Метро 2036: Изумрудный Город

— Чего приключилось-то? — как можно более равнодушным тоном, позёвывая для убедительности, поинтересовался он у уборщицы, меланхолично выметавшей мусор из-под ног у прохожих.

— Вроде бумажонку с пасквилем на труп прицепили. Потому и сняли сразу, хотя обычно дня два-три висят, пока не протухнут. А ты, парень, почему интересуешься? Если что видел или знаешь, иди в ЧК, — подозрительно прищурилась тётка.

— Вообще-то я только что из вагона вылез. Потому и спрашиваю.

— Держись-ка ты лучше от всего этого подальше, голова целей будет.

И метла демонстративно продолжила свою работу.

От нечего делать Артём побрёл в противоположную от её движения сторону, попутно рассматривая попадавшиеся кое-где на стенах пилонов картины. Похоже, вождям Коммунистической не чужда тяга к прекрасному. Шедевры, правда, исключительно революционной направленности: "К.Маркс и Ф.Энгельс", "Девятое января 1905-й год", "Штурм Зимнего", "Красная конница", "Ленин в Смольном". Встретился и "Павлик Морозов" кисти Чебакова. Паренёк с красным галстуком с вызовом глядит в сторону сидящих перед ним взрослых, безуспешно пытающихся его вразумить. Наверно, из-за дерзкого характера товарищ Батищев и не хотел, чтобы сын брал пример с этого пионера-героя.

И ещё одно полотно задержало подле себя — "Купание красного коня". Насколько он помнил иллюстрации к книге "Животный мир планеты Земля", ни одно изображённое там существо не имело столь яркой окраски. Впрочем, в постядерном зоопарке тоже.

— Интересуетесь живописью, молодой человек?

Спрашивающий показался Артёму смутно знакомым. Но где и когда он имел с ним дело?

— Да, кстати, спасибо, что направили полицаев в другую сторону. На входе в туннель я подвернул ногу, и они догнали бы меня.

— Вспомнил! Вы — диссидент!

— Пожалуйста, тише, таких слов здесь не любят. Диссидентство приравнивается к государственной измене. И карается соответственно. Я всего лишь скромный крысолов, зарабатывающий тем себе на жизнь.

Только тут Артём обратил внимание на обмундирование незнакомца, выдающее принадлежность к касте охотников за серыми бестиями — заплечный мешок, пахнущий крысиным помётом, проволочный сачок, перчатки из прорезиненной ткани, нож для свежевания тушек.

— Однако давайте отойдём в сторону, не будем мешаться на проходе, — предложил тот.

Они остановились на перроне почти у самого входа в туннель. Рядом — ни души, сзади — глухая стена, подобраться незаметным вряд ли кому удастся.

— Курите? — поинтересовался крысолов, доставая из кармана портсигар. — Нет? Ну ладно, если не против, я всё же употреблю. Работа нервная, много сил отнимает, а годы и здоровье уже не те. Думаете, вышел на пути, и собирай тварюг как шампиньоны на навозной куче? Нынешние крысы куда более умные и хитрые, чем раньше — чуть шаги услышат, сразу прячутся. Усвоили прекрасно, что человек есть существо, их истребляющее. В одну и ту же ловушку дважды редко попадаются. Приходится забираться в места, где зверьё непуганое. Или импровизировать, изобретая всё новые ловушки. Очень притягательна для них, например, классическая музыка. Я дудочку себе смастерил, наигрываю потихоньку — сами вылезают послушать. Даже жалко становится отправлять их на убой, но увы — приходить всё время пустым из походов означает попасть под подозрение.

— Почему тогда выбрал эту неблагодарную профессию, спросите? — сделав паузу, продолжал собеседник. — Особенно учитывая, что отношение к нам ненамногим лучше, чем к ассенизаторам. Услугами пользуются, и одновременно нос воротят. Зато очень удобно оставаться незаметным, тихо проскальзывая через заставы и блокпосты — кому придёт в голову обыскивать крысолова? Тем более если с патрульными в хороших отношениях — остановишься поболтать, табачком угостишь, а много ли служивому человеку надо?

— Неужели вот так запросто туда-сюда меж двумя Парками курсируете?

— Зачем же. Государственная граница — вещь сурьёзная! Но есть парочка крысиных ходов в её обход. Про них мало кто в курсе, а мы стараемся не раскрывать своих тайн.

— Не знаю, как здесь, но на Ганзе крысятина не в чести! Полицаи сразу прицепились бы — хотя бы из-за внешнего вида.

— Совершенно согласен. Там у меня совсем иное прикрытие. Там я — почтенный учитель философии и изящных искусств. Многие ганцы стараются дать своим детям приличное образование, и за это я не могу их осуждать, наоборот, двумя руками за!

— Листовку вашу у меня тогда отобрали, но общий смысл я уловил. Одно лишь не совсем понятно — почему принципиально не берётесь за автоматы? Так намного эффективнее.

— Вот тут разрешите с вами поспорить. Если вспомнить историю, вооружённые методы борьбы обычно ничем хорошим не заканчивались. Даже когда власть оказывалась слаба и позволяла свергнуть себя, новые хозяева жизни на поверку оказывались ничуть не лучше прежних. Как в одной из сказок народов Азии — прикоснувшийся к золоту дракона сам становится драконом. К тому же стоит хоть раз нам использовать в своих акциях оружие — сразу объявят террористами. Устроят провокацию, вину за которую возложат на нас. И попробуй потом отмойся. А честь, как считалось когда-то у русских офицеров, дороже жизни. Потому и пускали себе пулю в висок, предпочитаю смерть позору.

— Но ради чего занимаетесь этим, рискуя собой и не преследуя никакой выгоды?

— Душа не позволяет сидеть и тихо смотреть на творящиеся вокруг мерзости. Да, пусть мы не партизаны, скорее осторожные, держащиеся в тени крысы с бумажными зубами, подгрызающие основание постамента, с которого, уютно развалясь и сыто похрюкивая, нас пытаются учить, как жить и что делать. Слово подчас имеет силу даже большую, нежели автомат, люди перестают бояться тех, над кем смеются.

— Значит, листовка на груди повешенного — тоже ваших рук дело? Но неужели нельзя было просто его спасти?

— Нас, увы, слишком мало, чтобы проводить столь ответственные операции, — вздохнул крысолов. — Покойного, конечно, жаль, пусть земля ему будет пухом... Из-за пустяка в общем-то пострадал — взялся починить электропроводку в начальственном кабинете, и нечаянно портрет Иосифа Виссарионовича на пол уронил, да ещё продырявил ненароком. А чекисты и рады стараться, навешали всех собак сразу — надо ж продемонстрировать перед руководством степень своей значимости! Ну ничего, воздастся им по делам их... Особенно Витьку-Костолому. Думаешь, из-за фамилии такое прозвище получил? Зубов повыбивал да косточек поизломал немало, служебное рвение проявляя, оттого и стал капитаном в столь юном возрасте. За просто так звания в КГБ не присваиваются. Поэтому старайтесь лишний раз на глаза ему не попадаться...

Аккуратно затушив, он убрал окурок в портсигар.

— Стало быть, в Изумрудный Город направляетесь? Не удивляйтесь моей осведомлённости, слухи тут разносятся очень быстро. До Катаклизма, кстати, помимо метромоста был и другой путь на ту сторону, к Университету. Через Метро-2. Слышали о таком? Даже бывать приходилось? Тогда, наверное, в курсе: к югу от Спортивной есть ответвление, которое ведёт прямиком в систему Д6. К сожалению, воспользоваться этим проходом нельзя — туннель за гермодверью Д29 затоплен. Похоже, Река где-то просочилась через трещины, после взрывов образовавшиеся. Что очень сильно огорчило руководство компартии, планировавшее диверсионную операцию против "изумрудников". На одну лишь канатную дорогу ныне уповать приходится. Если и её не станет, Университет окажется полностью отрезанным от внешнего мира. И не останется надежды у тех, кто хоть раз в жизни мечтал побывать там... Да, на всякий случай: если спросят, о чём мы с вами разговаривали, говорите — о тонкостях ремесла охоты на крыс. Для чего? Ну, например, заметку в местную газету дать хотите. Вполне правдоподобно. В здешних краях когда двое, остановившись, ведут меж собой долгий разговор — уже подозрительно.

— Это я заметил. Шарахаются друг от друга как от прокажённых.

— Кому ж охота с высунутым языком висеть... Ну ладно, вы уж извините, мне до ночи нужно успеть на Парк вернуться. Рад был познакомиться. Как, кстати, вас величать?

— Артёмом.

Человеку, доверившемуся ему, можно открыть своё настоящее имя.

— Очень приятно. А я Иннокентий Вениаминович. Или попросту дядя Кеша, как молодёжь зовёт. Это к чему — если вдруг надумаете присоединиться к нам, или понадобится помощь, разыщите на Белорусской обувных дел мастера Левона. Пароль — "Город Гамельн"; означает, что пришли от меня. Вас примут и накормят, помогут схорониться на некоторое время или уйти, минуя заставы. Мир тесен, может, ещё увидимся...

Он уже взялся за поручни лестницы, ведущей на пути, когда Артём очнулся.

— Погодите! Разве бывают красные кони?

— Вы о творении Петрова-Водкина? В реальности — нет, конечно, это аллегория. Причём никакого отношения к коммунистическому движению не имеющая. Картина экспонировалась на выставке ещё в 1912-м, за пять лет до революции. Но уж очень любят на Сокольнической красный цвет. Настолько, что даже не стали возвращать Красным Воротам прежнее название — Лермонтовская. Будь Ворота те Зелёными или Синими, сразу переименовали бы. А так — разве можно покуситься на святое? Хотя, опять же вспоминая историю, на Руси "красное" являлось синонимом слова "красивое". Детали одеяния соответствующей окраски означали достаток, знатность. Под красными знамёнами русские князья шли в бой. Коммунисты дали им иное толкование — якобы это цвет крови, пролитой за счастье трудового народа. Крови и впрямь пролилось немало, а вместо рая в небесах мужики получили комбинацию из трёх пальцев. Что самое интересное — в Подземке повторилось то же самое. Когда Красная Линия становилась на ноги, в рядах её бойцов и агитаторов было немало искренне верящих в идеалы революции. И где они теперь? Одни погибли, другие спились, третьи ушли... А их места заняли боровы и пасюки, тихой сапой пролезшие на все руководящие посты. Там, где сейчас красуется "правильного" цвета конь, вначале висела другая картина — Делакруа, "Свобода, ведущая народ на баррикады". Но её быстро сняли, якобы из-за непристойности — как же, женщина с голой грудью! На самом деле такая свобода им давно не нужна. А то ведь народ, призадумавшись, может и за топоры взяться. Перефразируя классика, скажу — не дай Бог увидеть русский бунт, не всегда бессмысленный, но всегда беспощадный. Лучше не испытывать долготерпение спящего медведя...

Проводив взглядом крысолова, почти сразу растворившегося во тьме северного туннеля, Артём ещё некоторое время провёл на перроне, переваривая услышанное. В какой-то момент, отвлёкшись от рассуждений, поймал себя на мысли — прав, однако, оказался Батищев-младший, никакого запаха он не ощущает, принюхался. Даже кушать немного захотелось. И, хотя поначалу зарок давал — ни крошки в рот здесь не брать, как бы голод ни мучил, вскоре пришлось ему уступить. Не пропадать же талонам.

"Общепит" Коммунистической оказался местечком неряшливым и неухоженным, в сравнении с которым столовка Парка Культуры — элитный ресторан. Грязные поцарапанные столы без скатертей, грубо сколоченные колченогие табуретки, на которые боязно присесть, на полу — крошки, окурки, следы подошв. Будь Артём лет на двадцать постарше, сравнил бы сиё заведение с привокзальной забегаловкой какого-нибудь захолустного городишка. Качество и количество пищи под стать декору. Мало того, что безвкусно, так ещё и взрослая порция — ребёнок не наестся. Чтобы не остаться голодным, пришлось отдать два талона сразу.

А потом — вновь на боковую. Сон и нервишки лечит, и время скоротать помогает. Как говорится, солдат спит, а служба идёт. Если кому понадобится — разбудят.

Удивительно, но никто не потревожил вплоть до момента естественной пробудки. Обусловленной, правда, вполне конкретными физиологическими причинами. С местным нужником Артём уже имел честь познакомиться, а потому, тихо матерясь, обул сапоги и нехотя поплёлся за облегчением.

На обратном пути его остановил крепкого сложения пожилой мужчина в камуфляже и с автоматом за спиной.

— Иван Тимофеевич, — представился он. — С ВДНХ к нам прибыли, не ошибаюсь?

— Оттуда.

— Значит, по адресу обратился. Спешу обрадовать: договорённость с Городом достигнута. Завтра на рассвете будут ждать тебя на своей стороне метромоста.

— Завтра?

— Сегодня поздно уже. На ночь глядя туда никто не ходит. Да и смысл? Утро вечера мудренее.

Так-то оно так, но провести здесь ещё целую ночь вдохновляла мало.

— Да, чуть не забыл. С начальником местного ЧК уже знакомы? Когда с переговоров шли обратно, сказал: через часок-другой забежит с гостем побеседовать.

— О чём?

— Не в курсе. Хотя, — чуть промедлил Иван Тимофеевич, — парень ты вроде нормальный, не идейный...

— Как вы так определили, интересно?

— По глазам. Слышал поговорку: глаза — зеркало души? Ещё спасибо шестому чувству. Подводило редко — иногда лишь мельком увидишь человека, сразу ясно, кто перед тобой. Ну да ладно, лирику в сторону: вряд ли ваш разговор пройдёт в приятных воспоминаниях о прожитом, обсуждении новостей политики или сравнительных достоинств особей женского пола. Скорей всего, завербовать тебя захочет.

— А если откажусь?

Вместо ответа собеседник махнул рукой в сторону виселицы.

— Не обязательно, но вполне возможно.

— Ну и мерзкое тут местечко! — не выдержал Артём.

— Спорить не стану, — неожиданно легко согласился Иван Тимофеевич. — Тем более что сам здесь временно, по долгу службы. А потому смотри по обстановке. По пустякам не нарывайся, только если душе невтерпёж станет. Помни: там, где бесполезна сила, выручает разум. Сумеешь переиграть противника, считай, заслужил право жить дальше.

Артём искоса бросил беглый взгляд — разыгрывает? прикалывается? Но нет — тот выглядел совершенно серьёзным. Более того, откуда-то взялась уверенность, что этому человеку можно доверять. То самое шестое чувство?

— Ну, удачи, парень. До завтра.

Если оно наступит не в пыточной камере... Единственно, успокаивала мысль — собирайся его арестовать, о том не болтали бы, пришли бы ночью и тихо отвели, точнее, оттащили на местную Лубянку. Но и здесь не исключена ловушка. Вдруг решили усыпить бдительность, человек расслабится, тут его тёпленьким и брать?

В любом случае о спокойствии теперь можно забыть. Всё оставшееся до визита время Артём мучительно обдумывал варианты ответов на предполагаемые вопросы. Хорошо ещё, в нынешнем мире не осталось детекторов лжи, — или, как там по научному, полигудов? полирофов? не важно, главное смысл, — те неподготовленного враз раскусят. Но как противодействовать, не зная, о чём пойдёт речь?

Вопреки ожиданиям, явился за ним вовсе не Витёк — один из его подручных.

— Товарищ Поплавский? — подобострастно осведомился он. — Товарищ Костюхин желает вас видеть. Подойдёте?

Можно подумать, ожидал услышать иной ответ, зло подумал Артём, следуя за предупредительным чекистом. Обитатели Коммунистической, едва завидев того, почтительно уступали дорогу и старались побыстрей убраться из поля зрения, почти физически излучая страх. Тут даже оружия не потребуется, достаточно форму одеть и скомандовать любому первому встречному "пройдёмте!" — пойдут как миленькие.