооставили. — Когда? — спросил Тим самый первый раз.И Рульс, руководитель Проекта по Триоке, поглядел на него с упреком:— Ну как же. Я точно помню, Гмакури говорила вам, что, понашему мнению это колыбель.— И? — подбодрил его Тим.— Разумеется, он оставил его, потому что из него вырос, -буднично сказал Рульс....Расшифровки требовали не только личные записи, копию которыхневедомый пассажир зачем-то — видимо, решил Тим после ихчтения, — попросту из тщеславия, оставил на борту. Зрениедотушей было устроено совершенно иначе, чем у людей и ушемин-мингрелей; такой механизм глаз совпадал с видами зрениянекоторых других рас в Содружестве, но конкретно жителям Триокипришлось изрядно дешифровывать и видеозпаписи. Получившимсярезультатом можно было доверять только относительно.И все же на них можно было разобрать, что в оранжереях росли нетолько овощи, фрукты или какая-нибудь загадочная инопланетнаяплесень. Чуть ли не на две трети их занимали цветы, причем некакие-нибудь там плотоядные мухоловки или липкие зубчатыенедоразумения, которые выглядят хищно даже на картинке, а пахнутпомойкой; нет. Там, конечно, не могло быть настоящих роз, лилий игиацинтов, не говоря уже о фиалках, но Тим, казалось, находил ихконвергентные формы.Над краями гидропонических ящиков едва поднимались головки меленьких,золотисто-белых цветочках; с потолка свисали длинные, похожие наглицинии, пряди; высоко вверх вздымались на толстых, словно древесныеветви, стеблях, круглые соцветия, что-то вроде гигантских одуванчиковили декоративного лука с укропом. И, разумеется, более обычныецветковые, ростом где-то Тиму по колено, по пояс или даже с Тимацеликом, всевозможных цветов и размеров..— Из того, какого размера самые маленькие цветы, можем мысделать вывод, что дотуш все-таки не был так велик, как нампоказалось? — уточнил Тим. — Может быть, этот...трон, что мы видели в центральной рубке, сделан просто так?— Просто так — для чего? — уточнил ведущийспециалист по биологии дотушей. — Из чувства юмора, — предположил Тим. — У них ведьесть чувство юмора. Или вам это понятие незнакомо?Биолог, действительно очень чопорный мингрель пожилых лет, посмотрелна Таню с таким видом, что Тим без всякой телепатии понял: биологхотел, чтобы Таня увела куда-нибудь этого сумасшедшего.Но Таня приняла сторону Тима.— В самом деле, — сказала она, — почему не моглослучиться так, как говорил Тим?— Потому что, — сказал тот, — исходя из этогочувства юмора в таком случае были переделаны и приборы управления врубке. Многовато усилий, вы не находите?— Так как же цветы? — не сдавался Тим. — Почемутакие маленькие?— Разные, — ответил биолог. — Но мы считаем, что уэтого дотуша было очень острое зрение.— И большая любовь к деталям, — добавила Таня. — Вбазе данных корабля есть ода, посвященная высохшему листу.— Прямо японцы какие-то, — пробормотал Тим про себяпо-русски, но пояснять не стал. Кажется, биолог решил, что он гнусноматерится, засуетился и под каким-то предлогом выставил их обоих изсвоего кабинета.А еще Тим обнаружил, что если ярко осветить коридоры корабля, томатериал, из которого он был сделан, начинал блистать переливамибежевого, кремового и нежно-зеленого. Образ мрачных монстров,строящих свои злодейсвие планы в гигантских мрачных крепостях,нашпигованных оружием, стремительно разваливался.Вместо этого появлялся образ этаких странствующих меланхоличныхэстетов, складывающих стихи и песни о тоске по утраченной любви(таким стихам посвящено было две трети базы данных), любующихсяцветочками и живущих в высокотехнологичных башнях из слоновой кости...да, башнях, все еще нашпигованных оружием, но черт возьми, может,ребята были просто немного параноиками? В конце концов, еслипутешествуешь по космосу в гордом одиночестве, разумно принятьвсяческие меры предосторожности...И с чего, собственно, Межзвездное Содружество вообще взяло, что онипредставляют какую-то опасность? Не говорят ли в них обычныепредрассудки — вроде тех, которые заставляют к предубеждениемотноситься к людям и человечеству?С этим вопросом он и обратился к Тане, когда мало-помалу ознакомилсяс основой материалов о дотушах. Они в это время сидели на траве уподножия того самого дерева, в ветвях которого Тим ночевал; былсолнечный вечер обычного буднего дня. Большинство шемин-мингрелейзакончили работу уже час назад — Тим их иногда убить хотел заскрупулезное соблюдение трудовой дисциплины! Но Таня никогда неотказывалась поговорить о работе подольше. В этом смысле она былачудачкой среди своих, не вполне вписывалась — то-то они с Тимоми нашли друг друга...С другой стороны, спроси любое разумное существо в любом уголкеГалактики — и окажется, что это существо считает себя "невполне вписавшимся". Все мы уникальные, и все так чертовскипохожие в своей уникальности...— Я бы хотела, чтобы это было так, Тим, — грустно сказалаТаня, когда Тим выложил ей свои сомнения. — Ты знаешь, яособенно верю в сотрудничество с другими расами, не похожими на нас.Что именно повергло тебя в сомнение? То, что дотуши жили не в мрачныхчерных... как это у вас... звездах смерти?— Ты смотрела Звездные Войны? — поразился Тим.— Нет, — Таня засмеялась, — когда бы меня хватилона двадцать фильмов! Просто ты сравнил с ней корабль дотушей, и язаглянула в ваши энциклопедии. У тебя очень хорошее классическоеобразование, я бы не вспомнила деталь из фильма четырехсотлетнейдавности!— Стараюсь, — скромно кивнул Тим. — Но вообщестарая космофантастика шла у нас в институте одним из рекомендуемыхспецкурсов для общего развития.— Я и говорю — очень хорошее классическое образование, -кивнула Таня. — А ты ведь сравнительно поздно начал учиться,позднее, чем у вас принято. Наверное, тебе было тяжелее многих.Тим пожал плечами. Ему стало слегка неловко, как всегда, когда Таняего хвалила, и он постарался вернуть разговор на прежние рельсы.— Мы говорили о моих сомнениях.— Да, я говорила о том, что дотуши предпочитали мирныеинтерьеры, теплое освещение и яркие цвета... по крайней мере,тот дотуш, корабль которого мы исследуем. Ну и что, Тим? Это вообщеникак не должно влиять на наше восприятие расы! Если бы корабль унего был сделан из черного материала, чьи оттенки видны только винфракрасном зрении, что бы это изменило? То, способно ли существовоспринимать красоту, и то, какой тип красоты оно предпочитает,вообще ничего не значит.— Нет, все-таки что-то значит, — покачал головой Тим.Таня закусила губу.— Представь себе, — сказала она, — красивыйбеломраморный дворец с видом на море, залитый ярким солнечным светом,— Тим кивнул. — Представь себе людей, которые, находясь вцентральном зале, слушают прекрасную музыку. — Тим кивнулопять. — Представь, что, закончив слушать, они собираютсовещание, на котором, не моргнув глазом, приговаривают к гибелимиллионы своих соотечественников.— Это случалось, — сказал Тим.— Это случалось и у нас, — вздохнула Таня. -Дворец, о котором я говорю, совершенно реальный дворец, в моем родномгороде. Он даже называется Дворец Света. Из него был отдан приказ озавоевательной войне, которая в конечном счете стоила независимостимоему народу.— Прямо вот так? — усмехнулся Тим. — Вы же почтифизически не можете убивать.— Глядя в глаза и нажимая кнопку — не можем, легче самомуумереть. Но миллион — это просто статистика, цифры на экране.Знаешь же. А власть очень меняет людей. Любых людей, хоть сорохов,хоть шемин-мингрелей. Заставляет забыть многие самые простыеинстинкты.— Но у дотушей нет власти. Вы же определили, что они живут иумирают в одиночку.— Нет, — поправила Таня. — Живут они в одиночку,да. А умирают — когда кто-нибудь их убьет. И никак иначе. — Они что же, бессмертны?— Если верить документам, найденным в Корабле, пока не одиндотуш своей смертью не умер.— И что же будет, если дотуша не убить?— Он будет становиться все больше и больше. — Ну, рано или поздно он задохнется под собственным весом...— В невесомости? — Таня приподняла брови.— Хорошо, тогда нервные импульсы не будут добегать, кровь небудет циркулировать по сосудам...— У дотушей нет сосудов. А что до мозга, то он можетпочковаться и разделяться на несколько нервных центров, которыезанимают разные места в их теле. Это позволяет дотушу расти и в самомделе неограничено. Во всяком случае, мы пока не можем сказать, чтоспособно ограничить их рост.Тим чуть было не рассмеялся.Он с самого начала воспринял как достаточно абсурдный факт размерыдотушей — мало того, что они обладали превосходящей мощью, имеще требовалось быть огромными самим по себе! — но это уж былочересчур.— То есть он может стать размером с луну? С планету?— Мы не знаем.— Дальше ты скажешь, что Триока — это такой дотуш,свернувшийся в клубок.— Вообще-то...— Что? — с тревогой спросил Тим, и на всякий случайположил руки на землю, чтобы убедиться, что это не шкура огромногозверя.Трава была теплой и мягкой; по пальцу у него прополз местный жучок сярко-бирюзовой спинкой.— Мы это проверили. И Триоку, и все остальные обитаемые планетыСодружества.— Ты шутишь!Таня хмыкнула.— Наполовину. Мы проверили не все, а только планеты, чье ядро инедра до этого подробно не исследовались. Далеко не все расынуждаются в такой технологии. Вот тлилили, например. Самая древняяраса из нас, а до сих пор понятия не имеют о многом, что творится наих собственной планете. А ведь уникальное же образование!— Значит, Тусканор вы проверили? — Тим мельком вспомнил озамечательной скучающей касатке, которая направлялась на Тусканор, иее зануде-тренере.— Ну, не мы конкретно... Эмиссары Содружества. Да,говорят, тлилили очень протестовали. Они те еще изоляционисты. Новсе-таки в некоторых случаях даже им приходится смиряться.Тим усмехнулся. Про тлилилей он слышал уже немало шуток, по большейчасти довольно мягких, и не только от Тани, но и от инженеров,которые жили в том же домике, что и она (в том же, куда Тим приходилпользоваться кухней и ванной). По всей видимости, отношение к ним вцелом как к расе было двойственным. Их и уважали за самобытную, ни начто не похожую и очень передовую культуру, и считали этакимикосмическими чудаками. Кроме того, они были чуть ли не единственнойоднополой расой в Содружестве (если не считать гертио, которыеразмножаются почкованием), что тоже вызывало к ним определенныйинтерес.— Ладно, — сказал Тим. — Но все равно я тебеудивляюсь. Я прочел выводы ваших биологов о том, как дотуширазмножаются и развиваются. Да, довольно неприятный способ, с какойстороны не посмотри. Даже не знаю, что мне больше не нравится: чтоони сражаются до смерти вместо ухаживания, или что победивший партнерпожирает проигравшего, производя потом икру из комбинации их генов...— И потом вдобавок эксплуатирует детей как рабов черезтелепатическое подчинение, пока они не подрастут настолько, что немогут преодолеть внушение и бросить мамочке вызов на бой, -добавила Таня. — А чаще убивают их, когда они перерастаютопределенный порог..— Да, — сказал Тим, — отвратительно. Но вся ихагрессия, насколько я могу судить, направлена внутрь их собственноговида. Не сказано, что она может выплеснуться против кого-то еще.— О, — сказала Таня, — а как же раскопки на многихвыжженных мирах? Разве я тебе не говорила про них?— Выжженные миры? — насторожился Тим.— Так мы называем миры, на которых когда-то, в доисторическиевремена, были развитые цивилизации. Тогда, когда большинство расСодружество еще прыгало с ветки на ветку, поедало ил или рыло ртомкротовьи норы. Их начали находить во множестве чуть ли не с самогоначала эпохи космоплавания. Было понятно, что их уничтожило войнойили катаклизмом, но непонятно, каким, — Таня помялась. -Были ученые, которые считали, что именно предки землян уничтожили этицивилизации. Это пока мы точно не выяснили возраст вашей планеты.— Ну спасибо, — сказал Тим.— Всегда пожалуйста. — Теперь вы думаете, что эти миры были уничтожены дотушами? -поинтересовался Тим. Он почувствовал, как против его воли в душе начинает подниматься кдотушам сочувствие. В чем он участвует — в действительнойпопытке предотвратить инопланетное вторжение, или в гигантскомупражнении в предрассудках в межгалактических масштабах? Уж неготовит ли Содружество попросту что-то вроде Варфоломеевской ночи илиочередного "избиения евреев"? Тогда еще надо подумать, где тут место человечеству.— Да, — сказала Таня, — мы так думаем. Мы считаем,что в записи на этих кораблях описывается уничтожение одной такойпланеты. Дотуш называет ее Карра-ли, а в наших реестрах она значитпод номером Чи-ней-023.— Но точно вы не уверены?— Увы, нет. Точных звездных координат он не указывает, толькопоэтическое описание.Поэтическое описание! У Тима в голове эхом откликнулся тоскливый,полный муки и любви голос, который пел ему по вечерам. Таня могласколько угодно говорить ему, что дотуши размножаются убийством; Тимникак не мог забыть эту искреннюю страсть, эту жажду, это больразбитого сердца.А раса, способная на любовь, не может не быть способна насострадание. Где состраданием — там и способность договориться.Впрочем, Тим еще был далек от того, чтобы делать поспешные выводы.Как минимум, нужно было подождать полной расшифровки и перевода.