— Будет исполнено, Ваше Высокопреосвященство, — содрогнулся Лоран.
— Следите за тем, чтобы ваша деятельность не провоцировала новых скандалов, — наставническим тоном продолжал де Борд. — Поймите, Лоран, я не жестокий человек: в своей епархии я предпочитаю действовать мягким убеждением, а не прибегать к суровым карам, дабы спасти души заблудших овец Божьих. И в этом стремлении ваш юный подопечный похож на меня. — Его губы чуть подернулись в улыбке. — И на вас. Я не желаю вам зла, я лишь хочу исполнить волю Его Святейшества и наладить деятельность вашего отделения.
Лоран сглотнул тяжелый ком, подступивший к горлу.
— В этом наши намерения совпадают, Ваше Высокопреосвященство.
— Посему я буду просить Его Святейшество не проявлять к вам излишней строгости. Я стану взывать к его милости и попрошу дозволить мне самому решать, в достаточной ли мере вы внемлите моим словам к тому моменту, как я снова прибуду в Руан.
Лоран кивнул, и де Борд продолжил:
— Я не знаю, много ли времени потребуется на рассмотрение вашей ситуации. Не знаю, много ли дел накопится в Амбрене к моменту моего возвращения туда. Поэтому не могу сказать, сколько вам отпущено на исправление своих тяжких ошибок. Но на вашем месте я взялся бы за их исправление как можно скорее. Вы меня поняли?
— Разумеется, — отозвался Лоран.
На этом разговор был окончен, и в последующие несколько дней Лоран, как мог, старался избегать общества де Борда. Он вызвал к себе Вивьена и приказал ему явиться к архиепископу для сердечной исповеди. Вивьен, к его удивлению, проявил несвойственную ему безропотность. Он был немногословен, отвечал лишь по делу и готов был исполнить любое указание. Как ни странно, это явление тяжелым камнем легло на душу Лорана. Он чувствовал, как непросто Вивьену далось приведение в исполнение приговора, и теперь, после отповеди де Борда, еще больше уверился, что принял слишком поспешное решение.
На исповеди Вивьен поведал де Борду, что действительно вступил в греховную связь с ведьмой по имени Элиза, что она одурманила его своей красотой, но теперь, после ее смерти разум его очистился. Он признал, что совершил тяжкий грех убийства, приведя приговор в исполнение, и нарушил один из главных догматов Церкви. И хотя он действовал по приказу епископа, слагать со своих плеч ответственность за содеянное Вивьен Колер не собирался. Де Борд выслушал его с интересом и сочувствием, назначил епитимью, к которой прилагался строгий пост в течение сорока дней, и отпустил ему тяжкий грех, решив, что теперь может уехать со спокойной душой.
Вивьен же понимал, что даже близко не сказал архиепископу всей правды. Ни одна его исповедь теперь не могла быть чистосердечной, и это ощущение грызло его днем и ночью, лишая аппетита, сна и ясности рассудка. Пост, назначенный де Бордом, он воспринял, как благо, и соблюдал его рьяно и добросовестно. Каждый день он молился за успокоение души Рени, внутренне надеясь, что в следующей жизни ей будет уготована лучшая судьба.
В его разуме удивительным образом уживалась любовная вера в Иисуса Христа и надежда на то, что люди и впрямь рождаются снова и снова. Он не знал, повлиял ли на него подарок Анселя, который он тайно хранил под половицей в своей комнате, или то была заслуга Элизы.
Элиза…
С момента их страшной размолвки он, как мог, гнал от себя мысли о ней. Старался не размышлять, куда она подалась и чем теперь занимается. Изо всех сил пытался не думать о том, не грозит ли ей опасность, есть ли рядом с ней хоть кто-то, кто способен уберечь ее от беды.
«Это больше не моя забота», — старался убедить он себя, но не верил собственным мыслям. Как мог, он пытался не демонстрировать своих переживаний, хотя и знал, что Ренар их прекрасно видит. Однако он был то ли слишком терпелив, то ли достаточно холоден, чтобы не задавать другу вопросов и не давать советов. За это Вивьен был искренне ему благодарен.
После отъезда де Борда жизнь в Руане грозила окраситься тоскливой, томительной напряженностью, однако, к удаче Вивьена, Кантильен Лоран этого не допустил. Стоило папскому легату покинуть город, как он подозвал своих подопечных, рассказал о свежих наводках агентов на возможное местонахождение Анселя де Кутта и приказал отыскать этого закоренелого еретика как можно быстрее. В путь необходимо было отправляться тотчас же, чему Вивьен был несказанно рад. Нет, он не надеялся, что им удастся и впрямь схватить Анселя — в глубине души он этого не хотел — но полагал, что нахождение вдали от Руана поможет ему хоть на время забыть об Элизе.
Он ошибался.
Мысли об ушедшей возлюбленной и беспокойство за нее не позволяли ему сосредоточиться на деле. Находясь на задании, он постоянно нервничал, потерял всякую охоту разговаривать даже с Ренаром, а всех свидетелей был готов допрашивать чуть ли не с пристрастием. Обсуждать свои умозаключения насчет местонахождения Анселя он не хотел и отмахивался от Ренара каждый раз, когда тот надеялся поговорить. В суждениях своих он стал резок и поспешен, во время трапез показательно соблюдал предписанный де Бордом пост, чем начинал всерьез раздражать Ренара, но тот старался сохранять терпимость. В условиях затягивающегося задания это было непросто.
Ренар и сам много думал о событиях, послуживших причиной размолвки Вивьена и Элизы. Безусловно, он понимал, что все случившееся — страшная трагедия, и ее отпечаток навечно останется в сердцах обоих, однако ему в отличие от Вивьена вовсе не казалось, что исправить ничего нельзя. Ренар был уверен, что решение Элизы на время покинуть Руан было верным. Но он не сомневался, что она вернется, как только представится возможность — по крайней мере, он сам на это очень надеялся, потому что нуждался в ее помощи…. Осталось лишь поговорить с нею еще раз и обстоятельно объяснить, почему все обернулось так, как оно обернулось. Но Вивьен, похоже, даже не рассматривал возможности наведаться к Элизе. Не задавая прямых вопросов, чтобы не раздражать и без того взвинченного друга, Ренар выяснил, что Вивьен не знает, где его сбежавшая возлюбленная решила остановиться. И, похоже, он не хотел этого выяснять. На всякий случай Ренар решил сделать это сам, а вдобавок разузнать, все ли у Элизы сейчас хорошо. Эту информацию он решил приберечь, пока Вивьен не образумился.
Однако время шло, а ситуация не менялась.
К исходу второго месяца терпение подошло к концу. Отрывистость речи, показная щепетильность в отношении поста — который все еще соблюдался, несмотря на окончание срока епитимьи, — и резкость суждений Вивьена выводили Ренара из себя, и однажды в таверне он решился начать неприятный разговор с другом:
— Послушай, Вив, — он прочистил горло. — Надо поговорить.
— О чем? — спросил Вивьен, не скрывая своего безразличия.
— Ты знаешь, о чем, — многозначительно кивнул Ренар. — Давно пора было. Я, конечно, далек от твоих сердечных терзаний, но…
Вивьен напрягся, как струна, резко выпрямил спину и холодным пронизывающим взглядом уставился на друга. Вокруг него будто выросла невидимая стена.
— Не начинай эти глупости, — строго сказал он.
— Это вовсе не глупости, Вив, — терпеливо возразил Ренар. — Не притворяйся, что не понимаешь этого.
— Не лезь в мои дела, будь так любезен.
— Прости, но эту просьбу я выполнить не могу. Ты должен с ней поговорить.
— Черт, Ренар, хватит. Это же и вправду не твое дело! — Вивьен не скрывал, что начинает закипать. — Ты довольно долго не поднимал эту тему, и я предпочел бы, чтоб так и оставалось.
— А мне плевать, что бы ты там предпочел! — воскликнул Ренар. — Так больше не может продолжаться, Вив. Ты сам не свой.
Вивьен нахмурил брови.
— Мои личные дела не мешают службе.
— Это ты так думаешь. И ты ошибаешься. — Ренар тяжело вздохнул. — Еще как мешают, потому что, если б не мешали, я не начинал бы этот разговор. Ты говоришь о задании, но сам не в состоянии на нем сосредоточиться. Ты не слушаешь толком свидетелей, делаешь какие-то пространные умозаключения, которые ни с кем не обсуждаешь, постоянно раздражаешься. Я не стал бы тебе ничего говорить, если б видел, что ты сможешь справиться с последствиями размолвки с Элизой безболезненно. Но ты не можешь.
— Не тебе об этом судить.
— А кому? — усмехнулся Ренар. — Хочешь, чтобы об этом судил Лоран?
Этот вопрос заставил Вивьена вздрогнуть.
— Угрожаешь мне? — низко произнес он.
— Пусть так, если хотя бы это окажет на тебя влияние, чертов ты упрямец! — качнул головой Ренар и наклонился к столу. — Вив, меньше всего я хотел бы доносить до тебя свои мысли подобными способами…
— Так донеси их нормально, — буркнул Вивьен. Ренар закатил глаза.
— Хорошо. Вот тебе нормально: поговори с Элизой. Хватит везде ловить ее призрак. — Сказав это, он заметил, что при упоминании одного лишь ее имени Вивьен вздрагивает. — Ты даже во сне повторяешь ее имя, — вздохнул он. — Если случалось, что ты засыпал раньше меня, я слышал, как ты зовешь ее. Как бы это ни было для меня дико, тебе без нее слишком плохо.
Вивьен резко отвел взгляд.
«Не надо», — взмолился он про себя, но не посмел сказать этого вслух.
— Вив, ну хватит, — примирительно произнес Ренар. — Мы оба понимаем, что я не из злорадства тебе все это говорю. Я хорошо тебя знаю и, поверь, я никогда раньше не видел тебя таким подавленным. Мне надоело на это смотреть.
Вивьен некоторое время молчал, затем вздохнул и устало посмотрел на друга.
— Тогда, может, лучше мне меньше попадаться тебе на глаза, чтобы не мучить твой взгляд? — невесело усмехнулся он. Ренар едва не застонал от бессилия.
— Тебе просто нужно поехать к ней и поговорить. Это — единственное, что будет действительно лучше.
Вивьен покачал головой.
— Нет, — тихо отозвался он.
— Я уверен, что ей не меньше хочется увидеться с тобой. Она уже не в ярости, как была в тот день. Она скорбит и ничего не понимает. Сейчас она будет готова тебя выслушать. Просто найди ее и…
— Она ненавидит меня за то, что я сделал, и ненависть ее справедлива, — устало проговорил Вивьен, решившись наконец продолжить разговор. — Ей плевать, почему я не сумел спасти Рени, она будет помнить лишь о том, что я не справился. С момента ссоры это — не изменилось. Какой смысл снова идти виниться перед ней?
Ренар пожал плечами.
— Для начала тебе стоит перестать так много думать только о себе, Вив.
Это замечание было встречено ошеломленным молчанием.
— Ты же только о своих чувствах и думаешь. А между тем, разве она не переживает из-за вашей размолвки? — Ренар усмехнулся. — Ей, между прочим, непросто приходится: она покинула свой дом. Опять. Она потеряла сестру, ты пригрозил ей арестом! Она вынуждена жить в страхе и скрываться после казни Рени и понятия не имеет, сможет ли когда-нибудь вернуться в Руан. Она даже не знает, уехал ли де Борд — если она вообще поняла, кто он такой и какую роль сыграл в казни ее сестры. Черт, Вив, лелея свои чувства к ней, ты хоть раз подумал о том, каково приходится ей самой?
Вивьен оторопело смотрел на друга. Впервые в жизни он слышал от него нечто подобное. Несколько мгновений он сидел молча, округлив глаза от удивления, а затем устало потер руками лицо.
— Проклятье, — полушепотом произнес он.
— Можно я это скажу? — усмехнулся Ренар. — Ты идиот, Вив.
— Здесь с тобой сложно поспорить, — покачал головой Вивьен, и Ренар вздохнул с облегчением, впервые за время задания услышав в голосе друга проблеск надежды.
— Поезжай к ней сразу по возвращении, — посоветовал он. — Встреть ее, поговори. Уверен, она только этого и ждет. Постарайся рассказать свою историю с самого начала. Перескажи подробно, как пытался вызволить Рени из тюрьмы, объясни, кто такой де Борд и какое он оказал влияние на Лорана. Элиза, надо думать, попросту не понимает этого.
— Но я ведь объяснял ей…
— Ты слишком привык общаться со мной, — хмыкнул Ренар. — А я инквизитор. Я понимаю, как в нашем отделении ведутся дела, и мне достаточно услышать сан де Борда, чтобы понять, что ты был бессилен что-либо предпринять. А для Элизы «архиепископ» — это лишь сочетание звуков. Она не понимает толком, насколько большой властью обладал де Борд над тобой и над Лораном.
— Боже, — выдохнул Вивьен.
— И ей надо все это услышать, Вив. Услышать от тебя.
Снова на некоторое время повисло молчание. Наконец, Вивьен кивнул.
— Ты прав. Черт возьми, ты прав. Но, — он поджал губы, — я должен сначала выяснить, куда именно Элиза ушла. Я ведь не узнавал этого, я… Ты прав, я вел себя, как идиот. Боже, я потерял столько времени! И сколько еще уйдет на то, чтобы выяснить…
Ренар снисходительно улыбнулся.
— Выяснять, где Элиза, не нужно. Я сделал это для тебя, потому что понимал, что рано или поздно ты за ней поедешь.
Вивьен с нескрываемой благодарностью уставился на друга.
— Кан, — кивнул Ренар. — Элиза живет на постоялом дворе в Кане. И, поверь, она тебя ждет.
* * *
Кан, Франция
Год 1361 от Рождества Христова
Дни, складывались в недели. Недели — в месяцы. В какой-то момент Элиза поняла, что каждый новый день в Кане похож на предыдущий, и она начала терять счет времени, проводимому здесь. Это напугало ее, как пугало все новое и неизвестное. Элиза сочла потерю времени настоящей проблемой и обстоятельно приступила к ее решению: она разложила на столе лист пергамента и начала проводить старательные и аккуратные вертикальные черточки, каждый раз перечеркивая их одной длинной горизонтальной чертой, когда наступал следующий понедельник. Дни недели она не записывала — новый понедельник символизировала проведенная длинная черта. Элиза решила, что никому не следует знать, что она умеет писать и читать, это могло привлечь к ней ненужное внимание. Только Паскаль Греню знал, что Элиза грамотна. И он, как обещал, хранил это в секрете.
Боясь начать вести в Кане жизнь, хотя бы отдаленно похожую на ту, что была в Руане или Кантелё, Элиза всерьез задумалась, как будет зарабатывать на пропитание в новом городе. Она не понаслышке знала, что некоторые женщины, обреченные на голод, опускались до торговли своим телом, но для Элизы одна мысль об этом была тошнотворна. В поисках заработка она поначалу рассеянно бродила по городу, размышляя, куда может податься, чтобы не вызвать подозрений.
