25. Социо-пат: Наивное бунтарство

1

Красный.

Он шел по улице и останавливался у каждой вывески, замирая и глядя на старомодные неоновые буквы названий — изобретательные движущиеся рисунки, делавшие честь художнику-минималисту. В последнее время неон снова вошел в моду, оттеснив глянец и стерильную чистоту рекламы. В нем было что-то старомодное, нечто почти примитивное, и люди тянулись к этой старине, неосознанно надеясь найти рядом уют давно ушедшего времени.

Синий и зеленый мигают со скоростью автоматной очереди.

Тротуар был сыр и тщательно вымыт дождем. Осень наконец-то начала плакать, как полагается печальному сезону. Прохожие еще цеплялись за летнюю моду и скользили мимо — невесомые силуэты, облаченные в тонкие куртки и легкие джинсы, с непокрытыми головами, суетливые и торопящиеся по своим делам. Вечер полностью властвовал над улицей в этот час, и неоновые отсветы раскрашивали тротуар, борта проезжающих машин, лица. Узкая улочка на самом краю русского квартала словно превратилась в светящуюся палитру, зазывающую навстречу развлечениям и терпимым порокам. Здесь сосредоточились увеселительные заведения: приличные бары, рестораны, бильярдные. Все магазины, заведения для детей, мастерские и грязные криминальные притоны много лет назад убрали волей богатых и влиятельных людей. В конце улицы хвастался внушительными афишами клуб со странным названием "Двадцать семь". Владелец, видимо, тонко подшутил над выступающими там музыкантами "Клуб 27" — название, данное загадочному совпадению: многие музыканты, повлиявшие на развитие рок-музыки в двадцатом веке, умерли в возрасте двадцати семи лет. Молва объединила этих знаменитостей в своеобразный "клуб"..

Нежно-сиреневый ползет по плечу, норовя забраться за ворот.

Он не торопился. Сегодняшний вечер и предстоящий разговор будто воздвигали впереди невидимую стену. Не хотелось с головой окунаться в омут, которого так старательно избегал. Но жизнь не слушает лепета своих детей. Она толкает к обрыву, за которым мрачной темной равниной раскинулся их главный страх. И он шел по залитой неоном улице к клубу "Двадцать семь", чтобы встретиться с той, от кого прятался.

Прохожим было все равно. Здесь вообще мало кого интересовали окружающие. На улице правило бал личное удовольствие. Этим его и привлекали места, полные греха и азарта, неги удовольствий и трепета расслабленной души. Толпа человечества и сама реальность будто истончались, становились иллюзорными, далекими, и ничьи глаза не смотрели на чужака.

Густой фиолетовый отражается в маленькой лужице под ногами.

Обычно люди обращали внимание на толстяка в черном деловом костюме, к тому же с красным галстуком поверх белоснежной рубахи, что лишало всякой надежды на незаметность. Иногда кому-то не нравились раскосые азиатские глаза, в детстве обычно приставали любители поиздеваться над полными детьми. Но сегодня на неоновой улице никто не смотрел в сторону гуляющего в свете вывесок мужчину. Он был достаточно приличен, чтобы не бросаться в глаза: дорогой костюм и ботинки, короткая стрижка, изящная эспаньолка на пухлом лице. Разве что неуместные для сумерек черные очки могли показаться атрибутом чудаковатого бездельника, каковых в городе Меркури водилось предостаточно. Но в целом толстый гуляка никого не волновал.

Сэм достал из внутреннего кармана пачку сигарет, взял одну и вынул зажигалку. Курить он предпочитал сигары, но всякая сигара требовала особого случая, необычного настроения. Гораздо удобнее убивать время сигаретами. Табак часто заменял ему еду с юношеских лет, когда зачем-то хотелось похудеть.

Темно-синий бархат света ложится на плечи и целует обращенную к витрине щеку. Вспыхивает рыжий огонек зажигалки, легкие наполняются дымом.

Он закурил, стоя у фонарного столба. Вечер выдался неспешный, прохожие встречались довольно редко, и настроение слегка улучшилось. Сэм терпеть не мог толпы, вечно спешащие куда-то с упорством муравьев или бегущих от яда тараканов. Нынешнее спокойствие пришлось весьма кстати. Сэму требовалось подготовить себя к встрече с женщиной, когда-то изменившей его жизнь навсегда. Встреча эта обещала быть не слишком приятной для обоих, и в то же время он предвкушал ее, как предвкушает свидание влюбленный. Почти.

Сигарета тлела, и он стряхивал пепел на тротуар, игнорируя запрещающий закон. В русском квартале полицейские не страдали вбитым в каждого европейца стремлением поскорее поймать ближнего на какой-нибудь гадости. Здесь редко придирались к чьим-то привычкам и мелким шалостям. Так устроен всякий закон: его сила зависит исключительно от страха наказания. Русские европейцев не боялись.

Сэм в последний раз затянулся и раздавил окурок пальцами. Кожу обожгло, но он даже не поморщился. Стряхнув остатки пепла, Сэм спрятал окурок в карман. Не хотелось вести себя совсем уж по-свински. В витрине недорогого танцевального клуба приветливо улыбалось трехмерное лицо какой-то модели. Симпатичная виртуальная девица зазывала внутрь. Рядом перемигивались неоном буквы названия. Сэм подмигнул фальшивой соблазнительнице и зашагал дальше по улице.

"Двадцать семь" был весьма гордым клубом. Здесь не играла современная подростковая музыка, в очередной раз проходившая путь от тупой агрессивности к трогательной эмоциональности. Владелец был человеком старой закалки, любителем старины и классики, а потому в клубе играли и пели рок-н-ролл, джаз, блюз, иногда что-нибудь потяжелее. Но стены и сцену "Двадцать семь" никогда не оскверняло ничто, созданное позже конца двадцатого века, или хотя бы не похожее на нынешнюю классику. Выглядел клуб соответствующим образом: никаких излишеств, изящные витрины, афиши и анонсы в аккуратном меню, роскошный ряд двойных дверей. Белая коробка "Двадцать семь" смотрела окнами на улицу, позади нее располагалась просторная парковка, а огни здесь зажигались не раньше заката. Стены украшали рисунки, изображавшие звезд прежних времен. Сэму клуб казался чрезвычайно приятным заведением.

Пройдя мимо трехметрового изображения Джима Моррисона, толстяк добрался до входа. Там его встретил знакомый швейцар, по совместительству вышибала. Двухметровый плечистый детина с армейской "платформой" на голове, облаченный в отливавший серебром пиджак, приветливо кивнул. Сэм знал, что этот молодой парень успел помотаться по свету, поучаствовать во множестве не самых законных дел и научиться эффективно калечить людей, прежде чем нашел честный заработок и решительно отказался продолжать жизнь во грехе. А швейцар знал, что этот нелепый толстяк способен безо всяких усилий сломать каждую кость в его теле. Они даже испытывали друг к другу подобие уважения.

Просторный вестибюль еще не заполнили возбужденно гомонящие посетители, активное веселье начиналось в "Двадцать семь" чуть позже. Но Сэм пришел не развлекаться. Миновав вход в главный зал, он поднялся по лестнице на второй этаж и направился к дальнему кабинету. Там расположилось рабочее место хозяина, человека эксцентричного и необузданного. Эмигрант из России Сергей Стуков обладал немалым влиянием в русском квартале и за его пределами. Низкорослый квадратный бородач, боготворивший пышную львиную гриву на собственной голове, заведовал большинством заведений, которые Сэм миновал по дороге. Каким образом за полтора десятка лет приехавший в разоренную войной Европу чужак сумел стать настолько богатым и влиятельным, чтобы контролировать весьма прибыльный и крупный бизнес, не знал никто. Таков уж был Меркури, город-нувориш, столица-младенец. Каким-то чудом реформированному правительству Синода удалось превратить депрессию и бурлящий котел перемен в типичный европейский порядок, достигнутый после предыдущей мировой войны. Люди вроде Стукова не становились бандитами с Фронтира, но превращались в копию старших братьев из общеевропейской элиты. Комбинация жесткой дисциплины в ведении дел и мягкого влияния правительства на частных предпринимателей работала. Всех заставляли жить в мире и делиться крохами с самого большого стола. За подобные перспективы европейцы и подпитывающий их приток эмигрантов прощали Синоду и репрессивный аппарат, и теократию, и введение системы социальных статусов, узаконившей неравенство. Авантюристы всегда находили лазейку. А Стуков был самым настоящим авантюристом от мира шоу-бизнеса.

Сэм постучал. Послышалось привычное: "И-эх!" и тяжелые шаги к двери. Широкоплечий, но низкорослый Стуков едва доставал Сэму до плеча, но пышная прическа и сделанные на заказ ботинки с высоким каблуком делали его выше. Лицо Сергея было именно таким, какой и должна быть физиономия подобного человека: круглым, добродушным и вечно красным.

— А! — он всплеснул руками, нарисованные на яркой гавайской рубашке какаду встрепенулись, словно вздумали улететь из столь беспокойного гнезда. — А мы тебя ждем! Хорошо, что предупредил!

Стуков всегда не просто говорил, а радостно вскрикивал, почти взвизгивал, будто его переполнял восторг. Он производил впечатление этакого живчика, постоянно стреляя глазами во все стороны, теребя бороду и порываясь вскочить и куда-то устремиться, сам не ведая зачем. Активная жестикуляция и несдержанность на язык лишь усугубляли эффект. Многие находили такие манеры раздражающими и даже неприличными. Но Сэм знал, что нервическое поведение Стукова — результат серьезной травмы. Лет десять назад пара бандитов из русской мафии несколько месяцев продержали Сергея в подвале, накачивая почти смертельными дозами самых разных наркотиков. Они надеялись сломить его волю и получить тогда еще небольшой, но перспективный бизнес. Но Стуков выжил, поразив докторов. Однако что-то в мозгу бедолаги навсегда изменилось, и обожженная нейротоксинами нервная система уже не могла прийти в норму. Вряд ли можно было винить калеку за его увечье.

— Оцени момент, — сказал Сэм, пожав протянутую руку. — Обычно я выскакиваю как чертик из табакерки.

— Ага, ага, — Стуков закивал головой и ухмыльнулся. — Великая честь, уважение и все такое, ха-ха-ха!

— Можно и так сказать, — гость шагнул через порог и прикрыл за собой дверь.

Кабинет Стукова отражал вкусы хозяина. Никаких перегородок и нагромождений мебели, широкое окно на полстены, скромный столик в углу, пара глубоких мягких кресел, небольшой бар и огромная, до потолка, стереосистема. Под ногами пружинил мягкий ковер. Комната была больше похожа на гостиную, нежели на кабинет. Тем не менее, большинство дел Сергей вел именно отсюда.

Мягкий приглушенный свет превосходно гармонировал с разноцветными сумерками за окном. На столе виднелись беспорядочно разбросанные бумаги, а возле кресел на ковре с чрезвычайно довольным видом восседал молодой человек лет пяти. Мальчик с густыми каштановыми волосами вертел в руках одну из главных драгоценностей Стукова — фигурку плечистого типа с квадратной челюстью и дробовиком в руке, найденную на каком-то аукционе для любителей старины.

— Бдышь! — радостно воскликнул маленький Алекс, увидев Сэма. Ребенок направил на толстяка оружие в руках игрушки и изобразил гримасу, которая, по его мнению, возникала при ожесточенной пальбе. Сэм в ответ высунул язык и схватился за грудь, делая вид, что опрокидывается навзничь. Алекс захихикал.

Тонкая женская рука поднялась с подлокотника одного из кресел и потрепала мальчика по голове. Сэм проследил за этой рукой, изящной, белой, с аккуратным маникюром на ноготках. Она отказывалась делаться старше. Прошло так много лет, а ее руки были почти такими же, как в юности.

Кэтрин Винтерс было тридцать четыре года, но ни у кого не повернулся бы язык назвать ее женщиной среднего возраста. Стройная фигура, подчеркнутая элегантным платьем, могла принадлежать и студентке, на красивом лице не было ни единого признака ранних морщинок, орехового оттенка глаза смотрели живо и ласково. Она повернулась к нему в кресле и поправила каштановые, как у сына, волосы. За то долгое время, что Сэма не было рядом, прическа Кэтрин заметно изменилась, из почти скромного каре превратившись в завитые локоны.

Она идеально подходила этому месту. Красота Кэтрин всегда была немного старомодной. Классическая фигура, манеры, голос — все навевало мысли о джазе, о первом сладком рок-н-ролле прошлого века, о чем-то давно забытом, но все еще прекрасном. Прекрасном почти до боли.

Неудивительно, что Стуков был от Кэтрин в полном восторге.

— Здравствуй, Сэм, — сказала она, и он снова почувствовал бесконечную теплоту ее взгляда.

— Здравствуй, Кэтрин, — ответил Сэмюэль Ватанабэ, снимая очки.

Их глаза встретились, на краткий миг, но этого мгновения хватило, чтобы все понять. Она ждала и была ему рада. А он был рад наконец-то прийти.

Стуков громко рухнул на свое место за столом, отчего маленький Александр Винтерс снова засмеялся.

— Ты как раз вовремя! — объявил он Сэму. — Мы с уважаемой дивой обсуждаем ее грядущее выступление!

— Ох, — Кэтрин иронично закатила глаза. — Слово "дива" всегда вызывает во мне желание кого-нибудь стукнуть. Оно слишком напыщенно.

— Да, — усмехнулся Сэм. — Ты никогда не хотела быть примадонной. Если я правильно помню, особую гордость у тебя вызывал термин "певичка".

— И не надо делать хитрую физиономию, — она улыбнулась. — Я совершенно серьезна. Примадоннами становятся наглые толстые тетки с огромным самолюбием. Они поют себе что-то далекое на Олимпе и не знают жизни. А вот певички дарят радость самым обычным людям.

Сэм шагнул мимо Алекса, дружески стукнув могучим кулаком по крохотному детскому кулачку в приветствии, и сел в кресло рядом с Кэтрин.

— Ха-ха-ха! — захохотал Стуков. — Как мне нравится твоя манера держать себя, детка!

— Ты сам сказал, Сергей, — она пожала плечами. — Старая школа.

— Сэмми знал, что делал, когда познакомил нас! — коротышка буквально лучился обожанием. — Но я и представить себе не мог, что столь роскошная дама еще и прекрасно поет! А ведь я слышал тебя на радио!

— Цена второсортной славы, — на этот раз улыбка Кэтрин была деликатной. Она весьма осторожно относилась к собственной карьере и разговорам о ней. Сэм предупредил, что публичной персоне сложнее оставаться в безопасности. Популярность Кэт Винтерс никогда не приближалась к славе титанов индустрии развлечений, но все же красавица из Балтимора могла быть узнана. И тогда возникал риск. Пусть в Меркури было гораздо безопасней, чем в Америке, опасность никогда не исчезала до конца.

— Хе-хе-хе! — Стуков протестующее взмахнул рукой. — В тебе нет ничего второсортного.

— Все вы, мужчины, страшные льстецы, — Кэтрин бурная экспрессия русского очень забавляла.

— Лесть — это когда неправда, — заявил Стуков. — Но что я могу сделать, если в самом деле очарован?!

— Ты уже сделал для меня самую приятную вещь. Ты дал мне сцену, на которой можно выступить.

— Уж за мной не заржавеет! — он засмеялся. — У нас все готово, мы привычные. Освещение выставим в лучшем виде, музыканты репетируют всю неделю. Ты можешь сиять, дорогая!

— Не забудь про гримерную и гардероб, — напомнила женщина. — Я пришлю кого-нибудь.

— Не волнуйся, помещение уже организовано! — заверил прижавший руки к груди Стуков.

— Я тебе доверяю, — она нахмурилась. — Просто непривычно заниматься такими делами без своего менеджера.

— Ты так и не сказала, почему у тебя его нет, — Стуков запустил пальцы себе в густую гриву и с хрустом расчесал. — И я достаточно умен, чтобы не спрашивать второй раз, ха-ха!

Сэм посмотрел на хозяина клуба и понял, что тот настроен гораздо серьезнее, чем показывает. Он познакомил Кэтрин и Стукова через месяц после того, как сумел вернуть матери сына. Пришлось вывозить Винтерсов в Меркури. Иначе защитить их от будущих покушений не представлялось возможным. Сумасшедший террорист Вендиго каким-то образом добыл информацию о большом секрете певицы из Америки и огласил в весьма специфических кругах. Эта подлость ставила целью выманить Сэма на встречу и вступить в открытое противостояние. Теперь же приходилось прятать Кэтрин в Европе, где рядом всегда было внимательное око спецслужб Союза. Однако опасные и упорные трикстеры могли проникнуть даже в столицу. Да и взгляд внимательного ока защитников с каждым днем становился все более хищным.

Стуков не знал подробностей, но мог догадываться, что просто так Сэм не попросил бы осторожно приглядывать за подопечной. Русский имел собственные ресурсы, не связанные со службой Синоду. И, в отличие от оперативников Восьмого отдела, был совершенно искренен в своей очарованности новой знакомой.

— Так, вот что! — объявил тем временем Стуков. — Алекс сидит голодный, между прочим!

— Ты обещал его покормить, — сразу же кивнула Кэтрин.

— И я исполню! — он вскочил, словно только того и ждал, и махнул Алексу рукой. — Пошли! У нас на кухне мороженое есть!

— Мороженое? — с недоверчивым восторгом переспросил Алекс и оглянулся на мать. Та одобрительно кивнула.

— Ну, идем, малыш?

— Ага! — мальчик резво вскочил и, оставив дорогую игрушку валяться на полу, почти вприпрыжку помчался следом за Стуковым.

Когда за большим и малым ребенком закрылась дверь, они остались вдвоем. Теперь-то разговор и должен был начаться, но Сэм молчал. Ничего не говорила и Кэтрин, смотревшая вроде бы на него, но в то же время куда-то мимо, словно стесняясь. Или опасаясь.

— Алекс окончательно обвыкся в нашем зоопарке, — произнес он, наконец.

— Дети, — тихо отозвалась она. — Им все проще. Алекс и Стуков уже не разлей вода.

— Наверное, их дружбе сильно помогло одинаковое увлечение игрушками, — Сэм кивнул в сторону оставшейся на ковре коллекционной фигурки.

— Он забавный, твой русский. Хотя сначала казался несколько... пугающим.

— Ты меня знаешь. Я всегда окружаю себя индивидуумами с вывихнутыми мозгами.

— Учитывая, что я сама из таких индивидуумов, можно и обидеться, — Кэтрин улыбнулась, как и раньше, сдержанно. Она осторожничала.

— Не обидишься, — он усмехнулся. — Мы оба знаем, что я все равно самый чокнутый.

— Не смею спорить, — улыбка стала искренней.

Больше медлить не имело смысла.

— Значит, концерт?

— Концерт, — в карих глазах читалось упрямство, омраченное тенью страха. Она ждала его недовольства.

— Вот и славно, — сказал Сэм. — Ты здорово поешь.

— Хм... — испуганное упрямство сменилось удивлением. — Я думала, ты будешь против.

— Был бы, — он пожал плечами. — Но какой в этом смысл? Ты хочешь петь, хочешь жить той жизнью, которую я снова у тебя отнял. Кто я такой, чтобы запрещать?

— Но ты ведь знаешь, что... — она помолчала, глядя в сторону, а затем вдруг посмотрела Сэму в глаза, впервые после того, как он вошел. — ...Что я бы послушалась.

— Знаю. Потому и не запрещаю.

— Ох, Сэм... — она протянула руку из соседнего кресла и погладила его кисть, покоившуюся на подлокотнике. — Ты каждый раз меня удивляешь.

— А... — он отрицательно мотнул головой. — Просто я каждый раз совершаю все большие глупости.

— Еще бы, — теперь Кэтрин улыбнулась по-настоящему, без опаски. — За это я и влюбилась в тебя тогда.

— Да... — он откинулся на спинку кресла. — Вот уж никогда бы не поверил.

— Я бы тоже, — она развела руками. — Но я тогда не поверила бы и в то, что мой отец участвовал в мировом заговоре.

— Ха, — тихо вздохнул Сэм. — Жизнь любит напасть из-за угла и огреть по голове. Взгляни на нас.

— Ощущение такое, будто ты и я до сих пор бежим, и впереди ни черта не видно.

Молчание окрасилось синим — за окном зажглась вторая вывеска "Двадцать семь".

Мужчина и женщина вспомнили себя, молодых и глупых, пытающихся спастись от злой силы, которой совсем не знали. Могла ли тогда Кэтрин предположить, что ее неожиданный защитник окажется одним из тех, кого хотел уничтожить? Мог ли Сэм представить, что будет спасать жизнь незнакомой красивой девушки и полтора десятка лет спустя? Ее и ее ребенка от другого мужчины.

— Я не хотел... — сказал, наконец, Сэм. — Чтобы все так получилось.

— Ты уже сто раз извинялся, — прервала его Кэтрин. — А я уже сто раз тебе говорила, что никто ни в чем не виноват. И раз уж за моей головой снова охотятся, то упрекать тебя за ее спасение было бы с моей стороны редкостным свинством.

— Не пытайся заставить меня быть рациональным, — он усмехнулся. — За пятнадцать лет я привык считать, что все получилось.

— Именно. Столько времени я жила спокойно... почти. Даже спокойнее, чем жила бы без твоей помощи.

— Я смотрел за тобой. Не сказал бы, что все было гладко.

— Но голову мне никто не оторвал. И теперь я, кажется, догадалась, кто спас Алекса полтора года назад.

Сэм неопределенно пожал плечами. Даже теперь он не хотел рассказывать ей все о тех годах, когда считался для Кэтрин мертвым. Иначе пришлось бы поведать правду о ее покойном муже.

Кэтрин видела, что он что-то недоговаривает. За столько лет Сэм нисколько не изменился. Снаружи он казался непроницаемым, непонятным, слишком большим и странным. Но она хорошо знала Сэма Сандерсона, и под какой бы фамилией он сейчас ни скрывался, спрятать от нее собственное напряжение вечный защитник не мог.

"Да ведь он волнуется не меньше меня".

— Выкладывай, — кратко велела она.

— Что?

— Сэм, — Кэтрин снова погладила его руку. — Не надо думать, что я не вижу смысла в твоем безумии. Ты избегаешь меня с того самого дня, когда вы вернулись из Гонконга. Меня и Мегуми. Она, между прочим, места себе не находит. Что ты сделал с бедной девочкой?

— Я был занят, — только и выговорил в ответ Сэм. Он всегда закрывался, превращался в непроницаемую стену, стоило затронуть пугающую его тему. Вот и сейчас Сэм еле выдавил из себя эту жалкую отговорку. В их юности он просто замолчал бы на весь вечер.

— И поэтому ты так старательно прятался, — теперь в ее улыбке был сарказм. — Твой юный протеже-японец был тверд как кремень, но его спутница оказалась далеко не так упорна. Она рассказала, как часто ты бываешь в городе.

Сэм страдальчески поморщился.

— Инори...

— Не устаю умиляться твоей симпатии к этим детишкам. Ты, как оказалось, стал проводить с ними больше времени, чем... с нами.

— Я просто хотел кое с чем разобраться, прежде чем прийти, — он посмотрел в сторону окна. Стекло сменило синий отлив на ярко-красный.

— С чем же?

— С полутора десятилетиями... — медленно проговорил Сэм и неожиданно взял ее руку в свою. — Кэт, я хочу, чтобы ты сделала операцию.

— Операцию? — она даже немного испугалась. Его рука была горячей и крепкой. Толстые пальцы стиснули тонкую женскую кисть и причинили бы боль, не будь прикосновение столь осторожным. — Какую операцию?

В ответ он молча постучал себя по лбу второй рукой. Кэтрин почувствовала, как резко похолодало в кабинете. Или это только ей показалось?

— Ты хочешь вырезать имплантат? — она невольно коснулась собственных волос. — Вскрыть мне... вскрыть мне череп и вытащить эту проклятую мембрану вместе с чипом?

— Вроде того, — Сэм невозмутимо кивнул.

— Ох, Сэм... — Кэтрин обмякла в кресле. — Умеешь ты ошарашить. Не хуже самой жизни.

— Пойми меня правильно, — он крепче сжал ее пальцы, словно стараясь удержать внимание. — Я все обдумал.

— Обдумал? — она не хотела обижаться, но так уж получилось. — А меня ты спросил? Ну, что я думаю по этому поводу? Или только сейчас догадался?

— Кэт, — Сэм неуверенно крутил свои нелепые солнечные очки в свободной руке. — Это единственный выход. Пока данные о тебе отсутствовали, можно было надеяться. Я старался обеспечить твое прикрытие. Но сейчас...

— Пятнадцать лет назад мы уже хотели избавиться от этой проклятой штуки! — она в сердцах дернула себя за локон и поморщилась от боли. — Ничего ведь не вышло. Имплантат заблокирован, с него невозможно считать то, что запрятал у меня в голове дорогой папочка!

— Я все помню, — он говорил спокойно, размеренно, как говорят с душевнобольными. Или истериками. Подобная фальшивая кротость лишь сердила Кэтрин. — Он не хотел, чтобы ты была похожа на обычного мнемонического курьера. Он же сам сказал, что ты и то, что записано на мембрану в твоем мозге — его два главных сокровища.

— Сокровища! — воскликнула она, сердясь все сильнее. Сердясь даже не на него, а на себя за уколовший сердце страх — Это сокровище меня искалечило.

— И теперь все можно исправить. Тогда мы не могли извлечь центральный чип, потому что мембрана была соединена с мозгом напрямую, и пытаться грубо вытащить ее физически означало бы убить тебя. Но в те годы у нас не было в распоряжении лучших лабораторий Европы. А сейчас они у меня есть.

— И ты полагаешь, что уж они-то смогут отделить клетки моего мозга от кремниевой синтетики? — она закусила губу. — Сэм, я помню, что было сказано тогда! Мозг сросся с устройством и весь превратился в одно большое мнемоническое хранилище данных. Думаешь, я не содрогаюсь каждый раз, когда запоминаю все увиденное и услышанное как компьютер? За все эти годы я смирилась с тем, что никогда не избавлюсь от отцовского подарка! Я всегда оглядывалась, всегда ждала, что за мной могут прийти! А теперь ты говоришь: "Давай возьмем да и вырежем"?

— Теперь мы можем, — голос Сэма звучал твердо. — Не буду врать, риск очень велик. Даже для ведущих специалистов будет сложно извлечь устройство с сохранением жизни и рассудка носителя. Мнемоников делали пожизненно, и в лучшем случае успешные вскрытия производились на трупах.

— А если я не умру на столе у хирурга, то на всю жизнь останусь идиоткой, неспособной запомнить два слова и ходящей под себя, — договорила Кэтрин за него.

— Да, риск есть.

— И ты предлагаешь мне поставить все на кон. Для чего? — она закрыла глаза, чувствуя, как дрожат пальцы, стиснутые ручищей Сэма. — Чтобы испытать судьбу моего сына? Чтобы добыть эти проклятые данные для начальства? Или чтобы не пришлось больше опекать меня, словно матушке-гусыне? Молчи, я знаю, что говорю ерунду!

Сэм послушно молчал. Она сидела в мгновенно сделавшемся неудобным кресле и вспоминала. Шок и ужас раскрытия тайны. Слова "мнемонический курьер", нависшие приговором над головой. Липкий холодный страх, хватающий за горло стальными пальцами трикстера. И сам Сэм: молодой, истекающий кровью, лишенный руки.

— Если получится... — почти прошептала Кэтрин. — Что тогда?

— К тебе не будет никаких претензий, — ответил он. — Я запущу информацию о том, что данные Винтерса в руках "CDM". Ты останешься под защитой. Но не нужно будет сидеть и прятаться. У тебя будет жизнь, настоящая. Не как тогда. Не как сейчас.

— Вот так просто... — она глубоко вздохнула. — Избавиться от демона, сидящего за плечом всю жизнь. Ты умеешь искушать.

— Искуситель из меня не слишком хороший, — не согласился Сэм и снова усмехнулся. — А вот ангел-хранитель получше.

— Злобный такой ангел-хранитель, — она нашла в себе силы улыбнуться.

Он выпустил, наконец, ее руку, но Кэтрин не отстранилась. Ее узкая ладонь вновь легла на широкое мужское запястье. То была не ласка, а жест, преисполненный незаметной, понятной только им двоим благодарности.

— Я смогу хотя бы выступить?

— Конечно. Стуков мне теперь не простит, если украду тебя в последний момент.

В этот момент очки, которые Сэм держал в руке, завибрировали.

Отсвет из окна упал на их руки, окрасив кожу багрянцем.

2

В камере ей хотя бы позволяли ходить. Постоянное лежание на койке утомляло, тело ныло от безделья. Она делала зарядку, измеряла шагами расстояние от стены до стены, ходила кругами, пока не заболела голова. Здесь не было даже окон, только сплошные белые стены, лампочка под потолком и столик, отлитый из одного куска мягкого пластика. Когда на него ставили одноразовую тарелку с едой, столик забавно прогибался, не выдерживая веса. Ничего, что можно было бы использовать в качестве инструмента или оружия.

Анна с первого раза догадалась, что в пищу добавляют снотворное. Она была слишком опасна. Тюремщики забирали посуду, приносили смену белья и одежды, пока пленница пребывала без сознания. Мысль о полной беспомощности в руках чужаков вызывала у Анны омерзение. Но жаловаться было некому.

Сон лишь усиливал ее томление. Хотелось выбраться из тесной камеры и броситься плавать в бассейн. А еще лучше — в реку. Освежиться, испытать занемевшее тело в ласковой борьбе с упругостью воды, с течением, согреться холодным прикосновением влаги. И танцевать. Танцевать до упаду, до сладкой боли в ногах и огня в легких.

Но пока ей оставалось лишь слоняться по камере и маяться нездоровым сном.

Все из-за Гонконга. Наглые девчонки, эта корова Канзаки и ее подружка Китами, были с Анной чрезвычайно грубы. Они чуть ли не в мешок запихнули несчастную жертву и привезли в темницу "CDM". И теперь приходилось страдать. Анна сделала зарубку в памяти — рано или поздно две везучих противницы свое получат.

Сегодня она в очередной раз наматывала круги от стола к койке, когда "глазок" в двери открылся, и чья-то рука просунула внутрь тарелку с едой. Кормили здесь какой-то жуткой бесцветной кашей, весьма, надо признать, аппетитной, несмотря на привкус снотворного. Можно было попытаться ухватить раздатчика за руку, попробовать выглянуть через. Но Анна только вздохнула:

— Что-то рано сегодня.

Она не пыталась бежать. Разрушить стены и убить стражей — для трикстера не столь уж сложная задача. Вопрос лишь в том, зачем. Причин бунтовать она не видела. Дядя Артур все равно не отстанет.

Вот бы еще тюремщики могли поверить в ее спокойствие.

Сев на кровать, Анна принялась за кашу с помощью тонкой пластиковой ложки, слишком маленькой и скругленной, чтобы сойти за оружие. Сегодня еда отдавала наркотиками особенно сильно.

Пережевывая пищу, она подумала, что хорошо бы помыться. Анна с детства не терпела грязи и фанатично любила ванну с душем. С момента пленения она не мылась еще ни разу. Волосы спутались и свалялись, кожа казалась сухой и сморщенной. Наверняка снова полезли ненавистные веснушки. Но больше всего страдали нервы. Она устала томиться в узилище.

Каша почему-то не лезла в горло. Анна вяло прожевала очередную порцию и неожиданно для себя уронила ложку прямо в середину тарелки, запачкав бесцветным месивом колени. Мерзкий привкус снотворного наполнил рот. Тело превратилось в воздушный шарик, язык одеревенел.

— В-вот же черт... — пробормотала она и упала с кровати на пол. В глазах померкло. Сквозь мутную пелену опьянения она услышала, как открывается дверь.

— Поднимайте, — сказал кто-то.

Анну подхватили под руки и потянули с пола. Налитые свинцовой тяжестью веки никак не желали подниматься, а сознание почему-то не уходило во тьму до конца. Ее прислонили спиной к чему-то холодному, плечи и грудь сдавили ремнями. Неужели каталка? Руки и ноги тоже оказались пристегнуты.

— Шевелитесь, — поторопил тот же голос.

— Готово, — ответили ему. — Гладкая, кобылка. Худая, легкая, — отозвался другой.

— Выкатывай ее, жеребец, — недовольно скомандовал первый.

Анна почувствовала, как рама, к которой ее привязали, движется. Следом в закрытые глаза ударил свет, оюжигая веки. Она не поморщилась: мышцы лица не слушались.

Каталку катили по коридору, колеса гулко поскрипывали, оба самозваных санитара тяжело и напряженно дышали в зловещей тишине.

— Быстрее, — скомандовал первый.

— Не суетись, — усмехнулся второй. — Будешь нервничать, так все дело испортишь.

"Какое еще дело?" — подумала Анна, сосредотачиваясь. Она постаралась напрячь мышцы. Те онемели и никак не отзывались на команды мозга. Она напряглась снова и почувствовала, как что-то невидимое давит на каждую клетку организма, заставляя сохранять мертвенную неподвижность. Анна в третий раз приказала мускулатуре работать, и снова ничего не получилось.

Тем временем отравители продолжали разговор:

— Тихо, болван, — еле слышно процедил первый. — Тут могут быть микрофоны.

— Да не трусь, — беззаботно возражал второй. — Все нормально. Прошли как нож сквозь масло.

— Теперь бы выйти еще.

"Вот это поворот!" — внутренне ухмыльнулась Анна, не прекращая попыток зашевелиться. Похоже, ее похищали, прямиком из тюрьмы. Этого стоило ожидать. Дядя Артур не стал бы брать ее в плен просто так. Скорее всего, тут замешана ее драгоценная матушка.

— Выйдем, куда денемся, — снова хмыкнул второй голос.

— Яд приготовь на всякий случай.

"Яд?" — последние слова Анне совсем не понравились.

— Неохота травить такую кису, — чья-то грубая рука коснулась ее щеки.

— Эта киса отгрызла бы тебе голову и не моргнула, — проворчал первый. — Приготовь яд, говорю, и при тревоге впрыскивай весь. Эти твари живучие как тараканы.

Итак, похитители не желали ей добра и собирались убить, если похищение сорвется. Все оказалось гораздо интересней, чем думалось поначалу. Анна в очередной раз напряглась, и невидимая преграда сдвинулась. Парализующее действие наркотика ослабевало. Они явно скормили ей лошадиную дозу, но метаболизм трикстера куда совершеннее человеческого. Ее тело впитывало и перерабатывало яд, пока похитители катили жертву по коридорам тюрьмы. Нервная система не отключилась, и самонадеянных убийц ждал неприятный сюрприз.

— Спокойно, — произнес первый, и Анна услышала звук открывающихся дверей. Ее вкатили под свет еще более ярких ламп, отчего веки наконец-то задергались. Теперь пришлось заставить себя не жмуриться.

— Куда? — деловито спросил кто-то, отделенный от них перегородкой. Охранник на проходной.

— Перевод из тринадцатой секции в общий блок, — спокойно ответил первый похититель. — Вам должны были статус обновить.

— Ага, вижу, — охранник щелкнул пальцем по клавиатуре. — Только не пойму, откуда вы взялись.

— Как это, откуда? — возмутился второй. — Из охраны. Вот карты.

— Да не суетись, — перебил первый и обратился к охраннику. — Мы новенькие. Сегодня весь день в этом корпусе проторчали, осваивали работу.

— А! — воскликнул охранник. — Это вас перевели в прошлом месяце.

— Точно так, — подтвердил первый.

— Тогда понятно, почему не узнал. Я Филипп. Будем знакомы, парни.

— Приятно познакомиться, Филипп. Я Билл, это Джек.

— Ага, привет Фил, — пробормотал второй похититель.

Анна чувствовала, как напряжены оба лже-охранника. Ей не надо было открывать глаза, чтобы представить себе их улыбки и прямые спины, ощутить жар излучаемый готовыми к борьбе телами жар. Она даже слышала запах их пота.

Тем временем похитители один за другим отстранились, раздалось знакомое пиликанье. Анна догадалась, что рядом работает стандартный датчик сетчатки глаза и отпечатков пальцев.

— Ну, проходите, — охранник снова щелкнул невидимыми кнопками, и с жужжащим звуком открылась очередная дверь.

— Счастливо, Фил.

Ее выкатили из коридора. Анна ощутила на коже свежий холодный воздух. Открытый участок? Двор?

Оба похитителя явно расслабились. От них уже не исходила столь отчетливая волна напряжения и опасности. Бедняга на проходной понятия не имел, какой угрозы только что избежал.

— Пошли скорее.

Они везли ее куда-то в прохладной темноте. Анна снова и снова напрягала мышцы, чувствуя, как медленно уходит оцепенение. Пальцы покалывало — возвращалась чувствительность. Она осторожно шевельнула правой рукой.

— У нас будет сорок пять секунд на погрузку, — напомнил первый. — Не копайся.

— Хорош напоминать.

Она осторожно приоткрыла глаза. Из-под опущенных ресниц было почти ничего не видно. Холодный серый потолок над головой разбил все надежды на то, что они оказались на улице. Ее везли по какому-то туннелю, холодному и сырому, освещаемому только редкими лампами. Рядом шагали две расплывчатые фигуры, чье дыхание отражалось от стен.

Ногтем среднего пальца Анна осторожно коснулась ремня вокруг правого запястья. За прошедшее время ногти без ухода пришли в плачевное состояние, однако острота секретного женского оружия еще сохранилась. Она не зря колдовала с напильником. Анна вдавила ноготь в кожу с краю, насколько могла, и принялась осторожно расцарапывать ремень. К счастью, кальция в организме трикстера всегда хватало, и ноготь не сломался от необычайного усилия.

В конце туннеля ждали серебристые двери лифта. Повторно приложившись к сканеру, похитители принялись нетерпеливо ждать. Анна тем временем беззвучно пилила ремень горячим от трения ногтем и стоически сдерживала раздраженную гримасу. Наконец с мелодичным звоном лифт остановился, и двери раскрылись. Похитители толкнули каталку внутрь.

— Закрой, — скомандовал первый, и второй послушно ушел влево, к панели. Он нажал какую-то кнопку, лифт закрылся и плавно двинулся вверх.

— Все нормально, — второй нагло похлопал Анну по щеке. — А киса спит как младенец.

— И это хорошо... — первый посмотрел на нее и вдруг сбился. — Стоп. Она шевелится!

— Спокойно, — ответил второй. — Ты нервничаешь.

— Она шевелится. Зрачки.

Анне захотелось дать себе подзатыльник. Сверху что-то зашуршало. Притворяться больше не было смысла.

Широко раскрытые глаза тут же заслезились от света. Справа и слева стояли два незнакомых мужчины с ничем не примечательными лицами, одетые в синюю форму без знаков различия, одинаково подходящую уборщикам и охранникам. Первый смертельно побледнел, встретив ее взгляд, второй уже тянулся к шее иглой шприца с подозрительным желтым веществом.

Правая рука с силой рванулась вверх, и разрезанный ремень лопнул. Изящные пальчики сомкнулись на широком запястье, державшем шприц, хрустнул сустав. Похититель вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности, когда его руку дернули в сторону, и игла впилась в живот стоявшему по другую сторону каталки напарнику. Желтая отрава оказалась впрыснутой не в то тело, и не успевший защититься мужчина с хрипом повалился на пол. Упав, он конвульсивно задергался, на губах появилась пена. Агония длилась недолго: получивший дозу яда, которой хватило бы на пятерых, отравитель затих и уставился остекленевшими глазами в потолок.

Второй похититель попытался вырвать руку, но она вывернула запястье и притянула его к себе. Под хруст кости мужчина низко склонился над каталкой. Анна посмотрела в искаженное озлобленно-болезненной гримасой лицо.

— Привет, незнакомец, — сказала она и улыбнулась.

— Ты... т-ты же парализована! — просипел он, и захваченная рука задрожала.

— А ты любишь беспомощных девушек, а? — Анна прищурилась. — Скажи, на кого работаешь, и я не лишу тебя конечности.

— Да пошла ты...

Она снова улыбнулась и запустила ногти ему под кожу. Брызнула кровь, неудачливый похититель закричал.

— Поторопись, милый, я нетерпелива. Кто ты такой, и как проник в "CDM"?

— Я сам из "CDM"! — взвыл мужчина. — Я не шпион!

— Тогда зачем вы меня похищали?

— Служба внутренней безопасности! Был приказ разоблачить Восьмой отдел!

— Разоблачить?

— Хендрикс прятал тебя от остальной службы! Он не доверяет нам, а мы ему! Так мне сказали и велели выкрасть его личного пленника!

— Как мило, — она ослабила давление на руку, и стоило похитителю облегченно выдохнуть, как ногти вновь вонзились в мясо, грозя перервать вены. — Только вот зачем меня травить?

— Так приказали! — у мужчины слезились глаза.

— Экая ты тряпка, незнакомец, — Анна усмехнулась и выпустила изувеченную руку. Он попытался отшатнуться, но в лифте было слишком мало места. Она молниеносным движением ухватила лже-охранника за горло.

— Кх... — прохрипел он. — Не надо...

— Не обижайся.

С этими Словами Анна снова притянула мужчину к себе и поцеловала. Он не успел удивиться. С первым прикосновением губ внутрь ворвалось что-то неосязаемое, что-то темное и злое. Оно впилось невидимыми когтями в мозг, выжгло все мысли о боли, весь страх. Невесомое спокойствие заполнило легкие. Он задышал ровно, размеренно. Кровоточащая рука перестала дрожать.

Анна отстранилась и посмотрела в глаза похитителя, сделавшиеся пустыми и смотревшие сейчас мимо нее.

— Отвяжи меня, — велела она. Мужчина послушно принялся расстегивать ремень на левой руке.

Когда лифт остановился, Анна уже стояла, пытаясь отогнать оцепенение. Ее халат, похожий на больничную пижаму, подобно савану покоился на голове мертвого отравителя. На плечи Анна накинула куртку, предоставленную его напарником. Зомбированный похититель стянул с себя брюки в тот самый момент, когда двери автоматически раскрылись. Она схватила протянутую зомби одежду и шагнула наружу.

— А теперь возвращайся и вытащи своего друга из лифта. Оставайся в коридоре и не привлекай внимания.

Молча, словно робот, он нажал на кнопку, и двери захлопнулись. Анна поспешно влезла в мужские брюки и затянула до предела ремень, чтобы они держались на чересчур тонкой талии. Застегнутая куртка все равно висела на стройной молодой женщине мешком, слишком большие ботинки норовили свалиться с ног при каждом шаге. Но даже такой наряд был лучше, чем беготня босиком в коротенькой пижаме.

— Так...

Она торопливо зашагала прочь от лифта. В подземном гараже было темно и безлюдно. Машины стояли стройными рядами: легковые и грузовые, настоящие и поддельные, расставленные для того, чтобы создать нужное впечатление. В голове похитителя Анна прочла информацию об этом месте. Вход на секретный объект за городской чертой Меркури, замаскированный под платную стоянку возле какой-то государственной конторы. Удобно для отъездов, приездов и транспортировки чего-то, что не следует видеть обывателю.

Брелок в руке завибрировал, когда Анна направила его на нужный автомобиль. Крохотный грязный фургончик — лучшая машина для темных делишек. Она разблокировала замки в кабине и села на водительское сиденье. Предстояло проехать шлагбаум, и вряд ли невысокая рыжая девица сошла бы за мужчину-водителя.

— Надо было взять его с собой, — отругала себя Анна. — Но не раздевать же труп. Тьфу ты! Совсем форму потеряла.

Проклиная собственную брезгливость, она включила электромотор и тронула машину с места. Когда фургон добрался до выезда, зазвенела какая-то сирена. Шлагбаум на вершине подъема начал опускаться, в будке сбоку обозначилось шевеление. Раздраженно фыркнув, Анна вдавила педаль и на полной скорости понеслась вверх. Шлагбаум беспомощно ударился о кабину и, едва не расколов лобовое стекло, треснул. Фургон выскочил из подземелья и очутился на узкой дороге. На улице царили сумерки, рядом шелестела на ветру пожелтевшая рощица.

— Черти б меня побрали... — вздохнула Анна, выворачивая руль. Автомобиль помчался по дороге в сторону видневшегося впереди шоссе. Сзади все еще голосила сирена, становясь все тише. — Неужели погоня будет?

В зеркале заднего вида отразилось трехэтажное здание с длинным названием на вывеске. Внутри вполне могла уместиться целая рота, не говоря уже о технике. Однако никто почему-то не вырывался из гаража на танке, с крыши не взлетал вертолет, и вообще в окрестностях было до обидного тихо.

— А вот это почти оскорбительно, — Анна надула губы и присмотрелась. Ни одной машины не ехало навстречу. Шоссе приближалось.

Итак, она неожиданно для себя самой совершила побег из тюрьмы дяди Артура. Это радовало. Дышать свежим воздухом было особенно приятно. Вместо унылых стен камеры вокруг простирались дороги и леса.

Остался только один вопрос: что делать дальше?

3

День тянулся невыносимо медленно. Хотелось есть, спать и реветь белугой. От безделья она давно располнела бы, не приобрети еще в юности привычку все свободное время отдавать физическим упражнениям. Вот и сегодня Мегуми Канзаки весь вечер качала пресс и отжималась, пока не выдохлась.

Работа в Меркури не задалась. Вернувшись из Гонконга, она понадеялась, что уж теперь-то жизнь придет в норму. Они спасли похищенных Наследников и сорвали планы Вендиго. Все вместе: дети, она сама и Сэм. Но вместо награды в "CDM" ждала ругань, интриги и отвратительная неопределенность. Детей посадили под домашний арест, Сэм куда-то пропал, а Мегуми... Мегуми пребывала в депрессии.

Когда курсантка офицерского училища Крестоносцев начинала службу, она и представить не могла, что всего через несколько лет превратится в помощницу оперативника загадочного Восьмого отдела — Инквизиции, как называли недоброжелатели службу внешней и внутренней контрразведки. Канзаки импонировала простота воинской службы, четкие уставы, упорядоченность мира вокруг. Она всегда любила порядок и спокойствие. Шпионская же деятельность оказалась хаотичной, непредсказуемой и совершенно непонятной нормальному человеку. Каждый новый поворот, всякая срочная операция, любая оперативная комбинация тревожили молодую женщину. Она не выносила кризисов. А работа, да и просто жизнь рядом с Сэмом Ватанабэ неизменно превращались в один сплошной кризис.

Они решали судьбы мира, спасали Наследников — загадочных существ, чьи тела способны были порождать новый вид энергии, питающий современную промышленность. Они проникали за кулисы мировых заговоров и истребляли опаснейших террористов, многие из которых оказывались трикстерами, мутантами с нечеловеческими способностями. Они сохраняли власть Синода, теократии нового формата, чьей вотчиной стала большая часть мира после распада старого Европейского союза и Соединенных штатов в Америке. И каждый раз Ватанабэ превращал миссию, от одной мысли о которой в жилах стыла кровь, в фарс.

Он был невозможен, невыносим. Сэм плевал на любые приличия, если у него было не то настроение. Он кривлялся, как клоун, совершал безрассудные и нелогичные на первый взгляд поступки, но почти всегда выходил сухим из воды. Подобные люди раньше встречались Мегуми только в книжках или кино. Она не могла поверить, что эксцентричный хам и паяц может успешно работать на "CDM". Судя по всему, это неверие разделяли и многие в самом Восьмом отделе, ибо последние операции Ватанабэ проводил без поддержки из центра, а после Гонконга и вовсе едва не угодил под трибунал. Помогавшую Сэму Канзаки не тронули, но от службы временно отстранили. Она с месяц просидела дома, не зная, чем себя занять. Неожиданный отпуск оказался испытанием более тяжелым, чем пилотирование боевого экзоскелета.

Мегуми никогда не отличалась излишней кротостью нрава. Когда появлялись проблемы, нарушившие внешний и внутренний покой, она обрушивалась на них со всем неистовством прирожденной воительницы. Но теперь Канзаки столкнулась с проблемой, которую была не в силах разрешить. Как противостоять власти, будучи на службе у власть предержащих?

Конечно, неопределенность пугала. "CDM" и Синод, несмотря на мощную поддержку церкви, были структурами не щепетильными. Она давно убедилась, что при необходимости лидеры нового мира запросто раздавят верную слугу как таракана. Длительный отпуск в любую минуту мог превратиться в отставку, а отставка — в кладбищенский холмик и причитания священника над самоубийцей или жертвой несчастного случая. Такова была цена, которую платили пришедшие в "CDM" за прикосновение к мировым тайнам. Мегуми пока не слишком страшилась отдаленной угрозы, больше пугала перспектива быть выброшенной из привычного мира. Пусть даже ее просто отправят в отставку. Чем же тогда займется женщина-военный? Канзаки понятия не имела, какую гражданскую профессию придется осваивать. Не идти же в наемники, в самом деле.

Но вовсе не проблемы на работе заставляли истязать тело тренировками, чтобы выпустить пар.

"Ненавижу тебя, Ватанабэ!" — думала она на каждом выдохе, качая пресс: "Ты подлец, негодяй и мерзавец! Ты бросил меня! Ненавижу!"

Мегуми терзала горькая обида на Сэма Ватанабэ, ибо она была влюблена в него по уши. Собственные чувства Канзаки обнаружила недавно, только в Гонконге поняв, как привязалась к несуразному толстяку. Безумие и глупость! Он ведь ей совершенно не нравился. Он был толст, старше почти на десять лет, да еще несдержан на язык. Он постоянно колко шутил, говорил загадками, обманывал, манипулировал, умалчивал, в шутку заигрывал, высмеивал, удивлял...

Он был совсем не похож на других людей. Говорил много глупостей, но всегда раскрывал правду, когда было нужно. Смеялся над жизнью, но в глубине души каждую секунду оставался смертельно серьезен. Сэм прятался от нее за стеной сарказма и задиристости. Потому что Мегуми ему нравилась. И она почти случайно проникла под эмоциональную броню невыносимого Ватанабэ.

"Но почему?" — спрашивала она себя: "Почему меня к нему так тянет?"

Мегуми не могла понять, в какой момент ее неприязнь к олицетворению хаоса, каковым был Сэм, переросла в привязанность. Они просто оказались в одном месте в одно время, и бурный поток событий заставил Канзаки ухватиться за толстяка как за спасательный круг. Начавшееся той сентябрьской ночью противостояние с трикстерами убило бы ее, если бы не Сэм. Но все же, отчего замирало сердце, когда он смотрел ей в глаза? Отчего так хотелось снова услышать слова, сказанные в ответ на ее позорное признание? Неужели все дело в опасности, риске, сближающем людей? Или в том, что именно Сэм открыл ей дверь в настоящую жизнь, полную тайн и приключений?

Нет, ерунда.

"Ты прекрасна", — сказал он тогда. Да, наверное, именно в ту секунду она окончательно влюбилась. Мегуми рассказала о главном стыде в собственной жизни, но Сэм не осудил ее — ни внешне, ни внутренне. Канзаки почувствовала, что впервые в жизни рядом человек, даже не простивший, а попросту не признавший ее грехи.

А еще они были очень похожи. Как и Сэм, Мегуми пряталась от людей. Как и Сэм, она тайно ненавидела себя. Как и Сэм, верила в существование чего-то большего, чем собственная душа. Если подумать, судьба сыграла на их схожести в самом начале. Не будь Мегуми такой же неприкаянной, она не оказалась бы в Роппонги в поисках забытья и не была бы спасена от чудовища по имени Фрэнки. Не страдай Ватанабэ от душевных ран, он никогда бы не помог малознакомой японке, барахтающейся в паутине чужих интриг.

"Но почему ты сбежал от меня?"

Они поцеловались. Когда в Гонконге все уже было конечно. Поцеловались робко, словно подростки. И тут же отвернулись друг от друга. А потом был побег, самолет, волокита в Меркури. Как-то незаметно Сэм перестал появляться рядом, а затем и вовсе пропал. Поначалу Канзаки боялась, что с ним что-то сделали, но потом выяснилось, что негодяй попросту избегал ее! Он прятался, появляясь в городе и вновь исчезая, общался только с Учики, Эрикой и Инори. Мегуми же оставалась в положении девы в замке с драконом, на спасение к которой доблестный рыцарь совсем не спешил.

И, конечно же, отдельной незаживающей раной была Кэтрин Винтерс. Старая школьная подруга Сэма, ради которой тот готов был устроить войну и броситься в пасть льву-людоеду. Когда-то они любили друг друга, но теперь отношения мужчины и женщины были совершенно не похожи на заново расцветший роман. С тех пор, как вывез Кэтрин в Европу, Ватанабэ общался с ней редко. Канзаки тоже успела подружиться с милой неглупой американкой и ее очаровательным сыном. Кэтрин относилась к своему защитнику с трепетом, почти с обожанием, но никогда не выказывала признаков любовного томления. Сэм однажды и вовсе назвал Винтерс своим "богом". Мегуми знала, почему: именно Кэтрин много лет назад спасла душу ожесточившегося юнца. Ватанабэ почитал ее скорее как мать, которой лишился при рождении. Но Кэтрин была вовсе не его матерью...

Мегуми ревновала. Ревновала, словно молодая и неопытная девица. Она не была слишком искушенной в романтике — роль пай-девочки в полурелигиозном военизированном училище не располагает к лишним шалостям. Канзаки очень хотелось до конца понять отношения Сэма и Кэтрин, узнать правду. Кого же он любит? Даже не так: любит он Мегуми или нет?

Почему-то ненавидеть саму Кэтрин не получалось. Она была слишком приятным человеком и не пыталась как-то навредить сопернице. Потому и возникал снова и снова вопрос: а соперницы ли они вообще?

Сплошные вопросы, сомнения, неопределенность. Хаос и беспокойство, самое ненавистное состояние в жизни. Переживая, Канзаки начинала сердиться. Объектом праведного гнева становился главный виновник всему — Сэм. Мегуми ни на миг не усомнилась, что он не даст ее в обиду "CDM", но трусливую игру в прятки простить не могла.

Мышцы заныли, требуя прекратить издевательство. Она громко выдохнула и закончила очередную серию упражнений на пресс. Размышления о Сэме придавали спортивной злости, и от усердия Мегуми вспотела. Следовало принять душ и расслабиться, иначе недолго превратиться в плохо пахнущую инвалидку. Она поднялась с пола и прошла в ванную.

В зеркале отражалась угрюмая азиатка двадцати четырех лет: с лохматыми черными волосами, отросшими за последний год, и мрачными карими глазами. Спортивную фигуру и внушительный бюст, нехарактерный для восточных женщин, не могла скрыть пропитанная потом облегающая футболка. Раньше Канзаки недолюбливала зеркала. Когда смотришься в зеркало — видишь в собственном лице все самое неприятное, что успела пережить за прошедшие годы. Каждая неудача, обида, маленькая тайна появляется на коже крохотной морщинкой, и вместе такие морщинки рисуют карту жизни. Мегуми не хотела вспоминать прошлое.

Но то было раньше. Теперь же она могла смотреть себе в глаза. Теперь она верила словам Ватанабэ. Несмотря на усталость и грусть, в зеркале отражалась красивая женщина, с красивым телом и красивым лицом. Женственная и изящная, несмотря на силу и ловкость солдата.

Однако мужчина, заставивший эту женщину поверить в себя, до сих пор не пришел. И оттого ее сердце продолжало болеть.

4

Принять ванну после сидения в камере — истинное наслаждение. К такому выводу Анна пришла, беззаботно плескаясь в горячей воде и чувствуя, как тело наливается прежней силой. Она пришла в эту квартиру осторожно, убедившись в отсутствии погони. Не той, из тайной тюрьмы — тогда за фургоном даже не погнались. Видимо, тюремщикам были интереснее труп и голый зомби в подземелье. Сейчас Анна беспокоилась, как бы ее не заметила обычная полиция.

Расхаживать по чужому городу в мужской одежде было бы крайне рискованным занятием. В Меркури всегда хватало органов слежки и охраны, а после терактов и всплеска преступности к ним присоединились и более серьезные службы. Поэтому Анна с опаской покинула магазин одежды. Ей казалось, что в благополучном районе трикстера и беглянку могут заметить.

К счастью, все обошлось. Она подавила волю продавщицы и заставила выдать себе костюм по размеру. Примерять новые вещи до ванны Анна не стала и покинула магазин, не заплатив ни гроша. Никем не замеченная, она пешком добралась до соседнего квартала и там позвонила в дверь чьей-то квартиры. Хозяева оказались людьми сговорчивыми и податливыми. Сейчас они дружно смотрели телевизор, позабыв о вторгшейся в семейное гнездышко незнакомке. Открывшего дверь мужчину пришлось поцеловать на глазах у жены, ей же самой хватило прикосновения. Все без суеты, все спокойно. Ей не хотелось обижать ни в чем не виноватых людей.

Вымывшись и замотавшись в мягкое полотенце, Анна высушила и расчесала волосы. Затем пришел черед позаимствованной у хозяйки косметики. Отражение в зеркале заметно посвежело после водных процедур, и теперь на нее смотрела роскошная молодая женщина с волосами цвета меди и озорными зелеными глазами. Многие говорили, что черты ее лица слишком правильны, слишком тонки и подходят скорее лику статуи или картине классического художника. Анна и не думала возражать.

Пришел черед одежды. Она предпочитала брючные костюмы, но по размеру нашлись только пиджак и белоснежная блузка, поэтому пришлось брать юбку и туфли. Каблуки Анна терпеть не могла с раннего детства, однако признавала, что выгодно на них смотрится. Обувшись, она сразу почувствовала себя минимум на полголовы выше. Непривычная юбка казалась слишком узкой, но в целом украденный наряд хозяйку удовлетворил.

Обитатели квартиры все еще смотрели телевизор, когда из ванной комнаты вышла прекрасная незнакомка. Модный пиджак и свободная блузка придавали ей вид уверенный и чуть легкомысленный. Простая, но элегантная юбка открывала стройные ноги. Каблучки закрытых черных туфель стучали о пол почти игриво. Незнакомка подошла к дивану и, стоя позади хозяев, положила руки на склоненные головы.

— Спасибо, но вы ничего не помните, — накрашенные помадой хозяйки губы сложились в лукавую улыбку.

Супруги тут же закрыли глаза и обмякли. Они заснули под звуки какого-то глупого фильма в телевизоре и выглядели совершенно счастливыми рядом друг с другом. На миг Анна даже позавидовала такой идиллии.

На улице совсем стемнело, вечер плавно перетек в ночь. На небе солидные туши облаков закрыли звезды. Жизнь, однако, не переставала кипеть: по проезжей части носились машины, спешили мимо пешеходы, перемигивались тысячи больших и маленьких огоньков ночного города. Глядя на эту переливающуюся светом и копошащуюся вокруг жизнь, Анна вновь задумалась над вопросом, который задала себе ранее: что дальше?

Она знала, что убежать не получится. Несмотря ни на какие способности, трикстеров успешно ловили и уничтожали. Без связи с кем-то, кто мог бы помочь, без надежного прикрытия Анна не могла надеяться на успех. Несколько часов, выигранных ранее, могли служить лишь передышкой. Уже сейчас ее ищут всерьез и вскоре найдут. "CDM", как бы сильны ни были внутренние распри, оставались длинной рукой государства, и их гордость слишком часто втаптывали в грязь за последний год.

Вопрос заключался лишь в том, кто первый доберется до нее: люди дяди Артура или новые похитители? Анна не слишком верила словам допрошенного лже-охранника. Тот вполне мог верить, что действует в рамках внутреннего расследования, но кража пленника у своих же коллег — слишком грубый и ненужный ход для начальства "CDM". Если, конечно, там сидят не старомодные варвары со средневековыми замашками. Скорее всего, ее и впрямь намеревались тихо убить, чтобы сорвать планы дяди Артура. А планы эти наверняка включали в себя связь с ее матерью...

Неожиданно Анну замутило. Побежденный наркотик не до конца покинул организм. Она не подумала о еде и выпивке. Траты энергии на взлом чужого мозга тоже давали о себе знать. Глаза заслезились, закололо в виске.

"Я совершенно потеряла форму", — снова подумала Анна и потерла переносицу: "Сделалась сущей развалиной и дурочкой".

— Где там эти чертовы цепные псы Инквизиции? — сказала она вслух и обиженно надула губы. — Настоящие профи уже посыпались бы с неба и уделили даме внимание. Меня как будто позабыли.

В самом деле, прямое столкновение с противником куда лучше неопределенности.

"Но сначала надо поесть".

Анна действительно почувствовала, что голодна. Раз уж никто не намеревался бросаться на одинокую красивую женщину из подворотни и тащить в ужасные застенки, можно было не отказывать себе в удовольствии.

Цокая каблучками, невысокая рыжеволосая девушка шла вдоль по улице, высматривая ближайшее такси.

5

В этом старом баре давно забыли, что такое наплыв посетителей. Каждый вечер здесь расслаблялись полдюжины постоянных клиентов, примерно столько же время от времени сменяли друг друга, не задерживаясь надолго. Дела шли ни шатко, ни валко, суточная выручка позволяла зарабатывать, но бизнес не то чтобы процветал. Атмосфера, создаваемая приглушенным светом, столиками из темного дерева и такой же полированной стойкой у стены, фотографиями знаменитых рокеров и старомодным музыкальным автоматом, идеально подходила заведению. Здесь не бывало веселых праздников и гуляний, не веселилась молодежь. Только взрослые и почти всегда печальные люди приходили в бар разогнать меланхолию

Сейчас автомат, стилизованный под громоздкую музыкальную машину середины двадцатого века, но внутри являвшийся вполне современным цифровым музыкальным центром, играл "Два из трех не так уж плохо" Имеется в виду песня Two Out of three Aint Bad" 1978 года, исполненная певцом под псевдонимом Meat Loaf., грустную песню из давно ушедших времен. Анна ее помнила, потому что Октавиан любил и часто слушал старую музыку. Мелодичный плач клавиш и голос певца ей тоже нравились, настроение было в меру печальным, но спокойным. Прямо как сама песня.

За окном-витриной рядом с входной дверью рассекали ночную темноту машины, падали на тротуар гладкие желтые отсветы фонарей. В баре было тепло, сухо и мирно. В зале сидели незнакомые и равнодушные люди, стойка была полностью свободна. Она уселась на высокий узкий стул и заказала себе мартини. Сейчас хотелось чего-то мягкого, чтобы не ударило в голову.

— Сделаем, леди, — добродушно усмехнулся в усы средних лет бармен и тут же подал ей бокал с выпивкой. — Хотите чем-нибудь закусить?

— Давайте.

Горький шоколад и сыр не утолили голод по-настоящему, однако оказались вполне сносной закуской. Бармен попытался завести разговор, что-то спросив, но Анна только мило улыбнулась. Конечно, она ему понравилась, а работа в баре всегда связана с беседой. Однако ни флиртовать, ни праздно болтать сегодня не хотелось. Алкоголь разогнал кровь, расслабил, но колющая боль в виске никак не желала исчезать.

Оставалось надеяться, что ее найдут раньше, чем она всерьез опьянеет. Иначе придется буянить и объедаться. Иных вариантов Анна признавать не желала. Было бы слишком скучно прятаться в темном углу или бежать из города, обворожив какого-нибудь водителя.

Она пригубила четвертый бокал, когда над открывшейся входной дверью зазвенел колокольчик. Анна не повернула головы и допила мартини. Кто-то большой уселся на стул рядом с ней.

— Что будете? — спросил бармен.

— Водку, — произнес знакомый голос. — И налей ее не в рюмку, приятель.

Бармен понимающе кивнул и повернулся к расставленным на полках бутылкам. Анна аккуратно поставила бокал рядом с блюдцем, на котором еще оставался кусочек сыра.

— Вот как, значит, — сказала она. — А я-то надеялась, что пришлют кого-нибудь, кого захочется увидеть.

— Я тоже по тебе скучал, рыжик, — усмехнулся Сэм Ватанабэ и принял у бармена широкий бокал с водкой. Он был все такой же: большой, наглый, в строгом черном костюме. Правда, на лице, принявшем крайне довольное выражение, на сей раз почему-то не было неуместных черных очков.

— Я сейчас в тебя кинусь чем-нибудь, — Анна по-прежнему смотрела на ряды бутылок за баром и не поворачивалась к собеседнику.

— Ничего не могу с собой поделать, — он поднес бокал к губам и одним махом проглотил половину водки, которой хватило бы на троих. Даже не поморщившись, Сэм продолжил: — Ты вся такая маленькая и рыженькая. Загляденье просто.

Анна стоически подавила желание ударить его по голове. Наглый толстяк снова пытался поддеть ее. С самой первой встречи в Токио он был невыносим. Особенно злил тот факт, что Анна не могла его одолеть, убить или хотя бы очаровать. Ватанабэ отличался не только на редкость скверным характером, но и полнейшей непробиваемостью. В прямом смысле — она не смогла "взломать" его тогда. Поэтому негодяй и мерзавец помнил поцелуй, установивший неудачный контакт. И каждый раз обращал женские чары против нее самой, ставил в глупое положение и откровенно издевался. Делал он это специально, чтобы ее позлить, и Анна почему-то всегда поддавалась. Сэм и в самом деле был ужасен.

— Глаза выцарапаю, — она, наконец, обернулась и одарила толстяка самой кроткой и очаровательной из улыбок.

— Экая шалунья, — он снова отпил водки с такой легкостью, будто в бокале была вода.

— Ты зачем пристаешь к даме в баре? — Анна взяла крошечную полупрозрачную дольку сыра и сложила вдвое. — Я сейчас на помощь позову, и тебя выкинут за дверь, мужлан.

— Это ты-то на помощь позовешь? — он сделал вид, что поперхнулся и снова пригубил бокал. — Не верю.

— Почему же? — фыркнула она. — Неужто думаешь, что я испугаюсь твоей животной харизмы?

— Умеешь ты сказать, — он допил водку и поставил бокал на стойку. — Мужское начало так и трепещет при звуках твоего презрительного голоска.

— Что бы мне такого сказать, чтобы ты опечалил нас своим уходом в мир иной?

— Пылкое признание подойдет, — он жестом отогнал вернувшегося было к ним бармена.

— Могу пылко признаться в желании пырнуть тебя чем-нибудь острым.

— Вот! — он торжествующе воздел палец, устремленный в потолок. — А говоришь, что на помощь позовешь. От тебя самой надо окружающих спасать, с твоим-то стремлением к членовредительству.

— Не надо наговаривать на одинокую молодую леди, — Анна посмотрела такими невинными и несчастными глазами, что увидь ее бармен или кто-то из посетителей, все бы непременно расплакались. — Я одна в чужом городе, да еще и в бегах.

— А нечего бегать, — с суровостью самурая заметил Сэм. — За подобные выходки положено ремнем по мягкому месту.

— Я всегда знала, что ты склонен к таким шалостям, — она поморщилась. — Все толстые мужчины развратны.

— Не надо клеветы! — он возмущенно отодвинул бокал и облокотился о стойку. — Я исключительно в педагогических целях.

— Последнему, кто пытался меня поучать, оторвали ноги.

— Мне без ног нельзя. Я на месте не сижу, бегаю туда-сюда. За тобой вот самый первый прибежал.

— А вот сидел бы на месте — сохранил бы мне хорошее настроение. Безблагодарны твои хлопоты.

— Да я вообще вечный мученик, — с горечью утомленного крестьянина пожаловался толстяк. — Сорвался в такой хороший вечер, сижу тут с тобой, слушаю всякие грубости.

— Так иди домой, — она отправила сложенную уже чуть ли не вдесятеро дольку сыра в рот. — Я вовсе не жажду твоего общества.

— И пойду, — он с готовностью закивал. — Как только передам тебя с рук на руки.

— Держите свои руки при себе, грубияны, — Анна подозвала бармена и попросила еще бокал мартини. — Так уж и быть, я прощу наглость, с которой вы ввели мне во сне наномашины слежения. Я бы сама так поступила. Но в камеру я возвращаться не хочу. Там скучно, грязно и хочется сделать что-нибудь гадкое.

— Ты как ребенок, — Сэм кисло улыбнулся. — Не хочу да не буду.

— Я думала, мужчинам нравится инфантильность, — и она снова посмотрела на него невинными глазами.

— Рыжим не идет детскость, — выражение щекастой физиономии мгновенно сделалось суровым и непреклонным. — Ибо, как известно, у рыжих нет души. У вас вместо нее веснушки.

— Скажи еще слово о веснушках, и я разобью о твое темечко каждую бутылку в этом баре, — любезно предупредила Анна.

— Ты черствая и жестокая девица, — он печально вздохнул. — Я же по-хорошему пришел, а ты хорохоришься.

— У тебя удивительное свойство одним своим появлением настраивать людей против себя.

— Таков мой злой рок.

— Поди-ка оплакивать злую судьбу где-нибудь еще.

— Не капризничай и отправляйся со мной. Хендрикс сожрет мою печень, если я тебя в целости не привезу.

— Дядя Артур любит репрессии, — впервые она улыбнулась совершенно искренне. — Я так и знала, что он пришлет тебя.

— Страшилась моего пришествия? — он улыбнулся в ответ и заговорщически прищурился.

— Я же говорю, надеялась на кого-то другого, — она склонила голову, разглядывая толстяка. Сэм казался дружелюбным и спокойным. Но она знала, что этот тип способен за долю секунды превратиться в могучего разъяренного медведя и смести любую преграду на своем пути. Однажды ей удалось одержать победу над Ватанабэ, но тот очень скоро взял реванш. А потом они и вовсе помогли друг другу — прошедшей зимой, в Румынии. Тогда действительно удалось сделать доброе дело. Именно память о временном перемирии и смущала Анну, не подававшую впрочем, вида.

Сэм Ватанабэ был невыносимым хамом, болтуном и паяцем, но у нее никак не получалось считать его настоящим врагом. Да, они сражались. Да, противостояли друг другу обманом и ложью. Да, она должна была ненавидеть и бояться этого человека, как ненавидела и боялась "CDM". Однако воспринимать Сэма так, как нужно, не удавалось. Анна могла сколько угодно желать расправы над ним, только не всерьез. Потому она и подхватывала вечную игру в обмен колкостями, что драться по-настоящему не желала.

Но драться с Сэмом придется. Только с ним.

— Неужели ты будешь меня бить? — он говорил почти кротко.

— Придется. Я не вернусь в тюрьму.

— Это можно обсудить.

— Прости, но я не верю в честность дяди Артура. Вы сразу же засунете меня в глубокие подвалы, и все снова кончится трупами да беготней нагишом.

— Ха, — он провел ладонью по подбородку, приглаживая эспаньолку. — Не буду говорить, что беготня нагишом в твоем исполнении меня бы не порадовала.

— Все мужчины одинаковы, — она с философским вздохом прикрыла глаза. — Думаете только об одном. Те, кто пытался меня похитить, тоже не преминули прокомментировать...

— Мы их накажем, — пообещал Ватанабэ. — Ты только сначала нам расскажи, кто, что и зачем.

— Разумеется, где-нибудь в темной комнате без окон?

— Такова уж традиция, — он пожал плечами и снова усмехнулся.

— А ты не можешь поступить прогрессивно и оставить меня в покое? — спросила Анна. — Не надо меня никуда тащить. Пусть дядя Артур просто сам со мной поговорит.

— Я и пришел забрать тебя к нему.

— Это ты-то, враль?

— Ты ранишь мое любящее сердце. Неужто решила, что я тебя обману?

— Да нет, — она задумалась. — Просто мне хочется сделать тебе какую-нибудь гадость.

— Ох... — Сэм поморщился. — Вот всегда так. Как мне работать, так сразу женские капризы.

— Что поделать, — Анна пожала плечами. — Ты должен страдать.

— Как же женщины злопамятны, — он закатил глаза.

— Не женщины, а я, — Анна отодвинула бокал. — Ты меня бесишь, Ватанабэ.

— Поэтому надо идти со скандалом?

— Ага.

Она подцепила опустевшее блюдце пальцами и подбросила вверх. Сэм моргнул, и в тот же миг блюдце прилетело ему в лицо. Маленькая посудина с треском разбилась, ударившись о широкий лоб, в который тут же врезался женский кулак. Толстяк с шумом опрокинулся на пол.

— Ай, — сказал он, лежа на спине и глядя снизу на улыбавшуюся Анну. Та соскочила со стула и, ласково мурлыча, попыталась наступить мужчине на голову каблуком. Сэм с ворчанием откатился в сторону.

— Что это вы творите?! — возмутился бросившийся к ним бармен. — В нашем баре не нужны пьяные выходки!

Анна обернулась и с кривой усмешкой поманила его пальцем. Растерявшийся бармен замер, едва выйдя из-за стойки. Женщина шагнула навстречу, ее ладонь легла мужчине на лицо.

Когда бармен безвольно упал на пол, поднявшийся Сэм, потирая лоб, громко сказал ошарашенным посетителям:

— Вам всем лучше выйти.

О его затылок тут же разбилась полупустая бутылка мартини. Во все стороны от головы толстяка полетели серебристые брызги стекла и алкоголя, но Ватанабэ даже не пошатнулся. Страдальчески закатив глаза, он пробормотал: "Безобразие". Посетители, люди опытные и многое повидавшие, не заставили себя упрашивать. Один за другим они вскакивали из-за столов и, радостно забыв расплатиться, устремлялись к дверям.

Сэм обернулся и сразу же поперхнулся ударившим в зубы донышком другой бутылки. По вкусу разлившаяся жидкость напоминала виски. Он зажмурился, чтобы спирт не попал в глаза, и принялся вдумчиво жевать колотое стекло.

— Фу, — произнесла Анна, сжимавшая в руках две "розочки", оставшиеся от бутылок. Острые неровные края угрожающе развернулись в сторону Сэма. — Ты омерзителен.

— Тьфу-тьфу, — Ватанабэ сплевывал осколки, когда она попыталась полоснуть его одной "розочкой" поперек живота. Толстяк отшатнулся и задел ближайший к себе стол. — Э! Осторожно с костюмом!

— Педант, — усмехнулась Анна и запустила осколком горлышка ему в лицо.

Сэм отпрыгнул к стене и врезался спиной в музыкальный автомат, все еще работавший. Блестящий корпус тут же заскрипел, прогибаясь под весом Ватанабэ, а внутри что-то щелкнуло. Музыка сменилась, заиграли электрогитары. Они оба успели узнать "Точь-в-точь как любовь" "Точь-в-точь как любовь" — перевод названия песни "Dead Ringer For Love" все того же Meat Loaf. и поразиться несуразности такого выбора.

— Вот ты это сейчас серьезно? — Сэм недовольно отстранился от автомата.

— Еще бы, — Анна беззаботно выкинула оставшуюся "розочку" через плечо. — Мне уже весело.

— Ох-хо, — толстяк шагнул навстречу, и она тут же ударила, метя в центр наглой толстой физиономии. Сэм отклонился, и кулак прошел в паре миллиметров от лица, чуть задев щеку. Толстые пальцы тут же сомкнулись на тонком женском запястье, и Ватанабэ поразительно ловко скользнул Анне за спину. Рука оказалась молниеносно и безжалостно заломлена. Анна стиснула зубы, слушая хруст суставов.

Сэм дрался с явной неохотой. Он ухватил ее рукой за плечо и попытался сдвинуть с места. Опять эта проклятая снисходительность. Ватанабэ был слишком уж уверен в себе. Анна наклонила голову и подалась назад. Сэм не успел сдвинуться, когда она ударила его затылком в лицо. Толстяк был выше, удар угодил в челюсть. Хватка ослабла, и она тут же извернулась, высвобождая руку.

Теперь они снова оказались лицом к лицу. Анна потирала выдернутое из захвата запястье, Сэм приглаживал бороду. Взгляды противников встретились на долю секунды, и бой продолжился.

Она шагнула в сторону, толстяк подался следом. Анна не рискнула снова бить и ухватилась за стоявший рядом стол. Сэм неопределенно крякнул, когда женщина с легкостью подняла над головой широкий деревянный круг с беспомощной тонкой ножкой. Она счастливо улыбнулась и запустила в него столом.

— Тьфу ты! — Сэм встретил смертоносный снаряд алкогольной драки ударом кулака. Стол швырнуло в сторону, край его с хрустом отломился. Ватанабэ недовольно потряс ушибленной рукой.

Она уже была рядом. На этот раз Ватанабэ не удалось уклониться, кулак громко и торжественно врезался ему прямо в нос. Следом прилетел еще один удар, на этот раз в глаз. Потом был еще один, и еще, и еще. Анна с невероятной скоростью молотила толстяка кулаками, а тот лишь обреченно отступал обратно к стойке. Но вот она, войдя во вкус, стукнула Сэма в грудь обеими руками, словно Брюс Ли.

— Пхэ! — возмутился он, попятившись и едва не упав. — Это уже совсем... никуда не годится.

Анне хотелось обиженно закусить губу. Негодяю все было нипочем. Получив столько ударов по физиономии, он даже не рассердился, хотя любой нормальный человек давно отправился бы в нокаут. Сэм будто специально отказывался ее развлечь.

— Ты невыносим, — пробормотала она и наклонилась за опрокинутым нечаянно стулом.

Ватанабэ решил воспользоваться моментом и схватить противницу. Анна с легкостью избежала медвежьих объятий, когда толстяк потянул к ней руки. Отскочив в сторону, она со сладострастным выдохом обрушила стул на спину Сэма. Вот теперь он прочувствовал момент! Со стариковским кряхтением толстяк подался вперед. Мстительная противница тут же ухватила его за загривок и толкнула. Ускоренный таким образом, Сэм сделал пару неловких шагов и врезался в стойку бара.

— Вечер невыразимо томный, не находишь? — он одернул на себе пиджак и обернулся. Анна уже была рядом. Опершись о стойку рукой, она ловко и невесомо перепрыгнула ее, очутившись на месте бармена.

— Ты противный, — пожаловалась Анна Сэму. — Дерись! Как следует.

— Я же тебя заломаю, — он ухмыльнулся, вытирая с лица виски и стряхивая осколки с плеч.

— В прошлый раз я тебя свалила, — она взяла с полки бутылку шампанского.

— Ты жульничала, — он притворно возмутился, пожав губы.

— Успокаивай себя! — Анна фыркнула и метнула бутылку в толстяка. Тот увернулся, и с силой пущенный снаряд взорвался фонтаном брызг, разбившись о стену.

— Я спокоен как буддист.

Он не врал. Они оба сейчас были совершенно спокойны. Никакой боевой злости, никакого стремления сделать противнику больно, вывести из строя. И Сэм, и Анна скорее развлекались этой нелепой дракой. Убить трикстера ударом по физиономии крайне сложно, даже боль почти не чувствуется из-за приглушенных реакций нервной системы и ускоренной регенерации тканей.

Так зачем же весь этот балаган? Анна понятия не имела. Ей просто захотелось его стукнуть, и Сэм подыграл. Конечно, он сейчас захочет поскорее взять пленницу в охапку и потащить к дяде Артуру. Но быть покорной Анна не собиралась.

Она хватала одну бутылку за другой и кидалась в Сэма, словно ребенок, швыряющий в родителя игрушками. Бар наполнился звоном и хрустом лопнувшего стекла. Он уклонялся, пригибался, отбивал снаряды возлияний руками и пятился прочь от барной стойки. Одну из бутылок, знакомую формой, толстяк ухитрился поймать на лету.

— Фу, "Джек", — поморщился он и тут же получил по лбу бутылью с вином. Ароматная красная жидкость залила потемневший от влаги ворот рубахи. Отшвырнув презренное виски, Ватанабэ рванулся обратно к стойке. Анна, дождавшись приближения противника, тут же развернулась вполоборота, уперлась в стойку руками и прыгнула навстречу. Она ударила Сэма ногами в прыжке, разворачиваясь с проворством цирковой акробатки. Каблуки туфель угодили ему в область диафрагмы, раздался отвратительный хруст, Ватанабэ захрипел и упал на пол.

Анна, затормозившая собственный прыжок о толстяка, с размаху села на стойку.

— Ух! — схватившись за края, выдохнула она. — Вот так веселее.

— Х-хы... — просипел с пола Сэм, ощупывая ушибленное место. — Зря ты юбку надела.

— Это почему? — спросила Анна, поправляя волосы и делая вид, что на стойке оказалась совершенно случайно.

— Я видел твое белье! — злорадно прохрипел он.

— Придушу! — она соскочила со стойки и неловко взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие. Каблуки оказались сломаны после удара.

— Орудия моды, — проворчал поднимающийся Ватанабэ. — Хлипкие больно.

Бурча себе под нос "Дешевка проклятая!", Анна стянула туфли и осторожно шагнула босыми ногами по полу, усыпанному осколками разбитых бутылок. Сэм беззаботно счищал невидимые пылинки с заляпанного спиртным пиджака.

— Вот теперь у меня испортилось настроение! — она крепко сжала кулак, концентрируя энергию. Таким ударом она чуть не убила Китами в Гонконге, но Сэм был умнее, сильнее и опытнее. Толстяк с легкостью увернулся и вновь попытался схватить атакующую руку. Анна подалась в сторону и повернулась спиной к пустому залу.

— Так же можно и покалечить человека, — Ватанабэ сделал вид, что обижен.

Она довольно улыбнулась и размашисто ударила его в живот. Кулак захрустел, когда Анна с силой вогнала его в мягкую упругую плоть под пиджаком. Объемистый живот заколыхался. Сэм вытаращил глаза, и она почувствовала, как собранная для атаки сила перетекает в него.

— Бхэ-э-э... — протянул Ватанабэ сипло. — Какое коварство.

— Не забывай, с кем имеешь дело, — Анна пожала плечами, и тут Сэм со стремительностью коршуна бросился к обидчице и раскинул руки. Она попыталась отскочить, но сзади стояли стулья и столы. Замешкавшуюся Анну толстяк тут же заключил в угрожающе крепкие объятья.

Ватанабэ ухватил обездвиженную противницу за талию и аккуратно, словно партнер на балете, кинул в зал. С недовольным возгласом молодая женщина врезалась сразу в два стола. Раздался грохот, опрокинулось полдюжины стульев, послышалась ругань.

— Бр-р-р-р! — Сэм поежился.

Анна запуталась в поваленной мебели. Один стол она уронила, упав на него, второй задела ногами, рядом загромыхали проклятые неудобные стулья.

— Как так можно?! — возопила Анна и поднялась, цепляясь за опрокинутый стол. — Ты ну совсем не джентльмен!

— Я феминист! — Сэм двинулся на противницу.

Она схватила ближайший стул и запустила в него. Толстяк невозмутимо уцепился за ножку и отбросил прилетевшую мебель в сторону. Анна возмущенно шагнула навстречу и почти по-детски толкнула Сэма в многострадальную грудь. Толчок вышел такой силы, что он попятился и уронил еще один из столов. Под ногами у Ватанабэ хрустнуло дерево — стулья мешались.

— Ну? — спросил он. — И что дальше?

— А не знаю, — Анна упрямо мотнула головой.

— И что мы вообще делаем тогда?

В самом деле, что они делали? И зачем? Она так и не поняла. Оба просто... делали.

Может, стоило остановиться?

— Драка, в самом деле, какая-то кривая, — признала Анна и застенчиво толкнула очередной стол, с громким стуком упавший на бок. — Даже кости не хрустят.

— Может, тогда пойдешь по-хорошему?

— Да ну тебя... — она поморщилась и посмотрела на Ватанабэ. — Ой.

Тонкое красное пятнышко ползло по его щеке. Анна попыталась что-то сказать, но толстяк с выпученными глазами первый толкнул ее и рухнул на пол. Мгновение спустя окно-витрину с треском пробили пули, прошившие воздух там, где только что были их головы. Но мужчина и женщина, успевшие заметить угрозу, уже припали к полу.

— Это еще что такое?! — возмущенно спросил Сэм у обломков стула.

— Сказала же, что за мной охотятся! — Анна огляделась. — Надо бы смываться отсюда.

— А я-то не догадался!

Где-то за стеной послышался грохот выбитой двери. За ними пришли всерьез.

— Эй! — позвал Анну Сэм.

— Что? — она отвела взгляд от задней двери за стойкой бара.

— Если жить хочешь, пошли со мной!

— А ты не задавайся! — Анна фыркнула. — Ладно.

— Тогда выходи через черный ход, — он кивнул в сторону задней двери. — Я тебя подберу.

— А ты как же?

— А я на главную сцену.

С этими словами толстяк резво вскочил, сделавшись похожим на хорошо накачанный мячик, и бросился к выходу. Он врезался в широкое витринное окно, покрытое сеткой трещин, и со звоном вывалился наружу в осыпающемся саване из стекла. На улице тут же зазвучали сухие хлесткие выстрелы. Кто-то пытался подстрелить Ватанабэ из винтовки.

Анна не стала дожидаться, пока вместе с ночным холодом в бар ворвутся зеваки или, что хуже, враги. Она поднялась и бросилась к задней двери. Мгновение спустя дверь распахнулась, и навстречу почти выпрыгнул человек в форме полицейского спецназа. Анна увидела глаза в прорезях баллистической маски, испуганные столкновением с целью. Он узнал ее и уже наводил готовый к бою пистолет-пулемет "С-217". Очередь в упор из этой крохотной и чудовищно скорострельной машинки со складным прикладом и коротеньким стволом могла нашпиговать тело пулями и обездвижить даже трикстера. Анна не стала дожидаться столь неприятной процедуры и на ходу выбросила вперед правую руку. Обманчиво тонкие пальцы ударили полицейского под маску, прямо в горло. Второй рукой она ухватилась за вражеское оружие и рванула к себе. Полицейский захрипел, пальцы его разжались, выпуская пистолет-пулемет.

Она не дала противнику упасть или отступить. Анна толкнула мужчину назад и перехватила оружие. Следом уже спешили его сообщники, тоже одетые в форму. К счастью, за дверью обнаружился узкий коридор, где нельзя было развернуться. Полицейские бросились к стенам и неловко направили оружие на пятящегося соратника. В следующее мгновение троица людей в форме без малейших колебаний открыла огонь. Полицейского изрешетили очередями в спину, пробившими бронежилет насквозь. Но Анну пули не задели, ибо она упала на колени и теперь выставила оружие из-под мышки трупа. Убитого бросило вперед, и женщина оттолкнула тело, словно то было сделано из папье-маше. Ее палец нажал на спусковой крючок, и золотисто-огненная очередь осветила полутемный коридор. На таком расстоянии промахнуться было трудно.

Одному очередь прошила живот, второго уронила на пол с порванным в клочья плечом, третьему пули угодили в маску и заставили рефлекторно схватиться за лицо. Анна удержала руку с оружием и, поднимаясь, новой очередью перечеркнула коридор наискосок. Патроны кончились, когда все штурмовики были мертвы.

— Вот это я понимаю, — пробормотала Анна, забирая с тел запасные магазины.

Снаружи слышалась стрельба и непонятный грохот. Ватанабэ явно развлекался вовсю. Она побежала по коридору, надеясь найти выход на улицу. Первая встреченная дверь вела в кладовку, вторая в туалет, но вот за поворотом жал крохотный тупичок и пустой проход с разбитыми петлями. Сама дверь валялась под ногами и походила на мятый кусок железа. На улице мельтешили красно-синие огни, она видела дорогу и серый фургон, мало напоминавший полицейскую машину. В тот самый миг, когда Анна показалась в дверях, в фургон на полной скорости врезалась другая машина. С тошнотворным лязгом и металлическим скрежетом капот невзрачной серой легковушки протаранил кабину фургона, вдребезги разбив мотор. Вторая машина тут же сдала назад и с трудом отцепилась от кусков искореженного железа. На капоте "тарана" появились глубокие вмятины и царапины, но автомобиль каким-то чудом остался цел.

Задние дверцы фургона распахнулись, и на улицу один за другим начали выпрыгивать люди в точно такой же форме, как те, кого Анна убила. Она подняла пистолет-пулемет, но резко стартовавшая легковушка уже рванулась к ним. Машина врезалась в первых двух, опрокинула и переехала. Еще один успел запрыгнуть на капот, кто-то смог шарахнуться в сторону. Их было около полудюжины. По машине тут же принялись стрелять, однако пули не причиняли корпусу серьезных разрушений.

Запрыгнувший на капот полицейский одной рукой наставил оружие на водителя и нажал на спуск. Секундой ранее набравший скорость автомобиль круто развернулся, когда таинственный помощник Анны резко выкрутил руль. Под стрекот очереди полицейский упал на асфальт.

Она уже бежала через дорогу и стреляла по оставшимся на ногах штурмовикам. Те рассыпались по улице, залегая за фургоном, пожарным гидрантом, бросаясь прочь. Сначала она устранила того, кто надеялся выйти во фланг. Десяток стальных пчел ужалили его в бедра, не давая бежать, несколько впились в спину. Еще двое укрылись за фургоном и открыли ответный огонь. Очереди трещали в ночном воздухе, словно кто-то взрывал связки петард. Но единственным фейерверком становились вспышки на срезах дула и крошащийся камень на фасаде здания. Ни один из противников не смог попасть в босую рыжеволосую беглянку. Анна прыгнула вперед и кувыркнулась через голову на проезжей части, уходя из-под обстрела. С ловкостью циркачки она обошла их слева, отделавшись лишь запачкавшимся об асфальт пиджаком. Женщина-трикстер двинулась вокруг фургона, стараясь обойти противников со стороны разрушенной кабины. Когда Анна приблизилась, с водительского места вывалился окровавленный мужчина. Она не стала тратить на него пули и выскочила на тротуар. Один из полицейских пятился к задней дверце машины и стрелял. Как всегда в такие моменты, адреналин заставлял действовать несоизмеримо быстрее. Анна увидела несущиеся навстречу пули и наклонилась, отодвигаясь в сторону. Стальное жало прошло вплотную с плечом. Она медленно и плавно выставила вперед оружие и выстрелила. Баллистическая маска, похожая на карнавальную личину, треснула, наружу брызнула кровь. Полицейский, выронив пистолет-пулемет, упал на спину.

Рядом бешено визжали тормозящие машины. Никто не хотел ехать через перестрелку. Только последний из противников бежал по дороге прочь от фургона. Развернувшись вполоборота, он выставил оружие из-под мышки и стрелял в нее. Короткая очередь заставила открытую дверцу фургона заходить ходуном, но Анну пули не задели. Она в ответ попыталась подстрелить беглеца, но тот двигался грамотно, зигзагом уходил с траектории, не давая прицелиться в себя. Недовольно поджав губы, Анна полоснула очередью. Беглеца зацепило в плечо, развернуло и бросило на асфальт. Он тут же резво вскочил на ноги — только для того, чтобы увидеть надвигающийся бампер серой легковушки. Удар сопровождался отвратительным мясным хрустом. Тело неудачливого штурмовика отбросило на пару метров от резко затормозившей машины.

— Фу, какая гадость, — Анна поморщилась.

Машина, вихляя, подъехала к ней. За рулем сидел Сэм в окровавленном грязном пиджаке. Он молча кивнул ей. Анна распахнула переднюю дверцу и уселась на сиденье пассажира.

— Прав был Мастер, — заявил толстяк. — Всегда следует выбирать машину не по цене и мощности мотора, а по толщине брони в корпусе!

— Ты звездный каскадер, — уверила она. — А теперь жми на газ.

В зеркале заднего вида отражался созданный боем затор на дороге.

— Как скажешь, рыжик, — ухмыльнулся Сэм. — Но учти: нам прострелили одно колесо. Приготовь мешочек, если укачает!

6

Канзаки решила, что вечер пройдет за просмотром чего-нибудь жизнерадостно-глупого. Она приготовила себе поздний ужин, безобразно калорийный и вкусный. Мясо, овощи, сладкий десерт — непривычно плотная трапеза для привыкшей к японской диете Мегуми. Но за последний год она пристрастилась к вкусной еде, из-за чего и приходилось удваивать себе нагрузки при тренировках.

Облаченная в домашний наряд и опрятный передник, Канзаки завершала сакральный ритуал готовки, когда в дверь позвонили.

"Это еще кто?" — подумала она настороженно. Никаких гостей Мегуми не ждала, а соседи не имели привычки заглядывать к молодой сотруднице "CDM". В здании жили люди организации, не склонные к панибратству и лишним знакомствам. Да и сама Канзаки ничуть не стремилась ближе узнать окружающих. Она до сих пор не запомнила лиц людей, живущих дальше по коридору.

Значит, пришел кто-то из друзей. Учики, Эрика, может быть, Китами. Но что им нужно? Даже те, вместе с кем Канзаки пережила множество опасностей, не были частыми гостями в ее доме. Мегуми сохраняла хорошие отношения с молодыми людьми, но не более. Они не навещали друг друга, не угощали ужином и совершенно точно не являлись без предупреждения.

Определенно, что-то случилось. Может быть, пришла пора "уходить в отставку", как она и боялась. Значит, либо это убийцы, либо...

Она тихо прошла в прихожую, почти машинально захватив из кухни нож. Держа его лезвием вверх, чтобы нельзя было сразу увидеть, Канзаки осторожно подошла к двери. Свет она не включала и старалась не издавать ни звука.

"Да у меня паранойя!" — ругалась какая-то часть разума. Мегуми отогнала сомнения. Сейчас следовало быть параноиком. Она настороженно посмотрела в дверной глазок.

Грязный и мокрый Сэм стоял в коридоре, сунув руки в карманы и делая вид, что пребывает в праздном настроении. Лишенный глупых солнечных очков, весь перемазанный чем-то подозрительно бурым, он выглядел привычным наглым паяцем.

Сердце застучало с предательской быстротой.

"Он пришел!" — сказала влюбленная девочка в ее голове.

"Ага, потому что что-то стряслось!" — охладил ее пыл чертенок за плечом.

Она открыла дверь.

— Привет, — кротко поздоровался Сэм. — Э...

— А... — начала она и тут же замолчала.

— Н-да, — кивнул он.

— Заходи...

Мегуми отступила, впуская его. Сэм протянул руку вправо и выдернул из-за косяка Анну. Канзаки охнула и чуть не выставила перед собой нож, но старая противница покорно, словно взятый за шкирку котенок, шагнула через порог. Ватанабэ зашел следом за ней и закрыл дверь на замок.

— Н-да, — снова протянул он, а Анна посмотрела на хозяйку исподлобья, как бы говоря "Ну, а я-то тут при чем?"

— Что она тут делает?! — воскликнула Мегуми.

— Безобразничает, — Сэм со строгим выражением лица отодвинул Анну и вышел вперед. — Возникла небольшая неприятность.

— Я догадалась, — Канзаки фыркнула, и вышло это обиженно, против ее воли. — Зачем бы еще вы сюда пришли?

"Стоп!" — приказал внутренний голос: "Не вздумай сейчас обижаться".

— Нас тут немножко пытались убить, — он пожал плечами. — Как обычно.

— В Меркури?

— В Меркури.

— Неловко, правда? — подала голос стоявшая у стены Анна.

Сэм обернулся и молча взял ее за шиворот. Недовольно замычав, Анна последовала за строгим воспитателем, когда все трое вышли из коридора в комнату.

— А кто... и зачем?.. — Канзаки нервно потерла наморщенный лоб. Она быстро оценила ситуацию, но не находила слов. — И вообще... она-то тут откуда?

— А она сбежала из-под стражи, — Ватанабэ поставил Анну рядом и шагнул к отошедшей вглубь комнаты Мегуми. — Я был призван захапать ее обратно, но тут налетели крайне нехорошие люди.

— Из ваших, — злорадно заявила Анна. — В королевстве "CDM" все страшно прогнило.

— Предатели? — не обращая на нее внимание, спросила Канзаки у Сэма. — Думаешь, те же самые?

— Вряд ли, — он отрицательно покачал головой. Они давно догадывались о наличии вражеских агентов, проникших в Восьмой отдел, а может, и выше. Без помощи изнутри не удалось бы похитить Наследников, и не случился бы прошлогодний ноябрьский теракт. — Эти очень хотели ее убить.

— Было много шума?

— Разнесли в клочья один бар, — он почесал щеку, на которой остались разводы засохшей крови. — Собственно, я зашел к тебе с просьбой.

— Какой?

— Спрячь у себя вот это вот недоразумение, — он ткнул в Анну пальцем. — На пару часов, не больше.

— Зачем?

— Затем, что вряд ли они успокоятся. Вооруженное нападение прямо в городе — признак торопливости и малого ума. Они точно придут в мою квартиру.

— Сюда? — Канзаки посмотрела в сторону двери. Ватанабэ жил напротив.

— Ага. И я их встречу.

— Так... — она снова потерла лоб. — Погоди...

— Время не ждет, — Сэм оглянулся на Анну. Та с безразличным видом стояла у стенки, разглядывая висевшую рядом книжную полку. — Я понимаю, что это несколько невежливо, но...

— Нес-коль-ко не-веж-ли-во! — процедила Мегуми, все же позволившая себе рассердиться. — Слегка. Чуточку!

— Знаю, знаю, — Ватанабэ примирительно поднял руки, словно сдаваясь. — Я был чрезвычайно...

— Не смей говорить слова "занят"! — сурово прошептала Канзаки и погрозила ему ножом. — Убью к черту!

— Эй, эй, — он осторожно тронул угрожающе покачивающееся острое лезвие. — Так и заколоть кого-нибудь можно.

— Да тебя мало заколоть! — Мегуми очень не хотелось ругаться с ним на глазах у Анны, но она ничего не могла с собой поделать. Как всегда, Сэм взывал к худшему в ее натуре. Канзаки говорила сердито и сдавленно, боясь повысить голос до неприличия. — Как так можно?! Пропасть, избегать меня столько времени и вдруг свалиться как снег на голову, да еще притащить эту... эту...

— Как мило, — Анна грациозно потянулась, вытянув руки над головой. — Она хочет выругаться.

— А ты вообще заткнись! — посмотрела на нее Канзаки из-за плеча Ватанабэ. Анна лишь мило улыбнулась.

— Мегу-тян, — голосом родителя, увещевающего разбушевавшееся дитя, произнес Сэм. — Я знаю, ты обиделась. Но сейчас не к месту...

— У тебя вечно оправдания собственному свинству! — глаза ее метали молнии. — Я сижу, жду непонятно чего, и все это время ты где-то прохлаждаешься! А теперь, значит, как ни в чем ни бывало!..

— Я не желал все портить стрельбой, — его голос звучал почти виновато. — Я хотел прийти, честно. Просто так вышло...

— Вышло! — внутри у Мегуми все кипело. Долгие недели ожидания закончились столь неожиданно, что она не сумела справиться с гневом, что копился в душе. С некоторых пор все душевные переживания Канзаки сопровождались злостью, а из-за Сэма она переживала сильнее всего. Было до чертиков обидно, что он и в самом деле заявился домой из необходимости. Даже слова об убийцах не смогли взволновать ее, ибо за время совместной работы к таким опасностям Мегуми привыкла. — Сэм Ватанабэ, ты скотина. Ты тупая бесчувственная скотина. Плевать, что там было раньше, я тебя терпеть не могу!

— Тише-тише! — Сэм осторожно сомкнул вокруг лезвия ножа ладони, будто сложив их в молитвенном жесте. — Ты что-то разбушевалась.

Канзаки внезапно поняла, что в сердцах размахивала ножом у него перед носом, словно собиралась зарезать.

"Тьфу ты!"

— Не строй из себя жертву маньяка, — она надулась подобно маленькой девочке. — Сам виноват, что с тобой неласковы.

— Я обожаю твой сварливый характер, Мегу-тян, — испуганно тараща глаза, заявил толстяк. — Наверное, из-за него меня к тебе и влечет.

— Я сейчас тебя очень больно ударю по голове! — она невольно покраснела. — Снова переводишь все в шуточки.

— Просто сейчас и впрямь не до наших с тобой милых перебранок, — он покачал головой. — Вдруг в сей же миг в дверь начнут ломиться негодяи?

— Какое удобное оправдание! — Мегуми не сдавалась. Попытки в каждой из таких перебранок оставить за собой последнее слово давно вошли у нее в привычку. Умом Канзаки понимала, что устраивать сцен и впрямь не стоило, но сидевшая в сердце женщина, истосковавшаяся по мужчине, так и тянула за язык. — А потом ты тоже убежишь от меня к своим дружкам из гаража?

— Кучка иуд, — недовольно поморщился Ватанабэ. — Так и знал, что кто-то проболтается.

Анна задумчиво крутила локон своих огненно-рыжих волос и слушала приглушенный разговор. С лица ее не сходило скучающее выражение.

"Бог ты мой!" — думала девушка: "Я попала в какую-то мыльную оперу".

Понять, что между Ватанабэ и глупой японкой что-то есть, не составляло никакого труда для любого обладателя глаз, ушей и мозга. Они выглядели почти мило: надутая, недовольная Канзаки, похожая на обиженного ребенка, и невозмутимо-скользкий Сэм. Похоже, что-то у этой парочки не ладилось. В глазах обоих читалась неловкость, даже робость. Они могли успешно кривляться друг перед другом, но не перед Анной, умевшей читать людей как книги в публичной библиотеке.

"Подумать только, какая пошлость. Так и знала, что японочка неровно дышит к пузатому негодяю".

Хотя наблюдать давних противников с новой стороны было и немного весело. Раньше Ватанабэ воспринимался как вечная загадка, а Канзаки — как надоедливая дурочка, вместе с Китами подло заманившая ее в ловушку. А ведь оба были самыми обычными людьми. Ну, не совсем обычными — их выяснение отношений казалось слишком уж дурацким.

— Послушайте, — протянула Анна. — Может, сначала разберемся с маленькой проблемой в виде идущих по пятам убийц из вашей собственной конторы, а потом уже начнете разыгрывать драму и страстно лобзаться?

Сэм и Канзаки мгновенно притихли и обернулись к ней. От их взглядов в комнате неожиданно сделалось холодно.

— Можно я прострелю ей ноги? — страшным голосом спросила Мегуми.

— Лучше кляп, — в тон ей заметил Ватанабэ.

— Ох-хо, — Анна сделала испуганные глаза. — Вот только не надо вовлекать меня в ваши ролевые игры, парочка шалунов.

— Обезглавливание, — деловито заключила Мегуми.

— Н-да, — протянул Сэм. — Какие мы все милые и добрые, ай-яй.

Анна пожала плечами. Японка смотрела на нее с явной враждебностью. Удивляться не стоило: все-таки в прошлый раз они пытались убить друг друга. Анна и сама имела привычку запоминать обиды. Но о чем думал Ватанабэ, когда решил засесть у нее в квартире? Неужто о нежных чувствах?

— Могу пристрелить ее, — процедила Мегуми. — Исключительно из доброты и милосердия.

— Не забудь подружку позвать, а то не справишься, — Анна презрительно сощурилась.

— Дамы, дамы, дамы! — встрял Сэм, встав между ними и воздев руки, словно проповедник над толпой. — Не надо сейчас ссориться! Нам нужно подготовиться встречать гостей... а у меня нет камеры, чтобы заснять вашу знойную борьбу.

— Нет, я не ее пристрелю, — отозвалась Канзаки. — Я тебя расстреляю. Три раза, чтоб наверняка.

— Вряд ли его это остановит, — хмыкнула Анна.

— О женщины! — картинно возопил Сэм. — Вам имя вероломство. Уже объединились против меня. Вот и славно. Так и дружите, пока я напротив буду паковать гостей.

Мегуми вздохнула. Барахтаться в огромном потоке, имя которому Ватанабэ, было бесполезно. Поругаться можно и потом, раз уж на то пошло. Сейчас опасность, витавшая где-то в стороне все это время, вышла на первый план. А значит, требовалось собраться и действовать.

— Ладно, — сказала она. — Давай работать.

7

Они пришли быстро.

Оранжевый.

Он закурил сигарету, слушая шаги в коридоре. За окном рядом кто-то спускался по лестнице, ведущей с крыши. Они считали, что идут тихо. Но он давно научился находить врага, чувствовать его. Слух, обоняние, почти звериное чутье на опасность — инструменты трикстера в корпоративной резне, длившейся много лет.

Запах кожи и оружейной смазки, чужое дыхание в коридоре и едва различимое дрожание лестницы. Они старались скрыть свое приближение, тихие как призраки, но недостаточно тихие для кого-то, чей разум и тело уже не были человеческими. Он видел, слышал, чувствовал каждое их движение. Казалось, еще немного — и сквозь стены квартиры станут различимы силуэты убийц.

"Спокойно", — сказал себе Сэм: "Ты уходишь слишком глубоко".

Тлеющий конец сигареты светился оранжевой точкой в темноте. Запах табачного дыма и жар от химической реакции на мгновение заслонили пойманную частоту врагов. Таков был недостаток высокой концентрации: любая мелочь могла поглотить все внимание, если не вовремя на нее наткнуться. Он неслышно выдохнул.

Все выходило нехорошо. Совершенно не к месту был побег Анны, совсем не ко времени пришлось появляться перед Канзаки. И еще не хотелось лишний раз драться. Физическая конфронтация давно успела осточертеть Сэму. Он был силен, слишком силен для большинства своих противников. Физическая мощь и способности помогали выйти победителем из передряг, способных перемолоть в кровавый фарш любого нормального человека и даже многих из его коллег. С годами поле боя превратилось в игровую площадку. Он мимоходом сворачивал шеи, расстреливал, взрывал, ломал кости и чувствовал сладко-горький запах разложения. И почти каждая смерть была бессмысленна. Нет, он не мучился, не заламывал рук в припадке страданий по обесчещенной гуманности. Но только сегодня Сэм убил с полдюжины людей. И какой с их смерти был толк?

Вот и сейчас они идут, новая партия мяса. Конечно же, он их победит. Убьет.

Как же все это надоело. Иногда хотелось снова ощутить, как все косточки трещат от напора необузданной злой энергии Вендиго. Сэм по-своему привязался к этому мегаломану. Тот впервые за много лет сумел надрать ему задницу.

Кстати, о надирании задниц...

Красный.

Кончик сигареты вспыхнул сгустившимся огоньком, когда он затушил его пальцами. Убийцы были совсем близко. Он слышал осторожные шаги на нижних ступенях лестницы, едва различимый шорох за дверью.

Первый заходил с балкона. За стеклянной дверью выросла тень. Враг пытался рассмотреть комнату с выключенным светом. Прижимаясь к стене, Сэм услышал его дыхание.

Противник осторожно коснулся дверной ручки и потянул. С тихим шелестом дверь скользнула в сторону, впуская в квартиру холодный уличный воздух. В тот же миг противник бросился внутрь, выставляя перед собой пистолет-пулемет.

"Ага, значит, без нормального оборудования ребятишки".

Сэм отстранился от стены. Противник нажал на спусковой крючок, и приглушенная очередь прошила стоявший напротив балкона диван. Черная тень переступила порог, и тут Сэм шагнул к ней. Он коротко замахнулся и ударил в висок. Противник даже не успел заметить его, слишком медленный, слишком слабый. Кость хрустнула почти жалобно.

Он бросился навстречу, отталкивая обмякшее тело, и подхватил выпавшее из ослабевших рук оружие. Позади, на балконе, замешкался напарник свежего трупа, не успевший выскочить следом и прикрыть товарища. Он едва увернулся от повалившегося под ноги тела и даже успел вскинуть оружие, когда очередь ударила в грудь. На столь близком расстоянии пули пробили легкий бронежилет, и через перила балкона убийца перевалился уже мертвым.

Два вздоха. Всего два вздоха на два убийства. Быстрота, координация, точность движений. Как всегда при глубокой концентрации, он становился похож на машину. Большое тело двигалось с ловкостью, присущей атлету, в мускулах чувствовалось легкое покалывание сверхнапряжения. Заглушенная боль и неуверенность отступили перед сосредоточением.

Дверь с выбитым замком уже открывалась. Он разворачивался, глядя, как в квартиру один за другим проникают новые черные тени. Они жались к стенам коридорчика-прихожей, стараясь не загораживать друг друга. На фоне открытой балконной двери его толстая фигура была отличной мишенью.

С противным металлическим клацаньем застрочили пистолеты-пулеметы. Он бросился назад, к кухне, но слишком поздно. Пули ударили в грудь, задели плечи. Отвратительное ощущение чего-то горячего, жгущего плоть и пробирающегося все глубже внутрь. Словно уголек, попавший за шиворот, но в сотню раз хуже. Только благодаря блокировке болевых сигналов он остался на ногах. Брызнувшая было кровь тут же остановилась, раны начали затягиваться. Тело все еще работало.

Очереди тут же стихли. У них не было приборов ночного видения.

"Кретины. Что за кретины".

Первый из убийц двинулся вперед, в комнату. Сэм, стоя у двери в ванную, выстрелил короткой очередью. Противника швырнуло к стене. Он тут же метнулся вперед и снова выстрелил. Череп даже не раскололся, а как-то особенно мерзко развалился на отвратительные бурые куски, на стену брызнуло черной в сумраке кровью. Позади нового мертвеца кто-то стушевался в узком коридорчике.

В нос полез запах крови и чего-то еще, тошнотворно-телесный аромат насилия. Мгновенно выступивший пот на тех, кто еще оставался жив; нагретый воздух вокруг дульного среза; уличный шум со стороны открытого балкона; гул воды в водопроводных трубах; спертое от напряжения дыхание еще живых врагов. Все крошечные детали, малейшие частицы материальной реальности сливались в поток, омывавший его сознание.

"До чего надоело".

Он двинулся вперед. Неумелые, трусливые болваны в коридоре смешались. Они не были готовы к такому. Похоже, враждебные силы внутри "CDM" не располагали большим людским ресурсом. Их бойцов Сэм и Анна выпотрошили еще в ресторане, а за пару часов собрать боеспособную группу не так-то просто.

Но что за идиот послал их на убой?

Он зашагал вперед, не скрываясь. Они стреляли и попадали, огненные пчелы жалили грудь.

— Слишком мелкий калибр, ребята, — сказал он и зажал спусковой крючок. Пистолет-пулемет застрекотал в автоматическом режиме. Двоих, не успевших выскочить из коридора, скосило сразу. Еще двое, уже отступившие, что-то испуганно закричали. Совсем как дети.

Он миновал выбитую дверь и вышел в коридор, когда последние из неумелых убийц удирали, сверкая пятками. Они были уже почти у двери на лестницу, когда Сэм прицелился и аккуратно перечеркнул очередью их ноги. С диким воплем один из беглецов, отставший от товарища, упал и схватился за простреленную голень. Второй, припавший на здоровую ногу, схватился за стену и попытался подтянуться. Он сделал еще шаг, приволакивая пробитое бедро. Приближавшийся сзади Сэм направил на раненого оружие и нажал на спуск. Пистолет-пулемет отозвался сухим щелчком: кончились патроны.

— А я уж не надеялся, — хмыкнул Сэм и отбросил оружие. С легкостью настигнув ковыляющего и ругающегося на чем свет стоит убийцу, он схватил того за шею и оторвал от стены. Несчастный попытался ткнуть Ватанабэ в живот какой-то жалкого вида пистолет. Сэм молча раздавил противнику кисть. Пистолет выпал, несостоявшийся истребитель трикстеров завопил, задергался, едва не падая, и Сэму в который раз сделалось тошно.

Какая жуткая пошлятина! Какое отвратительное действо все эти драки, перестрелки и погони. А ведь когда-то у него замирало сердце, и азартный мороз пощипывал кожу в момент противостояния.

— Лежать, — Ватанабэ рубанул кричащую жертву ребром ладони в основание черепа. Раненый тут же перестал кричать и рухнул на пол без сознания.

Второй из оставшихся в живых, измазав пол кровью, пытался отползти к дверям на лестницу. Сэм встал над ним и среди болезненных стонов услышал:

— Не трогай меня, сволочь!

— Вот только не надо умолять, — он осторожно наступил на голень уползавшего, отчего тот испуганно взвыл. — Успокойся. Не буду я тебя убивать.

— Что тебе надо? — стоило отдать неудачливому палачу должное: соображал он быстро.

— А ты угадай, — Сэм хотел усмехнуться, но получилось только поморщиться. — Узнать, кто вас, таких маленьких и беззащитных, сюда послал.

8

— У тебя, наверное, мало друзей, — заметила Анна и тут же состроила личико невинной девы викторианских времен. Канзаки недовольно скривила губы, но ничего не сказала. Пистолет в ее руке все так же уверенно смотрел Анне в лицо.

Они сидели в единственной жилой комнате квартиры Мегуми. Анна расположилась на крохотном диване, Канзаки же села на стул и взяла гостью-пленницу на прицел. Из громоздкого "Марка" с такого расстояния можно было запросто прострелить ей голову, и Анна поначалу старалась не провоцировать надзирательницу.

Где-то за дверью, в квартире напротив, притаился Сэм. Он собирался уничтожить очередную партию преследователей, женщинам же оставалось лишь ждать. И ожидание оказалось чрезвычайно скучным. Сегодня Анна успела ощутить азарт, вспомнить сладость победы. После долгого томления в тюрьме она снова отнимала чужие жизни и спасала свою, куда-то стремилась, действовала, по-настоящему жила душой и телом. Даже глупая драка с Ватанабэ взбодрила перед настоящей битвой.

И вот все резко кончилось. Сэм притащил ее сюда, велел вести себя тихо, а сам отправился веселиться. Анна послушалась, сама не зная почему.

"Чего это я?" — спросила себя пленница, пока Канзаки напротив сверлила ее недоброжелательным взглядом.

В самом деле, не могла же она так быстро утомиться и сдаться на милость наглого толстяка. Анна до последнего надеялась облапошить Ватанабэ и в подходящий момент, например, улизнуть у него из-под носа. И все же, войдя в жилище своей давней противницы, она словно позабыла о всяких шалостях.

"Вот прямо сейчас отобрать у этой дурищи пистолетик и убежать. Тут даже лестница на балконе есть".

Нет. Анна только удобнее устроилась на диване, закинув ногу на ногу и откинувшись на подушки. К счастью, перед тем, как водрузить ее на сиденье, Канзаки разрешила умыться и сполоснуть под душем босые ноги. Побег из бара не слишком хорошо отразился на наряде. Впрочем, сама Мегуми выглядела немногим лучше: мрачная, напряженная, со злыми глазами и в домашних шортах. Когда они только пришли, на Канзаки был трогательный передник, от которого японка торопливо избавилась, стоило лишь Сэму отвернуться.

"Да уж... Вроде бы взрослая женщина, при всем, что надо, а ведет себя как девчонка".

Они с Ватанабэ и впрямь казались неловкими как дети, когда так смешно ругались у нее на глазах. А ведь Канзаки, кажется, страшно ревновала его! Это ли не повод для смеха?

Нет, не повод. Анна вдруг поняла, что именно догадка о связи этих двоих заставила ее отбросить мысли о побеге и сопротивлении. Они оказались живыми. Впервые с момента знакомства Анна по-настоящему увидела своих врагов. Не как препятствия на пути к цели. Не как злодеев, намеревающихся причинить какой-то вред. Как двух странноватых людей, у которых есть душа, какие-то переживания. Она не страдала излишней сентиментальностью, когда речь шла о сворачивании шей, но сейчас ничью шею свернуть не требовалось. Именно этим вечером сердитая японка с внушительными персями и невыносимый Ватанабэ оказались для Анны почти союзниками.

Она не собиралась чересчур заигрываться с "CDM". Даже если от непонятных заговорщиков, мечтающих ее украсть, получится оторваться, дядя Артур не оставит беглянку в покое. Он всегда был похож на бульдога — если уж вцепится в тебя, то не отпустит, пока жив. Да и Сэм не простит, если она что-нибудь сломает его скандальной обожательнице. Ведь они люди...

"Разрази меня гром! Да я мыслю как капитулянт!" — Анна невесело усмехнулась себе.

Но Канзаки и не подозревала, что у пленницы образовалось столь дружеское к ней расположение. Японка смотрела хмуро, стараясь даже не моргать, и продолжала целиться из пистолета, который постоянно держала на весу. Руки у Мегуми явно уставали, и она чувствовала себя не слишком комфортно, что веселило Анну.

— Да опусти уже, — Сжалилась, наконец, пленница. — Ничего я тебе не сделаю.

Канзаки и бровью не повела.

"Фу ты ну ты".

— Ты еще на вытянутых руках держи, чтоб в упор, — Анна закатила глаза. — Не будь дурой, Канзаки.

— Я была бы дурой, — отозвалась японка. — Если бы не опасалась тебя.

— Справедливо, — хмыкнула Анна. — Но все же не своевременно.

— Сиди молча, — отрезала Мегуми.

— Еще чего! — пленница фыркнула. — Терпеть не могу скрежета зубовного в унылой тишине.

Канзаки снова промолчала, но взгляд ее не сулил ничего хорошего. Анну подобная сердитость лишь рассмешила. Что могла ей сделать эта заурядная человеческая женщина?

"Эта заурядная женщина однажды спеленала тебя. Вспомни, чьими стараниями оказалась в тюрьме".

— Хм, — Анна надула губки. — Ты ужасная грубиянка. А я ведь могла и обидеться за прошлый раз.

— Обижайся на себя, — тон Мегуми был ледяным.

— Ну уж нет, — она ухмыльнулась. — Никогда не верила в пользу самобичеваний.

И вновь японка ничего не ответила. Похоже, она была редкостной занудой в жизни.

Анна заерзала на диване, пытаясь сесть еще удобнее. Ее развеселило то, как напрягалась Канзаки при малейшем движении подопечной.

— Надеюсь, с нервами у тебя лучше, чем с манерами, — сказала пленница, забираясь на диван с ногами. — А то еще продырявишь платье. Я его и так одолжила.

— Украла, — неприязненно бросила Мегуми, наблюдавшая, как Анна с наслаждением вытягивается на диване, возложив локоть на подлокотник. Наглая женщина-трикстер слишком вольготно себя чувствовала, слишком беззаботно смотрела на все происходящее. Это было подозрительно. И просто неприятно. Они же враги! В Токио Анна использовала и чуть не убила ее, а в Гонконге Мегуми вместе с Китами взяли рыжую негодяйку в плен! Сейчас в воздухе должно царить напряжение, готовое взорваться очередным противоборством. Но наглая девица почему-то делала вид, что находится в гостях у подружки.

"Она усыпляет твое внимание. Берегись. Ты написала целую брошюру о ближнем бое с трикстерами. Потеряй бдительность на мгновение, и умрешь", — шептал внутренний голос.

— У тебя точно мало друзей, — рассмеялась Анна.

— Воздержись от комментариев, — Мегуми не удержалась. — Я не хочу тебя слушать.

— Какое мне дело, чего ты хочешь? Я у тебя под прицелом сижу, а не наоборот.

— Хм, — Канзаки поразилась подобной наглости. — Под прицелом надо вести себя послушно.

— Только не мне под твоим, — в улыбке Анны читалось превосходство. — Брось напрягаться. Захоти я тебе что-нибудь сделать, так уже сделала бы.

Мегуми смолчала. В словах пленницы был смысл. Она могла играючи справиться с обычным человеком. Даже сейчас Анне не составило бы труда разоружить ее. Но лишать себя последней надежды, полностью отдаваться на волю столь опасного существа все равно было нельзя.

— Не переоценивай себя.

— Ты ужасный человек, — Анна притворно вздохнула. — Вы, люди, слишком много внимания уделяете злобе, а вместе с ней и страху. А надо просто расслабиться. Я вот не схожу с ума из-за того, что мои альтернативы — тюрьма или смерть.

— Ты и так сумасшедшая. Все вы психи.

— Грубиянка все-таки. Но я тебе это прощу. Я вообще обычно не злопамятна. В отличие от тебя, похоже.

— Трудно забыть, как тебя ранили и чуть не убили.

— Меня ранили столько раз, что я не запомнила бы их все, даже если бы захотела. Тот же Ватанабэ чего только ни творил. Он же сбросил меня с лестницы! Но Сэма я терпеть не могу совсем по другим причинам, — Анна иронично поджала губы.

Мегуми не хотела больше ничего говорить. Любые беседы не имели смысла. Она старалась прислушаться, почуять приход убийц, которых ждал Сэм. Но все внимание занимала наглая и опасная девица рядом.

— А вот ты, похоже, к нашему толстячку питаешь совсем другие чувства, — не унималась Анна. — Вы так мило ссорились.

— Заткнись, — резко сказала Мегуми.

— О, — Анна поняла, что задела больной нерв. — Что такое? Мы скромничаем?

Взгляд Мегуми сделался настолько тяжелым, что любой понял бы: разговору совсем не рады. Но Анне только того и нужно было.

— Что такое? Неужто стесняешься? Ох-хо! — развеселилась она. — Какая прелесть. В Токио мне и в голову всерьез не пришло бы, что между вами что-то есть.

Канзаки захотелось расстрелять в эту мерзкую негодяйку весь магазин. Какое ей было дело? Какое она имела право?! Никто и никогда не должен вмешиваться в такие сферы чьей-то личной жизни!

"Она специально", — подсказал внутренний голос. Конечно, специально. Не нужно было обладать способностями трикстера, чтобы все понять из ее идиотского поведения при встрече. И, разумеется, существо столь жестокое и циничное, как трикстер, не упустит шанса поглумиться.

— Почему вы все такие уроды? — не удержавшись, бросила Мегуми.

— Ух, — Анна была сама невинность. — Что такое? Кто-то задел твои чувства?

— У вас, трикстеров, отвратная манера вести себя, — мрачно пояснила Канзаки. — У всех до единого.

— О, ты хочешь сказать, что те, кто прошел чудовищно опасную и болезненную процедуру, давшую нечеловеческие силы, ум и живучесть, ведут себя несколько... невежливо?

— Похоже, ваша трансформация заставляет мозги усохнуть, — губы Мегуми презрительно скривились. — Только у меня нет желания терпеть ваши выходки. Сиди молча, ты действуешь мне на нервы.

— Ты слишком легко раздражаешься, — Анна по-детски захлопала ресницами, заметив, как раздражает такая манерность ее собеседницу. — Что, с сексом плохо?

— Я прострелю твой мерзкий рот, — судя по тому, как дернулся угол рта японки, той совсем не понравилась последняя грубая шпилька.

"Совершенно невыносимое занудство", — подумала Анна, но больше ничего не сказала. Она страдальчески вздохнула и откинулась на спинку дивана, словно лишившись сил.

В самом деле, что Ватанабэ мог найти в этой женщине? Конечно, Канзаки обладала отличной фигурой и вообще была хороша собой. Но до чего зажатой, закрытой казалась она! По лицу Мегуми без проблем можно было читать мысли. Она злилась, смущалась, боялась — и все одновременно. Ей было до ужаса некомфортно рядом с Анной. Но бедняжка изо всех сил старалась отстраниться, казаться монолитной собранной угрозой. Вот смех. Да ее можно было довести до точки кипения парой вульгарных шуточек!

"Как ты вообще уживаешься с кем-то вроде Ватанабэ? Даже я не выдерживаю его манер. А мы виделись-то раза три в жизни".

Или между ними все было по-другому? Анне сделалось по-настоящему любопытно.

Внезапно в коридоре раздался грохот. Вышибли дверь квартиры напортив. Началось.

Канзаки вскинулась, перехватив уставшей рукой пистолет. Снаружи зазвучали приглушенные звуки, похожие на стрельбу. Затем кто-то закричал, затопали ноги. Послышался голос Сэма, приглушенное стрекотание очередей, стоны и ругань.

Мегуми хотелось выбраться из квартиры, бросить надоедливую мерзкую девицу рядом и узнать, что происходит. Хотелось увидеть, все ли в порядке с Сэмом...

"Что за ерунда, конечно, с ним все в порядке! Когда было иначе?"

Еще один короткий вскрик — и больше ничего. Обе женщины прислушались. Во всем доме царила тишина, казавшаяся зловещей и неестественной. Никто не выглядывал из квартир, пытаясь узнать, что происходит, никто не звонил в полицию, не звал на помощь. Даже для цивилизованной Европы, где за века смерть превратилась в удел одиноких, было слишком спокойно.

"Черт!" — подумала Канзаки: "Да тут же живут только люди, связанные с "CDM". Кто их знает, может, они сейчас заряжают оружие или вызывают спецназ".

Анна задумчиво провела пальцем по губам. Все произошло слишком быстро, стрельба уже кончилась. Значит, к ним не подослали очередную группу мальчиков в броне. Это было почти обидно. Но еще больше — непонятно.

В дверь постучали. Канзаки бросила настороженный взгляд на Анну. Та пожала плечами. Мегуми медленно поднялась и осторожно двинулась к коридору прихожей. Неслышно ступая босыми ногами, она приблизилась к двери и посмотрела в глазок.

Сэм манерно помахал рукой, глядя с другой стороны. Он был цел и невредим, если не считать пятен крови на вороте рубахи. Она открыла дверь.

— Все?

— Все, — в его тоне угадывалось недовольство. — Жалкое зрелище, черт побери.

Она впустила Ватанабэ и вновь заперла дверь на замок.

— Кто это был?

— Кучка оперативников из службы внутренней безопасности, — Сэм брезгливо тронул кровавое пятно на воротнике, и то побледнело, впитываясь в ткань и исчезая. Над нагрудным карманом его пиджака распрямлялась складка, минуту назад бывшая дыркой от пули. — Клерки с оружием.

— Так это правда? За ней охотятся люди "CDM".

— Уже за нами.

Они вернулись в комнату. Там, распахнув дверцы бельевого шкафа, стояла Анна, деловито перебиравшая вещи Канзаки. На хозяйку и Сэма она не обратила ни малейшего внимания и принялась задумчиво разглядывать одну из кофточек Мегуми.

— Нет, они все-таки мне будут велики, — вздохнула нахалка и отложила предмет чужого гардероба.

— Что это ты делаешь? — с мрачной обреченностью осведомилась Канзаки.

— Пытаюсь найти новую одежду, — Анна обернулась с удивленным видом. — Не думаешь же ты, что я так и буду ходить в грязном рванье, да еще и босая? Только вот не подходит ничего. Ты слишком... большая. А еще японка!

Мегуми издала возмущенный шипяще-свистящий звук. Сэм испугался, что у нее из ушей сейчас повалит пар.

— Отойди от моего шкафа.

— Хм, — Анна оскорблено фыркнула, но послушалась. Она вернулась к дивану и плюхнулась на него, скрестив руки на груди. — И что дальше?

— Вскрылась интересная картинка, — сказал Сэм, демонстрируя сжатый кулак: то ли грозя, то ли на что-то намекая. — Тебя ищут ребята из Пятнадцатого отдела.

Пятнадцатый отдел "CDM", известный под внутренним прозванием "Логово", как раз и составлял управляющий орган службы внутренней безопасности. Основной функцией этого подразделения было осуществление внутреннего контроля деятельности прочих ветвей огромной, раскинувшейся на большую часть земного шара, организации. У Логова не было армий Крестоносцев, связей Третьего отдела — дипломатической службы — власти синодальной администрации или агентуры Инквизиции. Но в непрерывной корпоративно-политической борьбе, что не затихала в стенах штаб-квартиры ни на миг, Пятнадцатый отдел внушал не меньший страх, чем вотчины генерала Дюкло или Артура Хендрикса. Ибо у Логова имелся эксклюзивный козырь, который ничто не могло побить — возможность затребовать любую голову у самого Синода. Отдел нес ответственность напрямую перед властителями Союза Христианских Государств, не подчинялся и не зависел ни от кого более. Людей Пятнадцатого отдела приходилось подкупать, устранять, обманывать — но с ними всегда требовалось считаться.

— Черт... выругалась Канзаки. — Неужели кадровые сотрудники?

— Значит, тот тип в лифте не соврал, — хмыкнула Анна. — Они действительно хотели превратить меня в молоток, которым вобьют дядю Артура в землю.

— То есть? — не поняла Мегуми.

— То есть, дорогая, мое пленение было его очередной комбинацией, проводимой в секрете от остальных, — улыбнулась Анна. — А это чертовски подозрительно, не находишь? Прятать где-то трикстера, да еще связанного непосредственно с...

— Логово давно хотело пощупать Хендрикса за вымя, — прервал ее Сэм. — Артур мужик суровый и влиятельный.

— Еще бы, — Анна развела руками. — Он всегда все делал по-своему. А уж его влияние на Синод...

— Ребята из Логова яростно ревновали, — Ватанабэ ухмыльнулся. — А тут ты, настоящий подарочек.

— Стоп, — нахмурилась Канзаки, почувствовавшая, что только она не в курсе чего-то важного. — А при чем тут вообще Хендрикс? Что инкриминирующего в том, что он прячет для каких-то своих целей эту?..

— "Эту", — передразнила Анна. — Что за манера разговаривать с потомственной аристократией?

— Э, да, Мегу-тян, — физиономия Сэма приобрела такое выражение, словно он раскусил переспевший лимон. — Я все забывал тебе сказать...

— Что?

— Ты ведь помнишь, кто такая Лилит? Ну, предводительница самой крупной фракции трикстеров, давно на ножах с нашим начальством, пыталась нас убить неоднократно? Так вот, Анна — в некотором смысле ее дочь.

— "В некотором смысле", — снова передразнила Анна. — Я рождена из ее яйцеклетки, куда уж тут роднее?

Канзаки ушам своим не верила.

— Но... трикстеры же бесплодны! Изменения в организме препятствуют формированию яйцеклеток. Я помню те чертовы лекции.

— Моя драгоценная матушка тоже так думала, — покивала Анна. — Пока не встретила Себастьяна Кроули и дядю Артура. Да, вот тебе еще сюрприз — они работали вместе лет двадцать назад.

— Кроули... Сэм, но Кроули — это же...

— Тот тип, что стоял за восхождением Вендиго, если верить нашим данным, — подтвердил Сэм. — Он сумел, э...

— ... Оплодотворить мою мамочку, — договорила за Ватанабэ Анна. На ее лице появилась полная отвращения улыбка. — Так у них и образовался счастливый триумвират. А потом они поссорились, и Себастьяну оторвали ноги. Но у нас правда так много времени, чтобы погружаться в историю?

— Времени и впрямь немного, — Сэм сунул руки в карманы брюк и задумчиво посмотрел в окно. — Напавшие на нас в баре были оперативной группой Логова в Меркури. Мы их сильно помяли, насмерть.

— Давай-ка уточним, — упавшим голосом пробормотала Мегуми. — Ты хочешь сказать, что в компании с родной дочкой самой Лилит убивал сотрудников службы внутренней безопасности? Официальных сотрудников? Тех, что почти неприкасаемы?

— Пара из них сейчас лежит в коридоре, — подтвердил Ватанабэ.

— Ты уложил нас в могилу, Сэм, — она почти шептала.

Вот теперь Канзаки стало по-настоящему страшно. Одно дело страшиться циничного устранения руками собственного начальства — устранения, которого может и не быть, которое витает где-то на горизонте серым пасмурным облаком. И совсем другое дело — обагрить руки кровью мстительных и могущественных людей Пятнадцатого отдела. Это уже не просто неудобно для организации и государства, это самая настоящая измена.

Сэм почувствовал, как Мегуми цепенеет, и подался ей навстречу.

— Ты не упадешь в обморок, если я успею сказать, что ребята в коридоре были вражескими шпионами?

— Как? — она уцепилась за эти слова, как утопающий за соломинку. — Люди Логова?..

— Ага, — он пожал плечами. — Маленькая такая группка оборотней в погонах. Логово внутри Логова.

— Серьезно? — разочарованно протянула Анна. — А я-то думала, что вот, наконец, погубила вас своим тлетворным влиянием. Ничем не можете порадовать гостью.

Канзаки не обратила внимания на очередную издевку. Она схватилась за голову и села на стул.

— Опять. Ты опять натворил дел, Сэм. Предатели, Логово, трикстеры. Дети трикстеров! — Мегуми потерла висок стволом пистолета, словно забыла, что держит в руках оружие. — Опять ты на меня все это вывалил разом.

— Экая у твоей подружки тонкая душевная конституция, — хмыкнула Анна, обращаясь к Сэму. — Совсем не выносит веселых поворотов.

— Да придержи ты уже язык, — отмахнулся толстяк, вставая рядом с Мегуми. — И так все поняли, что он ядовитый.

— Фу ты ну ты... — Анна сделала вид, что обиделась, и праздно развалилась на диване, потягиваясь подобно кошке.

— Мегу-тян, — Сэм положил руку на плечо Канзаки. — Все будет нормально.

— Да я знаю, — устало проговорила она. — Но можно было хотя бы предупредить...

— Я и сам не ожидал, — произнес он извиняющимся тоном. — Правда.

— Ох, ладно, — Мегуми хотела хлопнуть сверху по ладони у себя на плече: то ли осуждающе, то ли ободрительно. Но вместо этого просто накрыла руку Сэма своей. Вот он и рядом, как всегда, большой и несносный. Снова жизнь превращалась в бурный поток. Было страшно, очень страшно. Но вместе со страхом наконец-то вернулось ощущение себя. — Что будем делать дальше?

— Придется уходить отсюда, — тихо сказал Сэм.

— Надолго?

— Не знаю. Ситуация щекотливая.

— Как всегда. Но ты ведь что-нибудь придумаешь?

— Я всегда что-нибудь придумываю.

Она посмотрела на него снизу вверх, и увидела то самое неуловимо робкое выражение. Как тогда, на крыше.

"А ведь рыжая права", — пришла в голову старая мысль: "Кто в здравом уме поверит, что между нами что-то есть?"

Только теперь Сэм пришел, хотя Мегуми ждала так долго. Только сейчас, когда нормальная жизнь отодвинулась на второй план. Они снова оказались вместе в самом центре очередного клубка проблем. И почему-то именно в этот миг, в миг страха и растерянности, захотелось ему улыбнуться. Улыбнуться и почувствовать тепло его рук, мягкость прикосновений, услышать уверенный, но ласковый голос, которым Сэм говорил, когда отбрасывал личину вечного паяца.

Все, чего она так хотела. Потребовалось лишь попасть в беду.

"Что же это за любовь такая?"

— Э... — Анна подала голос с дивана. — Вы так и будете молча друг на дружку облизываться, или мы уже займемся делом?

9

Пол в коридоре был мокрым и чистым. Ни тел, ни кровавых следов. Мегуми заметила распахнутую дверь квартиры Сэма и влажные разводы у порога. Кто-то успел замыть следы боя. В доме по-прежнему стояла мертвая тишина. Они вышли втроем: Сэм, за ним Анна и Мегуми. Ватанабэ безо всякого беспокойства подставил пленнице спину, но та и не думала нападать. Анну пришлось обуть в туфли Канзаки, пришедшиеся, к счастью, почти впору. Ботинки нахальная девица брать отказалась, мотивируя тем, что сочетание грубой обуви с юбкой — отвратительнейшая безвкусица. Мегуми поразилась такой наглости, но, скрипя зубами, отдала пленнице собственные туфли. Сама она поспешно переоделась в привычный джинсовый костюм и закрепила под курткой кобуру, куда сунула пистолет.

Мирное гудение лифта казалось оглушительным в ночной тиши. Когда двери, щелкнув, открылись, Сэм спокойно шагнул в полутьму подъезда. Канзаки нервно сглотнула, следуя за ним и Анной. Если по-прежнему так тихо, значит, впереди может поджидать что угодно.

Ни шороха. Ни огонька. Только бледные лампы под потолком, чей свет не заходит в углы, где чернеют глубокие длинные тени. За поворотом к лестнице неизвестность, ступени упираются в неосвещенный тупик.

"Да я же напугана до дрожи в коленках", — призналась себе Мегуми: "Как же не хочется получить пулю от своих!"

Ватанабэ спустился к выходу, открыл двери и жестом подозвал их. Женщины вышли следом за ним. На улице горели фонари, тихо шелестел осенний парк через дорогу. Холодный ночной воздух бодрил, и Мегуми с удовольствием вдохнула его. Вне каменной ловушки здания она почувствовала себя уверенней.

Напротив входа стояла машина. Не та, что Сэм бросил за пару кварталов от дома, а новенький "BMW" среднего класса. Прислонившись к дверце, их ждал Константин Ахремов, что-то тихо насвистывавший и казавшийся в свете фонаря еще ниже ростом, чем на самом деле. Крепкий стройный мужчина лет тридцати выглядел вполне обыденно, и никто не опознал бы в нем опытного Наследника, год назад спасшего десятки жизней во время теракта в театральном центре.

— Дамы, — отстранившись от машины, русский вежливо склонил голову.

— Все в порядке? — спросил Сэм.

— Более или менее, — даже ночью белозубая улыбка Ахремова казалась безупречной. — Но вам следует поторопиться. Скоро здесь будут чужие.

— Тебе лучше не отсвечивать, — предупредил Ватанабэ. — Это ребята из Логова.

— Я догадался, — русский хмыкнул. — Не волнуйся, их-то не найдут. А вот вас могут.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

— А то я тебя не знаю, — Ахремов достал из кармана ключи и отдал Сэму. — Езжайте.

Толстяк обошел машину и сел на место водителя. Русский галантно распахнул дверцу с пассажирской стороны и сделал приглашающий жест.

— Прошу.

Канзаки кивнула Анне, и та первой шагнула к автомобилю.

— Какой вежливый славянский варвар, — мило улыбнулась она.

— С раскосыми и жадными очами, — улыбнулся в ответ Ахремов и прищурил внимательные синие глаза. — А как же иначе?

— Приятно познакомиться, — Анна кивнула мужчине и со старательно демонстрируемой грацией забралась на заднее сиденье.

Мегуми проследовала за ней, обменявшись с Ахремовым лишь короткими понимающими кивками. Она научилась доверять друзьям Сэма без лишних вопросов. Ахремов жил в том же здании. Похоже, именно он столь быстро избавил их от тел и следов крови. Мало кто мог бы перетаскать с полдюжины тел за считанные минуты, но для Наследников не было ничего невозможного.

Русский проводил их взглядом, когда Сэм завел мотор, и автомобиль с приятным электрическим гудением тронулся с места. За стеклом замелькали огни ночного города: мягкие точки окон, резкие отсветы фонарей, неоновые огоньки вывесок и всполохи рекламы. В столь поздний час движение почти отсутствовало, и они беспрепятственно выбрались на соседнюю улицу, затем покинули квартал и вырулили на проспект.

— Ахремов-сан будет в порядке? — спросила Мегуми, стремясь нарушить воцарившееся в салоне молчание.

— В полном, — не оборачиваясь, ответил Сэм. — Он знает, что делать в таких случаях.

— Что, ваш штатный труповоз? — поинтересовалась Анна.

— Наш товарищ, — сказал Ватанабэ.

— О, — она издевательски скривила губы. Что-то в словах толстяка ей не понравилось. — "Товарищ"... Как трогательно.

Продолжать, однако, пленница не стала.

Они ехали по пустеющим улицам Меркури. Канзаки узнала дорогу. Сэм увозил их к южной окраине.

— Итак, — спросила Мегуми. — Какова наша ситуация?

— Тот тип, которого я взял живым, прояснил кое-что, — Сэм говорил, не отрывая взгляда от дороги. — Он и его дружки, что пришли ко мне домой, действительно состояли в Пятнадцатом отделе. Там прознали, что мы привезли из Гонконга пленницу, имеющую особую важность. Агентура Логова выяснила, где эту пленницу прячут, и было принято решение изъять столь ценный объект для нужд внутренней безопасности.

— "Объект", — фыркнула Анна. — Пошлые циники.

— Ладно, Логово хотело использовать эту... — Канзаки неприязненно покосилась на пленницу. — ...чтобы получить возможность чем-то давить на Хендрикса. Не буду спрашивать, в чем тут дело.

— Все равно никто не расскажет, — Анна кивнула.

— Но вы же, получается, перебили кучу народу, за которую нам всем головы оторвут. Мне очень и очень не хочется умирать, Сэм! Так что поясняй, что ты говорил про вражеских шпионов.

— А как, по-твоему, Пятнадцатый отдел получил сведения о наличии сей рыжей особы в застенках у Хендрикса? — Ватанабэ вывел машину на шоссе. — Даже в Восьмом отделе о ней знало ничтожно малое количество людей, и все они под контролем. Конечно, сначала я тоже подумал, что нас кто-то из своих сдал. Но в голове у стрелка обнаружилось нечто совсем неожиданное. В Пятнадцатом отделе уже давно действует целая сеть перевертышей. Они шпионят за всеми остальными и одновременно сливают информацию на сторону.

— Как? — Мегуми едва не присвистнула. — В Логове?

— Именно так. Главная беда надсмотрщиков как раз в том, что за ними некому присматривать. Хендрикс предупреждал, что рано или поздно в Логове все сгниет, потому что нет никого, кто держал бы на контроле их самих. Вот и появились эти червячки. Опытные оперативники, серьезный доступ к информации. В воспоминаниях того, которого я подстрелил, было кое-что об их милой работе на второй ставке. Они сознательно копали под Хендрикса уже много лет — фальсифицировали, воровали, подставляли. Обычное дело, только заказ не от начальства.

— А от кого?

— Мой подстрелыш не имел ни малейшего представления. Они работали малыми группами, держали связь друг с другом, по большей части анонимно, а имени теневого хозяина не знал, наверное, никто. Им достаточно было получать большие деньги за то, чтобы смотреть всевидящим оком в нужную сторону. Да и любопытство в таких делах опасно.

— Значит, это не ваши милые коллеги сами захотели меня прибить, — озвучила вывод Анна. — Это был приказ второго хозяина.

— Верно. Поэтому на нас не обрушились всей огромной махиной "CDM". Будь это официальный приказ, тебя бы просто замуровали в камере навсегда. К примеру. Вместо этого один-единственный отряд спецназа Пятнадцатого отдела, а потом кучка агентов, которые толком штурм организовать не могут. Все потому, что оборотням пришлось действовать быстро и своими силами.

— Но зачем им ее похищать? — Канзаки старательно игнорировала сидевшую рядом Анну. Якобы пленница весьма вольготно себя чувствовала, но Мегуми по-прежнему опасалась ее. — Да еще и пытаться убить... Кому это выгодно?

— Да, тут загвоздка, — признал Сэм. — Желай они просто освободить Анну, можно было бы предположить, что все затеяла Лилит.

— Вполне в духе дорогой матушки, — согласилась Анна.

— Но в голове подранка все однозначно: вывезти пленницу из тюрьмы, по возможности, живой, затем допросить и передать на руки встречающим. Если незаметно вывезти не удастся — ликвидировать на месте.

— Какая прелесть, — Анна фыркнула. — Что они собирались спросить?

— Требовалось узнать, чего от тебя хотел Хендрикс. Хозяин наших оборотней справедливо рассудил, что просто так мы не похищали бы какую-то там соплюшку.

— Сам ты соплюшка, — огрызнулась она. — Думаешь, они не в курсе нашей с дяди Артуром... ситуации?

— Возможно, — он пожал плечами. — А может, они хотели помешать чему-то, что он для тебя задумал.

— Все равно непонятно, чего хотели эти люди, — снова вмешалась Канзаки. — И почему именно сейчас.

— И впрямь непонятно, — согласился Ватанабэ.

Они выехали за пределы города. Бетонные джунгли сменились лугами, затем знакомым Мегуми лесочком. Именно отсюда она впервые въехала в Меркури больше года назад. Где-то впереди был один из секретных объектов "CDM", дальше — крошечный европейский городок с железнодорожной станцией. На краю леса стоял и дом Винсента, еще одного из знакомых Сэма, ученого и мастера боевых искусств. Ночью загородная Европа выглядела почти зловеще. Ровные пустые дороги, отсутствие привычных для горожан искусственных огней и полная тишина, в сравнении с которой беспокоившее Мегуми безмолвие в здании казалось жуткой промышленной какофонией.

Казаки смотрела в окно и видела только чернильно-синее ночное небо и до тошноты ровное поле за обочиной. А ведь раньше она, как порядочная японка, любила гармоничную чистоту. Наверное, Сэм в окружающих вызывал любовь к небольшому хаосу во всем.

— Так куда мы едем? — спросила она.

— Для начала подальше от мест, где на нас спустят всех собак, — ответил Ватанабэ. — Все-таки, целая горка трупов сотрудников Логова не способствует успешному существованию на этом свете.

— К Винсенту?

— Ага. Но сначала разведаем обстановку. Я остановлю тут неподалеку, в лесочке.

— Да у тебя неожиданно много друзей, — подала голос Анна. — Надо же.

— Я даже не буду спрашивать, — ядовитым тоном отозвался Сэм. — Есть ли вообще друзья у тебя.

— Друзья нужны неудачникам, — она высокомерно вздернула брось. — Так что у меня друзей нет.

— Утешай себя этой фразой, — хохотнул толстяк.

— Бог ты мой, — вздохнула Мегуми, почувствовавшая внезапно навалившуюся усталость. — Вы можете не говорить друг с другом?

— Это почему? — удивился Сэм.

— Она ревнует, — заявила Анна, придав голосу нарочитой соблазнительности. — Бедняжка.

— Вот! — сердито кивнула в сторону пленницы Канзаки. — Об этом я и говорю. Вы вечно начинаете молоть чепуху. Оба. Я по одному-то вас с трудом выношу, а вместе...

— Н-да, — протянул Ватанабэ. — Эти слова окончательно добили мою израненную душу.

— Я поражена в самое сердце, — Анна картинно откинулась на спинку сиденья. — Меня жестоко оскорбили.

— Прекратите паясничать, — искренне попросила Мегуми, боровшаяся с желанием вынуть из кобуры пистолет и тоже изобразить нечто дурацкое, желательно — с членовредительством.

Машина съехала с шоссе на узкую проселочную дорогу, аккуратно огороженную столбиками и предупреждающими знаками. Сэм выключил фары и сбавил ход. Стал слышен тихий гул двигателя. Они проехали пару сотен метров и снова свернули, на этот раз к какой-то маленькой опрятной полянке, окруженной деревьями. Пожелтевшие опадающие листья в потемках казались черными и сухо хрустели под колесами.

— Приехали, — Ватанабэ остановил машину у края поляны и первым выбрался наружу. Женщины последовали за ним. Холодный лесной воздух отдавал прелой листвой. Мегуми глубоко вдохнула и застегнула верхнюю пуговицу куртки. Анна поежилась: у нее не было плаща, а остатки легкого наряда не спасали от осенней прохлады.

— Глушь, — сказала пленница, глядя в чернильное небо.

— Зато природа, — ответил Сэм, прохаживаясь по траве и разглядывая окрестности. Он достал из кармана крохотный наладонник и запустил операционную систему. — Я пока позвоню, а вы не засыпайте.

Толстяк отошел от машины, мягко ступая по давно никем не тревожимой земле. Анна фыркнула ему вслед:

— Заснешь тут, на холоде, — и тут же зевнула. — Ох-ох, а спать и вправду хочется. Вот ведь кошмар, я всего полдня как сбежала из тюрьмы, где только и делала, что сопела в две дырочки. Кажется, привыкла.

Мегуми ничего не сказала. Ей сон совершенно не грозил, нервы по-прежнему были напряжены, на сердце давило беспокойство. Они сейчас пребывали в том подвешенном состоянии, что заканчивается либо побегом, либо смертью. Канзаки еще не приходилось видеть кого-либо, кто выходил из подобных передряг победителем.

Обиднее всего было понимать, что в переплет они с Сэмом попали случайно. Если бы не Логово, если бы не Хендрикс, если бы не побег Анны...

"Стоп, я что, смерти ей желаю?" — с удивлением спросила себя Канзаки. Но действительно, не лучше бы нахалке было сгинуть в лапах вражеских шпионов? Пусть какие-то планы Хендрикса сорвались бы, и предатели в Пятнадцатом отделе не раскрыли бы себя. Зато над их с Сэмом головами не навис бы дамоклов меч, и без того постоянно мелькавший поблизости.

В самом деле, почему бы и нет?

"Когда же это ты стала такой циничной?" — спросила Мегуми у своего отражения в зеркале заднего вида. Еще пару лет назад она загнала бы подобную мысль, недостойную, низкую, в глубины подсознания и помолилась.

Когда она в последний раз молилась?

— Жизнь странная штука, — сказала Анна. Она стояла радом, положив руки на крышу автомобиля, и разглядывала спину ходящего туда-сюда Ватанабэ. — Еще вчера ни за что бы не поверила, что окажусь в таком положении. Это даже смешнее, чем плен.

— Смешнее? — зачем-то переспросила Мегуми. Она не испытывала никакого желания снова слушать ядовитые реплики Анны, но мимолетное раскаяние за столь же мимолетное желание смерти собеседнице заставило быть вежливой.

— А разве не комедия? — обернулась пленница и потерла ладонью предплечье, покрывшееся мурашками от холода. — Я с вами в одной упряжке. Это с вами-то! Ты до сих пор кривишься, когда на меня смотришь.

Канзаки пожала плечами. Анна была права: их неожиданное объединение выглядело нелепо. Женщина-трикстер вроде бы пребывала в плену, но чувствовала себя совершенно свободной. Мегуми еще с прошлого сентября надеялась взять реванш, но вместо этого стала ей сторожем.

— Вот-вот, — Анна улыбнулась, но глаза оставались серьезными. — Нездоровая какая-то ситуация. Мне полагалось бы придушить тебя за Гонконг.

— Мне полагалось бы пристрелить тебя за Токио.

— Ага. В нашей работе все время сбиваешься на что-то личное, — Анна облокотилась о крышу и подперла щеку рукой. — Ты ведь не против от меня избавиться, верно?

Канзаки чуть не покраснела. Именно об этом она и думала только что.

— Нет.

— Врешь ты все.

— Не заводи разговоров о побеге, если намекаешь на него, — Мегуми расстегнула одну из пуговиц на куртке и сунула руку к кобуре с пистолетом.

— Да успокойся ты, — отмахнулась пленница. — Застегнись, а то заболеешь.

— Я спокойна, — Канзаки убрала руку от оружия. — Но не расслабляюсь.

— Да ты вечно вся в напряжении. Как будто тебя в детстве много обижали, и теперь ты везде высматриваешь хулиганов.

— Я знаю вам цену, вот и все, — последние слова рассердили Мегуми. Анна почти угадала.

— Ничего ты не знаешь, — Анна накручивала на палец свой рыжий локон. — Никакая паранойя не поможет, захоти трикстер тебя убить. Мы ведь машины смерти, созданные для войны. Фразочка пафосная, но верная. Так что, если уж я тебя не трогаю, можешь угомониться.

Канзаки смолчала. Самоуверенность с первых минут знакомства была присуща Анне, но оспаривать ее заявление не хотелось.

Вокруг возвышались деревья, поредевшие кроны прятали поляну от чужих глаз, и ни звука не доносилось из безлюдной темноты. Похоже, всякая более или менее заметная живность в этих местах перевелась. Мегуми прошлась от машины к деревьям, разминая ноги. Анна задумчиво выдохнула себе в ладони, пытаясь увидеть облачко пара. Ей явно было холодно в короткой юбке и замаранной блузке. Хорошо еще, что Канзаки не пожалела туфель.

— Может, в салон сядешь? — предложила Мегуми. — Там теплее.

— Нет уж, — отрицательно покачала головой пленница и зябко передернула плечами. — Я не настолько нежная петуния, чтобы завянуть из-за какого-то холода.

— Тоже мне, повод для гордости, — Канзаки неожиданно стало смешно. — Могучий трикстер борется с вечерним морозцем.

— Смотрите, у кого прорезался сарказм, — Анна закатила глаза. — Неужто дурное влияние? Я создала чудовище!

— Не обольщайся, — Мегуми мрачно фыркнула.

— Я не обольщаюсь, просто знаю, насколько скверный у меня характер, — пленница поджала губы. — Это я в дражайшую мамочку пошла. Она тоже умеет сожрать тебе мозг своей невыносимостью.

— Твоя мать... Лилит. Она же одна из самых опасных террористов на свете.

— Вот-вот. Что это может сказать о настроениях в семье? — улыбка Анны вышла кривой и зловещей. — Иногда мне кажется, что трикстеры лишены возможности заводить детей неслучайно.

В зеленых глазах промелькнуло что-то знакомое. Канзаки знала это выражение, которое всякий старательно прячет, и которое можно увидеть лишь в миг слабости. Смесь стыда, злости и отчаяния. Именно такую смесь разглядел Сэм в глазах самой Мегуми когда-то.

Значит, была и у Анны на душе какая-то тяжесть. Застарелая боль, отражавшаяся во взгляде. Столь неожиданное открытие поразило японку. У трикстера — душевная боль? У врага, у той самой подлой гайдзинки, что едва не погубила их когда-то!

"Какое мне, собственно, дело?" — спросила себя Мегуми.

Нельзя думать о враге как о живом человеке. Можно размякнуть, допустить слабину. По крайней мере, так учили ее в миссионерском военном училище на Окинаве.

Нельзя лезть в душу чужим, иначе они залезут в твою. Так она и сама думала.

Стыд, злость и отчаяние. Попытка пожалеть себя, порождающая лишь ненависть, направленную внутрь. Знакомая схема.

— Ты говорила, что родилась от Лилит, — медленно заговорила Канзаки, не совсем уверенная, что хочет узнать. — Но я так и не поняла, каким образом.

— Любопытство одолело? — губы Анны сложились в ироничную усмешку. — В самом деле, кто же не любит семейные сплетни?

— Не хочешь, не говори, — Мегуми пожала плечами.

— Ты жуткая бука, — усмешка превратилась в улыбку, неожиданно беззлобную. — Давай расскажу. Ты сама говорила, что знаешь, почему у трикстеров не бывает потомства. Такова цена за изменения в наших телах. Моя матушка понимала в этом вопросе больше других. Она же очень и очень старая. Даже я не знаю, сколько Лилит лет на самом деле, внешность у нее всегда на тридцать, не больше. Не сомневаюсь, что матушка прожила не один век, есть среди трикстеров и такие.

— Мафусаилы, — кивнула Канзаки. — Я знаю. Особенно сильные трикстеры, у которых отключается механизм старения.

— Они самые. Правда, за молодость приходится расплачиваться гораздо более сильной жаждой внешней подпитки — в основном, биологической. Не удивлюсь, что мифы о вампирах породила моя мамочка. Трикстерам необходимо много энергии. Кто-то из нас много ест, как Сэм, кто-то мучает себя электрическим током, а кто-то поглощает энергию напрямую.

— Это я тоже слышала. Вы забираете тепло.

— Фрэнки был из таких. Он вообще редкой породы зверюшка, питался не столько телом, сколько разумом. Но не о нем речь. Так вот, моя мамочка давно практиковала всякие веселые штучки из арсенала трикстеров. Оргии, жертвоприношения. В старые времена с этим было легче, декаденты и масоны — редкостные лопухи. И мама всегда оставалась свежей и благоухающей, словно розочка, — Анна говорила, а улыбка ее медленно превращалась в гримасу отвращения. — Но вот беда: она хотела детей. Уж не знаю, зачем древней властолюбивой стерве вроде нее потомство. Однако никто и никак не мог подарить ей ребенка. Пока на горизонте не появился Себастьян Кроули. Он был редкостный подонок, но в трикстерах разбирался так, как ни до, ни после никто не мог разобраться.

— Современное форсирование — его рук дело. Я помню.

— Не только форсирование. Он пытался вывести идеального трикстера, грезил сверхчеловеком. Но нельзя сверхчеловека сделать. Большинство обычных людей, обработанных для трансформации, умирают, а форсирование до сих пор ненадежно и может убить даже готового трикстера. Попробуй закачать в тело яд, чтобы выработать иммунитет. Ошибешься с дозировкой — и конец. Так и с форсированием. Слишком малая отдача, скажем так. Вот и бился Кроули со своими приспешниками над задачей: увеличить поголовье трикстеров. Именно под его руководством в чью-то голову пришла гениальная мысль: раз отбор слишком сложный, давайте их рожать!

— Искусственное выведение, — Мегуми покачала головой. — Но оно же оказалось невозможным.

— Верно, даже донорство не помогло. Эмбрион в яйцеклетке просто отказывался развиваться, если хоть одна клетка "отца" при зачатии оказывалась зараженной ДНК трикстера. Тогда от затеи вывести готовый продукт из пробирки отказались. Однако кое-что опыты все же дали. Выяснилось, что яйцеклетку женщины можно активировать. Забеременеть трикстер не может потому, что у женской яйцеклетки отсутствует желток. Ты помнишь биологию? Без желтка выращивание эмбриона невозможно. Но если желток соединить с...

— Нано-машинами, — прервала собеседницу Мегуми. — Я слышала о таком методе лечения. Он ведь чудовищно сложный и дорогой.

— Для Лилит не бывало ничего слишком дорогого, а сложности она воспринимала лишь как вызов себе, — Анна вновь неприязненно усмехнулась. — Она жертвовала свой биологический материал, заваливала Кроули деньгами, а он все пробовал и пробовал сделать яйцеклеткам костыль. И в результате... вуаля, получилось! Он сумел создать инкубатор, где можно было вырастить эмбрион. Я не знаю подробностей, только такую маленькую деталь: искусственное зачатие должно было осуществляться семенем обычного человека, ибо решить мужскую проблему Кроули так и не смог. К счастью, такого донора несложно найти.

— Так ты родилась в инкубаторе? — Канзаки опешила. — Человек, выращенный из зародыша... в инкубаторе.

— Кроули называл его "репликатор матки". Изобрел эту штуку не он сам, а некий Кобаяси, безумный гений. Тот все мечтал создать зародыш-трикстер. С яйцеклеткой справился, но большего оказалось и не нужно. Кроули дал Лилит то, чего она хотела: возможность зачать. И она зачала... меня. С кем-то.

— Ты не наешь, кто отец?

— Можно ли считать отцом донора спермы? — уголок рта у Анны дернулся, словно в тике. — Я была родной, я родилась и выросла. Это все, чего так хотела пораженная материнским чувством королева трикстеров.

— Черт, — только и сказала Мегуми. — Ну и ну.

— О да, — Анна развела руками. — Такая вот уродская история.

Уродская. Подходящее слово. Мегуми ничего не имела против медицины, не боялась разговоров о беременности, но от рассказа Анны буквально веяло какой-то нечистоплотностью. Как будто самое важное, самое интимное, что есть у человека, бросили на операционный стол и принялись месить как тесто. "Лилит хотела зачать" звучало как "Лилит хотела нарастить ресницы". Эксперименты, мертвые органы, мутировавшие клетки. Канзаки невольно чувствовала отвращение.

Но что же тогда чувствовала сама Анна? Знать такие подробности собственного происхождения — как это должно быть тяжело! Ведь рожденный таким способом ребенок ненормален. Просто потому, что "нормальный" ребенок созревает в утробе матери, и для его появления не требуются миллионные финансовые вливания, донорство и секретнейшие научные опыты. Как бы ни пытался убедить себя человек, что необычность не имеет значения, как бы сильна ни была его воля, он никогда не сможет считать себя настоящим, полноценным. Ведь полноценные рождаются иначе. Всегда, в самых глубоких и потаенных уголках души личный демон будет радостно смеяться и нашептывать: "Ты уродка". Особость не может не мучить.

— Странно, — сказала Мегуми. — Я не ожидала услышать что-то подобное. Особенно от тебя.

— Ха, — Анна вдохнула густой ночной воздух, пахнущий мертвой листвой и хвоей. — Я пять минут назад не думала, что кому-нибудь расскажу. Особенно тебе, да.

— Странно, — повторила Канзаки.

Они помолчали, глядя на расхаживавшего по поляне и с кем-то говорившего Сэма.

— Давай не будем вспоминать об этом разговоре, — предложила, наконец, Анна.

— Ладно, — помедлив, согласилась Мегуми.

И они обе вновь замолчали. Отвернувшись друг от друга, женщины смотрели на Сэма, кружившего по поляне с явным беспокойством.

Ватанабэ не обращал внимания на оставшихся позади спутниц, звоня одному контакту за другим. Знакомые, коллеги, обязанные ему за ту или иную услугу — он пытался достать кого мог, но ничего не получалось. У половины из информированных людей неожиданно отключились компьютеры, и они упорно не отвечали на вызовы. Вторая половина отвечала, но сразу же, как только Сэм пытался заговорить о деле, умолкала и делала вид, что ничего не понимает. Ватанабэ шутил, льстил, угрожал, но ничего не помогало.

— Ты видишь, кто это? — спросил он очередного адресата.

— Конечно, — в доносившемся из динамика голосе звучало плохо скрываемое напряжение.

— Замечательно, — Сэм подпустил в собственный голос ядовитого сарказма. — А то меня вдруг резко перестали узнавать. Может, хоть ты расскажешь, как дела? Как жизнь? Как, что особенно интересно, работа?

— Ты зачем звонишь? — неприязненно поинтересовался собеседник. — Тебе бежать надо, выкидывать наладонник и нейросвязь из черепа гвоздем выковыривать.

— Наконец-то, — хмыкнул в трубку Сэм. — Хоть кто-то говорит прямо. А то звонил до тебя Кроуфорду, так тот на середине разговора трубку бросил, когда я спросил насчет розысков.

— Я сейчас и сам брошу, — пообещал собеседник. — Час назад твою голову затребовал глава Пятнадцатого отдела. Уже за то, что ты звонил по нашим номерам, всех возьмут за задницы. А тебя вообще растерзают. Говорят, ты убил два десятка столичных сотрудников вместе с группой захвата.

— И что Хендрикс?

— Молчит как Сфинкс. Обещает разобраться, но никому ничего не приказывает. Логово рвет и мечет, требует полную проверку всего Восьмого отдела. Говорят, если не возьмут тебя до утра, всех станут допрашивать, включая шефа.

Они оба поняли, что значит "допрашивать". Не только Сэм умел взламывать чужой мозг.

— Надо же, как разозлились.

— Когда тебе устраивают кровавую баню и тыкают носом в потроха, любой разозлится. Ты посягнул на их статус. Ну, и совершил большую глупость.

— А разве я когда-то поступал иначе? — Сэм усмехнулся. — Кто меня ищет?

— Все. Даже наши.

— Дай угадаю. Мастера запрягли?

— Он сам вызвался.

— Кто бы сомневался.

— Сэм... — собеседник помедлил, словно запнувшись. — Я ведь не шучу. Беги оттуда вместе со своими сообщниками, или кто там...

— С моим животом бегать неудобно.

— Тогда угони машину, залезь в багаж для самолета, хватай ту бабенку, заройся в землю и протрахай с ней туннель до той стороны Атлантики. Только проваливай из Меркури скорее.

— Спасибо за беспокойство, — Ватанабэ снова позволил себе сарказм.

— Я не о тебе беспокоюсь. Нас всех ждет веселенькое время, с тобой или без тебя. Но с тобой нас задавят как службу. Половина "CDM" мечтает сделать Инквизицию своей личной наложницей.

— Ты всегда умел подбирать красивые аналогии. Ладно. Спасибо, что поговорил со мной.

Сэм нисколько не преувеличивал. В теперешнем положении он мгновенно превратился в прокаженного. Всех, кому Ватанабэ звонил, и впрямь могли ожидать пристрастные допросы Логова, возможные проверки, репрессии. Когда убивают сотрудников системы, крови и плоти правящего режима любой страны, должна последовать месть. Всегда, без исключений. Ибо поднявший руку на солдата короля — поднимает руку на самого короля. В этом отношении принципы правителей не изменились за прошедшие тысячи лет.

Если быть честным с самим собой, Ватанабэ не впервой создавал угрозу для коллег. Он никогда не придавал большого значения корпоративным маневрам. Именно поэтому "белой вороне Восьмого отдела" довелось одно время работать в фактическом изгнании в Китае. Но сейчас сложилась гораздо более сложная ситуация, чем пару лет назад. На этот раз Хендрикс не мог прикрыть бесшабашного агента-одиночку, ибо любая попытка оправдать Сэма затягивала петлю на шее самого Артура. Огонь по своим — одно из тех преступлений, что не прощаются никому, сколь бы близко ни стоял он к трону. Жизнями распоряжается лишь тот, кто сидит на самом троне.

Наверное, полагалось паниковать, пугаться, судорожно искать выход, какой угодно способ сохранить собственную шкуру. Следовало прислушаться к совету самоотверженного коллеги и бежать. И будь на месте Ватанабэ кто-то другой, он бы так и поступил.

Вот только Сэму было восхитительно все равно.

"Значит, занесли топор", — думал он: "Что не доделал Паттерсон и синодальная администрация, хотят довершить охотники на внутреннего супостата". Они стремились лишить Хендрикса рук — людей, выполняющих особые поручения, повязанных с главным Инквизитором и неподкупных. Таких оставалось немного, большинство были выведены из игры либо внешними врагами, либо соперниками Артура в борьбе за власть. Крестоносцы, чиновники, а теперь еще и Логово. Внутренняя война в "CDM" и впрямь походила на борьбу бульдогов под ковром, как сказал кто-то из правителей прошлого. Нет ни объявления войны, ни масштабных боевых действий. В большинстве случаев не приходится даже стрелять. Только иногда всплывают на поверхность трупы тех, кто не умел правильно двигаться в танце людоедов, правящих миром.

Он с самого начала знал, что рано или поздно придет конец.

"Но сейчас еще слишком рано".

Хендрикс ничего не может поделать. Предатели из Пятнадцатого отдела перехитрили Инквизицию. Они не рассчитывали на броню своего статуса, но именно принадлежность к Логову могла бы остановить Сэма. Хотя остановила бы она Анну? Нет, руки обоих все равно оказались бы в крови людей, выпестованных Синоом для слежки за собственными слугами.

Стоило опасаться и того, что теперь к охоте на "предателя" подключится и сама Инквизиция. Лучший способ для Восьмого отдела сохранить хорошую мину при плохой игре — взять Сэма самим и преподнести Синоду на блюдечке. Или— устранить потенциальный болтливый язык. И не играло роли то, что Ватанабэ никогда не раскрыл бы тайн Инквизиции. Гарантий верности не бывает.

— Хм... — он посмотрел на небо. Там, среди густых туч, светили бледные звезды, маленькие и жалкие на темном куполе небосвода. — Кто же первый до меня доберется?

Словно в ответ на этот вопрос наладонник завибрировал. Дисплей засветился окошком входящего вызова по телефонной линии. Незнакомый номер из трудно запоминаемой комбинации цифр. Звонил кто-то из своих.

— Слушаю, — нажав сенсорный значок ответа, произнес в динамик Сэм.

— Ты чересчур болтлив, — донесся до него голос Мастера. — Тебя засекли уже на третьем вызове.

— Я настойчив и упрям, — Сэм хмыкнул.

— Ты нагл и туп, — зарычал англичанин. — Тебе на хвост сели, кретин. Прямо сейчас.

— Об этом я догадался. Сел ты или ребята Логова?

— Все. Нам приходится работать с ними.

— Тогда почему сейчас мы с тобой разговариваем?

— Я хочу, чтобы все кончилось спокойно. Надо разобраться с этим пакостным делом, пока оно не затянуло нас в болото.

— Отличная мысль. И что же ты предлагаешь?

— Я предлагаю тебе сдаться.

— Очень смешно, — Ватанабэ поморщился, разглядывая темнеющие впереди стволы деревьев. — Зачем бы я совершил такую глупость?

— Бежать даже не вздумай. Сам знаешь, что найдем, пока ты дышишь.

— Не сомневаюсь. Сколько вы натыкали в меня спящих "маячков"?

— Много. И в твоей сообщнице их не меньше. И в Канзаки тоже. Да, мы знаем.

— Ха. Какая, однако, неприятность.

— Сам понимаешь, что далеко не уйдешь. Но пока что мы можем взять тебя без Логова. И тогда все будет лучше, чем если они тебя сцапают.

— Чем же лучше?

— Нам удастся удержать скандал в рамках. И ты, и женщины останетесь живы.

— На время.

— Это лучше, чем ничего. Появляется шанс локализовать проблему, выиграть время и не дат им выпотрошить тебя.

— Очень трогает твоя забота о содержании моего черепа. Но ведь нам обоим известно, что меня еще никто не смог взломать. Жесткий блок в мозгу впервые стал преимуществом.

— Тогда они просто начнут резать тебя на куски. И если не дознаются так, то заставят докторов залезть в твой мозг и записать память на диск. Сам понимаешь, обратно мозг уже не вставят.

— Ты рисуешь нелицеприятные перспективы. Вот только сами-то вы со мной поступите не лучше. Я знаю нашу кухню.

— Не будь дураком. У тебя только один выбор: мы или они.

— Ну-у-у, — протянул Сэм и прошелся по поляне. Он оглянулся на женщин и увидел, что они наблюдают за разговором. — В принципе, я все же могу попробовать бежать. А что, красиво! Непобедимый крутой парень в сопровождении двух красавиц! Хоть кино снимай.

— Избавь меня от своих кривляний, — сварливым тоном ответил Мастер, и Сэм представил, как тот привычно морщится. — Никуда ты не сбежишь.

— Ты прав, не сбегу. Дурное влияние шефа, — Ватанабэ притворно вздохнул. — У меня другое предложение. Я найду предводителя группы предателей в Логове, притащу их Хендриксу вместе с пойманной пленницей, и тогда уже он возьмет Пятнадцатый отдел за яйца.

— Идиот, — искренне заявил Мастер. — Это невозможно. Думаешь, я не подозревал, что случилось? Никто не даст тебе вывернуться в этот раз, даже если ты сто раз прав, а те, кого ты убил, резали грудничков на площади.

— Да ты напуган, — Сэм засмеялся. — Ты очень напуган, старина.

— Сейчас в штаны наложу, — Мастер оставался предельно серьезным. — Ты разве не понимаешь, болван, что натворил? Если отдел не расформируют, то уж наши-то головы полетят точно! Ты разом дал в руки наших врагов в "CDM" увесистую дубину, которой нас стукнут со всей дури. Инквизитор убивает наблюдателей! Восьмой отдел коррумпирован! Хендрикс разрушил контрразведку! Запросто.

— Вот почему ты и звонишь мне, не боясь, что за спиной стоит внутренний следователь. Ты хочешь, чтобы я попал вам в руки, и у обвинений не было слишком хорошей базы. Сами упустили, сами поймали. Паршивая овца в нашем стаде, верно? И лучше всего, чтобы эту овцу никто не мог допросить по причине случайного удара головой о рельсу, раз десять подряд.

— Слушай, Сэм, — Мастер устало вздохнул, и динамик превратил его вздох в набор шипящих помех. — Хоть ты и самый большой дурак из всех, что я видел, ты профессионал. Я сам тебя учил. Ты должен понимать.

— Я все понимаю. Но класть голову на плаху как-то не хочется.

— Не свою голову.

— Что? — Сэм насторожился.

— Не свою голову, — из голоса англичанина исчез всякий намек на эмоции. - Думаешь, кто-то пожалеет женщин? Нет. И я говорю не только о Канзаки и той рыжей.

В небе раздались раскаты грома. Или показалось? Сэм смотрел на деревья у края поляны и чувствовал, как ломается в руке наладонник. Дисплей треснул с противным хрустом, голос Мастера стал почти неслышим:

— Только не впадай в бешенство, Сэм.

— Вот, значит, как? — спокойно спросил он. — Это вы зря.

— Погоди, — Мастер понял, что его предупреждение тщетно. — Приезжай на место, поговорим. Ей ничего не сделают, я лично...

Наладонник особенно громко хрустнул, и голос англичанина пропал. Ватанбэ уронил куски пластика, кремния и металла в траву. Он обернулся к женщинам.

— Что такое? — осторожно спросила Мегуми. Ей очень не понравилось выражение лица Сэма. Черты его лица заострились, сделались холодными и жесткими. Глаза смотрели мимо нее, сосредоточенно и сурово.

— Мне надо ехать в город, — только и сказал Ватанабэ, шагнувший обратно к машине.

— Что-что? — удивленно вытаращилась на него Анна. — Зачем?

Сэм не ответил и открыл дверцу со стороны водителя. На них он даже не взглянул. Анна в растерянности оглянулась на Канзаки. Та о чем-то размышляла, наморщив лоб.

— Да в чем дело? — снова спросила Анна. — Какой у нас план?

— Мы все помечены маячками слежения, — ответил Сэм, усевшийся на водительское сиденье. Он придержал дверцу и сказал стоявшей рядом Анне: — Уходить бессмысленно. Если хотите, садитесь, поедем вместе.

— Куда?! — почти взмолилась Анна. Она чувствовала, что происходит нечто нехорошее. Нечто неправильное. Ватанабэ сделался сам на себя не похож. Он говорил низким, почти чужим голосом, смотрел так, словно готовился разделать ее на мясницком столе ржавым тесаком, а в движениях появилась странная целеустремленность, которой не было даже в моменты боя.

— Кэтрин? — спросила Мегуми из-за спины Анны.

— Да, — коротко ответил Сэм.

Канзаки, не говоря больше ни слова, открыла заднюю дверцу и скользнула на сиденье. Анна лишь всплеснула руками. Создавалось впечатление, что они собираются просто бросить ее здесь, в лесу. Как будто ужасный переплет, которому Анна и стала причиной, вмиг потерял всю важность.

— Это, в конце концов, унизительно! — буркнула женщина-трикстер и дернула за ручку дверцы. Мегуми поспешно подвинулась, освобождая место.

Машина развернулась на поляне, взрыхлив колесами землю, и поехала обратно. Вскоре они оказались на шоссе и двинулись в сторону сверкающего в отдалении Меркури. Сэм сидел за рулем и молчал, глядя на дорогу за лобовым стеклом. Разметка стелилась по асфальту, рассекая мир надвое светящейся белой полосой.

Зеленый.

Светящиеся индикаторы приборной панели делали лицо толстяка похожим на лик мертвеца. Окончательно пропала даже тень извечной несерьезности. Анна недоверчиво нахмурилась:

— Может, мне объяснят, что происходит? Такое ощущение, что где-то кто-то умер.

Сэм молча посмотрел в зеркало заднего вида, и от его взгляда ей сделалось не по себе. Мегуми с тревогой посмотрела на Ватанабэ, затем заговорила:

— Кэтрин Винтерс. Они угрожают Кэтрин Винтерс.

— Это еще кто? — удивилась Анна.

— Очень важная персона, — странно ответила Канзаки и замолчала. Анна посмотрела на нее, ожидая продолжения, но японка не сказала больше ни слова.

— Теперь, значит, надо мной будем издеваться? — рассердилась пленница. — Говорите толком.

Сэм молчал. Мегуми помедлила, глядя на него с заднего сиденья, вздохнула.

— Кэтрин Винтерс — забытый курьер-мнемоник, — неохотно сказала она. — Они с Сэмом знакомы, и... Сэм заботился о Кэтрин много лет.

— Заботился? — сощурила глаза Анна. — В каком смысле?

— Они собираются достать меня через нее, — отрывисто произнес Сэм.

— Думаешь, возьмут в заложники? — спросила Мегуми.

— Они знают, что ее я не брошу.

— Что же это за ценный мнемоник такой? — Анна сердилась, когда ее игнорировали, и сейчас по-детски надулась уже не в шутку. — Раз мы суем голову в пасть льву ради нее. Они же специально нас заманивают.

— Мастер будет там, — согласился Сэм, не глядя на женщин. — Он хочет взять меня мирно.

— И ты?.. — спросила Канзаки неуверенно.

— Увидим.

Он ехал на предельно допустимой скорости, дорога под колесами походила на полотно наждачной бумаги. Где-то в городе чужие лапы тянулись к Кэтрин.

Они все-таки решили ударить по слабому месту. Такого от Восьмого отдела Сэм не ждал. Вовсе не потому, что рассчитывал на какое-то благородство коллег. Их он знал слишком хорошо, чтобы питать иллюзии. Они сразу взяли Кэтрин и маленького Алекса на прицел. Сэм добровольно позволил тени пасть на их жизни, ибо только так можно было эти жизни обезопасить.

Но теперь коллеги совершили ошибку. Они полагали, что в страхе за жизни близких Ватанабэ подчинится. А ведь они слишком хорошо его знали, чтобы верить в подобную глупость.

10

Кэтрин жила рядом с клубом "Двадцать семь". Весной, после того, как Сэм привез ее из Италии, "CDM" предоставило женщине с ребенком квартиру в одном из ведомственных домов. Именно для того, чтобы вывести Кэтрин из-под чрезмерной опеки, Сэм переселил их с сыном в дом, которым владел Сергей Стуков.

Добраться с окраины города до самого сердца веселого района оказалось проще, чем они полагали. По дороге никто не нагнал, не было попыток остановить машину, погонь или хотя бы наружной слежки. Анна предположила, что все дело в многочисленных камерах наблюдения и регистраторах, способных раскрывать местонахождение транспорта в прямом эфире.

— Значит, нас могут просто ждать в удобном месте, — заключила Мегуми.

Сэму было все равно. Он добрался до нужной улицы и остановился у тротуара. Здание представляло собой пятиэтажный дом, в котором сдавались внаем просторные чистые квартиры. Это было самое приличное жилье, что можно было найти вне элитных кварталов, предназначенных сотрудникам церкви и "CDM". Кэтрин нравилось новое жилье: много света, жизнь за окном и нелюбопытные тихие соседи — торговцы и рантье. Здесь редко запирали дверь в подъезд, но после прошлогоднего теракта навесили кодовый замок.

Ватанабэ выбрался из машины и, не обращая на женщин внимания, зашагал через улицу. В его голове царил восхитительный порядок. Сейчас не нужно было думать об Анне или проблемах Восьмого отдела. Осталось только одно: Кэтрин и необходимость ее спасти. Снова.

Мегуми смотрела ему вслед, сидя за рулем. Она осталась сторожить пленницу, страховать отход и вовсе не была этим довольна. Снова это проклятое превращение. Каждый раз, когда речь шла о Кэтрин, Сэм словно с цепи срывался. Он переставал быть собой, и на место невыносимого паяца приходил жесткий опасный психопат. В таком состоянии Сэм готов был пролить любую кровь, лишь бы добраться до этой женщины, имевшей над ним ту власть, что до сих пор оставалась непонятной для Канзаки.

Сейчас он был опасен, как для своих, так и для чужих. И Канзаки боялась. Боялась за его жизнь, но еще больше — за его душу. Почему он становится таким? Неужели Кэтрин так много значит для Сэма? И, если так, какое же место тогда уготовано самой Мегуми в сердце такого... безумца?

"Успокойся", — велела она себе: "Все будет в порядке".

Анна сидела на заднем сиденье, сложив руки на груди и делая вид, что ей совершенно все равно. На самом же деле пленница не знала, смеяться ей или злиться. Ради какой-то незнакомой тетки непробиваемый Ватанабэ срывается с места подобно учуявшему валерьянку коту, дурацки себя ведет и подвергает риску не только ее, за которой охотится "CDM", но и собственную подружку.

"Что за чушь?!" — думала Анна. Однако, несмотря на недовольство, в мыслях ее поселилось и некоторое любопытство. Судя по унылой физиономии Канзаки, та была не слишком довольна, когда Сэм стремительно побежал к другой. Значит, между ними все было еще сложней, чем выглядело.

Анна вспомнила, почему имя Винтерс показалось ей знакомым. Она уже видела ту женщину с Сэмом в Италии. Именно она послужила тогда приманкой, которую Октавиан подсунул заинтересовавшему его агенту "CDM".

"Тогда они обе были при нем. Октавиан упоминал, что эта Кэтрин — старая подруга Сэма, еще с детства. Вот оно что!" — Анна довольно улыбнулась, отвернувшись от Мегуми: "Подруга детства — это всегда так серьезно. Боже, что за прелесть! Я попала аккурат в мелодраму".

— И что, он собирается к нам еще одну присоединить? — спросила она весело. — Это же целый гарем получается!

Мегуми посмотрела на нее хмуро и устало. Она явно не была в настроении пикироваться.

— Да ладно, — все так же улыбаясь, махнула ей рукой Анна. — Что ты опять куксишься?

— Того, — отвернулась Канзаки. — Все становится сложнее и сложнее.

— Такова жизнь, — Анна пожала плечами. — Не припомню, чтобы в ней когда-то бывало легко.

— Тебе ли жаловаться на трудности, — Мегуми поморщилась. — Ты же трикстер.

— Трикстеры тоже люди, знаешь ли, — теперь в голосе Анны слышался яд. Ее задели последние слова.

— Богатые, сильные и ненормальные люди, — Канзаки не отступила, хотя и понимала резкость и ненужность своих слов. — Когда вы жалуетесь на жизнь, у меня впечатление, что вам жемчуг мелковат.

— Какие мы беспощадные, — Анна издевательски скривилась. — В самом деле, прямо как сыр в масле мы катаемся. Особенно когда нас делают такими.

— Не надо только трогательных историй, — буркнула Канзаки.

— А не пошла бы ты... — Анна отвернулась к окну.

И нервная беседа завершилась, едва успев начаться. Обе женщины посмотрели в спину Ватанабэ, уже заходившему в дом.

В парадной горел свет, но в окошке будки консьержа было пусто. Как только стих звук закрываемой двери, Сэм ощутил мертвое напряжение. Они успели раньше него. Сэм вдохнул и мысленно представил, как мир вокруг распадается на миллиарды миллиардов крошечных фрагментов. В руках почувствовалось легкое покалывание, ноздри уловили космический холод в спертом воздухе. Напряжение мыслей помогло сконцентрироваться быстрее обычного. Открыв глаза, Сэм вернулся в боевой режим.

Теперь все должно было происходить быстро и четко. Шаг вперед, поворот налево. Открытая дверь, громкий звук шагов, чье-то дыхание в будке. Еще шаг, металлический щелчок, и стрелка "Стигрила" вонзается в косяк там, где только что была его голова. Так и думал, они выбрали парализующее оружие, хотят взять живьем. Быстрый рывок внутрь, рука с пистолетом, напряженное лицо. Хруст расплющенного запястья, удар в кадык. Слишком медленный боец улегся на пол. Надо спешить.

Лифты, выход на лестницу. Шаги звучат слишком громко, но нет времени и желания играть тихо. Этаж, еще один. На лестнице никого. Значит, рассчитывают увести жертв. Тем лучше.

Дверь в коридор. За дверью — двое. Ждут. Видимо, нейросвязь с оперативником в парадной. Слышится их дыхание — осторожное, ровное. Оба готовы остановить его. Сэм посмотрел на петли. Открывается в коридор. Отлично. Сейчас они могут расстрелять его, стоит лишь выйти. Не хватает всего одного шага, даже в режиме высокой концентрации тело ограничено плотью. Он не может маневрировать.

Сэм шагнул к двери неслышно и протянул руку к висящему рядом с лестницей огнетушителю в рамке. Стекло треснуло, и красный баллон с болтающимся шлангом оказался у него.

Двое за дверью что-то расслышали, неуверенно подались вперед. Но Сэм уже распахнул дверь пинком, направив в их сторону огнетушитель. Струя пены ударила в лицо первому из оперативников, успевшему направить оружие на возникшую в проеме фигуру. Мужчина отшатнулся, и металлическая стрела "Стигрила" ударила в дверной косяк рядом с плечом Ватанабэ. Второй успел выстрелить точнее, но слишком медленно, слишком поздно. Сэм посмотрел на плывущий в воздухе штырь, уже искрившийся шоковым зарядом, и подставил красный бок огнетушителя. Игла впилась в металл, но не смогла пробить и со звоном отскочила. Сэм перехватил сослуживший службу огнетушитель и швырнул в противника. Тот оказался достаточно ловок, чтобы уклониться и отбить летящий баллон рукой. Но на большее скорости этих двоих не хватило.

Бросок вперед — и залитый пеной оперативник получил пушечной силы удар правой в солнечное сплетение, выхаркнул воздух и сложился пополам, падая. Разворот, левый локоть вверх — и второй, пытающийся выстрелить в упор, со свернутой челюстью развернулся вокруг своей оси, выпустив вторую стрелку в пол, и повалился следом.

Сэм подобрал выроненный "Стигрил" и выстрелил сверху. Штырь вонзился в поясницу, поверженный оперативник пару раз дернулся и обмяк. Заряд электричества лишил его возможности создавать проблемы. Следующий выстрел пришелся в ногу пытающемуся дышать, скорчившись на полу, напарнику. Оба остались живы, но выведены из строя. Удачно.

Он не терял ни секунды. Четвертая дверь направо. Заперто? Нет. Драку наверняка слышали. Следует замедлиться. Он снова вдохнул.

"Спокойно".

Сэм взялся за ручку и осторожно приоткрыл дверь в квартиру. В прихожей царила темнота. Он осторожно ступил через порог и прислушался. Да, в гостиной кто-то был, но там тоже не горел свет. Он мягкими кошачьими шагами добрался до следующей двери и замер.

— Да входи уже, — сказали из комнаты со знакомым акцентом жителя лондонских трущоб.

Он распахнул дверь и увидел Мастера. Худой, с грубым лицом и залысинами на лбу, облаченный в неизменный строгий костюм, тот сидел в кресле у занавешенного окна. В темноте гостиной мастер казался похожим на одно из изображений Мефистофеля, которое Сэм видел еще в детстве. Однако Мефистофель не мог смотреть такими холодными глазами на того, кому предлагал продать душу.

— Обязательно было устраивать концерт? — спросил Мастер. Успевшие привыкнуть к темноте глаза Сэма разглядывали фигуру коллеги. Тот выглядел расслабленным, но Ватанабэ лучше других знал, как обманчива эта расслабленность. Оружия в руках не было, англичанин сидел в кресле, откинувшись на спинку, словно не опасался нападения.

В соседнем кресле, замерев, сидела Кэтрин. Сэм слышал ее дыхание, почти незаметное. Она смотрела на него, не мигая, не говоря ни слова. Как будто малейшее движение могло причинить боль.

— Кэт, — заговорил Сэм. — Что с тобой?

Она ответила не сразу. Сначала взгляд Кэтрин скользнул к Мастеру, все так же расслабленно сидевшему рядом. Лишь затем она заговорила.

— Они меня не тронули.

— Боишься?

— Да.

"Алекс", — понял Сэм и посмотрел на Мастера.

— Где мальчик?

— Где надо, — ответил Мастер. — Ты готов сдаться?

— Где мальчик? — повторил Сэм.

— Не смей переть на меня быком, — взгляд оставался все таким же холодным. Англичанин выпрямился в кресле. — Это я учил тебя. Будь вежлив.

— Отвечай на вопрос, — Ватанабэ почти рычал, и в глазах его Кэтрин видела не больше тепла, чем во взгляде коллеги. — Иначе я убью тебя.

— Не смеши, — Мастер откровенно тянул время. Он медленно положил руку на подлокотник, снова взглянул на стоявшего напротив Сэма, криво усмехнулся. — Твоя вечная бравада может сработать с кем-то из молодых и глупых. Брось пистолетик и повернись, заложив руки за голову. Давай все сделаем спокойно.

Говорил он тоже медленно, растягивая слова, что было нехарактерно. "Пытается рассеять мое внимание", — понял Сэм: "Заставить подстроиться под его ритм и сбить концентрацию". В своем нынешнем состоянии Сэм был быстрее, точнее и внимательнее любого, даже самого ловкого и подготовленного человека. Мастер знал это и пытался заранее ослабить противника перед возможной дракой. Он всегда был профессионалом, даже в мелочах.

— Не надо было трогать Кэтрин, — проговорил Ватанабэ, мысленно стирая из сознания память о движениях Мастера, о его голосе, взгляде, дыхании. С ним говорило абстрактное черное пятно. У пятна отсутствовала манера говорить, от него можно было ожидать чего угодно.

— Ты сам виноват, — Мастер поднял руку и изобразил неопределенный жест. Он все еще пытался сбить собеседника с толку. — Ничего бы с ней не случилось, не начни ты убивать людей службы внутренней безопасности. Следовало догадаться, что не ты один попытаешься перехватить беглянку. Ты не предусмотрел столкновения с "соседями".

— Эти "соседи" куплены, — Сэм смотрел на едва различимые в темноте пуговицы на пиджаке англичанина. — Мне просто нужно было время. Я бы нашел их лидера.

— Слишком поздно, — Мастер покачал головой, и сожаление в его голосе показалось искренним. — Они как будто ждали этого момента. Вы еще не покинули улицу, где стоял тот бар, а они уже бросились на Хендрикса с вилами.

— И теперь, значит, ту кашу, которую заварили все, расхлебывать придется мне, — усмехнулся Сэм.

— Не драматизируй.

— Я помню, чем мы с тобой занимались. И знаю, что бывает с теми, кто оступается в нашем деле. Не надо рассказывать о безопасности и спасении.

— Не забудь, что именно мне ты обязан карьерой в "нашем деле", — Мастер развел руками. — Почему бы не проявить уважение и не сдаться?

— Где ребенок? — устало повторил Сэм.

— Да вон он, — Мастер щелкнул пальцами, и дверь в дальнем конце комнаты отворилась. Косой прямоугольник света упал на ковер, касаясь одним из углов ног Ватанабэ. Толстяк обернулся и увидел мальчика. Алекс стоял на пороге ванной: маленький, тонкий, похожий на вырезанный из бумаги силуэт самого себя. А рядом возвышался безликий оперативник, положивший руку ребенку на плечо.

Сэм прищурился, разглядывая их. Мальчик казался на удивление спокойным. Алекса не впервые хватали неизвестные взрослые люди. Однажды его похитили самые настоящие бандиты. Ребенок тогда очень напугался, но после реабилитации сделался спокойнее, уверенней. Вот и сейчас Алекс просто стоял и молчал, не хныча, и даже во внимательных детских глазах не было страха.

— Как дела, маленький? — спросил Ватанабэ и впервые улыбнулся.

— Н-нормально, — несколько напряженно, но без истерики отозвался Алекс.

— Вот и хорошо, — Сэм кивнул. — Помни, что я тебе показывал, и не плачь.

— Я и не плачу.

Мальчик замер и скосил глаза в сторону взрослого, что стоял совсем рядом. В любой момент железные пальцы мужчины могли впиться в хрупкое детское плечико и пресечь любую попытку неповиновения. Много ли нужно такому карапузу? Вот только оперативник явно не рассчитывал на сопротивление.

— Трогательно, — сказал Мастер. — Как видишь, ребенку мы не повредили. Но приходится держать их с матерью раздельно. Я и не подозревал, что у твоей старой пассии такой темперамент. Она попыталась сбежать вместе с мальчиком.

— Нельзя недооценивать женщин, — Сэм посмотрел на Кэтрин. — Они что, угрожали?

— Я всегда делаю глупости, — ответила она тихо. Не требовалось быть гением, чтобы догадаться: покорности от женщины добивались без лишней почтительности.

— В общем, хватит, — подытожил Мастер и подался вперед. — Давайте закончим эту неловкую сцену. Сэм, повернись спиной.

— Как скажешь, — отозвался толстяк и начал разворачиваться. В этот самый миг маленький Алекс, не двигаясь с места, резко дернул ручкой и на редкость умело всадил локоть в пах рослому оперативнику. Издав задушенный вскрик, тот дернулся и убрал руку с плеча мальчика, машинально пытаясь схватиться за поврежденное место. Алекс бросился вперед и кубарем покатился по полу.

Мастер выпрыгнул из кресла и через долю секунды уже стоял там, где только что был Сэм. Но толстяк, не менее быстрый, чем оппонент, одним скачком преодолел расстояние до двери в ванную и коротким прямым ударом сшиб оперативника с ног. Тот с воплем улетел к покрытой плиткой стене и, ударившись затылком, затих. Алекс, едва разминувшийся с Ватанабэ, поспешно вскочил на ноги и забился в ближайший угол.

— Сэм! — голос Мастера звучал так, словно он собирался наказать хулиганящего ребенка. — А ну, прекрати!

Ватанабэ развернулся у порога ванной и посмотрел исподлобья. Мастер сунул руку под пиджак и извлек оттуда пистолет, напоминающий классическую "Беретту". Сэм шагнул вперед.

— Стоять! — приказал англичанин.

Какой-то миг, крохотную фракцию секунды, они оба медлили.

Мастер слишком хорошо знал Сэма, чтобы поверить, что тот сдастся. Ватанабэ сейчас готов был поймать ту особую пулю, которой боятся даже трикстеры, — готов, если это означало возможность спасти Кэтрин и ее ребенка. Он не хотел, чтобы все так получилось, но ситуация развивалась слишком быстро, нельзя было упускать контроль. Ради безопасности всей службы пришлось задеть самого опасного в ней человека за единственное больное место. Но Сэм был слишком упрям. Он знал, какое оружие держит в руках старый наставник, и все равно не мог, не хотел остановиться.

Ватанабэ, проживавший каждую секунду как час, успел прикинуть собственные шансы добраться до Мастера и не быть подстреленным. Маловероятно. Короткая дистанция, высокая точность, реакция и скорость движений противника не уступает его собственной. Ранение из этой обманчиво старой "Беретты" может стоить жизни. Но Мастер хочет только обездвижить его. Нужно попытаться.

Палец Мастера на спусковом крючке напрягся. Он полностью сосредоточился на противнике. Сэм медленно и плавно подался вперед, готовясь к броску. Мастер нажал на спуск...

Но мгновением раньше из кресла сбоку на него дикой кошкой метнулась Кэтрин Винтерс, столь неожиданно вышедшая из оцепенения, что сконцентрировавшийся на Сэме англичанин успел лишь заметить ее, но не остановить. Женщина врезалась в него, хватая руками за предплечье и утягивая вниз. Палец не успел прервать движение, и грохнул выстрел.

Одним движением Мастер стряхнул с себя Кэтрин, словно смахивал пылинку с рукава. Женщина врезалась в кресло, из которого встала, оставив на запястье мужчины красные полосы — следы от ногтей, которыми пыталась вцепиться в руку. Мастер отвлекся всего на мгновение, но именно такой задержки не хватало Сэму. Когда рука с пистолетом вскинулась вновь, толстяк уже был рядом. Подобно бешеному быку, он врезался в бывшего наставника и ударил в корпус. Никто не смог бы устоять перед столь яростным натиском, но Мастер и не думал стоять. Он развернул корпус и уклонился, отчего кулак Сэма лишь скользнул по ребрам, и свободной рукой схватил Ватанабэ за пиджак. Ткань громко заскрипела, когда Мастер бросил толстяка через бедро. Сэм не удержался и, увлекаемый собственной инерцией, покатился кубарем. С невероятной для человека такого сложения скоростью и ловкостью он сгруппировался и подбросил тело вверх, чтобы встать.

Мастер уже навел на него пистолет, готовый выстрелить в упор. Кэтрин шевелилась в кресле, но слишком медленно для них обоих. Сэм ступил вперед, Мастер снова потянул спусковой крючок.

"Готов", — подумал Мастер. Пуля вырвалась из ствола и мучительно медленно в восприятии противников полетела навстречу надвигающемуся Ватанабэ. Как бы быстр ни был трикстер, увернуться от пули он способен редко. И уж точно не тогда, когда стреляют со столь близкого расстояния.

Резкая боль в животе мгновенно разлилась по всему телу. Сэм оскалился, чувствуя, как его пытается остановить полутонный таран, бьющий навстречу. Он бросил все свои силы вперед, к хозяину этого тарана, горящего огнем где-то в потрохах. Мастер был уже так близко!

Не остановился. Сэм не остановился. Мастер мысленно чертыхнулся и подался назад, не давая смести себя и в этот раз. Но теперь Ватанабэ не пытался взять его натиском. Он наступал, не давая наставить на себя пистолет. Мастер попятился, пытаясь отвести руку и не дать схватить оружие.

"Да падай ты уже!" — мысленно возопил он. Сэму полагалось быть обездвиженным. Но он попросту отказывался проигрывать.

Ватанабэ чувствовал, как нервную систему сковывает мертвенный холод. Пройдет не больше минуты, и он скорчится на полу, вереща от боли, которую не чувствовал уже много лет. Надо успеть.

Пистолет в очередной раз повернулся в его сторону. Надвигающийся на противника Вататабэ рубанул по запястью Мастера ребром ладони. Отдернуть руку англичанин не успел, и грохнувший выстрел вырвал из онемевших пальцев рукоять оружия. Пистолет улетел в угол. Могучий кулак чиркнул Мастера по подбородку, едва не отправив в нокаут. Второй удар почти достиг груди. Сэм наступал, бил быстро и тяжело, по-боксерски. Еще немного, и он оттеснит Мастера к стене, сможет смять защиту. Англичанин уклонялся и пятился, блокируя и отводя удары в сторону.

"Ах ты, наглый щенок", — подумал он. Сэм ударил коротким яростным джебом, опять метя в челюсть. Мастер змеей скользнул мимо несущейся навстречу руки и ухватил противника за предплечье. Мышцы заныли от мгновенного сверхусилия. Он бросил Сэма вперед, словно помогая инерции толстого тела, и впечатал колено в объемистый живот. Ватанабэ согнулся, с хриплым "Ох!" выдохнул и схватил ртом воздух, а Мастер обрушил каменный локоть на подставленную физиономию противника. Удар пришелся Сэму в скулу и был настолько сильным, что толстяк не выдержал. Он упал на колени, по-прежнему пытаясь дышать. Неожиданно сильная боль сковала движения.

— Вот и хватит, — проговорил Мастер, переводя дыхание. Англичанин одернул пиджак и поправил сбившийся галстук. — Сам виноват.

Он шагнул мимо Сэма и подобрал упавший пистолет. В противоположном углу Кэтрин прижимала к себе сына. И мать, и ребенок молчали, глядя на происходящее большими испуганными глазами. Мастеру было неприятно заставлять их лицезреть возню трикстеров. Гражданские не заслужили подобных страстей.

— Поднимайся, — он потянул Ватанабэ за руку, заставляя встать. Толстяка шатало, на скуле расплывалось темное пятно, рубашка на животе увлажнилась кровью из раны. Казалось, он ошеломлен собственным поражением. Возможно, так и было: полтора десятка лет Сэм был почти неуязвим и привык побеждать. Но скорее всего, толстяк просто впал в состояние "грогги". — Как бы ты теперь не помер от боли еще...

"Попался", — мысленно возликовал Ватанабэ, почувствовавший, как расслабился противник, видя его состояние. Мастер поддерживал его за плечо, не давая упасть, стоял вплотную и никак не защищался. Сейчас!

Схватив англичанина за лацканы пиджака, Ватанабэ всем весом подался вперед, почти прыгая. Мастер невольно поддался, и резкий порыв отправил их обоих к стене. Сэм сделал шаг, напрягся. Кровь хлынула из пулевого отверстия в животе, перед глазами засверкали звезды, но он снова напряг нечеловеческие силы и превратил себя вместе с противником в один живой таран. Напряжение, рвущее мышцы; движение, которому сопротивлялся сам воздух. С оглушительным треском и грохотом они врезались в стену, пошедшую трещинами и развалившуюся от столкновения. Мастер и Сэм провалились в ванную комнату сквозь образовавшуюся пробоину, осыпаемые гипсокартонной пылью. Сэм оказался сверху, и на его плечи повалились обломки. Мастер снизу болезненно застонал.

— Х-хы... — попытался он что-то сказать, но отбитые легкие словно свернулись в трубочку и не позволяли выдавить ни звука.

Пудовый кулак Ватанабэ обрушился сверху прямо на переносицу англичанина. Та хрустнула, но не сломалась — даже эта часть тела у трикстеров была крепче. Сэм медленно тяжело замахнулся и ударил второй раз. Потом третий, четвертый, пятый.

Рука заболела, пальцы испачкались кровью. Он посмотрел в закатившиеся глаза Мастера и рот, безвольно открытый в странном подобии улыбки.

— Да пошел ты, — сдавленно сказал Сэм и попытался встать. В голове взорвалась граната, все вокруг застилал белесый туман, но справиться с дрожащими ослабшими коленями все же удалось.

— Зас-ранец... — смог, наконец, выплюнуть из себя Мастер, приподнимаясь на локте.

Ватанабэ схватил англичанина за шиворот и ногой наступил на пальцы дернувшейся было руки. Стена была пробита рядом с раковиной, в зеркале над которой отразился перепачканный в пыли и побелке толстяк. Сэм быстро оглянулся, хотя уже мало что различал вокруг.

— А тут совместный санузел, — просипел он.

— А? — не понял Мастер.

В следующий миг голова англичанина уже таранила жемчужно-белую чашу унитаза. Сэм из последних сил швырнул противника в сантехнику и услышал костяной стук. Мастер, безвольно обмякший, упал возле унитаза, оставив на эмали грязную красную полосу.

— Т-так и уб-бить можно, — пробормотал он себе под мышку, пытаясь упереться руками в пол.

Сэм на нетвердых ногах подошел к противнику и схватился за лопнувший по шву на спине пиджак. Пальцы онемели, как будто он весь день поднимал штангу, но тело Мастера удалось вздернуть вверх.

— Э! — тот замахал руками, пытаясь отбиться. Но Сэм почти спокойно ухватил широкой ладонью коротко стриженный затылок и уронил англичанина на унитаз сверху. Захлебнувшись возмущенным возгласом, Мастер стукнулся головой о край унитаза, и тот раскололся. Большой кусок фаянса свалился на пол. Мастер застыл, погрузившись физиономией в сливное отверстие с острыми краями. Вода потекла на окровавленную макушку, тихо журча.

— Остынь, — устало выдохнул Сэм и отвернулся. Через дыру в стене на него смотрели Кэтрин с Алексом.

— В-вы закончили? — спросила женщина, разглядывавшая дергающиеся ноги англичанина.

— А-ага, — Ватанабэ кивнул. Он склонился к дергающемуся телу Мастера и сунул руку ему под пиджак. Руки англичанина зашевелились, но поползли к зажатой в треснувшем унитазе голове. Сэм вынул "Беретту" и сунул в карман. — Пора идти.

Рубашка и полы пиджака набухли от крови. Сэм зажал рану рукой и, хромая, шагнул к двери в комнату. Алекс открыл ему, и мужчина выбрался в комнату, оставив поверженного противника позади.

— Ты цел? — Кэтрин подхватила зашатавшегося Ватанабэ, не давая упасть.

— Ну, как сказать...

Несколькими минутами позже из подъезда вышли трое. Мужчина, женщина и ребенок медленно спустились с крыльца и пошли через дорогу к машине, где их ждали по-прежнему воротившие друг от друга носы Канзаки и Анна.

— Это еще что такое? — пленница первой разглядела, что Ватанабэ шагает, поддерживаемый Кэтрин, а маленький мальчик тревожно семенит рядом. — Он что, попал в бетономешалку?

— Кровь, — тихо ахнула Мегуми, увидев, как Сэм оставляет на асфальте красные следы.

Анна открыла дверцу, и Кэтрин помогла Сэму сесть на заднее сиденье. Мальчик залез следом. Анна с немым вопросом рассматривала залитую кровью рубаху.

— Мегу-тян, — сказал Сэм, когда Кэтрин села спереди. — Ты поведешь.

— Что с тобой? — спросила японка, и голос ее предательски дрогнул.

— Скажем так, — он усмехнулся и тут же сморщился от боли. Освещение в салоне позволило, наконец, разглядеть лицо Ватанабэ, до сих пор скрытое тенями ночной улицы, и всем впервые стала видна чернота проступивших под кожей сосудов. Набухшая артерия наискосок пересекла лицо подобно шраму. — Меня по-королевски поимели.

11

— Ты дурак, — заявила Анна, сидевшая в уютном плетеном кресле, выставленном на веранду.

— Все равно я умнее тебя, — заявил Сэм тусклым, лишенным эмоций голосом.

Он стоял и смотрел на лес, начинавшийся за границами владений Винсента. Тот лично контролировал строительство жилища, обустроил настоящий семейный очаг для себя и молодой жены. Отсюда приходилось добираться до города не без труда, но уединение, прелестный пейзаж вокруг и чистая, не закопченная цивилизацией атмосфера сторицей компенсировали любые неудобства. К тому же, безобидный снаружи дом внутри был забит техникой, тайниками и провизией, которую Винсент запасал с основательностью маньяка-милитариста, готовившегося к ядерной зиме. Почти год назад Сэм привез сюда юного Учики Отоко, чтобы отдать в ученики. Сегодня же Ватанабэ разглядывал маленький дворик, где Учики больше не тренировался, деревья за ограждением, залитое чернотой небо, на котором даже звезд теперь было не разобрать. Разглядывал и старался отвлечься от мыслей о раскаленных углях, жгущих живот изнутри.

Мегуми успешно вывезла их из города и поехала по шоссе вдоль железной дороги. Затем Сэм, которого все время затягивало в противную влажную темноту, заставил себя прийти в чувство и показал, как добраться до дома Винсента. Там беглецов уже ждали. Винсент, заспанный, с лохматой гривой светлых волос и криво сидящими на носу очками, кутаясь в халат, впустил женщин, а Мони сразу же повела еле держащегося на ногах Ватанабэ в ванную комнату.

— Она знает, что делать? — спросила Мегуми, глядя, как суетится вокруг толстяка растрепанная Неа.

— Насколько вообще можно знать, — пожал плечами Винсент. — Вы проходите, располагайтесь.

Гостиная на первом этаже казалась просто огромной. Обставленная старомодной мебелью, с коврами и тяжелыми шторами на окнах, она создавала впечатление почти деревенского уюта. Мягкий диван сразу же облюбовал Алекс, усадивший рядом маму. Мегуми присела на стул в углу, откуда открывался вид на все помещение, но главное — на вход. Рядом стоял тяжелый обеденный стол, неработающие часы с кукушкой, неподвижно застыла штора на окне. Пол был покрыт идеально подогнанными досками. Канзаки невольно почувствовала себя уверенней.

"Хороший у них дом", — подумалось ей: "Такой... основательный".

Анна ходила из угла в угол, разглядывая обстановку. Она попыталась открыть старые часы и найти кукушку, но не смогла, покрутилась у тяжелого серванта с запертыми дверцами, дважды обошла стол, спотыкаясь о стулья. Недавняя пленница выглядела так, будто не находила себе места от волнения. Неужели она тоже переживала из-за состояния Сэма?

— Мама, — Алекс потянул Кэтрин за руку и заглянул ей в глаза. — А плохие дядьки больше не придут?

— Ох, сынок, — вздохнула мать. — Надеюсь.

В который раз Канзаки поразилась выдержке этих двоих. Они только что выскользнули из лап похитителей, от которых можно было ожидать чего угодно, стали свидетелями жестокой драки, сбежали в ночь, в неизвестность. Но вот мальчик, хоть и заметно дрожащий, спокойно сидит на диване, ровно дышит и не хнычет, чего стоило бы ожидать от ребенка его возраста. А мать и вовсе выглядит собранной и невозмутимой, хотя и проглядывает в ее глазах настороженность

Удивительные люди. Или просто привычные?

Да ведь и сама Канзаки только недавно задумывалась над тем, насколько обыденной для нее стала опасность, как привычны сделались открытия, способные сразить обывателя. Попав в мир трикстеров и Наследников, быстро перестаешь удивляться чему бы то ни было.

"Но ведь он еще ребенок!" — возмутилось в ней вечное материнское чувство: "Алекс же может вырасти покалеченным морально".

Все верно. Однако были ли среди ее знакомых сейчас нормальные люди? По-настоящему нормальные. И была ли нормальна она сама? Можно ли вообще оставаться нормальным в привычном смысле слова, когда каждый день сталкиваешься с тем, что противно самому понятию нормальности? В Гонконге Сэм много говорил о нормальности и уродстве — о том, что в их мире властвуют именно уроды, в какой-то мере.

Хотел ли он превратить Кэтрин и Алекса в таких... уродов? Чтобы была возможность остаться вместе. Годами он следил за ними, оберегал, пытался дать шанс на нормальную жизнь. Но ничего не получилось. Однажды попавшая в мир уродов Кэтрин должна была вернуться.

"Нет, это неправильно. Это мерзко".

Наконец, в комнату вернулись Мони и ее пациент. Рубашка Сэма была расстегнута, на животе красовался свежий белоснежный бинт. Мужчина все еще был бледен, но шел уверенней. Вздувшиеся вены уже не так бросались в глаза, чернота в них сделалась мутной, в паре мест посерела. При каждом шаге Сэм переваливался, тяжело дышал. Он плюхнулся на диван рядом с Кэтрин и глухо заворчал от боли.

— Совсем отвык от такой пакости...

— Так что это? — спросила Кэтрин, тревожно глядя на толстяка. — Ты ведь будешь в порядке?

— Может быть, — он откинулся на спинку дивана. — Я все-таки нарвался на "анти-агент".

— Ну и названьице, — фыркнула Анна, снова оказавшаяся рядом с напольными часами. Она в очередной раз дернула ручку стеклянной дверцы, посмотрела на маятник. — У вас там ужасно косноязычные ученые.

— "Анти-агент", — ответила Мегуми на немой вопрос Кэтрин. Та обернулась и не смогла разглядеть гримасы боли на лице Ватанабэ, которую Мегуми сумела предугадать. Ему сейчас трудно было даже разговаривать. — Сыворотка, которую выработали в "CDM". При попадании в организм трикстера она вызывает конфликт между нервной системой и колониями DQD. Функции самого организма на какое-то время теряют управление.

— Проще говоря, это такая штука, которая выводит нас из строя, — подытожила Анна и постучала по стеклу, словно пытаясь его вибрацией заставить маятник качнуться.

— Трупная эссенция, — хмыкнул Сэм и снова поморщился. — Мы делали ее из клеток трикстера по кличке Оззи Кибуц.

— Был такой, — подтвердила Анна. — Один из первых, кого форсировали до состояния "альфа". Не совсем удачно — бедолага сделался похож на прокаженного. Старые колонии DQD отказывались уживаться с новыми и умирали медленно, болезненно.

— Оззи превратился в ходячий труп, — Сэм ткнул себя пальцем в щеку. — И кому-то пришла в голову гениальная идея.

— Но... — Кэтрин запнулась и снова посмотрела на него. — Но это ведь не насмерть?

— Рано или поздно сыворотка перестает действовать, — Ватанабэ прикрыл глаза. — Колонии DQD просто оттесняются.

— Так ты не умрешь от пули в живот? — грубовато спросила Канзаки. На самом деле ей просто хотелось получить подтверждение хорошим новостям, но выглядеть перепугавшейся любовницей при посторонних Мегуми не желала.

— Нет, — ответил он. — Не умру. Но нужно время, чтобы я смог хотя бы ходить нормально.

— Фрэнки оправился прямо в морге, — напомнила Анна. — В Токио его тоже заразили этой гадостью. Так что не переживайте, дамочки.

— У тебя отвратительная манера проводить глупые сравнения, — теперь Сэм поморщился от неудовольствия.

— Я сложная, многогранная личность, — прогнусавила Анна, кого-то передразнивая.

Их прервало вежливое покашливание. Винсент и Мони стояли на пороге, оба в домашних халатах и тапочках. Супруги выглядели бы комично, если бы не выражения на заспанных лицах: спокойные, деловые. Винсент внимательно оглядел гостей и произнес:

— Многогранным личностям, пожалуй, стоит отдохнуть. Из Сэма мы вынули пулю, но на дворе ночь. Даже здоровым людям надо спать.

Жена молча кивнула, стоя за плечом мужа.

— Вряд ли у нас есть время на сон, — сказала Мегуми вслух. — Мы же в бегах.

— Далеко не убежим, — заявил Сэм, держась за перебинтованный живот. — Да и я не лучший спринтер после того, как Мони копошилась во мне железками.

— Ты не один, — напомнила Анна, оставившая, наконец, часы в покое. — С тобой три женщины и ребенок. Я, конечно, понимаю, что нормальный мужик в такой ситуации вообще повесится, но ты сам виноват. Нас надо спасать, холить и лелеять.

— Я тебя взлелею, — пообещал Ватанабэ. — Тумаком по затылку.

— Будьте серьезны, — Канзаки встала и шагнула к центру комнаты. Ее неожиданно рассердило всеобщее спокойствие. Как будто одна она была перепугана и понятия не имела, что делать. — Надо решать, как действовать дальше. Сэм, какой у тебя план?

— План, — он в очередной раз поморщился и дернул уголком рта. — Нет у меня плана.

— Как? — она почувствовала холод под сердцем. — Но что ты собираешься делать?

— Сейчас я собираюсь прикорнуть, — Сэм неловко перевалился, ворочаясь на диване, и посмотрел на Кэтрин. — Вы с маленьким будете в порядке?

— В порядке, — коротко ответила женщина. Алекс промолчал, прижимаясь к матери сбоку и разглядывая бледного толстяка тем необыкновенно внимательным взглядом, какой бывает только у детей.

— Значит, спать, — Анна скривила губы. — Переоцениваете вы сон.

— Вы что, серьезно? — Мегуми не верила своим ушам. — Да сюда же в любую минуту нагрянет очередной спецназ "CDM"! На этот раз настоящий.

— Успокойся, Мегу-тян.

— Не буду я успокаиваться, — она заставила себя говорить спокойно. — Нельзя же так бездумно подвергать риску и нас самих, и тех, кто нас приютил.

— И что же ты предлагаешь? — с ласковой издевкой поинтересовалась Анна.

— Предлагаю... — Мегуми несколько растерялась. — Не знаю... Но в любом случае, оставаться на месте нельзя! Надо покинуть этот округ, может, пробираться за границу...

— За границу Союза? — спросил Сэм тоном, в котором слышалось явное нежелание спорить.

— Хотя бы подальше от города! — она не отступала. — Нам нужны документы, жилье, деньги. Средства. Ты же один из одиночек, у вас должна быть сеть запасных квартир, тайники, неофициальные контакты, в конце концов! Что-то, что поможет нам какое-то время просуществовать на нелегальном положении.

— А ты вошла во вкус нашей работы, — он улыбнулся губами, приобретшими отчетливый синюшный оттенок. — Только как ты предлагаешь залечь на дно такой толпой? Разделиться? И что делать?

— Ты еще и это хочешь у меня узнать? — Мегуми нахмурилась. Он как будто снова нарочно провоцировал ее гнев.

— Ничего я не хочу, — Сэм снова заворочался на диване. — Разве что отдохнуть.

— Отдохнуть? То есть, тебе нет дела до опасности, в которой все находятся?

Канзаки, не отрываясь, смотрела на мужчину, который старательно отводил взгляд. Она не сказала ни слова, только глаза были полны гнева. Анна заметила их игру в гляделки. Впервые она видела, как Ватанабэ отступал, а японка давила на него. Зрелище было странное.

Наконец, Мегуми холодно пожала плечами и отвернулась.

— Опасность опасностью, — снова мягко заговорил Винсент. — Но хотя бы пара часов снавам пригодится. Идем, мы покажем вам свободные спальни.

Кэтрин взяла сына за руку и последовала за Канзаки, которую супруги повели по коридору, что-то говоря насчет постельного белья. Они всегда стремились обеспечить гостям комфорт, как будто те были привередливыми постояльцами в гостинице. Сэм улыбнулся, представив себе Винсента в старомодном костюме портье, а Мони — в наряде горничной.

— Выходит... Кэтрин обернулась у порога. — Спокойно ночи?

— Выходит, так, — он кивнул. — Спокойной ночи, Кэт.

Анна смотрела на всех этих чужаков со стороны. С ней никто прощаться не собирался. Казалось, даже Канзаки позабыла, что совсем недавно у них была пленница, из-за которой и заварилась вся каша. Подобное пренебрежение почти ранило.

Она прошла следом за остальными, оставив Сэма на диване. Мони быстро увела Кэтрин и Алекса в ближайшую спальню. Краем глаза Анна разглядела широкую застеленную кровать и целую гору разномастных подушек. В соседней комнате Винсент расположил Канзаки. Там была одноместная койка, впрочем, вполне приличная. Окон ни в одной, ни в другой комнате не было, горели яркие лампы, делавшие деревянные стены мрачновато-бурыми на вид. В другое время Анна сочла бы подобную спальню слишком мрачной и похожей на темницу для приятных снов. Но теперь ей довелось побывать в настоящей темнице, а такой опыт обычно меняет взгляд на мир.

Мегуми закрыла за собой дверь, и было видно, насколько она сердита. Сегодня, кажется, Ватанабэ ее разочаровал. Анна и Винсент остались наедине. Он жестом позвал ее следовать за собой и открыл последнюю дверь в коридоре.

— Прошу, — он кивнул в сторону дверного прохода. — Тесновато, но в целом удобно. Коридор дальше, рядом с лестницей на второй этаж.

— Спасибо, — она изобразила самую искреннюю из улыбок. — Хотя меня не слишком клонит в сон. Я, знаете ли, пару часов как из тюрьмы, а там меня кормили снотворными.

— Знаю, — он улыбнулся в ответ. — Я сам выписывал вашим тюремщикам рецепты.

— Вот как? — Анна вздернула бровь. — Вы, значит, эскулап? А не очень похожи.

— Я люблю превосходить ожидания, — из-за круглых тонких очков взгляд Винсента казался неуловимо холодным, хотя улыбка с губ так и не сошла. — Можете поверить на слово.

— Вам я поверю, — она кокетливо прикрыла глаза. — Даже без слов.

— Вот и прекрасно, — он посмотрел мимо нее на жену, вышедшую из комнаты Кэтрин. — Спокойной вам ночи.

Они с Мони оставили Анну на пороге спальни и вместе поднялись по лестнице в конце коридора. Прислушиваясь к скрипу ступенек, она пожала плечами. Эти двое были слишком уж добродушными, слишком обходительными. Сразу чувствовалась спецслужбистская закваска. Анна терпеть не могла профессионалов.

Или это от волнения? Некоторые, чтобы скрыть эмоции и чувства, прячут их за преувеличенной любезностью.

"Да плевать", — подумала Анна, падая на кровать. Та оказалась на удивление мягкой и не отдавала пылью. За хозяйством тут, видимо, очень прилежно ухаживали, раз чистили пустые спальни. Но и на это ей было плевать. После сегодняшней ночи ни Винсент с лицом ботаника и грацией каратиста, ни его симпатичная женушка, прячущая под халатом пистолет, не будут иметь значения. Возможно, когда-нибудь она их вспомнит мимолетом, но уж точно никогда не увидит.

Потолок был таким же добротным, как стены, его покрывали деревянные панели, создававшие впечатление этакой старины. Анна вытянулась на кровати, заложив руки за голову, и принялась считать планки на панелях. Сбившись на семнадцатой, зевнула.

Нет, спать решительно не хотелось. Она подозревала, что не сомкнет глаз еще сутки или двое. Анна попыталась размышлять над ситуацией, в которую неожиданно угодила вместе с Ватанабэ и его подругами. Выбравшись в город, она надеялась на небольшую игру в кошки-мышки, может быть, на аудиенцию и всесильного дяди Артура вместо сидения в камере. Но не на бойню с участием Пятнадцатого отдела и не на тесное знакомство со старыми врагами.

Впрочем, можно ли теперь было назвать Сэма врагом? Он явно дал понять, что не сделает ей ничего, чего не сделал бы дядя Артур. Потому и вел себя так в Бухаресте. А в Токио еще не знал. Но Токио было так давно...

"А они все-таки забавные", — Анна улыбнулась в потолок: "Он и Канзаки. Как две плюшевых игрушки".

Почему на ум вдруг пришло именно такое сравнение, она бы и сама не смогла объяснить.

Время шло, темнота и тишина действовали на Анну угнетающе. Как будто снова в тюрьме. Хотя в тюрьме не было опасности попасться в лапы кому-то непонятному, желающему украсть и убить ее. Но не обратно в камеру же было бежать тогда.

Интересно, что все-таки задумал Ватанабэ? Канзаки он расстроил, но Анна не верила, что у толстяка нет плана. Проще сразу покончить с собой, чем пытаться просто убежать от щупалец такой махины, как "CDM".

Она заворочалась. В ногах стал ощутился тот зуд, что иногда так донимает, когда в теле еще полно энергии, и хочется двигаться, а разум не желает очиститься для сна. Анна вспомнила, когда в последний раз танцевала. Еще до Гонконга.

"Какой леденящий душу кошмар", — подумалось ей. Лежать стало решительно невозможно. Анна села и задумалась. Туфли Канзаки стояли у порога. Надевать чужую обувь не хотелось. Сидеть в темной комнате и слушать, как за стеной дышат другие, — тоже.

Даже пол в доме загадочной четы был чистым и гладким, словно в бальном зале. Чувствуя подошвами ног приятную прохладу, она беззвучно выскользнула из комнаты и прошла по коридору обратно в гостиную. Судя по тишине за каждой из дверей, остальные гости и впрямь заснули.

В гостиной свет не горел. Она взглянула на диван, но там никого не было. Значит, Ватанабэ не устроился спать здесь. Тем лучше.

Анна прошла через комнату к дальней двери. Куда и зачем направлялась, она не знала. Просто хотелось побродить, посмотреть на странное жилище. Может быть, выведать какой-нибудь секрет. Или хотя бы узнать все ходы выходы на случай, если придется бежать отсюда, от Сэма и его друзей.

В темноте она теперь ориентировалась неплохо, хотя в детстве даже засыпала со светом. Изредка под босыми ногами поскрипывали половицы. Она обнаружила еще один коридор и пару дверей. За одной скрывался чулан, вторая вела на идеально чистую кухню. Дальше была вторая лестница наверх, но вместо туалета напротив обнаружился выход на улицу. Наполовину застекленная дверь демонстрировала маленькую веранду, хорошо различимую снаружи в свете вышедшей луны.

Анна потянула за ручку, и дверь открылась. Она почувствовала ночной холод и подумала, что стоило бы все-таки обуться. Терраса оказалась узкой и выходила на крохотный пустой дворик с аккуратным газоном и заборчиком, отгораживавшим дом от приблизившегося вплотную леса.

В углу, возле невысоких перил, стояла пара плетеных кресел. А рядом с ними стоял Сэм Ватанабэ. Толстяк держался руками за перила и смотрел куда-то в лес. Сейчас он казался не таким толстым, из-за темноты, а может, оттого, что недавно истек кровью. Как будто вдруг усох тот монументальный наглец, что заставлял ее терять самообладание при каждой встрече. Глядя в широкую спину с ссутулившимися плечами, Анна впервые подумала, каким разным мог быть Ватанабэ, когда молчал.

Он почувствовал ее приближение, но не обернулся. Анна уселась в одно из кресел и сложила руки на животе, словно дремлющая старушка. Сэм, чей профиль в свете луны казался особенно бледным, скосил на нее взгляд и снова посмотрел вдаль.

Так они просидели где-то минуту.

— Ты дурак, — сказала, наконец, Анна.

— Все равно я умнее тебя, — отозвался Ватанабэ.

— Размечтался, — она вытянула ноги и развалилась в кресле. — Не я сегодня словила пулю в живот.

— Угу, — непривычно злобно буркнул Сэм. — Ты всего лишь стала этому причиной.

— Ах, простите-извините, — поморщилась Анна. — Такая вот я нехорошая девочка. Мне пошутить про наказание ремнем по попе, или ты сам?

— С тобой нельзя долго общаться. Слишком быстро проходит интерес говорить гадости.

— Надо думать, с кем связываешься, — она хотела засмеяться, но не стала. — Что-то ты совсем приуныл.

— А тебя это расстраивает?

— Как сказать, — она неловко пожала плечами, полулежа. — Несносным фигляром ты хотя бы был неукротим. А теперь какой-то кислый и ничего не знаешь.

— О чем ты? — он обернулся и посмотрел на нее. Анна увидела холодные карие глаза. Подобного выражения никогда еще не было во взгляде Ватанабэ, и ей сделалось неуютно. Он мог преображаться до неузнаваемости из-за мельчайшего изменения в облике. Жест, улыбка, глаза — все эти крошечные черточки к портрету, что оставлял в памяти Сэм, за последние несколько часов как будто кто-то перерисовывал несколько раз. Словно манеры, голос и то, что пряталось за чуть раскосыми глазами толстяка, тоже были нарисованными.

— Да о том, — она подобралась, приподнимаясь. — Ты хоть понял, насколько сильно ранил свою японскую обожательницу? Она ведь ждала от тебя очередного пробивания лбом стенки. Ну, как ты меня выкидывал с лестницы, воровал детей, спасал секс-рабынь — помнишь?

— И что?

— То самое. На тебя совсем непохоже быть аморфно-безразличным. По крайней мере, в моих глазах. Но, судя по реакции Канзаки, ты нечасто сидишь в трусах и тапочках без дела. Я сама, если честно, слегка разочаровалась. Я думала, у тебя есть план.

— План, — у Сэма дернулся уголок рта. — Все всегда строят планы. Как будто, черт побери, могут видеть будущее. А я никогда их не строю.

— Как же ты живешь? — фыркнула Анна.

— Я импровизирую, — он снова отвернулся.

— Наверное, срабатывает иногда, — в ее голосе слышалась насмешка. — Но в этот раз импровизация завела несколько не туда, согласись. Сначала убил не тех, кого можно, потом получил на свою шею целый выводок женщин, а теперь еще и откушал вашего снадобья для трикстеров. Я все перечислила, или есть еще какая-нибудь проблема, которую сразу не заметишь?

— Еще за нами теперь идут по пятам и свои, и чужие.

— А, точно, — она лукаво прищурилась. — Импровизация не задалась, верно?

— Раз на раз не приходится, — сказал Сэм совершенно серьезно.

— У тебя, может, и не приходится, — Анна нахмурилась. Скрашивающее скуку переругивание не задалось, Ватанабэ оставался холоден и невыразителен. Теперь ее и в самом деле пугало это его настроение. — Но ты не один. Я, знаешь ли, исключительно по доброте душевной не бегу, больно стукнув кого-нибудь из вас. Так будь любезен, плати за мое миролюбие и поступай как мужчина.

— Как мужчина, — тяжело повторил Сэм. — Да, как мужчина. В том-то и проблема.

— Проблема? — не поняла она.

— Я, похоже, никудышный мужчина, — он говорил, стоя вполоборота к ней, но даже в профиль казался поникшим, слабым. Казался лишившимся всего, с чем Анна привыкла ассоциировать Сэма Ватанабэ. И столько горечи, столько искренней боли было в его словах, что ей окончательно расхотелось острить. — Все время пытаюсь сделать так, как нужно. Но никогда не получается. А знаешь, почему?

— Почему? — тихо спросила Анна.

— А посмотри на себя, — он неожиданно обернулся и посмотрел ей прямо в глаза. — Почему, по-твоему, мы сидим и разговариваем о таких вещах?

— Потому что мне не спится, — она окончательно выпрямилась, насколько это было возможно в кресле. Захотелось отвести взгляд.

— Ага, конечно, — на лице Сэма появилась усмешка, в которой не было ни капли веселья. — Потому что тебе не спится. Поэтому ты, хоть и напоминаешь, но не бежишь. И поэтому прямо сейчас ты не свернешь мне шею.

— Не искушай, — произнесла Анна, но за бравадой не получилось скрыть смущение.

В самом деле, почему она сидит и мирно беседует с Ватанабэ? Разве они не враги? разве не Сэм похитил ее, разлучив с Октавианом? И почему она так умилялась его женщинам и причудам? Полагалось их ненавидеть, опасаться, стремиться обмануть и сломать всех этих прихвостней Синода.

Но она даже не думала о силовом завершении их знакомства. Впервые услышав Сэма в том баре, Анна сразу поняла, что больше не будет убегать. Так почему?

— А я знаю, почему, — он отпустил перила и выпрямился, болезненно выдохнув. Затем Сэм повернулся и на шаг подступил к креслу, где сидела собеседница. В очередной раз на лице Сэма Анна увидела чужие глаза. — Такова твоя натура.

— Какая еще натура? — спросила она и посмотрела в сторону.

— Ты такая же как я, — проговорил он. — Ты, по правилам, должна их всех ненавидеть. Но вместо этого ты их любишь. Всех.

— Чего? — почему-то эти слова рассердили Анну. Захотелось сказать что-нибудь грубое, отталкивающее, опровергающее смысл сказанного. — Кого это я люблю?

— Людей, — Сэм протянул руку и несильно ткнул ее пальцем в лоб. Указывая куда-то Анне в переносицу, толстяк добавил. — Ты отчаянно хочешь их любить, не так ли?

— Что ты несешь, Ватанабэ? — она попыталась нахмуриться, но только придала себе глупый вид.

— Меня-то ты не обманешь своей показной беспощадностью и шутовским ехидством, — не давая отвернуться, он давил на Анну этим проклятым взглядом. Так до сих пор мог смотреть лишь один человек, но тот человек никогда не смотрел на нее, как смотрел на тех, кого судил.

— Что ты можешь обо мне знать? — Анна упрямо сжала губы. Столь очевидное стремление подавить ее волю не могло не вызвать гнева, привычного с детских лет.

— Я знаю все, что стоит знать, — казалось, он даже не мигал. — Знаю, что ты чувствуешь, но о чем стараешься не думать. Знаю, как ты ищешь что-то, что можно было бы любить. И как каждый раз бездарно проваливаешь главную миссию — суметь полюбить людей, будучи не совсем человеком.

Она молчала, упрямо глядя на него снизу. Сэм посмотрел в непокорные зеленые глаза и увидел, что не ошибся. Она сопротивлялась, упорно сопротивлялась. Стены самообмана и страха не давали просто сказать "да". Стены, укрывающие последнее убежище урода.

— Артур рассказывал мне о тебе, — продолжил он. — Я тоже получил его воспитание. Я знаю, как ты мыслишь, хочешь того или нет. А еще я знаю, почему ты не стала такой, как твоя мать. Потому что, как и я, была обращена в трикстера не по собственной воле.

— Ничего ты не знаешь обо мне, Ватанабэ, — эти слова Анна выговорила почти шепотом. Что-то неистовое всколыхнулось у нее внутри, что-то яростное, примитивное. Волна плачущей и кричащей истерики подкатила к горлу, но она сглотнула и сжала кулаки, покоившиеся на коленях.

Как он смел?! Как он смел лезть ей в душу? Столь нагло, столь жестоко и бесцеремонно. Даже в образе шута этот мерзкий лжец и притворщик не вызывал у Анны подобного бешенства. Но сейчас, в тот миг, когда она вдруг усомнилась в собственной ненависти, когда увидела в нем и его присных что-то живое...

— Я... — начал было он, но Анна резко перебила:

— Ты думаешь, что мы одинаковые? Ты и я? — она зло улыбнулась. — Как бы не так. Не обольщайся, живой труп. Я не умерла, чтобы стать чудовищем. Мать родила меня для этого, а потом сделала с собственным порождением все, что считала нужным. И все, что движет мной с самого детства — это ненависть. Я всю жизнь искала что-то, что было бы ненавистно матери. Только поэтому я не присоединилась к ее дурацкой пародии на тайную ложу, играющую в управление миром.

— И куда же ты пришла? — спокойно спросил он.

— Сам знаешь.

— Именно. Я знаю, что ты очень хочешь любить этого своего Вендиго. Но не выходит.

— У тебя, что ли, выходит? — ей хотелось стукнуть его кулаком в зубы. — У меня нет никаких проблем.

— Да ну?

Она замолчала. Сразу вспомнилось все, что не давало покоя. Все, что мешало чувствовать себя спокойно, будучи по правую руку Октавиана. Нет, не его планы или беспощадность ко всему миру, не проливаемая кровь, даже не вражда с матерью, из-за которой они и встретились.

Что-то другое. Неосязаемое. Словно фантомная боль, источник которой невозможно найти. Холодок в груди, пока ждала его вечерами. Попытка поймать взгляд, скользящий мимо. Мгновение скуки. Мгновение непонимания.

— Не получается, правда? — он попробовал улыбнуться, но улыбка погасла, едва обозначившись. — У нас никогда не получается чувствовать себя хорошо. Особенно в обществе людей, с которыми хочется так себя чувствовать.

И опять Анна ничего не сказала. Она молчала даже в ответ себе. Потому что слов просто не было. Ни оправдания, ни обвинения. В ее голове словно выключили какую-то неведомую лампу, а вместе с ней погас малейший намек на связную мысль. Анна не смогла понять, что думает, и в этот миг показалась себе настоящей идиоткой.

— Я вообще потеряла нить повествования, — сказала она. — Ты несешь какой-то бред.

— Еще бы, — он коснулся бинта, закрывавшего рану в животе. Анна сдержала облегченный вздох. Когда Сэм не смотрел на нее, становилось спокойнее. Ватанабэ зачем-то надавил на живот пальцем и поморщился от боли. — Мы на самом деле ни черта не понимаем. А знаешь, почему?

— Ну, просвети, — пробормотала она.

— Потому что мы не просто нелюди, — толстяк расправил плечи и посмотрел в ночное небо, на котором серебрились звезды, а очистившаяся от тумана облаков луна подглядывала за ними желтоватым круглым глазом. — Мы неполноценные.

— По-моему, тут ты прав, — она позволила себе усмешку. — Сейчас ты точь-в-точь как умственно отсталый.

— Вот именно, — Сэм вновь посмотрел ей в глаза, но теперь вместо ледяного осуждения там было грустное понимание. — Только так мы и можем ответить. Потому что эмпатия на нуле. И потому, что мы на самом деле ничего не понимаем в мире вокруг. У нас нет морали, нет человечности, ибо мы перестали быть людьми.

— И чем же мы стали?

— Чем-то, что действует, но не ведает, что творит. Я без промедления убивал оперативников Логова, потому что они для меня никогда не были своими... даже просто живыми. Ты пыталась убить нас, но сейчас сидишь и слушаешь мои слова, вызванные стрессом ранения. И нам обоим плевать. Потому что между нами и теми, чью судьбу мы ломаем своими чудовищно сильными руками, стоит непреодолимая преграда. И преграда эта — не наша сила полубогов. Преграда эта — наш разум. Мы ни во что не верим и ничего не чувствуем. Мы, черт побери, играем.

— По-твоему, это все игра? — Анна почему-то перестала прятать глаза. Их взгляды встретились, и ночная веранда исчезла. Остались только два голоса и что-то неосязаемо темное вокруг. — Само наше существование?

— Наше существование — существование заспиртованного уродца из кунсткамеры, который вылез из банки. Почему, по-твоему, все трикстеры так жестоки, почему все они торгуют смертью? Назови мне хотя бы одного трикстера, который мог бы сойти за нормального человека. Я, ты, Фрэнки, твоя мать, Вендиго, мальчик из подземелья по имени Маки, все прочие садисты, педофилы, психопаты и жестокие убийцы. Где хотя бы один добрый самаритянин? Их нет, потому что таков наш противоестественный отбор. Обращение в трикстера переживают лишь немногие и только потому, что в процессе их человеческая природа уступает место природе зверя. Мы психи, социопаты и маньяки, рыжик. Поэтому мы не умеем нормально любить, ненавидеть или наслаждаться.

— Неправда. Я ненавижу мать. Ты любишь хотя бы одну из тех женщин.

— Разве? Если ты так ненавидишь мать, то почему не убила ее, как убиваешь других, легко и весело? Потому что тебе это совершенно не нужно. А любовь... что ты знаешь о любви? По-твоему, наркотическое пьянство и регулярный секс с Вендиго можно назвать любовью? Ага, я знаю, как у вас все происходит, и не говори, что не так.

— А как же ты?

— А я ничем не лучше. Когда женщина для тебя подобна богу — это не любовь. Много лет я просыпался и засыпал с мыслями о Кэтрин. Но это не были мысли о женщине, это были мысли о ком-то, кто навсегда изменил меня самого. Кэтрин всего лишь смогла дать мне цель. И, как всякий порядочный социопат, я оказался полностью захвачен этой целью. Целью, которой у меня самого возникнуть не могло никогда.

— Какую еще цель она тебе дала?

— Такую же, как та, к которой стремишься ты. Я пытаюсь обрести хоть немного человечности.

— Ты сам себе противоречишь. Зачем нам человечность, если мы нелюди?

— А зачем безногому протез?

— Мы не инвалиды. Наша жизнь намного...

— Приятней? Может быть. Но любое удовольствие рано или поздно закончится, снова вспоминаешь, что ты такое. И "почему" ты.

И он снова оказался прав. Прав во всем, как бы ни старалась она думать иначе. Анна и без философских экзерсисов Ватанабэ знала, что всю жизнь пыталась убежать от голоса любимой мамочки в голове. Но куда убежать от самой себя?

Во всем виноват дядя Артур. Если бы не он, мать просто промыла бы ей мозги. И ничего бы не было. Ни вечного бегства, ни ненависти, ни понимания, что с ней что-то не так. Не хотелось бы тепла, не родилась бы порочная, глупая, ненужная привычка по-детски тянуться за лаской.

Ведь даже сейчас ей было хорошо с этим проклятым Сэмом и его подельниками только потому, что впервые за много лет она попала в хоть какое-то подобие людского общества. Канзаки, Ватанабэ и даже парочка хозяев дома были так не похожи на тех, с кем приходилось иметь дело столько лет, что эта разница почти пугала.

Сэм все менял, несносный, но неспособный остаться врагом. Вот в чем заключался секрет их странной приязни. И он, и Анна были чужаками везде и для всех.

Они сидели на холодной пустой веранде. Ватанабэ монументом возвышался над ней. И опять бессловесный Сэм до неузнаваемости изменился. На этот раз он выглядел добрым и сильно уставшим. Прямо как дядя Артур в детстве.

— Слушай, Сэм, — сказала Анна. — По-моему, мы снова не понимаем, что происходит. Как тогда, в баре.

Ватанабэ моргнул и размял затекшую шею.

— Наверное. Почему-то, стоит нам с тобой собраться вместе, как начинается что-то непрактичное.

— Вот уж верно, — она сморщила носик, вспомнив Бухарест. — Но тенденция какая-то нездоровая.

— Пожалуй, — он кивнул. — Я в последнее время вообще стал заговариваться. А еще мне в спину смотрит убийца, засевший в лесу, и я подозреваю, что он трикстер.

Анне не изменилась в лице, но всю мороку разговора о личном как ветром сдуло. Взгляд зеленых глаз похолодел, красивое лицо ангела со статуи сделалось сосредоточенным. Сэм слегка пошатнулся, словно лишаясь сил, и отодвинулся в сторону. Она увидела, как черная тень беззвучно скользнула над оградой и проникла во двор. Неизвестный двигался уверенно, быстро и тихо. В ночной темноте его трудно было разглядеть, но от взора трикстера не укрылся облегающий костюм, помогавший чужаку слиться с ночью, и уверенная крадущаяся походка профессионала.

Тень, чуть пригнувшись, приближалась к ступеням, ведущим на веранду. В правой руке темнел коготь армейского ножа. Анна по-прежнему сидела в кресле, не шевельнувшись. Сэм смотрел на нее, стоя спиной к убийце, совершенно беззащитный, лишенный даже живучести трикстера.

"Черт!" — пронеслось у Анны в голове: "И что делать?"

Ватанабэ стоял и улыбался, словно читая ее растерянные мысли. Он не пытался броситься в дом, обернуться или хоть как-то обозначить свою готовность к опасности. Ибо к опасности он был не готов. Сейчас Сэм был обычным неповоротливым толстяком с болезненной раной в брюхе. И жизнь его зависела от Анны.

Ни одна доска не скрипнула под ногами убийцы, когда тот ступил на веранду. Три шага — и вот он за спиной Сэма.

Анна вдохнула и подобрала вытянутые ноги.

Черная тень подалась вперед.

Сэм медленно шагнул в сторону.

Она прыгнула из кресла с грацией пантеры. Разминувшись с Сэмом, Анна бросилась на занесшего нож убийцу. Тот не растерялся и попытался послать лезвие навстречу новой цели, но острая грань прошла мимо, срезав лишь прядь рыжих волос. Анна ткнула убийцу в горло сложенными копьем пальцами. Уклониться противник не успел и, отшатнувшись, захрипел и принялся хватать ртом воздух.

Анна тут же двинулась следом. Убийца с посиневшим лицом ударил ножом наотмашь, столь резко, что, пожалуй, мог бы начисто срубить ей голову. Но она вовремя поднырнула под вооруженную руку и на этот раз схватила мужчину за предплечье. Будто танцуя, Анна скользнула убийце за спину и заломила его руку. Он попытался развернуться, ударил назад левым локтем, но не попал. Она сжала пальцами запястье правой, сильно сдавила. Раздался негромкий хруст, сопровождаемый грязным ругательством, исторгнутым изо рта противника. Неестественно вывернутая кисть ослабла, нож высвободился и упал прямиком в подставленную женскую ручку.

Подхлестнутый болью убийца рванулся, не обращая внимания на рвущую боль в руке, и сумел освободиться. Анна выпустила его, и трикстер тут же обернулся. Теперь она смогла разглядеть лицо: злое, тонкогубое, с маленькими черными глазами.

— Стивенс, — улыбнулась Анна, взяв нож обратным хватом. — Давно не виделись.

— Ах ты, сука!.. — сдавленно прошептал он и ударил. Не рискуя здоровой рукой, Стивенс попытался достать ее ногой в корпус. На таком расстоянии хороший удар коленом мог серьезно подорвать здоровье, если не убить. Но Анна не попыталась блокировать атаку. Дав ему развит движение, она подалась вбок и молниеносным движением всадила нож в мускулистую ляжку Стивенса. Тот взвыл и, прервав удар, потерял равновесие. Трикстер на мгновение подался вперед, болезненно припав на раненую ногу, и тут же руки Анны ухватились за подставленную голову. Волосы Стивенс стриг коротко, поэтому она ухватила его за уши и рванула на себя. Не успевший опомниться противник по инерции резко наклонился. Изящное женское колено расплющило хрустнувший нос и превратило содержимое черепа в подобие сырого яичного желтка. Выплюнув короткое "Гых!", Стивенс повалился на пол веранды.

— Грациозно, — прокомментировал Сэм.

— Еще бы, — фыркнула Анна, даже не запыхавшись. — С кем, по-твоему, дело имеешь?

— Напомни мне больше с тобой не драться.

Обмякший убийца растянулся на дощатом полу, под ним тут же образовалась крохотная красная лужица крови из пораненной ноги. Ватанабэ оглянулся и увидел позади застекленной двери Винсента. Тот наблюдал за ними с немым вопросом во взгляде. Сэм кивнул.

— Датчики можно включить обратно.

Винсент кивнул и скрылся из виду. Анна обернулась.

— Так у них все-таки есть защитный периметр?

— Винсент работает с трикстерами, — толстяк пожал плечами. — Чего еще ожидать? Тут все нашпиговано следящими устройствами. Нас они ждали еще тогда, когда мы с большой дороги свернули.

— У меня сразу создалось впечатление, что сей вежливый джентльмен под фраком носит молоток, — она пнула бесчувственное тело Стивенса. — А этот-то... дурак. В лесу прятался.

— Вы знакомы? — Сэм подошел ближе.

— Его зовут Стивенс, — кивнула Анна. — Один из головорезов, подчиняющийся лейтенантам Лилит.

— Которому из них?

— Да черт разберет этих мелких брави, — поморщилась она. — Они постоянно меняют покровителей, словно дворянские миньоны. У Лилит вообще вся организация напоминает развращенную аристократию.

— Значит, надо уточнить, — он вежливо кашлянул. — Я сейчас не могу его прочитать.

На лице Анны отразилось недовольство.

— Это обязательно?

— Зачем иначе я просил Винсента рискнуть безопасностью жилища и гостей? — толстяк пожал плечами. — Да и тебе морочил голову битый час.

— Ах, вот оно что! — Анна рассмеялась. Все же Ватанабэ не изменил себе. Сейчас это казалось почти очаровательным. Как выяснилось, пока не хамил, Сэм мог ей нравиться. — А я-то на минуту поверила, что у тебя действительно нет плана.

С недовольным вздохом Анна опустилась на колени рядом со Стивенсом и, ухватив за плечо, развернула. Физиономия поверженного трикстера пребывала не в лучшем состоянии: разбитый кровоточащий нос, огромный сиреневый кровоподтек, заплывшие и закатившиеся глаза.

— Ох, — она с отвращением скривила губы и посмотрела на Сэма. — Вот сейчас мне кажется, что быть трикстером ужасно.

Ватанабэ молча пожал плечами, изобразив вселенскую скорбь. Анна снова воздохнула и склонилась к Стивенсу. К счастью, его рот был открыт. Она коснулась мужских губ своими и мысленно послала сигнал контроля. В тот же миг импульсы ее нервной системы передались его сотрясенному мозгу. Стивенс открыл глаза, но не смог пошевелиться. Внешний сигнал парализовал тело, слился с тупой ноющей болью где-то за переносицей и взорвался миллиардом искр, вспыхнувших перед глазами. Чужая воля мгновенно разрушила осколки его концентрации, сломила сопротивление. Невидимая рука принялась копаться в его мыслях, словно перебирая карточки в картотеке.

Звонок получен. Информатор назвал контакты цели номер два. Дом за городом.

Соблюдать осторожность. Владелец дома — профессионал.

Защитный периметр пройден, но следует выжидать.

Вот они. Оба. Отвлечены...

Назад.

Приказ. Сидеть и ждать, пока работают наши люди. Основной "крот" даст информацию.

Дочь Лилит необходимо получить в свои руки. Хендрикс и "CDM" не должны сохранить ее. Ликвидация допустима.

"Ты должен страховать этих подонков", — говорит Виктор и, как обычно, зловеще скалит зубы. Он похож на крупное хищное животное: "Предателям доверять нельзя".

Анна с некоторым трудом заставила себя отстраниться. Она растратила за день слишком много сил, а эффект от наркотиков, которыми кормили в тюрьме, не успел окончательно пройти. Ментальный взлом требовал серьезного напряжения, особенно тогда, когда у взламываемого объекта была крепкая пассивная защита трикстера. Их нервная система походила на набор стальных канатов, которые не связать в один пучок.

— Уф, — она поборола желание сплюнуть и вытерла губы. — Следовало догадаться по его мерзкой роже. У кого еще мог работать столь неприятный тип...

— Полагаю, нужное имя ты узнала, — сказал сверху Сэм.

Анна подняла к нему глаза и улыбнулась привычной лукавой улыбкой.

12

Как выяснилось утром, Канзаки неспроста беспокойно спала ночью. Похоже, что ее паранойя постепенно превращалась в полезное чутье на опасность. Через несколько часов после отбоя в дом пытался проникнуть убийца. Дальше задней двери он не прошел, ибо у входа поджидала мучимая бессонницей Анна.

Вышло настолько удачно, что Канзаки сразу же заподозрила обман. Не действовал ли неизвестный трикстер сообща с пленницей? Но в чем тогда смысл его убивать? Тело действительно было, и Винсент как раз увез его куда-то, чтобы, как она сам выразился, утилизировать.

В голове у неудачливого ликвидатора что-то обнаружилось. Ни Анна, ни Сэм не говорили, что именно пленница прочла в памяти коллеги по грязному ремеслу. Ватанабэ чего-то ждал, но Мегуми не могла сказать — чего. Сэм сейчас мало походил на себя обычного: болезненно-медленный, осторожный в движениях и молчаливый. Она никогда еще не видела его раненым, больным или просто слабым, и теперь для Мегуми этот баюкающий рану в животе мужчина выглядел как кто-то чужой, надевший личину неунывающего и непобедимого толстяка. Даже после взрыва в Риме едва стоявший на ногах Сэм казался крепче. Он и сейчас демонстрировал великолепную живучесть, не улегшись на больничную койку после пулевого ранения. Но все же уязвимость, какая-то неожиданно появившаяся хрупкость широкой фигуры больно царапала восприятие.

Ватанабэ опять сидел на диване, с которого поднимался лишь изредка, и нянчил в руке наладонник. Остальные гости держались от толстяка в стороне. Даже Алекс, со всей беззаботностью детства успевший позабыть ночные ужасы. Сэм восседал в центре комнаты подобно угрюмому султану, и Мони обходила его, как обходят привычный предмет обстановки. Супруга Винсента поднялась первой и, пока муж, возился с трупом, развила бурную деятельность. Снабдив всех гостей зубными щетками, мылом и полотенцами, она порекомендовала каждому привести себя в порядок и направила в две ванных комнаты на первом и втором этажах. Пока гости покорно умывались и принимали душ, Мони устремилась на кухню и принялась за завтрак.

Мегуми, привычная к армейскому распорядку, первой успела воспользоваться ванной второго этажа. Нервная муть беспокойной ночи была смыта свежей холодной водой. На выходе ее поджидала угрюмо зевающая Анна, крутившая в руках синий махровый халат.

— Все? — спросила пленница и оценивающе оглядела посвежевшую японку.

— Все, — коротко ответила Канзаки и прошла мимо, спиной почувствовав, как Анна разочарованно провожает ее взглядом. С утра не было никакого желания фехтовать взаимной неприязнью.

С кухни доносились манящие аппетитные запахи. Мегуми вспомнила, что вчера не успела поужинать, и тут же ощутила зверский голод. Она устремилась к источнику восхитительных ароматов. На кухне Мони, облаченная в точно такой же передник, что носила сама Канзаки, колдовала над плитой. На столе справа от нее громко гудели три блендера, в которых крутилось нечто белое.

— И снова доброе утро, — произнесла хозяйка, не оборачиваясь. — Сейчас я буду вас кормить, и только попробуйте отказаться — смертельно оскорблюсь.

— Хм... — Мегуми пожала плечами. — Не откажусь.

— Вот и прекрасно! — одобрила Мони и повернулась к столу. Она поочередно выключила все три блендера и, открыв крышку ближайшего, рассмотрела содержимое так, словно это была лабораторная колба с таинственной смесью. — Хорошо. Пусть стоит пять минут.

— А что это вы тут готовите? — услышала Канзаки и оглянулась. Кэтрин Винтерс, облаченная в халат, с полотенцем вокруг головы, стояла в дверях и улыбалась. Она всегда улыбалась, когда не находилась в смертельной опасности. Или когда не говорила с Сэмом. Со всеми остальными Кэтрин была одинаково приветлива и мила. Канзаки даже завидовала подобной манере. Винтерс легко находила общий язык с каждым встречным, сумела расположить к себе даже угрюмых и неразговорчивых кураторов из "CDM". Мегуми была рядом, когда Сэм передал старую знакомую под опеку коллег. Кэтрин так доброжелательно и мягко поздоровалась, так искренне пожелала им сработаться и не доставлять друг другу неприятностей, что плечистый тип в строгом костюме, отвечавший за размещение новой гостьи в Меркури, сразу же заметно расслабился. Он даже не возражал, когда Винтерс сама выбрала жилье по совету Сэма. Вот и сейчас американскую певицу окружала теплая приветливая аура, и чтобы эту ауру почувствовать, не надо было становиться трикстером.

— Во-первых, — Мони принялась деловито перечислять. — Коктейли фруктовые, три штуки плюс две штуки попозже. Во-вторых, вареное мясо цыпленка в лимонном соку с гарниром. Ну, а в-третьих, тут вроде бы маленький мальчик такой бегал. Шоколадом вас напичкаю, будете толстые и красивые.

— Основательный завтрак, — с уважением произнесла Кэтрин и тихо засмеялась. — Но нам он как раз и положен. Я вчера от нервов килограмма три сбросила.

— Да, неприятное это дело... — согласилась Мони, следя за едой и стоя к гостьям вполоборота. Кэтрин прошла к соседнему столу и села на узкую круглую табуретку. Кухня в доме была большой и напоминала скорее не семейный очаг, а помещение, пригодное для обслуживания маленького ресторана. Несколько холодильников, плиты, ряд тумб и навесных шкафов — все в тон здешнему чувству основательности и спокойствия.

— Винсент... — подала голос Мегуми. — Он скоро вернется?

— Здесь недалеко, — ответила Мони.

— Замечательное у вас место, — снова заговорила Кэтрин. — Природа, тишина... После города как в раю. Я сегодня вышла на веранду, а там последняя осенняя листва шелестит. Красота...

— Это уж точно, — оживилась Мони. — Я всю жизнь прожила в городе. Когда Винни меня сюда привез, я чуть с ума не сошла без привычного бетонного царства.

— Уединение может действовать на нервы. Но, знаете, я все равно вам завидую.

— От зависти худеют. Придется мне готовить вам двойную порцию, Кэтрин.

— Не надо пугать. Я могу съесть все, что у вас имеется в закромах, и добавки попросить! — Кэтрин снова рассмеялась.

— У вас зверский метаболизм, — Мони присвистнула. — Завидую. Я страшно толстею, как ни стараюсь сдерживаться.

— Не такой уж порок набрать пару кило.

— Пару кило? Ха! Как насчет потяжелеть вдвое?

Мегуми слушала их болтовню вполуха. Она предпочитала думать о настолько личных проблемах про себя. Да и зачем обсуждать нечто столь тривиальное? Конечно, иные темы для разговора пришлось бы поискать. Не рассуждать же о том, как Винсент прячет труп. А больше говорить с Мони, да и с Кэтрин ей было не о чем.

И так всегда. Она оставалась в стороне от любой компании. Потерявшая родителей Мегуми с детства не стремилась к общению с чужаками. Ведь чужак уйдет из твоей жизни куда быстрее, чем человек, с которым прожила всю жизнь. А больно все равно будет, если успеешь к чужаку привязаться. И она не привязывалась. Люди жили вокруг, с людьми можно было говорить. Но не более. В последний раз она подружилась с Риваресом, вторым пилотом-испытателем из Токио. Его смерть Мегуми перенесла тяжело — Феличе был почти настоящим другом.

Канзаки стояла в дверях, подпирая плечом косяк, и разглядывала увлеченно беседовавших женщин. Они чуть старше ее, но совсем другие. Кэтрин воспитывает сына, у Мони семья, настоящий дом. И ничто, казалось, не мешало обеим этим красивым и очень неглупым женщинам находить какую-то частицу счастья в жизни.

"А кто мешает тебе?" — спросил внутренний голос, вновь оживший после вчерашних событий: "Никто, кроме тебя самой. Почему ты не поддержишь беседу? Потому что думаешь, будто тебе нечего им сказать".

В самом деле, зачем с ними говорить? Ничего значимого Мегуми бы не добавила. Да от нее ничего и не ждали. А она не тянулась к ним. И никогда не потянется.

Кэтрин тем временем с подозрением посмотрела на кастрюлю на плите.

— А не переварите?

— У меня превосходное чувство момента, — Мони довольно хмыкнула и посмотрела на индикатор в крышке. — Уже почти.

— А давайте я на стол накрою! — предложила Кэтрин. — Народу много. А я все сижу...

— Вот это хорошая мысль.

"Ну!" — подначил внутренний голос: "Предложи и ты!"

Мегуми открыла было рот, чтобы присоединиться к предложению Винтерс, но та уже обернулась к ней.

— Мегуми, найди, пожалуйста, Алекса. Готова поспорить, что он улизнул из комнаты, не успев обсохнуть после ванной.

Внимательная Кэтрин, оказывается, не теряла Канзаки из виду. Мегуми встретила ее взгляд, неожиданно пристальный, и медленно кивнула.

— Хорошо, я сейчас.

Покинув кухню, она направилась в комнату, где ночевали мать с ребенком. В гостиной Сэм по-прежнему восседал на диване, не говоря ни слова. Мегуми прошла мимо и только мельком посмотрела на него. С Ватанабэ она тоже не могла и не хотела сейчас разговаривать. Сэм посмотрел японке вслед и отвернулся. Все-таки он стал ужасно непохожим на себя.

"И сразу превратился в еще одного чужого, не так ли?"

Велев внутреннему голосу заткнуться, Канзаки зашла в комнату и обнаружила постель в совершенно непригодном ко сну состоянии: в виде пирамиды из одеял, покрывал и подушек, на вершине которой балансировал, пытаясь удержаться, серьезный и сосредоточенный Александр Винтерс.

— Что это ты делаешь? — спросила Канзаки, глядя, как мальчик пытается подоткнуть под себя угол верхней подушки, так и норовящей съехать набок и создать седоку идеальный путь для соскальзывания прямиком на пол.

— Трон! — заявил Алекс и пришпорил груду белья пятками, пытаясь остановить проседание и расползание мягкой ткани. — Только чего-то не получается.

— Конечно, — Мегуми невольно улыбнулась. — Это же просто подушки. А трон должен быть большой и жесткий.

— А я не хочу железный трон! — заявил ребенок. — Хочу подушный.

— Не подушный, а подушечный, — поправила она. — Тебя мама зовет.

— Ага, сейчас, — он соскочил с импровизированного трона на кровать и принялся сбивать подушки, перекладывая одну на другую в разных комбинациях. Алекс явно не собирался отказываться от идеи сконструировать себе сиденье власти. Так он мог запросто провозиться еще хоть час, а потом как ни в чем не бывало поскакать по своим делам, позабыв о наказе явиться к матери. Этим, подумала Канзаки, дети мало чем отличаются от курсантов-Крестоносцев. Простейшие требования дисциплины порой не соблюдается из-за потрясающей беззаботности.

— Пойдем-пойдем, — сказала она, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно ласковей. Но Алекс все равно встрепенулся и посмотрел на взрослую тетю с опаской. Ее ведь учили командовать, а голос командира всегда неприятен, ибо властен. Алекс понял, что с ним не шутят.

— Ага, — сказал он и слез с кровати на пол.

До кухни мальчик шел послушно и тихо. На мгновение Канзаки стало стыдно. Неужели она невольно обидела такого малыша? Вот ведь какая неловкость. Однако Алекс при виде матери тут же резво запрыгнул к ней на колени и залепетал что-то про свой трон. Кэтрин ласково погладила мальца по голове и благодарно кивнула Мегуми.

"Кажется, ты опять раздуваешь из мухи слона".

Никак не получалось чувствовать себя спокойно. Ни раненый Сэм, ни эти хорошие люди — ничто не успокаивало. Канзаки чувствовала дискомфорт в обществе чужаков. С Кэтрин еще можно было общаться, но когда их собиралось много...

Последние несколько лет для Мегуми прошли спокойно. Она успела забыть, как ненавидит большие коллективы, необходимость постоянно следить за людским присутствием, вечные разговоры. Как будто чужие жизни, скоростным поездом несущиеся мимо, задевают тебя и тащат за собой, а ты холодеешь от страха, предощущая нечто плохое, что обязательно случится. В Токио она даже пробовала разнообразить личную жизнь, вместо чтения книг и вечерней зарядки ходила в кино, в клубы, просто гуляла по заметно притихшему в последнее время городу. Все эти попытки закончились в тот вечер, когда в клубе на Мегуми напал Фрэнки, а потом появилась Анна. Как будто сама судьба взяла ее двумя пальцами за шею и переставила в другой угол доски, как ставят шахматную фигурку.

Они прекрасно подходили друг другу — Мегуми и все эти ненормальные. Анна, Фрэнки, изображающий опереточного злодея Вендиго. И даже Сэм. Именно с ними она жила в одном мире, скрытом, отгороженным от мира обычного. И подобное существование оказалось не так уж плохо. Не так уж непривычно.

А теперь вокруг были люди, казавшиеся совершенно нормальными. Даже Мони, спокойно проводившая мужа избавляться от тела мертвого трикстера. Даже мнемонический курьер Кэтрин. Кроха Алекс и вовсе выглядел до ужаса лишним в их бегстве от "CDM". И сам Сэм, впервые слабый и нуждающийся в помощи, не походил на привычного себя.

Вот почему он стал таким чужим. Она больше не чувствовала что-то... что-то свое, надежное в нем. Как будто стерлось из прошлого то мгновение, когда он сказал ей, признавшейся в собственной ничтожности: "Ты прекрасна".

Мегуми заметила тарелки и вилки в руках Мони. Та как раз шла из кухни в комнату.

— Мне помочь? — спросила Мегуми.

— Да нет, все штатно, — улыбнулась хозяйка.

Канзаки пожала плечами и отошла в сторону. На кухне оставаться не хотелось, и она прошла в коридор, ведущий к веранде. Та при свете дня выглядела несколько грустно. Пустые кресла, потемневшее дерево обшивки, низкий заборчик, открывающий вид на мрачную рощу. Сегодня было прохладно, осень укрепляла завоеванные позиции, и отдававший морозом ветерок заставил Мегуми поежиться. На досках пола темнело бурое пятно: там ночью лежал обезвреженный трикстер. Мони замыла его, насколько могла, засыпала чистящими средствами, но пока что след не исчез. Потребуется как следует поскрести дерево или даже заменить.

— Утренний моцион? — спросила Анна, неслышно подошедшая сзади. Мегуми едва сдержала желание резко развернуться и опять, как с Мони, пожала плечами.

Бывшая пленница и нынешняя чуть ли не союзница обошла ее и шагнула к перилам веранды. На Анне был тот самый синий халат, уютные тапочки и тюрбан из полотенца. На лице ее читалось выражение ничем не прикрытого блаженства.

— До чего люблю купаться! — сказала Анна и потянулась. — Как будто заново рождаюсь.

— Чистота подобна божественности, — процитировала Канзаки старое изречение, просто чтобы хоть что-то сказать.

— Вот это чертовски верно, — Анна размотала тюрбан и высвободила роскошные рыжие волосы, сейчас тяжелые, потемневшие от влаги.

— Ты же простудишься, — заметила Мегуми.

— Это я-то? — усмехнулась Анна и извлекла из кармана расческу. Склонив голову, девушка принялась расчесывать волосы. — Мы не болеем, забыла?

— А, точно... — протянула Мегуми, стараясь не выдать досады. Даже здесь не удалось обрести покой хоть на пару минут.

— Маешься? — спросила Анна, скосив на нее глаза.

В очередной раз Канзаки вместо ответа пожала плечами. Холодный воздух пощипывал щеки, роща за забором безразлично притихла. Утро выдалось ленивым, безжизненным, и настрой самой природы все же передался ей. Уже не было страха и инстинктивного желания бежать. Хотелось просто понять, что с ними будет дальше. Если Сэм хоть что-то может предложить.

Анна закончила расчесываться и снова потянулась.

— Ну что? Пойдем.

— Куда? — снова глянула в ее сторону Мегуми.

— На завтрак, — Анна страдальчески изогнула губы, но глаза ее смеялись. — Не собираемся же мы поститься.

В гостиной уже накрыли стол. Обещанный завтрак оказался отменным: чувствовалось, что Мони умеет и любит кормить людей. Мегуми, однако, жевала нежное куриное мясо без особо энтузиазма. Недавний приступ голода прошел, стоило съесть первый кусочек. Все-таки ее одолевали переживания, а не позывы плоти. Такая противоречивость в собственных чувствах только сильнее раздражала.

Алекс и Кэтрин уплетали за обе щеки, сделавшись похожими как никогда. В семействе Винтерс явно не знали проблем с аппетитом. Анна деликатно ковыряла курицу вилкой. Выглядела она сейчас весьма изящно, переодетая в подаренный Мони черный брючный костюм, выданный взамен ее испорченного в боях наряда. Сэм тоже ел медленно и понемногу, морщась каждый раз, когда проглатывал пищу.

Во главе стола сидели хозяева. Винсент вернулся как раз к завтраку и сообщил, что с телом проблема улажена. Обычно подобные новости не способствовали аппетиту, но только не сейчас. Мони усадила мужа рядом с собой и поставила перед ним самую большую тарелку, выставила стакан с коктейлем и даже поднесла полотенце, что смотрелось довольно забавно. Винсент, похоже, и сам был смущен подобными ухаживаниями супруги. Когда снимал очки, этот крепкий мужчина с собранными в косичку светлыми волосами становился похож на робкого, неуверенного в себе подростка. Вот и сейчас он несколько зажато вкушал плоды трудов супруги, стараясь не разглядывать гостей.

Завтрак проходил в несколько неприятном молчании, на которое не обращал внимания разве что Алекс. Каждый то и дело поглядывал на Ватанабэ, сохранявшего на лице мрачное выражение. Через несколько минут он должен был раскрыть все карты.

Наладонник в кармане пиджака завибрировал неожиданно, хотя Сэм ждал звонка все утро. Все за столом услышали тихий гул. Мегуми посмотрела на него вопросительно, не сумев скрыть тревогу, вернувшуюся во взгляд. Винсент и Мони глядели спокойно, деловито. Анна заинтригованно изогнула бровь.

Он сунул руку в карман и сжал плоский маленький корпус. Палец нащупал дисплей и ткнул наугад в правый угол. Сенсорная кнопка отреагировала, и когда он вынул наладонник из кармана, крохотный объектив выпустил в воздух трехмерную проекцию рабочего окна. Сэм положил наладонник на стол, заслонившись от остальных сорокасантиметровым светящимся квадратом.

"Вызов: неизвестный абонент", — гласила надпись под виртуальными значками ответа. Сэм тронул символ "Принять". Окно сменилось на изображение: черный контур мужской головы на белом фоне. Звонивший не включил камеру.

— Назовись, — из динамика карманного компьютера раздался низкий мужской голос.

— Зови меня Сэм, — коротко ответил Ватанабэ.

— Я так и знал, — с неприязнью отозвался неизвестный. — Мой человек мертв?

— Да. Его голова у нас.

— Надо было догадаться, — в голосе звучали сварливые и какие-то неуловимо гугнивые нотки, делавшие его на редкость неприятным. — Меня всегда окружали одни недоумки. Не следовало надеяться, что все будет просто. Зачем ты пытался дозвониться?

— Мне стало интересно, зачем ты сам полез в это дело, Виктор, — Сэм откинулся на спинку стула и попытался рассмотреть своих спутников сквозь синее полупрозрачное марево голограммы. Анна нехорошо улыбалась, Мегуми нахмурилась. Сейчас она вспомнит нужное имя.

— Так ты меня знаешь, агент?

— Кто же не знает Лакруа? Я в курсе, кто ты, что ты, как звали твоего горе-киллера. Что, не получилось подсидеть Лилит?

Канзаки, наконец, вспомнила. Виктор Лакруа! Один из союзников Лилит, в прошлом году отдалившийся от нее. Если верить донесениям разведки, Лакруа до прошлой осени наращивал влияние в ближнем круге Лилит, намереваясь собрать коалицию самых влиятельных трикстеров. Организация без четкой структуры, больше напоминавшая банду, позволяла легко захватить власть, и Лакруа явно имел такие амбиции. Он был жесток и беспринципен, занимался вместе со своими людьми самой грязной работой для правительств северной и южной Америки. Однако Лилит сумела каким-то образом удержать власть, а Лакруа с тех пор затаился.

И вот он говорит по телефону с Сэмом.

— Не пытайся впечатлить меня, толстопузый. Я тоже тебя знаю, Сэмюэль Ватанабэ, личный лакей Артура Хендрикса. Это я лишил тебя протекции твоего драгоценного босса.

— Сколько же стоит лояльность офицеров Пятнадцатого отдела?

— Офицеров, — издевательски повторил Лакруа. — Какие это офицеры? Клерки с пистолетами и властью. Достаточно дать им денег и сыграть на жажде кого-нибудь прищучить.

— Как ты прямолинеен.

— А кого мне стесняться? Тебя? Ты уже мертв, просто пока трепыхаешься. Хендрикс ничего не сможет сделать. Ваше Логово село ему на голову и во всю глотку орет, что хочет твоей крови. Большой глупостью было убивать их людей.

— Не люблю коррупционеров, — Сэм бросил взгляд на Анну. Та философски развела руками.

— А им плевать. Коррупцию еще надо доказать, а трупы уже на руках. Так что не притворяйся и говори, чего хочешь. Собираешься умолять? Договариваться? Ха-ха, неужели грозить?!

— И ты утверждаешь, что знаешь меня, Лакруа? — впервые с прошлой ночи Сэм стал похож на себя обычного. На его лице появилась кривая усмешка, глаза сощурились, голос сделался обманчиво ласковым. — У меня вроде бы нет репутации клерка с пистолетом. Хотя прищучить кого угодно — это всегда ко мне.

— Не крути мне яйца, прихвостень Синода. Ты не такой идиот, чтобы и сейчас полагать, будто имеешь какие-то шансы.

— Твоя правда, Лакруа. Внезапно я в патовой ситуации. Поздравляю, редко кому удается загнать меня в угол.

— Слишком много общаешься с идиотами. Не было ничего сложного в том, чтобы переиграть дуболома вроде тебя. Ты любишь поиграть мышцами, а на деле радостно суешь башку под топор.

— Я просто надеюсь разгрызть его лезвие зубами, — Сэм подался вперед, водрузив на стол локти. — Но тебе я звоню действительно с предложением.

— Каким же?

— Я знаю, чего ты хочешь, Лакруа. Дочь Лилит в моих руках, — и толстяк подмигнул Анне. Та беззвучно фыркнула. — Хочешь получить такую выигрышную фишку? Тогда давай говорить.

— С чего ты взял, что она мне так нужна?

— С того, что это твои карманные предатели в "CDM" хотели ее либо украсть, либо убить. А я-то думал, кому из вас может понадобиться любой ценой лишить Синод заложницы. Сама Лилит дочку бы убить не приказала, а Синоду труп ее бесполезен. Но вот некоему амбициозному, но невезучему диссиденту в шайке Лилит, тому самому, что так хотел занять ее место, но был поставлен на свое... Да ты, уверен, прыгал до потолка. Не знаю, кто там у тебя главный "крот", но он явно имеет высокий доступ. Никто из простых служащих не вызнал бы, куда Хендрикс спрятал столь ценную пленницу. Наверное, отвалил ему кучу денег?

— Эта сволочь жадна как настоящий жид, — зло рассмеялся Лакруа.

— Экий ты расист, — заметил Сэм.

— Сила привычки, — голос трикстера мгновенно сделался серьезным. — Допустим, ты в чем-то прав. Что предлагаешь?

— Предлагаю договориться, — Ватанабэ снова оглядел хранивших молчание спутников. Все смотрели на него сквозь полупрозрачное окошко-голограмму, и даже маленький Алекс хранил молчание, поняв важность момента. — У меня, как ты понимаешь, нет никакого желания всю оставшуюся жизнь отбиваться ото всех сразу.

— Хочешь на мою сторону? — презрительно протянул Лакруа.

— Я обойдусь без чьих-то там сторон. Мне нужно следующее, — Сэм подался вперед и заговорил четкими рублеными фразами. — Гарантия неприкосновенности с этого момента. Личная встреча через двенадцать часов. Девушку передам на месте, которое сам укажу. И еще — дай отмашку своим людям, чтобы ослабили рысканья "CDM"

— Какой забавный набор. Дай угадаю: ты хочешь ускользнуть и пропасть без вести. Вместе со своими бабами и маленьким ублюдком. Он, кстати, не твой? Я-то знаю, что ты от этой Кэтрин не отставал столько лет, хе-хе-хе.

— Ты почти угадал. Я хочу завершить одно дело сегодня, а потом пропасть. И не хочу, чтобы ты или мои коллеги затеяли преследование раньше времени.

— А как я остановлю облаву? Это же не видеоигра. Раз маховик уже раскрутился...

— Не парь мне мозги. Просто заставь их смотреть в другую сторону.

— Допустим. Но вот главный вопрос: зачем мне вообще с тобой договариваться? Я могу просто добиться своего.

— Не угадал. Предатели из "CDM" могли взять меня только с помощью элемента неожиданности. Теперь его нет. А взбудораженный Восьмой отдел глаз не спустит ни с меня, ни с нее. Ты можешь остаться при своих, но выиграть удастся только с моим содействием.

— Ладно, ладно. Если я выполню твои условия?..

— Ты получишь свою пленницу.

— Договорились, — Лакруа попытался сказать это слово нейтральным сухим тоном, но в голос звучала нескрываемая неприязнь. Несомненно, ему не доставляло удовольствия заключение сделок с тем, кого хотелось считать добычей.

— Время и место я тебе сообщу. До связи, — произнес Сэм и нажал на кнопку сброса. Голографическое окно, моргнув значком "Разъединение", исчезло.

За столом воцарилась тишина. Все смотрели на Сэма, а Сэм смотрел в свою тарелку. Он подцепил кусочек курицы вилкой и отправил в рот, долго и тщательно жевал, затем запил соком. Трапезе не мешали даже пристальные взгляды Канзаки, будто бы безмолвно обещавшей: "Если ты немедленно не объяснишь, я тебя таки стукну!" Винсент и Мони последовали примеру Ватанабэ и принялись доедать завтрак. Кэтрин постаралась сделать вид, что ничего не слышала. Только Анна возвела очи горе и пробормотала:

— Чудовищная грубость. Торговаться за меня как за мешок с мукой. Мог бы хотя бы соврать о неземной страсти, из-за которой укрываешь меня, поплакать, одежды разодрать, изобразить моральную дилемму. Нет, взял и продал. Куда это годится?

13

Бледно-желтый.

Сэм зажег сигарету, хотя здесь курить было запрещено. Он стоял у стены и смотрел на суетливую, залитую осенним солнцем улицу. Вечер только готовился наступить, неоновые вывески дремали, прикинувшись темными и бесцветными, затаившись на стенах, в витринах, на обочине дороги. Дневной свет колебался в выборе: окраситься ли уже розоватым цветом заката, превратиться ли в серые сумерки или по-прежнему касаться людей, машин и домов невесомым золотом. Это были те короткие и незаметные минуты, по которым проходит шов между ночью и днем, светом и тенью человеческой жизни.

Сэму сегодняшний день казался слишком уж солнечным. Он все еще чувствовал боль, и каждый блик на начищенном металле машин или в стеклах окон казался противной бледной вспышкой, от которой начинало тошнить. Спешащие по улицам прохожие походили на тонкие неживые тени, сгоняемые неведомым ветром с одного места, чтобы, крутясь и переворачиваясь, долететь до другого и осесть там, бесцельно и невесомо, как пыль. Гудящие бряцающие металлом автомобили разносили по округе ароматы смазки, грязи и нагретого металла. Не хотелось куда-то идти в этом суетливом и шумном мире. Не хотелось двигаться с места. Единственным его желанием было лечь и заснуть лет на десять, чтобы проснуться, забыв все на свете, и ощутить себя снова живым.

Серебряно-синий.

Очередная машина пронеслась мимо, в зеркальных стеклах окон отразилось необычайно чистое небо. Осень словно притворилась, что никогда не наступала. Несмотря ни на что, дышалось легко, амбре улиц привычно щекотало обоняние, подобно корице, добавленной в реальность.

Он стоял у выкрашенной белым кирпичной стены двухэтажного здания на краю русского квартала. Здесь не было крикливых вывесок, приглашавших развлечься, всюду виднелись скромные витрины мелких лавок, мастерских по ремонту часов, компьютеров и всяческой мелочи, ломбардов, автосервисов, крошечных магазинчиков рабочей одежды. В этой части города царствовало прошлое, век мелкого предпринимательства и рачительного хозяйства. Казалось невозможным, пройдя всего пару улиц, попасть в мегаполис с монорельсовым метро, огромными гипермаркетами, скоростным интернетом и вездесущей рекламой. Но местные и случайно забредшие сюда жители Меркури, гости или туристы проходили по тротуарам, проезжали по ухоженному асфальту на машинах-крепостях, отделявших их от патриархального духа старого квартала, — и исчезали в большом мире. На месте оставался только один толстяк в черном костюме с ярким красным галстуком, куривший у белой стены возле пустой парковки и смотревший вокруг сквозь черные линзы солнечных очков.

Синевато-зеленый.

Сэм затянулся и посмотрел на одинокого старика, идущего по тротуару на другой стороне улицы. Обыкновенный человек, лет шестьдесят на вид, опрятный, морщинистый, но явно не болезненный. Наверняка у него есть семья, родные, любимая или давно надоевшая работа. А может, это пенсионер. И сейчас он купил какую-нибудь мелочь в одном из местных магазинчиков: старые часы, видеокассету для любителей ретро-техники, а может быть, подшипник для бензиновой развалюхи-машины. Весь вечер этот седой, но не дряхлый, с ясными глазами мужчина проведет, возясь со старинной электроникой и механикой, а потом вернется в дом из уютного европейского гаража и сядет ужинать, наверняка с такой же седой, но живой супругой. Таких динозавров, как он, почти не осталось даже среди нынешних пожилых, и вряд ли на ужин заглянут друзья-ровесники. А молодежь, даже их собственные дети, будет поглощена совсем другой жизнью: суетливой, быстрой, полной громких звуков, музыки, ярких вспышек света, а потом могильно-серой. И все же, несмотря на поселившуюся в доме грусть, им будет хорошо вдвоем этим вечером.

Иногда Сэму было невыносимо больно представлять себе чью-то чужую жизнь. Она словно резала сознание острыми краями своей нормальности. Сам он в последний раз был нормален много лет назад. Но шанс на человеческую жизнь у Сэма отобрали, когда отсекли руку и бросили умирать, а единственного человека, на которого ему было не наплевать, решили убить.

Он никогда не был предназначен для жизни среди людей, с первых мгновений своего существования сделавшись изгоем в чьем-то сердце. Сама судьба ставила на пути Сэма все новые и новые препятствия, преодолеть которые он мог лишь тогда, когда зарабатывал пару новых уродств. Жаловаться не приходилось — а кто бы смог выстоять против нечеловеческого, будучи человеком? Но иногда все же становилось грустно.

Их общая история катилась к закономерному финалу. Рано или поздно все окружавшие его фрики, герои, мерзавцы и мученики — все уйдут. Уйдет и он сам. Ненормальность недолговечна, и подобные Сэму всегда вымирают. Отчасти он был этому рад.

Весь день они провели в приготовлениях. Анна высокомерно фыркала, Мегуми сердилась, Кэтрин спокойно и с достоинством приняла все, что услышала. Винсент и Мони обещали помочь. Он не любил полагаться на посторонних, а они все же были посторонними. Слишком велик риск предательства, часто союзник просто гибнет. Но сейчас не было иного выхода. Одна случайность затянула их всех в опасный водоворот, способный утянуть на дно или выбросить на берег. Исход зависел только от Сэма, и он был готов поступить так, как должно.

Черный.

Машина остановилась у тротуара: цельный сгусток обсидиана. Зеркала окон были слепы, но Сэм чувствовал пристальные взгляды приехавших по его душу.

— Да вылазьте уже, — сказал толстяк и затянулся сигаретой.

Двери открылись одновременно, словно по команде. Из салона выбрались трое: пассажиры и водитель. Одетые в скромные костюмы, они напоминали бы клерков, коими был заполнен весь центр Меркури в рабочие и обеденные часы, если бы не холодные взгляды и опасная собранность, сквозившая в движениях. Они обступили его, беря в полукольцо.

"Трикстеры. Все трое", — мысленно Сэм поздравил себя с успехом. Все выходило по задумке.

— Ребята, — сказал он и выдохнул дым в сторону ближайшего из застывших рядом чужаков. — У меня осталась только одна сигарета. Стрельните у кого другого.

Троица трикстеров молчала. Наконец, задняя дверца машины хлопнула, выпуская последнего пассажира. Виктор Лакруа был непохож на своих невзрачных внешне подчиненных. Это был высокий мужчина лет тридцати с фигурой спортсмена — пловца или боксера. На лице с грубыми чертами, словно высеченными из камня старым резцом, застыло высокомерно-сердитое выражение, в уголках тяжелого рта скопились морщины. Короткий ежик пшеничного цвета волос завершал внушительный облик, вполне подходящий молодому европейскому чиновнику, какой-нибудь большой шишке в "CDM" вроде тяжелоатлета Дюкло. Сэма позабавило такое сравнение: интересно, кто бы пришел от него в большую ярость, лидер Крестоносцев или давний враг Союза?

— А вот и ты, — сказал Ватанабэ и щелчком отправил окурок в полет. Оставляя за собой тонкий дымный след, недокуренная сигарета упала на аккуратно подметенный тротуар и покатилась под ноги приближающемуся Лакруа.

— Какая ты свинья, — пробасил трикстер, придавив окурок. — Мусорить на улице в центре цивилизации. Сразу видно гены желтых обезьян.

— Люблю расистов, — усмехнулся Сэм. — Их не жалко.

— Себя пожалей, — Лакруа презрительно скривил губы. — Ты еще больший дурак, чем я думал. Ты и впрямь пришел.

— В число моих неоспоримых достоинств входит ответственность, — Сэм скрестил руки на груди и привалился спиной к стене. — Мы же договорились.

— Я не договариваюсь, — произнес Лакруа, и тройка его подручных синхронно шагнула вперед, сужая полукольцо вокруг Ватанабэ. — Я получаю, что хочу.

— И получишь, — Сэм продолжал улыбаться. — Как только я получу то, что нужно мне.

— Ты не получишь ничего, — Лакруа шагнул мимо одного из подручных и встал в шаге от толстяка. — Сейчас ты скажешь, где находится Анна. А потом отправишься в тюрьму "CDM" и будешь растащен на атомы по требованию Логова.

— Интересно, — Ватанабэ склонил голову набок. — А почему я не в курсе?

— Потому что дурак.

Лакруа подался вперед, и в глазах у Сэма заплясали разноцветные огни. Кулак прилетел быстро и едва не сломал челюсть. Он бы упал, если бы не стена. Схватившись за белый камень, Ватанабэ выпрямился. Лакруа брезгливо тряхнул рукой, словно пытаясь избавиться от грязи на пальцах. Бил он даже не вполсилы, а едва напрягая мышцы.

— Какая невежливая манера, — проговорил Сэм, с трудом ворочая прикушенным языком.

Второй удар пришелся под дых и едва не заставил его выплеснуть обильный завтрак прямо на асфальт. С задушенным хрипом Сэм попытался вдохнуть, но еще один удар, зацепивший челюсть словно крюк, заставил распрямиться и едва не отшвырнул его в сторону.

— Хватит бравады, — презрительно бросил Лакруа, снова отряхивая пальцы, на которых в этот раз виднелась кровь.

— Уф... — Сэм, преодолевая колокольный звон в черепе, глубоко вдохнул и вытер рот, из которого стекала тонкая алая струйка. — Отличные кулаки.

— А ты рохля, — Лакруа ухватил его за шиворот и заставил стоять прямо. — Без способностей трикстера ты всего лишь жалкий сгусток жира и генов какой-то японской шлюхи, на которую позарился твой кретин-папаша.

— Никогда не получалось сохранять положительный имидж, — толстяк не успел ухмыльнуться. Кулак с треском ударил в лицо, заставив Сэма стукнуться затылком о стену. Колокола в голове зазвенели громче. В ушах стоял невыносимый гул. Сэм, с трудом держась на ногах, сунул руки в карманы и, морщась, посмотрел на своего мучителя. В глазах Лакруа сквозь неприязнь пробивалось удовольствие. Сэм знал этот взгляд: так всегда смотрели лицемерные садисты, получавшие удовольствие от страдания слабых, но достаточно разумные, чтобы прятать столь мелочную черту за наносной холодностью. На самом деле Лакруа хотелось бы избить его как следует, повалить на землю и прыгать как обезьяна, топча беспомощное тело ногами. А потом, возможно, помочиться на бездыханный труп. Ибо не было ничего сладостней, чем разрушить что-то целое, сокрушить нечто живое, что не дало бы сдачи.

— Не думай, что бравада чем-то тебе поможет, — процедил Лакруа и пребольно ткнул Сэма кулаком в ребра. — Ты скажешь, где она, и тогда получишь шанс прожить еще немного. Или не скажешь сразу и молить будешь уже о смерти.

— Ты бы лучше пояснил, — стиснув зубы, пробормотал Ватанабэ. — Почему я все расскажу.

— Потому что отряд Логова в данный момент входит в клинику, где извлекают е мнемонический имплантат из мозга Кэтрин Винтерс, — сказал Лакруа пристально глядя на Сэма. Тот вмиг будто окаменел. Очки, съехавшие на нос, позволяли разглядеть глаза толстяка, сделавшиеся почти такими же холодными, как у самого Лакруа. Трикстер недовольно оскалился и сорвал очки с лица Ватанабэ. Тот моргнул.

— Вот как, да? — произнес Сэм глухим полушепотом, не отрывая взгляда от мучителя.

— Именно так. Я же говорил: ты слишком туп, чтобы тебя не переиграть. Возомнил, что сможешь вынудить меня пойти на сделку. Меня! — Лакруа зажал сложенные очки в кулаке, и они захрустели, когда он с силой сжал пальцы. — Недостаточно ты знал о Викторе Лакруа. Я никогда не спускаю оскорблений. После ваших выходок тебе с Анной следовало бежать без оглядки, пока не увидите океан.

— Я похож на человека, который любит бегать? — просипел Сэм, прислушиваясь к ноющей боли в груди.

— Ты похож на человека, никак не желающего уяснить, с кем связался, — Лакруа разжал кулак, и осколки пластики и стекла посыпались на асфальт. Ладонь трикстера кровоточила, но он не замечал красных капель, стекающих на рукав. — Или ты сразу говоришь, где прячешь эту мелкую тварь, или мы сначала отломаем тебе руки-ноги, а потом вырвем с корнем имплантат твоей бабе, а ее щенку...

— Я тебя понял, — тихо сказал Сэм.

— Неужели? — с издевкой спросил Лакруа. — До тебя дошло?

Сэм молчал, глядя под ноги, на останки своих очков. По сломанной черной линзе прошла голубоватая искорка. Электроника внутри приказала долго жить.

— Я очень люблю эти очки, — пробормотал он.

— Что? — не понял Лакруа.

— Я очень люблю носить очки, — Ватанабэ поднял на него взгляд, и в этом взгляде не было ни боли, ни страха, ни даже гнева. — Я хорошо смотрюсь в очках. Как будто рыцарь с опущенным забралом. Это же стильно. А ты разбил.

— Дурака валяешь? — процедил Лакруа. — Я тебе поваляю.

По-прежнему держа Сэма за шиворот, он коротко, почти без замаха, ударил в лицо. Костяшки впились в переносицу, с противным хрустом что-то сломалось, перед глазами у толстяка взорвалась атомная бомба, в черепе лавина покатилась в бездну. Голова Сэма откинулась и снова ударилась о стену. Он принялся хватать ртом воздух, мгновенно лишившись возможности дышать носом.

— Я из тебя фарш сделаю, не сходя с места, — пообещал Лакруа и так же коротко ударил в живот. Внутри вывернулась наизнанку печень. Сэм глухо закашлялся. — И не думай, что тебе поможет молчание. Все равно мы все узнаем. Потому что такие как ты, жалкие трусы и глупцы, всегда рассказывают.

Он отпустил Сэма, и у того тут же подкосились ноги. Ватанабэ упал на колени, едва успев упереться руками в разогретый солнцем асфальт. Лакруа, разумеется, сразу же пнул его в ребра, заставив завалиться на бок. Он встал над Сэмом — массивный, крепкий и безжалостный. Лежавший толстяк казался сейчас совсем маленьким в сравнении с этим великаном с лицом, вытесанным из скалы.

— Думал, ты без конца будешь издеваться над мирозданием? — презрительно сплюнул Лакруа. — Тебе подобные должны знать свое место. Вам по ошибке позволили прикоснуться к инструменту отбора лучших из лучших, а вы превратили его в клоунаду. И Лилит такая же, и ее бастард. И этот уродец Вендиго. Зря тратите такой бесценный дар. Но я всех вас в бараний рог согну. Вместе с жадными тварями из Синода.

14

Лампы в коридоре как будто кто-то пригасил. Стерильно-белые стены сделались серыми, ряды узеньких стульев съежились, выложенный плиткой пол перестал блестеть привычной чистотой. Только неясный электрический гул из-за дверей операционной разгонял мертвенную тишину здешнего безлюдья.

Режимная клиника "CDM" располагалась в одном из корпусов некоего института, занимавшегося исследованием вопросов, не обсуждавшихся в открытой науке. В течение многих лет сюда свозили лучших специалистов со всего мира, после чего обратно никто уехать уже не мог. Огромные деньги, новейшие технологии и неусыпный контроль — три слагаемых жизни белого здания, скрытого деревцами и высоким забором от постороннего взгляда. Здесь побывал когда-то Учики Откоко, его подруга Инори, вздорная Эрика Андерсен и многие другие. А в последнее время в институт зачастил Сэм Ватанбэ.

Сегодня в клинике должна была пройти сложнейшая нейрохирургическая операция. Для этого вышел из отпуска профессор Леман, пораньше с утра явились члены его проверенной команды. Кто-то очень постарался обеспечить успех. Техника, инструменты и помещение были готовы уже к полудню. А после обеда Сэм Ватанабэ привез пациентку. К удивлению медиков, мнемоническим курьером оказалась очаровательная женщина по имени Кэтрин. Добродушный доктор Леман с морщинистым лицом сельского учителя галантно поприветствовал даму и спросил:

— Как самочувствие фрау?

— Спасибо, хорошо, — было заметно, как нервничает пациентка.

— Мне говорили, что вашему, эм, оборудованию уже много лет, — профессор деликатно перешел к делу. — Позвольте узнать, сколько конкретно лет назад вам установили мнемонический модуль?

— Узнала о нем я в семнадцать. Но установили его несколькими годами раньше.

— Ясно, ясно, — задумчив покивал Леман. — Что ж, так я и предполагал. Скорее всего, мембранные адаптеры тканей уже проросли. Придется действовать очень тонким лазером. Вам объяснили риски, фрау?

— Да, — кивнула Кэтрин.

— Вы можете отказаться прямо сейчас. Но позже уже нельзя.

— Я не буду отказываться, — пациентка смотрела решительно, и Леману это понравилось.

— Что ж, храбрости вам не занимать.

— Я полтора десятка лет жила с чужими секретами в голове, не умея их забыть. Это не храбрость, герр профессор, это усталость.

— Ах, понимаю, понимаю, — покивал Леман. — Что ж, прошу пройти в раздевалку, а затем начнем операцию.

Сейчас Кэтрин лежала на операционном столе, укрытая белой медицинской простыней. Стол располагался в самом центре круглого помещения, залитого светом флуоресцентных ламп. В головах у пациентки стоял Леман и направлял куда-то в самый центр влажных красно-серых тканей тонкий лазерный скальпель, крохотным красным лучом выжигавший адаптеры-щупальца мнемонического имплантата, сросшегося с головным мозгом подобно паразиту. Ассистенты профессора наблюдали за состоянием пациентки, сверяясь с показаниями датчиков и приборов контроля.

— Внимание, профессор, через пятнадцать секунд убирайте лазер, — сообщил второй хириург Курт Вимке. — Сердцебиение и температура близки к пороговым значениям.

— Почти, почти... — прошептал Леман и осторожно сдвинул скальпель на волосок.

— Восемьдесят три процента поверхности имплантата отделены, — монотонно доложила Карла Драйвер. — Повреждений мозга не наблюдается.

— Хорошо, — вздохнул Леман и отключил лазер. — Перерыв.

Профессор утер пот со лба. Показания на контрольном дисплее сканера воодушевляли. Он сумел продвинуться вдоль обнаруженного контура срастания и не вмешаться в структуру живых клеток мозга. С подобной точностью работать умел он один. Нейрохирурги прошлого творили чудеса скальпелем, он же уподобился античному скульптору с лазером. С мозгом человека работать куда проще, чем с аномалией, живущей в черепе каждого Наследника.

Внезапно в дверь операционной постучали самым бесцеремонным образом. Леман возмущенно обернулся.

— Что происходит? — громко спросил он. — Разве не видно, что идет операция?!

В ответ дверь распахнулась, пиликнув разблокированным электронным замком. Из полутемного коридора в операционную зашли четверо мужчин в черной униформе охраны. Рассредоточившись по помещению, они замерли, и каждый достал из кобуры табельный пистолет. К удивлению увлекавшегося оружием Курта, вместо обычных парализующих "Стигрилов" на них нацелили "Марки I". Лишь в следующую секунду медик понял, что они взяты на прицел.

— Ч-что происходит? — пролепетала побледневшая Карла.

— Происходит задержание, — произнес мужчина в официальном черном костюме, вошедший следом за охранниками и остановившийся в дверях. Это был ярко выраженный еврей: с горбатым носом, курчавой копной волос на голове и вытянутым скорбным профилем. Держался он, однако, совершенно в духе чистокровных французских аристократов. — Прошу извинить столь бесцеремонное вторжение, господа, однако у нас дело государственной важности.

— Какой еще государственной важности? — Леман, казалось, ничуть не испугался оружия в руках охранников. — Что вы себе позволяете?

— Нам стало известно, — учтиво продолжил чужак. — Что операция, которую мы прервали, проводится по договоренности с разыскиваемым изменником и убийцей Сэмюэлем Ватанабэ.

— Вы бредите, — возмутился профессор. — Ватнабэ сотрудник "CDM" и имеет совершенно свободный доступ к нашим материалам. Операция проводится по предварительной договоренности...

— ... с Восьмым отделом, который в данный момент целиком подлежит проверке в связи с учиненными Ватанабэ зверствами в отношении сотрудников службы внутренней безопасности, -договорил за него еврей. — Похоже, мерзавец не поставил вас в известность, что со вчерашнего вечера находится в розыске. Полагаю, вы не в курсе, что стали соучастником злоупотребления. Но на фоне его злодейств это меркнет. Прошу сообщить, на столе перед вами некая Кэтрин Винтерс?

— Она самая, — несколько растерянно признался Леман.

— Так я и думал, — кивнул чужак. — Боюсь, операцию придется прервать. Это действие не санкционировано необходимым образом. Очередное злоупотребление со стороны Артура Хендрикса, полагаю.

— Остановить операцию невозможно, — запротестовал профессор. — Оставить почти отделенный имплантат в мозгу пациентки смертельно опасно.

Уголок рта еврея дернулся, словно он сдерживал улыбку.

— Тем не менее, мы не имеем права...

Тонкая тень скользнула у чужака за спиной, женская ручка легла на плечо. Почувствовав прикосновение, еврей запнулся и попробовал оглянуться, но дуло пистолета уже уперлось в челюсть.

— Не надо слов, — сказала Анна, второй рукой схватившая его за плечо. — Давайте молча улыбаться.

Охранники отреагировали быстро. Все четыре пистолета тут же уставились в неподвижно замершего начальника. Тот испуганно вскинул руки. Закрытая телом заложника Анна склонила голову.

— Не рекомендую дергаться, мальчики.

— Ч-что за?.. — пробормотал еврей, ощущая прикосновение холодного металла. — Кто?.. Как...

— Жадность сгубила вас, господин Шафельман, — промурлыкала Анна, поглаживая стволом мгновенно побледневшую щеку. — Надо было уйти в сторону, когда умерли первые из ваших людей. А теперь продажными будут снова считать всех евреев.

— Он не иудей, — сказал кто-то рядом. — Он сам Иуда.

Мегуми Канзаки заглянула в операционную из коридора. В ее руках позвякивали ключи от комнаты охраны. Когда Сэм привез Кэтрин в клинику, он велел им занять помещение с мониторами слежения, а сам позаботился о многочисленной охране хирургического корпуса. Сейчас все штатные стражи лежали без сознания, скованные собственными наручниками, в чуланах на первом этаже. Все двери были заперты, поэтому нагрянувшим людям Пятнадцатого отдела пришлось вскрывать электронные замки. Но к тому времени их успели заметить, сосчитать и подготовить встречу.

Ватанабэ велел им работать вместе. Предупреждая возмущение Мегуми, он сказал:

— Меня же ты как-то терпела.

— Она мне в спину выстрелит, — мрачно предрекла Канзаки.

— Не выстрелит, — он помотал головой и на миг снова сделался похожим на себя. — Ей так уже не интересно.

Сэм знал, что за Кэтрин придут. Он ни на миг не поверил в согласие Лакруа на сделку: "Он сделает вид, что согласился, а потом, когда я задвигаюсь, воспользуется связями в "CDM", чтобы получить преимущество и обыграть меня. Единственное, что он может мне сделать, — угрожать Кэт и Алексу, пока меня не будет рядом. Поэтому мы поступим так, как ему в голову никогда бы не пришло".

Он отправил одну заложницу на спасение другой. В самом деле, мог ли представить себе Лакруа, что Анна добровольно согласиться помогать Ватанабэ? Он ведь понятия не имел, насколько чудными оказались эти двое. Анна одобрила план без колебаний.

— Непрофессионально, — Канзаки вышла вперед с пистолетом в согнутой руке. Стрелять она не собиралась, но расслабляться было нельзя. — Оставили тыл открытым.

— Чего вы х-хотите? — испуганно пролепетал Шафельман.

— Прикажите бросить оружие, — велела Мегуми.

— Выполнять! — поспешно крикнул еврей, и напряженные охранники, до сих пор державшие всех троих на мушке, медленно опустили пистолеты на пол.

— Всем встать лицом к стене, руки за голову, — продолжала отдавать команды Канзаки. — Не делать резких движений.

Послушные охранники подчинились. Подойдя со спины, Мегуми сковала каждому из них руки оставшимися парами наручников из комнаты охраны. Затем она подобрала пистолеты, извлекла из них магазины и рассовала по карманам.

— И что теперь? — густым басом спросил один из охранников, по-прежнему смотревший в стену.

— Идете, куда я скажу, — приказала Мегуми. — Не оглядываться. Бежать не пытайтесь. Расстрелять успею всех.

— И что? — повторил тот же пленник. — Вас все равно через час отсюда выкурят.

— Не выкурят, — возразила Анна, пощекотав Шафельману шею стволом. — Мы же им подадим на блюдечке самого настоящего шпиона. Правда, господин следователь?

— Что это за бред?! — нервно запротестовал еврей. — Не слушайте их!

— Шафельман работает с трикстерами, парни, — сообщила Мегуми. — Он продажный.

— Не слушайте их!

— Виктор никогда не умел держать язык за зубами, — ласково проговорила Анна. — А на столь умелую ложь у него не хватило бы мозгов. Он выдал вас, Франс.

— Это провокация! — закричал в голос Шафельман, но Анна легонько стукнула его рукоятью пистолета в кадык, и крик превратился в сдавленный кашель.

— Но нас послали задержать нарушителей периметра... — обескураженный охранник даже обернулся и посмотрел на них. — Вас же не видели при въезде на территорию.

— Долго объяснять, — ответила Мегуми. — Пойдете без скандала?

— Чего уж теперь...

— Доктор, — Мегуми посмотрела на застывшего соляным столпом Лемана. — Вы в состоянии закончить операцию?

— Я... — профессор неуверенно огляделся. Ассистенты были бледны, Клара нервно дергалась, у Курта дрожали руки. На мониторе отображалось состояние пациентки. Леман долго смотрел на него, затем произнес: — Дайте нам пару минут.

— Не нервничайте доктор, — успокаивающим тоном произнесла Анна и добавила: — Вам еще копаться в голове у красивой женщины. Будьте же мужчиной!

15

— Отдам тебе должное, — сказал Лакруа, сжимая и разжимая кулак. — Ты хотя бы раскалываешься не сразу.

И он в очередной раз ударил Сэма в живот. Ватанабэ снова подавился воздухом и упал бы на землю, если бы не помощники мучителя. Двое держали толстяка под руки, третий стоял поодаль и следил за улицей. К счастью для трикстеров, ни один случайный прохожий не свернул сейчас на пустую улочку, а редкие машины лишь ускорялись, проезжая мимо. Если кто-то что-то разглядел, то предпочел не заметить.

— Я не люблю спешить в отношениях... — утробно проговорил Ватанабэ и поперхнулся, получив еще один удар.

— Придется везти тебя куда-нибудь и пытать, — Лакруа покачал головой с непонятным одобрением. — Не такой уж ты и слизняк.

Он надавил пальцем на скрытую под одеждой рану. Сэм сдавленно застонал, сцепив зубы. Лакруа улыбался.

— Но учти, — сказал он. — Если и тогда будешь молчать, придется резать бабу с ребенком. И твою японскую шлюшку, если найдем.

— До чего ты груб, — Сэм скривил окровавленные губы. — Всех-то хочешь оскорбить.

— Вы все недостойны иного обращения, — Лакруа несильно ткнул костяшками в скулу толстяка.

— Знаешь, вот именно из-за таких... — выдохнул Сэм. — Именно из-за таких, как ты, я и работаю с Хендриксом.

— То есть?

— Злобные типы, у которых как будто палка в заднице, — беспечно ответил Ватанабэ и посмотрел в налившиеся кровью глаза мучителя. — Нахрапистые, жестокие и тупые. В мире слишком много вас и слишком мало котов.

— Опять бравада, — презрительно скривился Лакруа. — Похоже, я зря похвалил тебя. Ты неспособен расстаться с этой идиотской защитой даже теперь.

— Это не защита, — помотал головой Сэм. — Это лапша.

— Какая еще лапша? — трикстер снова отвел руку для удара.

— На уши.

Лакруа увидел, как Ватанабэ вдруг выпрямился в руках его помощников и как будто бы сделался выше. Словно кто-то подкачал спустившийся воздушный шар. Толстяк расправил плечи. А мгновение спустя оба трикстера, только что крепко державшие избиваемого пленника, оказались сбиты с ног. Сэм резко вырвал руки из железных тисков и одновременно ударил левого в челюсть, а правого — в переносицу. Он бил с такой силой, что кости у обоих затрещали, ломаясь, и трикстеры отшатнулись, крича от боли. Сэм, потратив лишь сотую долю секунды, схватил каждого за шею и потянул их навстречу друг другу. Трикстеры с громким костяным звуком стукнулись лбами и повалились под ноги толстяку.

Лакруа отшатнулся.

— Какого дьявола?!

У него за спиной судорожно всхлипнул третий помощник, стоявший в карауле. Сразу три длинных тонких иглы вонзились ему в шею, живот и плечо, заиграв синими искрами. Парализованный тройным зарядом электричества, он задергался, будто эпилептик в припадке.

Сэм остался на месте, деловито поправляя рукава.

— И сразу стало как-то невесело, а? — подмигнул он опешившему Лакруа, увидевшему, как упал оглушенным последний подельник.

— Какого дьявола?! — повторил Лакруа, сжимая кулаки. — Ты же...

— ... лишился способностей после драки с бывшим напарником, да, — покивал толстяк. — Вот только ты забыл, что эффект у этой штуки настолько недолговечен, что твой друг Фрэнки очухался всего через пару часов.

— Но у тебя же кровь! — в отчаянии возразил трикстер. — Ты же чувствовал боль!

— Еще бы, — возмущенно воскликнул Ватанабэ. — Знаешь, какой это кошмар с непривычки? Вот твой шанс, Виктор.

— Что?

— Убей меня прямо сейчас, — Сэм улыбнулся, прищурив глаза. — Пока я не могу правильно регенерировать. И уйдешь отсюда.

Лакруа злорадно оскалился.

— Вот дурак!

Он надвинулся на толстяка, заранее чувствуя, как кулак врезается в грудину противника, сокрушая кость и разрывая органы в клочья. Шаг, второй, рука подобно стартовавшей ракете полетела навстречу податливой плоти. Увернуться битый кретин не успеет.

Сэм уклонился. Так быстро, словно не был избит до полусмерти, словно не наливались на лице синяки, не кровоточили ссадины. Он пропустил мимо кулак Лакруа и в ответ коротким джебом ткнул врага в челюсть. В голове трикстера словно взорвалась бомба. Он мотнул головой, соединяя раздвоившегося перед глазами Сэма воедино.

— Чего? — весело спросил толстяк в ответ на взгляд ошеломленного Лакруа. — Ты думал, будет легко?

Проклятый агент "CDM" обманывал его с самого начала. Даже получив пулю от своих, он не проиграл. Он заманил Виктора сюда и дал избить себя, чтобы потянуть время. А теперь уже не уйти — те, кто парализовал помощника, уже рядом.

В другую сторону! К парковке. И шанс еще бы оставался, если бы не чересчур прыткий Ватанабэ.

— Ты у меня будешь зубы сплевывать, — прошипел Лакруа, снова бросаясь в атаку.

Боль была настоящей. Мерзавец действительно пока слаб, хоть и способен контролировать мышцы. Убрать его с дороги!

Лакруа попытался достать Сэма ударом левой, но тот снова уклонился с ловкостью профессионального боксера. Виктор стиснул зубы, проклиная такую прыть в столь жирной туше.

— Не так-то просто, когда меня никто не держит, а? — подначил Ватанабэ.

Лакруа опять рванулся вперед, надвигаясь на толстяка. Удар, второй, третий. Сэм уходил от атак, словно угадывал их заранее. Разъяренный Лакруа ударил ногой, целя в печень. Выполненный по всем правилам карате маэ-гери-кокато мог убить даже трикстера. Но Ватанабэ в очередной раз уклонился и, сорвав дистанцию, саданул локтем в грудь не успевшему завершить движение противнику. Чувствуя, как трещат кости, Лакруа потерял равновесие и упал.

— Надо сказать, дерешься ты отвратно, — сказал сверху Сэм.

— Я не кулаками работаю, — прохрипел Лакруа, чувствуя боль в легких. Он приподнялся на локте и попытался отползти от противника. Ватанабэ шагнул следом.

— Ага, — сказал он. — Ты весь такой крутой, пока напротив кто-то слабый. В такие моменты я особенно ценю "дар", которым ты так не хотел делиться.

— Да пош-шел ты, — Виктор уперся ладонью в асфальт и встал на одно колено.

— Обидчивый как ребенок, — Ватанабэ улыбнулся. — И что будешь делать?

— Я умнее тебя! — Лакруа выплевывал слова, чувствуя, как изнутри жжет боль, смешавшаяся с унижением. — Поэтому я сделают вот так!

Рука, которой не упирался в землю, скользнула к поясу. Пистолет, отнятый прошлой ночью у Мастера, уставился на Сэма черным срезом дула. Лакруа забрал "Беретту", когда подручные схватили толстяка.

Улыбка Ватанабэ сделалась шире.

В руку вонзился стальной штырь, а миг спустя вены вспыхнули пожаром боли. Синие искры побежали по рукаву пиджака, пальцы судорожно сжались, и пуля, заряженная опасной сывороткой с грохотом вырвалась из ствола. Но Сэма уже не было на прежнем месте. Он подскочил к Лакруа и пинком выбил оружие из парализованной руки.

— Жульничество наказуемо, — осуждающе проговорил Ватанабэ и размашисто ударил коленопреклоненного Лакруа кулаком в лицо, с хрустом смяв переносицу. Трикстер повалился на спину. Судя по закатившимся глазам, Лакруа отправился в мутные дали нокаута.

— Отвратительно, — сказал приближавшийся Мастер. — Кошмарно плохо. Мало того, что устроил потасовку на улице, так еще и дал ему забрать пистолет. Ничего не знаешь, ничего не умеешь.

На лице англичанина не осталось следов вчерашней драки, но кислое выражение было куда ярче любых синяков. Мастер на ходу сунул за пазуху "Стигрил" и, подойдя, подобрал "Беретту".

— Да ты и сам не торопился закончить безобразие, — отмахнулся Сэм, вытирая кровь с лица. — Пока надо мной тут глумились, ты мерзко хихикал где-то в уголке. Уж я тебя знаю.

— Я покупал примус, — заявил Мастер с преувеличенным возмущением. — Да и вообще.

— Ага, вообще, — Сэм помассировал распухшую потемневшую скулу.

— Это, что ли, твой коварный враг? — Мастер пнул лежавшего без чувств Лакруа. Тот никак не отреагировал.

— Он самый.

— А в клинике твои девицы Шафельмана заломали.

— Вы там их не поубивали?

— Их поубиваешь, как же, — англичанин поморщился. — Целы, сами сдались, когда операцию на Винтерс закончили.

— Операция успешна?

— Вполне.

— Тогда можно и сдаться.

Сэм протянул вперед руки, и Мастер надел на них наручники.

Серо-стальной.

16

Три недели спустя

Клуб "Двадцать семь" гудел и сверкал огнями. Сегодня должно было состояться выступление Кэтрин Винтерс, и особый вечер собрал под крышей заведения множество важных и интересных гостей. Несмотря на всю скромность певицы, она пользовалась куда большей популярностью, чем сама считала. Сыграла свою роль и реклама. Вся стоянка была забита машинами, к парадному входу то и дело подъезжали такси. У дверей выстроилась очередь, которую старательно контролировал огромный охранник. Солнце садилось, окрашивая улицу в неоновые цвета ночной жизни.

В главном зале сновали официантки, спеша обслужить важных гостей за столами, на сцене готовились к выступлению музыканты, вспоминая последнюю репетицию и, как всегда, отчаянно труся. А где-то в глубине служебных коридоров, сидя в гримерной, Кэтрин Винтерс в последний раз скептически оглядела свое отражение. Парик, скрывавший выбритый участок волос на макушке, где сейчас красовался узкий красный шрам, был подобран идеально. Только ежедневно видевшая себя в зеркало Кэтрин могла заметить, что волосы не настоящие. И все же она волновалась.

— Картежник? — переспросила Винтерс, отведя взгляд от собственного отражения и посмотрев на Сэма.

— Шпана из Нового Орлеана, — подтвердил Ватанабэ и поправил свой багровый галстук, подмигнув ей в зеркале. Он снова был одет в безупречный черный костюм с белоснежной рубахой, здоров и весел. — Виктор Лакруа был мелким мошенником, пока не стал трикстером. Но уж потом заделался таким жутким шовинистом и сторонником превосходства трикстеров над людьми, что можно подумать, будто он раньше был нацистом или королем в изгнании. К счастью, ума у него было куда меньше, чем гонора и мышц.

— Почему нам с тобой все время попадаются такие? — хмыкнула Кэтрин, пальцем коснувшись блесток на платье. Ярко-красное и короткое, оно выгодно подчеркивало ее фигуру и демонстрировало ноги, не переходя границу между красотой и пошлостью. Наряд для выступления выбирал Стуков, и маленький русский не подвел.

— Просто я им под стать, — Сэм притворно вздохнул. — Лилит предупреждала, что Лакруа обязательно полезет к нам. Сама.

— Лилит... — Кэтрин снова посмотрела на его отражение. — Она ведь мать Анны?

— Верно, — Сэм кивнул. — Поэтому она и заключила временный союз с Хендриксом.

— Вы знали, что ее захотят похитить.

— Догадывались. Но Лакруа задействовал оборотней внутри организации, и Восьмой отдел не успел перехватить их всех сразу. Анна сбежала, за ней послали меня. Единственное, чего мы не предвидели, так это использование спецназа Пятнадцатого отдела. Пришлось в итоге побегать от разгневанного начальства.

— Из-за этих, уж прости, козлов, — нахмурилась Кэтрин. — Нам с Алексом пришлось натерпеться страху. Так что я бы вам всем уши надрала.

— Да вся эта история сейчас смотрится невероятно глупо, — пожал плечами Ватанабэ. — Шафельман был слишком труслив, чтобы пойти на подобное. Лакруа пришлось приехать в Меркури самому, чтобы заставить его так подставиться с похищением. А в итоге Пятнадцатый отдел сейчас походит на Титаник после встречи с айсбергом. Логово оказалось рассадником вражеской агентуры! Какой скандал.

Он усмехнулся, и Кэтрин поняла, что никаких теплых чувств к коллегам Сэм не испытывает.

— Однако и вас задело, не так ли? — спросила она, поправляя длинный рукав платья.

— Разумеется, — он поморщился. — Нашу встречу с высунувшимся Лакруа сумели представить публике как обычную потасовку. Благо все кончилось быстро. Но вот остальное...

— Вы знатно покутили.

— Не то слово. Все три недели я просидела в камере, — Сэм вздохнул. — И похоже на то, что мне придется туда вернуться.

— Как это? — Кэтрин встревожилась. — Ведь выяснилось, что ты невиновен.

— Но следствие все равно будет, — он пожал плечами и оторвался от стены, которую подпирал с тех пор, как вошел. — Терпение Синода не безгранично, а я играю у них на нервах слишком долго.

Он подошел к Кэтрин, сидевшей у зеркала на стуле, и положил руку ей на плечо.

— Но все ведь будет в порядке? — она оглянулась и посмотрела на него снизу.

— Разумеется, — улыбнулся он, солгав. Хендрикс уже предупредил, что в ближайшие дни начнется новое рассмотрение дела Сэмюэля Ватанабэ. Слишком много грехов за ним накопилось, и даже шеф не мог теперь помочь. Но Кэтрин этого знать необязательно. — У вас с Алексом точно все будет как надо.

— О чем ты? — не поняла она.

— Имплантат у нас, — произнес Сэм тихо. — И он в рабочем состоянии. Мы сможем узнать, что спрятал тогда твой отец.

— Не скажу, что мне так интересно содержимое этой штуки, — Кэтрин отвернулась. — До сих пор не верю, что ее больше нет во мне.

— Нет. И не будет, — он осторожно погладил ее по открытой шее. — Я исправил эту ошибку. Вы сможете жить нормально.

— Сможем ли? — она коснулась его ладони тонкими пальцами.

— Гарантирую, — Сэм улыбнулся. — Ты же женщина-стоик, Кэт.

— Вот еще! — Кэтрин надулась. — Я ранимая и хрупкая!

— Ранимая и хрупкая женщина не пережила бы все то, что довелось пройти тебе. За столько лет...

— Да уж, — она посмотрела в глаза своему отражению. — Иногда сама поражаюсь такому спокойствию. Неужто и к ужасам можно привыкнуть?

— Нельзя, — Сэм нависал сверху огромной черной тенью. Только эта тень была теплой и ласковой. — Но можно не сломаться. Ты никогда не сломаешься, Кэт.

— Ох-хо, — она вздохнула и поладила широкую руку толстяка у себя на плече.

— Это правда, — настоял он и снова поймал ее взгляд в зеркале. — Именно ты преподала мне главный урок.

— Какой еще урок?

— Понимаешь ли, — Ватанабэ заговорил с некоторым смущением. — Я за столько лет успел забыть ощущение, которое возникает, когда ты слабый. Мне о нем только Вендиго напомнил. А потом была эта чертова пуля...

— Ты про ранение? Но действие сыворотки ведь прошло?

— Прошло. Но дело не в этом, — он поднял руку с ее плеча и сжал кулак, который принялся разглядывать. — Когда-то я думал, что все, что со мной приключилось, служило одной цели. И во имя этой самой цели я превратился в машину для убийства. Мне казалось, что неуязвимость заключается в умении наносить свои удары и не страдать от чужих. Вот только непобедимость — ужасно нудная штука. Она заставляет забыть, ради чего живешь. Забыть, ради чего побеждаешь. Я творил столько всего... А потом вдруг оказался совершенно беззащитен и слаб: сначала перед Вендиго, потом и вовсе перед своими же.

— Но ты же не был беззащитен.

— В сравнении с тем, чем я был до того, — совершенно беззащитен. К счастью, это пошло мне на пользу. Я вспомнил секрет.

— Какой секрет? — она вновь посмотрела на него снизу. В таком положении Кэтрин выглядела беззащитной и наивной, словно маленькая девочка. Но он знал, что она совсем не слаба. Ибо то, что сейчас говорил Ватанабэ, он понял благодаря Кэтрин Винтерс.

— Важно не сносить удары без боли. Важно не бояться их получить, когда знаешь, за что стоишь на ногах. И ты это знаешь лучше меня.

— Ох-хо, — снова вздохнула Кэтрин и потупилась. — Вечно ты придумываешь для меня новые божественные качества. Скоро я сама поверю, что такая замечательная.

Она повернулась и в который раз оглядела себя в зеркале, скептически поджав губы.

— А иначе никак, — Сэм опустил сжатый кулак. — Надо же нам в комедии масок помнить о человеческих лицах.

— Ты по-прежнему смотришь на собственную жизнь как на фальшивку.

— А ты разве не чувствуешь, как от всего вокруг несет дешевым водевилем? — он пожал плечами. — Впрочем, тебе теперь не нужно беспокоиться.

— О чем ты?

Сэм вдруг шагнул в сторону и полез во внутренний карман пиджака. Она узнала эти неловкие движения. Он всегда пытался отшатнуться, когда хотел сказать что-то неприятное.

— Теперь ты можешь уехать, — произнес он тихо, разглядывая серебристый пакетик с сигарой, вынутый из кармана. — Ты должна уехать вместе с Алексом.

— Уехать, — эхом повторила Кэтрин. — Вот, значит, как.

Она поднялась со стула, и у Сэма против воли что-то больно защемило в груди. В этом красном платье, в гриме, с яркой красной помадой на губах, даже в бедном свете лампочек под потолком будто горевшая собственным нежным огнем — как же она была красива! Совсем не так, как пятнадцать лет назад. Тогда он пал к ногам юной девы. А сейчас прощался с женщиной. Женщиной, чье тело и душа влекли как ничто в мире.

Но только не теперь.

— А вдруг я не хочу уезжать? — спросила она. — Не отсюда. Видит бог, этот город мне противней Чикаго. Но ты ведь хотел сказать, что нам надо уехать... от тебя.

— Заваривается каша, в которой может свариться весь мир, — он мял в руках несчастную сигару. — Но вам теперь не нужно тонуть вместе с нами: интриганами, кретинами и пошлыми паяцами. Вы получили билет в жизнь.

— От тебя.

— Это правильно, Кэт, это правильно, — Сэм смял пакетик с сигарой в кулаке и отшвырнул в угол. Он снова посмотрел ей в лицо, решительно и грустно. — Ты сможешь поселиться там, где тепло и тихо. Вне опасности. Может быть, сможешь и дальше петь. И Алекс сможет вырасти. Вырасти не так, как мы.

— Так ты этого ищешь? — Кэтрин шагнула ему навстречу и остановилась совсем близко. — Выхода из дешевого водевиля?

— Я ищу нормальности, — он медленно и неловко погладил ее по щеке. — Хотя бы для тех, кто спас мою душу.

— Глупый-глупый кот, — печально улыбнулась Винтерс. — А как же ты?

— А я буду продолжать танец с самим собой, — он пожал плечами. — До победного конца.

— Но ты хоть изредка будешь поблизости?

— Даже не надейся, что избавишься от меня навсегда, — усмехнулся толстяк.

Где-то далеко, на сцене, играла музыка, и пел солист группы на разогреве. С минуты на минуту Кэтрин должны были позвать. Предстояло шоу. Еще сегодня утром она предвкушала возвращение к песням. Но сейчас вдруг сделалось как-то до обидного все равно.

Они смотрели друг другу в глаза, неспособные надолго отвести взгляд. Как всегда, оба говорили много лишних слов, но понимали друг друга без них.

Он снова готовился исчезнуть во тьме. Исчезнуть, сохранив для нее свет. Как и обещал давным-давно, Сэм спас ее. Спас столько раз, сколько смог.

И все же так тяжело было расставаться. Пятнадцать лет порознь словно исчезли в тот миг, когда Кэтрин увидела Сэма — повзрослевшего, могучего как титан, но все такого же. Вечного ребенка с глазами старика.

— Хорошо, — сказала она. — Мы уедем. Но только...

— Что? — спросил Сэм, видя, как она медлит.

— Только обещай, что добьешься того, чего хочешь, — почти прошептала Кэтрин. — Чего бы ты на самом деле ни хотел, зачем бы ни танцевал свой танец. И каким бы ты ни был: неуязвимым или слабым. Только найди выход из своего водевиля.

— Я же говорю, — Ватанабэ в который уже раз ухмыльнулся. — Женщина, прекрасная во всех отношениях.

Они не стали целоваться, как поступили бы влюбленные. Вместо этого Сэм обнял прильнувшую к нему Кэтрин и крепко держал. Долго-долго, слушая ее дыхание. А Кэтрин впитывала тепло его большого тела, в котором билось огромное глупое сердце.

— Удачи, девочка-котенок, — произнес он, наконец.

— Счастливо, самурайский ковбой, — ответила она.

И более ни слова. Он отстранился и шагнул к двери. Кэтрин молча смотрела вслед. Сэм обернулся на пороге, встретил ее взгляд и ободряюще подмигнул. Неистребимая усмешка была последним, что запомнила Кэтрин Винтерс, когда ее верный рыцарь исчез, оставив после себя лишь подступившие к глазам слезы и старую фотографию, подсунутую под край рамы зеркала: юная девочка с бесхитростной улыбкой, приветливо глядящая в объектив. И строчки из песни Queen на обратной стороне.

Выйдя в коридор, Сэм прикрыл за собой дверь и несколько секунд неподвижно простоял в полумраке. Отголоски игравшей музыки заглушали ровное глубокое дыхание. Глаза толстяка были закрыты, сердце билось спокойно, уверенно. Широкая ладонь коснулась дверной панели в последнем прощальном жесте. Затем он обернулся и зашагал к выходу.

Дверь из служебных помещений в дальний конец основного зала была не заперта. Ватанабэ осторожно вышел, никем не замеченный. На сцене что-то пел нескладный молодой парень, ему подыгрывала на редкость умелая гитара, гремела ударная секция, мастерски терзал инструмент клавишник. Серебристый свет падал с потолка, отбрасывая глубокие тени и скрывая от зрителей ненужные мелочи. По краям освещенной площадки сновали деловитые тени работников клуба. Сэм остался в дальнем углу, откуда открывался превосходный обзор.

Зал был забит под завязку и богатыми, и бедными Сидячих мест не хватало, многие даже стояли, но не приближались вплотную к сцене: таково было правило, установленное Стуковым. Сегодня в "двадцать семь" был настоящий аншлаг. Кэтрин того заслуживала. Он не боялся, что столь внезапное расставание выбьет ее из колеи. Винтерс могла отрицать это сколько угодно, но силы воли ей было не занимать. И все же чувствовалось в их разговоре что-то неправильное. Вечные недомолвки, неистребимая аморфность каждой фразы.

Он так и не сказал всей правды. Даже ей. Ведь Сэм действительно стремился к цели. Вот только теперь он знал, что танцевать будет не сам с собой.

Узкая сухая тень возникла рядом и посмотрела на Ватанабэ глазами Артура Хендрикса. Сэм пригляделся, напрягая зрение. Шеф, как всегда, был наряжен с иголочки. Сегодня он надел смокинг, в котором Сэм видел начальника всего два раза в жизни. Галстук-бабочка почему-то делал мефистофельское лицо Хендрикса несколько забавным, как будто на сурового седого англичанина надели бантик. Длинные волосы были собраны в аккуратную косичку.

— Ты убедил ее? — спросил шеф, оглянувшись на сцену.

— Убедил, — отозвался Сэм, сунувший руки в карманы и праздно разглядывавший зал.

— Полагаю, дама восприняла новости спокойно?

— Насколько возможно, — Ватанабэ хмыкнул. — Она же стоик.

— Для нее и для мальчика так будет лучше, — твердо повторил Хендрикс слова, которые сам сложил в уста Сэма этим утром. — Грядет большая чистка.

— Синод все-таки дозрел?

— Да. История с Лакруа их доконала.

— Из всего-то вы, шеф, умеете извлечь выгоду.

— Я не планировал выгоды, — Хендрикс поморщился. — Не будь он таким дуболомом и не провали собственного агента, зачищали бы нас с тобой прямо сейчас. А будь он еще большим дуболомом, город бы уже огнем полыхал.

— Насядут из-за служебного несоответствия?

— Повесят преступления с использованием служебного положения.

— Красота, — Сэм присвистнул.

— Логово теперь будет давить на присутствие Анны, — старик посмотрел вглубь зала, и проследивший за его взглядом Ватанабэ пораженно крякнул.

Анна сидела за одним из ближних столиков, одетая в элегантное черное платье. Ее рыжие волосы были завиты в старомодную прическу — явно дань вкусам Хендрикса. Очаровательное личико с красивыми зелеными глазами оценил не один мужчина из числа пришедших в клуб, как и открытые плечи, и соблазнительный изгиб фигуры, лишь подчеркнутый полутьмой. Но ни один повеса не решался подсесть к прекрасной незнакомке, ибо рядом с ней, старательно сдерживая кислую мину, восседал Мастер, пристально следивший за малейшим движением поблизости от себя и тайной пленницы.

Через столик от них сидела пара красивых молодых людей, в которых сложно было опознать Винсента с Мони. Кэтрин настояла, чтобы они пришли. Винсент, привычный к курткам и рабочим штанам, в официальном костюме выглядел старше своих лет. Мони же ничуть не уступала Анне в красоте.

"Какая злая ирония", — подумал Сэм: "Все самые красивые женщины сегодня заняты".

Впрочем, нет. Не все. По крайней мере, не те, что имели для него значение.

— Я знал, конечно, что из-за нее будут проблемы, — продолжал тем временем Хендрикс. — Но почему, стоит добавить в уравнение тебя, все взрывается как неправильная смесь в колбе?

— Природный талант, — скромно признался Ватанабэ.

— Угу, и каждый раз вылезать сухим из чана с дерьмом, видимо, тоже, — пробурчал шеф.

— Это уже ваша заслуга. Вы обо мне заботитесь, глубокоуважаемый и любимый босс.

— Польсти, польсти, — ворчливо отмахнулся Хендрикс. — Я все время о ком-то забочусь.

— Знаю. Вы ведь такой же, как я, сэр. Тоже любите прогуляться по краю того самого чана, а иногда и перепрыгнуть на другую сторону.

— Ха, — тон старика сделался вдруг грустным. — А иначе и смысла нет.

— Мы же с вами команда непобедимых засранцев, шеф.

— Непобедимость есть осознанная злость на собственную беспомощность, — со странной формальностью в голосе произнес Хендрикс. — Так мне однажды сказали.

— Хорошо сказали.

— Ага, — начальник поправил галстук-бабочку и снова оглянулся на сцену. — Надеюсь, хоть этот вечер ты не превратишь в очередной балаган? Хотя бы из благодарности за певицу?

— Отправьте ее туда, где тепло, и я буду вам поклоняться аки идолу.

— Не разводи язычества, — Хендрикс закатил глаза. — Просто насладись сегодняшним вечером. Я вот собираюсь, в кои-то веки.

Анна заметила беседовавших мужчин. Разглядев их в полутьме зала, она послала Сэму воздушный поцелуй. На ярких от помады губах появилась знакомая ему лукавая улыбка. Сэм сделал вид, что поймал поцелуй, затем, изобразив пальцами пистолет, показал выстрел. Анна с выражением невыносимого страдания на лице поднесла руку ко лбу и откинулась на стуле, будто бы пораженная в самое сердце. Мгновение спустя девушка тихо рассмеялась, вызвав недовольный взгляд Мастера, и подмигнула Сэму.

— Она наконец-то решила заговорить, — произнес Хендрикс. — Со мной. Мы не виделись столько лет. Я охотился на ее друзей, а теперь мы вместе гуляем. Поразительная штука — жизнь.

— Неудивительно, — Сэм вспомнил ночной разговор на веранде. — Все мы хоть иногда становимся нормальными. На чуть-чуть.

— Ха, — Хендрикс вздохнул. — Жаль, что это "чуть-чуть" весит чуть меньше, чем воздух.

И он отошел, покинув Сэма. Свет зале окончательно угас, но сцена осталась освещенной яркими серебряными огнями. Из-за них рубиновое платье появившейся Кэтрин сверкало подобно настоящим драгоценным камням. Она взошла на сцену и остановилась у микрофона, с улыбкой слушая овации, последовавшие за выходом главной звезды вечера. Кэтрин не собирала стадионов, но когда ее любили, то любили всерьез. Шум аплодисментов стих не сразу. Она разглядывала зал: приветливо помахала Винсенту с Мони, задержала взгляд на Анне и проигнорировала Мастера.

Сэм держался в отдалении, скрытый тенью. Не стоило сейчас показываться на глаза. Она ничем не выдавала себя посторонним, но он видел, как печальна сейчас Кэтрин Винтерс. Печальна, как бывают печальны только красавицы.

— Какой великолепный вечер, не правда ли? — сказала Кэтрин в микрофон и улыбнулась. — Почти веришь, что вы действительно пришли послушать мое пение, а не посмотреть на мои ноги в этом жутком платье, из которого вашу покорную придется вынимать с помощью консервного ножа.

Зал ответил добродушным смехом. Кэтрин оглянулась на музыкантов, подобравшихся и готовых начать по сигналу.

— Да, доля артиста не из самых легких. Но сегодня мы молоды, и давайте не будем больше вешать лапши на уши. Для начала вспомним песню, которую я заучила еще в школе и с тех пор с гордостью исполняла в ходе всей карьеры. Она называется "Наивный бунтарь".

И она запела на английском, которого вряд ли здесь кто-то не знал. Музыканты вторили Кэтрин, воздвигая стену из звуков музыки, мгновенно выросшую между ней и залом. Она была так далека от них. От него.

Вот что он всегда любил в Кэтрин. Она всегда казалась не такой, как тот мир, что он создал у себя в голове. Она легкой походкой вошла в его жизнь и навсегда изменила ее. Просто тем фактом, что жила на этом свете.

Ударник и гитарист создавали глубокому голосу певицы почти дикий, но вместе с тем неоспоримо мелодичный аккомпанемент. А где-то на краю сознания звучал клавишник.

No matter where you're going, you'll always be a stranger

Getting into trouble, getting off on danger

Riding out of town like a cool lone ranger

When there's nothing to lose, you gotta call your own plays.

Скрытый тенью, он видел ее глаза, ее лицо. Кэтрин пела, как всегда, отдаваясь искусству без остатка. Она умела любить свое дело. И "своих" людей. В этой любви была та неуловимая нормальность, которой так не хватало в его изломанном, грязном и изможденном мире. Но именно ради него, ради этого странного чувства все они еще жили. Чудовища и титаны, безумцы и шуты. Просто у всех оно проявлялось по-разному. Но каждый раз это чувство заставляло их воскресать, словно прикосновение Христа, что воскресило Лазаря. Так это ли не величайшее из чудес?

Did anybody say something incredibly stupid?

Like there isn't any paradise.

Но только ли?

Сэм смотрел на Кэтрин, но мысли его не оставлял единственный человек, которого сейчас не хватало в этом клубе.

So hold me — hold me in your arms.

Deliver me from growing old.

Hold me — hold me in your arms.

Shelter me from going cold.

I'm a shot in the dark without you,

A rebel without a clue.

Он очень долго следовал своей цели. И был непобедим, пока шел по выбранной дороге. Но врать себе бесконечно нельзя. Все это было так бесполезно, так ненужно. Бессмысленно, глупо и кроваво настолько, что даже заставляло скучать. Он превратил откручивание голов в рутину, потому что на самом деле шел к цели трусливым окружным путем. Он прятался — от Кэтрин, от себя. Но прежде всего Сэм прятался от все того же чувства, что навсегда изменило его. Упиваясь сверхчеловеческой силой, он был меньше, чем человек. Меньше, чем мужчина.

— Надо заканчивать с рефлексиями, — еле слышно пробормотал Сэм.

А Кэтрин все пела, глядя куда-то вдаль, в видимые ей одной миры, что порождает музыка всякий раз, когда врывается в какофонию цивилизации или монотонную мертвенность пустоты. У нее все будет хорошо. У нее и у таких, как она. Это уж точно. Иначе и смысла нет.

Он отвернулся от сцены и ушел, стараясь не слишком торопиться. На выходе из зала, Ватанабэ в последний раз оглянулся. Яркая красная звезда светила со сцены, прощаясь.

So hold me baby, hold me a little longer.

Need me, baby, just a little stronger tonight.

Move it darling move a little quicker.

Prove it, darling, blood is really thicker tonight.

Он прошел к выходу незаметно. С началом выступления клуб закрыли, и очередь перед дверьми распалась. Гуляки разошлись по залитой неоном улице, и даже могучий вышибала обосновался внутри. Он-то и выпустил Сэма, отперев одну из дверей.

Снаружи было на удивление тепло для осени. Возможно, воздух нагрелся от неона. Или от удовольствия всех тех, кто пришел сюда сегодня. У клуба было столь же пусто, сколь многолюдно было еще десять минут назад. Он оказался один посреди тротуара с огромной мигающей вывеской за спиной.

Нет, не один.

Мегуми стояла совсем близко, и ночные огни делали ее красоту похожей на чары, что колебались под дуновением ветерка, готовые рассеяться и оставить на месте женщины лишь дымок воспоминания. Она явно только что колебалась, готовая с минуты на минуту уйти, отказаться от неясного зова, что привел сюда. Снова затянутая в привычную джинсу, Канзаки замерла посреди улицы. На ее лице почти не было косметики, и наряд не подчеркивал прелести тела. Но Ватанабэ все равно ощутил, как вспыхивает рядом совсем другая звезда. Звезда, о которой он все это время старался не думать.

— Решила не заходить? — спросил он, подойдя.

— Нет настроения, — Мегуми смотрела в сторону.

— Ты все еще дуешься на меня.

— Я не дуюсь, — она посмотрела исподлобья. — Мне хочется надавать тебе тумаков. И себе заодно, потому что связалась с тобой.

— Думаешь, тебе тяжело? — он усмехнулся. — Мне на четвертом десятке куда хуже начинать таким заниматься.

— Каким "таким"? — переспросила Мегуми недовольно, и в ее глазах Ватанабэ увидел все тот же шторм, рожденный столкновением пламени, что горело в сердце, с холодным океаном страха и стеснения. Тот самый шторм, что так напоминал ему собственную душу. И одновременно такой непохожий. Такой добрый.

— Твоя беда, Мегу-тян, в том, что ты совсем не умеешь как следует ненавидеть.

— И не надейся, — она скрестила руки на груди и отвернулась. — Я на тебя в страшном гневе. Меня выпустили только сегодня, а о тебе ни слуху ни духу. И вдруг это приглашение. Тебе что, нравится так издеваться? Я понятия не имею, где ты, что с тобой, удалась ли твоя дурацкая задумка. В конце концов, ты... ты так ничего и не сказал о... о нас с тобой!

Последние слова она говорила уже с заметным смущением. Как обычно. Мегуми только в одном случае превращалась в смущенную девочку. Прямо как он сам.

Сэм шагнул, сближаясь, и положил руки ей на плечи.

Она переживала из-за того, что случилось. Переживала и задолго до того. Она понятия не имела, существуют ли еще чувства, в которых оба так неловко признались. Он сам виноват. Жалкий трус. Он ведь все это время делал ей больно. Но она уже простила, простила даже беспардонное возвращение. Потому что не умеет ненавидеть.

— Вот сейчас у меня как раз появилась минутка, — сказал он, посмотрев на Канзаки, вдруг сделавшуюся маленькой и податливой.

— Минутка? — спросила она, мгновенно растеряв остатки сердитости. — Для чего?

Не ответив, Сэм привлек ее к себе и поцеловал.

Мегуми задрожала, словно ей вдруг стало холодно. Он наконец-то был рядом, по-настоящему рядом. Настоящий, не такой, как тот чужой человек, которого Канзаки так испугалась три недели назад. И не паяц, что был вырезан на грубой маске, которую Сэм носил столько лет. Сейчас рядом был настоящий Сэм. Любимый.

"Плевать", — сказал внутренний голос, впервые принадлежавший ей самой: "Плевать на все, на эти глупости, на войну, на ревность, сомнения, на прошлое, настоящее и будущее. Я просто люблю его".

Сэм обнял ее за талию и почувствовал, как Мегуми обвивает руками его шею. Они замерли в поцелуе посреди пустой улицы, куда доносились раскаты музыкального грома. Спустя секунды, казавшиеся вечностью, Мегуми отстранилась и посмотрела на Сэма. И то, что он разглядел в ее глазах, стоило любого рая, измышленного человеком.

"Дурак ты, Сэмми", — сказал он себе, почти не слыша собственных мыслей: "Ты ведь и в самом деле ее любишь. Просто так. Как и надо".

Он подхватил Мегуми на руки. Она испуганно вскрикнула, но тут же крепко обняла Ватанабэ за шею.

— Никогда еще никто не носил меня на руках.

— Я же всегда тебе говорил, что я просто прелесть, — и он уверенно зашагал по улице, оставив за спиной гремящий песней Кэтрин клуб "Двадцать семь".

Они уходили в ночь, но эта ночь была полна счастья. Впервые за две их странные жизни.

Dream on darling dream a little harder tonight,

Teach me, baby, teach me how to love you,

Without me you're just another rebel without a clue.