| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Чудовищная грубость. Торговаться за меня как за мешок с мукой. Мог бы хотя бы соврать о неземной страсти, из-за которой укрываешь меня, поплакать, одежды разодрать, изобразить моральную дилемму. Нет, взял и продал. Куда это годится?
13
Бледно-желтый.
Сэм зажег сигарету, хотя здесь курить было запрещено. Он стоял у стены и смотрел на суетливую, залитую осенним солнцем улицу. Вечер только готовился наступить, неоновые вывески дремали, прикинувшись темными и бесцветными, затаившись на стенах, в витринах, на обочине дороги. Дневной свет колебался в выборе: окраситься ли уже розоватым цветом заката, превратиться ли в серые сумерки или по-прежнему касаться людей, машин и домов невесомым золотом. Это были те короткие и незаметные минуты, по которым проходит шов между ночью и днем, светом и тенью человеческой жизни.
Сэму сегодняшний день казался слишком уж солнечным. Он все еще чувствовал боль, и каждый блик на начищенном металле машин или в стеклах окон казался противной бледной вспышкой, от которой начинало тошнить. Спешащие по улицам прохожие походили на тонкие неживые тени, сгоняемые неведомым ветром с одного места, чтобы, крутясь и переворачиваясь, долететь до другого и осесть там, бесцельно и невесомо, как пыль. Гудящие бряцающие металлом автомобили разносили по округе ароматы смазки, грязи и нагретого металла. Не хотелось куда-то идти в этом суетливом и шумном мире. Не хотелось двигаться с места. Единственным его желанием было лечь и заснуть лет на десять, чтобы проснуться, забыв все на свете, и ощутить себя снова живым.
Серебряно-синий.
Очередная машина пронеслась мимо, в зеркальных стеклах окон отразилось необычайно чистое небо. Осень словно притворилась, что никогда не наступала. Несмотря ни на что, дышалось легко, амбре улиц привычно щекотало обоняние, подобно корице, добавленной в реальность.
Он стоял у выкрашенной белым кирпичной стены двухэтажного здания на краю русского квартала. Здесь не было крикливых вывесок, приглашавших развлечься, всюду виднелись скромные витрины мелких лавок, мастерских по ремонту часов, компьютеров и всяческой мелочи, ломбардов, автосервисов, крошечных магазинчиков рабочей одежды. В этой части города царствовало прошлое, век мелкого предпринимательства и рачительного хозяйства. Казалось невозможным, пройдя всего пару улиц, попасть в мегаполис с монорельсовым метро, огромными гипермаркетами, скоростным интернетом и вездесущей рекламой. Но местные и случайно забредшие сюда жители Меркури, гости или туристы проходили по тротуарам, проезжали по ухоженному асфальту на машинах-крепостях, отделявших их от патриархального духа старого квартала, — и исчезали в большом мире. На месте оставался только один толстяк в черном костюме с ярким красным галстуком, куривший у белой стены возле пустой парковки и смотревший вокруг сквозь черные линзы солнечных очков.
Синевато-зеленый.
Сэм затянулся и посмотрел на одинокого старика, идущего по тротуару на другой стороне улицы. Обыкновенный человек, лет шестьдесят на вид, опрятный, морщинистый, но явно не болезненный. Наверняка у него есть семья, родные, любимая или давно надоевшая работа. А может, это пенсионер. И сейчас он купил какую-нибудь мелочь в одном из местных магазинчиков: старые часы, видеокассету для любителей ретро-техники, а может быть, подшипник для бензиновой развалюхи-машины. Весь вечер этот седой, но не дряхлый, с ясными глазами мужчина проведет, возясь со старинной электроникой и механикой, а потом вернется в дом из уютного европейского гаража и сядет ужинать, наверняка с такой же седой, но живой супругой. Таких динозавров, как он, почти не осталось даже среди нынешних пожилых, и вряд ли на ужин заглянут друзья-ровесники. А молодежь, даже их собственные дети, будет поглощена совсем другой жизнью: суетливой, быстрой, полной громких звуков, музыки, ярких вспышек света, а потом могильно-серой. И все же, несмотря на поселившуюся в доме грусть, им будет хорошо вдвоем этим вечером.
Иногда Сэму было невыносимо больно представлять себе чью-то чужую жизнь. Она словно резала сознание острыми краями своей нормальности. Сам он в последний раз был нормален много лет назад. Но шанс на человеческую жизнь у Сэма отобрали, когда отсекли руку и бросили умирать, а единственного человека, на которого ему было не наплевать, решили убить.
Он никогда не был предназначен для жизни среди людей, с первых мгновений своего существования сделавшись изгоем в чьем-то сердце. Сама судьба ставила на пути Сэма все новые и новые препятствия, преодолеть которые он мог лишь тогда, когда зарабатывал пару новых уродств. Жаловаться не приходилось — а кто бы смог выстоять против нечеловеческого, будучи человеком? Но иногда все же становилось грустно.
Их общая история катилась к закономерному финалу. Рано или поздно все окружавшие его фрики, герои, мерзавцы и мученики — все уйдут. Уйдет и он сам. Ненормальность недолговечна, и подобные Сэму всегда вымирают. Отчасти он был этому рад.
Весь день они провели в приготовлениях. Анна высокомерно фыркала, Мегуми сердилась, Кэтрин спокойно и с достоинством приняла все, что услышала. Винсент и Мони обещали помочь. Он не любил полагаться на посторонних, а они все же были посторонними. Слишком велик риск предательства, часто союзник просто гибнет. Но сейчас не было иного выхода. Одна случайность затянула их всех в опасный водоворот, способный утянуть на дно или выбросить на берег. Исход зависел только от Сэма, и он был готов поступить так, как должно.
Черный.
Машина остановилась у тротуара: цельный сгусток обсидиана. Зеркала окон были слепы, но Сэм чувствовал пристальные взгляды приехавших по его душу.
— Да вылазьте уже, — сказал толстяк и затянулся сигаретой.
Двери открылись одновременно, словно по команде. Из салона выбрались трое: пассажиры и водитель. Одетые в скромные костюмы, они напоминали бы клерков, коими был заполнен весь центр Меркури в рабочие и обеденные часы, если бы не холодные взгляды и опасная собранность, сквозившая в движениях. Они обступили его, беря в полукольцо.
"Трикстеры. Все трое", — мысленно Сэм поздравил себя с успехом. Все выходило по задумке.
— Ребята, — сказал он и выдохнул дым в сторону ближайшего из застывших рядом чужаков. — У меня осталась только одна сигарета. Стрельните у кого другого.
Троица трикстеров молчала. Наконец, задняя дверца машины хлопнула, выпуская последнего пассажира. Виктор Лакруа был непохож на своих невзрачных внешне подчиненных. Это был высокий мужчина лет тридцати с фигурой спортсмена — пловца или боксера. На лице с грубыми чертами, словно высеченными из камня старым резцом, застыло высокомерно-сердитое выражение, в уголках тяжелого рта скопились морщины. Короткий ежик пшеничного цвета волос завершал внушительный облик, вполне подходящий молодому европейскому чиновнику, какой-нибудь большой шишке в "CDM" вроде тяжелоатлета Дюкло. Сэма позабавило такое сравнение: интересно, кто бы пришел от него в большую ярость, лидер Крестоносцев или давний враг Союза?
— А вот и ты, — сказал Ватанабэ и щелчком отправил окурок в полет. Оставляя за собой тонкий дымный след, недокуренная сигарета упала на аккуратно подметенный тротуар и покатилась под ноги приближающемуся Лакруа.
— Какая ты свинья, — пробасил трикстер, придавив окурок. — Мусорить на улице в центре цивилизации. Сразу видно гены желтых обезьян.
— Люблю расистов, — усмехнулся Сэм. — Их не жалко.
— Себя пожалей, — Лакруа презрительно скривил губы. — Ты еще больший дурак, чем я думал. Ты и впрямь пришел.
— В число моих неоспоримых достоинств входит ответственность, — Сэм скрестил руки на груди и привалился спиной к стене. — Мы же договорились.
— Я не договариваюсь, — произнес Лакруа, и тройка его подручных синхронно шагнула вперед, сужая полукольцо вокруг Ватанабэ. — Я получаю, что хочу.
— И получишь, — Сэм продолжал улыбаться. — Как только я получу то, что нужно мне.
— Ты не получишь ничего, — Лакруа шагнул мимо одного из подручных и встал в шаге от толстяка. — Сейчас ты скажешь, где находится Анна. А потом отправишься в тюрьму "CDM" и будешь растащен на атомы по требованию Логова.
— Интересно, — Ватанабэ склонил голову набок. — А почему я не в курсе?
— Потому что дурак.
Лакруа подался вперед, и в глазах у Сэма заплясали разноцветные огни. Кулак прилетел быстро и едва не сломал челюсть. Он бы упал, если бы не стена. Схватившись за белый камень, Ватанабэ выпрямился. Лакруа брезгливо тряхнул рукой, словно пытаясь избавиться от грязи на пальцах. Бил он даже не вполсилы, а едва напрягая мышцы.
— Какая невежливая манера, — проговорил Сэм, с трудом ворочая прикушенным языком.
Второй удар пришелся под дых и едва не заставил его выплеснуть обильный завтрак прямо на асфальт. С задушенным хрипом Сэм попытался вдохнуть, но еще один удар, зацепивший челюсть словно крюк, заставил распрямиться и едва не отшвырнул его в сторону.
— Хватит бравады, — презрительно бросил Лакруа, снова отряхивая пальцы, на которых в этот раз виднелась кровь.
— Уф... — Сэм, преодолевая колокольный звон в черепе, глубоко вдохнул и вытер рот, из которого стекала тонкая алая струйка. — Отличные кулаки.
— А ты рохля, — Лакруа ухватил его за шиворот и заставил стоять прямо. — Без способностей трикстера ты всего лишь жалкий сгусток жира и генов какой-то японской шлюхи, на которую позарился твой кретин-папаша.
— Никогда не получалось сохранять положительный имидж, — толстяк не успел ухмыльнуться. Кулак с треском ударил в лицо, заставив Сэма стукнуться затылком о стену. Колокола в голове зазвенели громче. В ушах стоял невыносимый гул. Сэм, с трудом держась на ногах, сунул руки в карманы и, морщась, посмотрел на своего мучителя. В глазах Лакруа сквозь неприязнь пробивалось удовольствие. Сэм знал этот взгляд: так всегда смотрели лицемерные садисты, получавшие удовольствие от страдания слабых, но достаточно разумные, чтобы прятать столь мелочную черту за наносной холодностью. На самом деле Лакруа хотелось бы избить его как следует, повалить на землю и прыгать как обезьяна, топча беспомощное тело ногами. А потом, возможно, помочиться на бездыханный труп. Ибо не было ничего сладостней, чем разрушить что-то целое, сокрушить нечто живое, что не дало бы сдачи.
— Не думай, что бравада чем-то тебе поможет, — процедил Лакруа и пребольно ткнул Сэма кулаком в ребра. — Ты скажешь, где она, и тогда получишь шанс прожить еще немного. Или не скажешь сразу и молить будешь уже о смерти.
— Ты бы лучше пояснил, — стиснув зубы, пробормотал Ватанабэ. — Почему я все расскажу.
— Потому что отряд Логова в данный момент входит в клинику, где извлекают е мнемонический имплантат из мозга Кэтрин Винтерс, — сказал Лакруа пристально глядя на Сэма. Тот вмиг будто окаменел. Очки, съехавшие на нос, позволяли разглядеть глаза толстяка, сделавшиеся почти такими же холодными, как у самого Лакруа. Трикстер недовольно оскалился и сорвал очки с лица Ватанабэ. Тот моргнул.
— Вот как, да? — произнес Сэм глухим полушепотом, не отрывая взгляда от мучителя.
— Именно так. Я же говорил: ты слишком туп, чтобы тебя не переиграть. Возомнил, что сможешь вынудить меня пойти на сделку. Меня! — Лакруа зажал сложенные очки в кулаке, и они захрустели, когда он с силой сжал пальцы. — Недостаточно ты знал о Викторе Лакруа. Я никогда не спускаю оскорблений. После ваших выходок тебе с Анной следовало бежать без оглядки, пока не увидите океан.
— Я похож на человека, который любит бегать? — просипел Сэм, прислушиваясь к ноющей боли в груди.
— Ты похож на человека, никак не желающего уяснить, с кем связался, — Лакруа разжал кулак, и осколки пластики и стекла посыпались на асфальт. Ладонь трикстера кровоточила, но он не замечал красных капель, стекающих на рукав. — Или ты сразу говоришь, где прячешь эту мелкую тварь, или мы сначала отломаем тебе руки-ноги, а потом вырвем с корнем имплантат твоей бабе, а ее щенку...
— Я тебя понял, — тихо сказал Сэм.
— Неужели? — с издевкой спросил Лакруа. — До тебя дошло?
Сэм молчал, глядя под ноги, на останки своих очков. По сломанной черной линзе прошла голубоватая искорка. Электроника внутри приказала долго жить.
— Я очень люблю эти очки, — пробормотал он.
— Что? — не понял Лакруа.
— Я очень люблю носить очки, — Ватанабэ поднял на него взгляд, и в этом взгляде не было ни боли, ни страха, ни даже гнева. — Я хорошо смотрюсь в очках. Как будто рыцарь с опущенным забралом. Это же стильно. А ты разбил.
— Дурака валяешь? — процедил Лакруа. — Я тебе поваляю.
По-прежнему держа Сэма за шиворот, он коротко, почти без замаха, ударил в лицо. Костяшки впились в переносицу, с противным хрустом что-то сломалось, перед глазами у толстяка взорвалась атомная бомба, в черепе лавина покатилась в бездну. Голова Сэма откинулась и снова ударилась о стену. Он принялся хватать ртом воздух, мгновенно лишившись возможности дышать носом.
— Я из тебя фарш сделаю, не сходя с места, — пообещал Лакруа и так же коротко ударил в живот. Внутри вывернулась наизнанку печень. Сэм глухо закашлялся. — И не думай, что тебе поможет молчание. Все равно мы все узнаем. Потому что такие как ты, жалкие трусы и глупцы, всегда рассказывают.
Он отпустил Сэма, и у того тут же подкосились ноги. Ватанабэ упал на колени, едва успев упереться руками в разогретый солнцем асфальт. Лакруа, разумеется, сразу же пнул его в ребра, заставив завалиться на бок. Он встал над Сэмом — массивный, крепкий и безжалостный. Лежавший толстяк казался сейчас совсем маленьким в сравнении с этим великаном с лицом, вытесанным из скалы.
— Думал, ты без конца будешь издеваться над мирозданием? — презрительно сплюнул Лакруа. — Тебе подобные должны знать свое место. Вам по ошибке позволили прикоснуться к инструменту отбора лучших из лучших, а вы превратили его в клоунаду. И Лилит такая же, и ее бастард. И этот уродец Вендиго. Зря тратите такой бесценный дар. Но я всех вас в бараний рог согну. Вместе с жадными тварями из Синода.
14
Лампы в коридоре как будто кто-то пригасил. Стерильно-белые стены сделались серыми, ряды узеньких стульев съежились, выложенный плиткой пол перестал блестеть привычной чистотой. Только неясный электрический гул из-за дверей операционной разгонял мертвенную тишину здешнего безлюдья.
Режимная клиника "CDM" располагалась в одном из корпусов некоего института, занимавшегося исследованием вопросов, не обсуждавшихся в открытой науке. В течение многих лет сюда свозили лучших специалистов со всего мира, после чего обратно никто уехать уже не мог. Огромные деньги, новейшие технологии и неусыпный контроль — три слагаемых жизни белого здания, скрытого деревцами и высоким забором от постороннего взгляда. Здесь побывал когда-то Учики Откоко, его подруга Инори, вздорная Эрика Андерсен и многие другие. А в последнее время в институт зачастил Сэм Ватанбэ.
Сегодня в клинике должна была пройти сложнейшая нейрохирургическая операция. Для этого вышел из отпуска профессор Леман, пораньше с утра явились члены его проверенной команды. Кто-то очень постарался обеспечить успех. Техника, инструменты и помещение были готовы уже к полудню. А после обеда Сэм Ватанабэ привез пациентку. К удивлению медиков, мнемоническим курьером оказалась очаровательная женщина по имени Кэтрин. Добродушный доктор Леман с морщинистым лицом сельского учителя галантно поприветствовал даму и спросил:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
