Волчица и пергамент. Том 5

Уинтшир сказал, что ему пришлось бы обратить свой меч против людей своей родины, но, возможно, он искренне опасался такой возможности. В конце концов, рыцари прятали всё тёмное, что касалось королевства Уинфилд, в самые глубокие уголки своих сердец. Их выгнали из домов, потому что они не были нужны для продолжения их родов, пожертвования в их адрес были приостановлены из-за изменений в политике страны. И поверх всего противостояние королевства и Церкви заставляло других усомниться в искренности их веры. Если бы они обнажили мечи против своей родины, масло ненависти наверняка заставило бы их мечи скользить лучше в бою.

Но они были рыцарями именно потому, что владели своими мечами во имя веры, они больше не были бы рыцарями, если бы использовали оружие во имя ненависти.

Ненависть, которую Коул ясно видел в мрачных огнях, загоравшихся в глазах Миюри, когда она говорила о Медведе-Лунобивце. Но она была, по сути, другим существом, ему было трудно видеть кого-то столь ему дорогого с подобным огнём во взоре. Желательно, чтобы их замысел использовать Предрассветного кардинала оказался лишь лицедейством.

— Эти люди никогда не имели для себя места, что все считали само собой разумеющимся. Или они, возможно, его, наконец, получили, но оно теперь под угрозой, — произнесла Шарон, создавшая дом для детей, которым прежде некуда было податься, она глубоко вздохнула и скрестила руки на груди. — Вот честно, я бы хотела, чтобы эти рыцари святого Крузы просто покинули Раусборн. Если в стране начнут сеять ненужные волнения, наш монастырь будет сложнее содержать, и если разразится война, несчастных детей станет ещё больше. Но... — воплощение орлицы, выглядевшая сейчас хладнокровным хищником, положила нескладную куклу обратно на полку. — Я понимаю и ход мысли людей, избавляющихся от слабых. У меня это звенит голове: мы ничего не можем сделать, пожалуйста, просто поймите.

Мир несправедлив, он не создан быть добрым к каждому. Бога, который должен был создать весы, чтобы уравнять слабых и сильных, нигде не было видно, поэтому слабые должны были создать весы сами, но сильные всё равно получат преимущество.

Вот второй принц, который дразнит Церковь в компании знатных детей, которым некуда идти и которые делали хлебные лодки и отправляли их в богадельни, а вот рыцари, которые не могли получить в наследство свои рода и тратили всё своё время и неустанное рвение на веру и обучение. Они были полными противоположностями, но их объединяло то, что их сбросили с чаши весов исключительно из-за порядка рождения.

Если бы они сошлись вместе, то это произошло бы на наихудших основаниях.

— Брат, — потянула Коула за рукав Миюри, и он смог, наконец, выдохнуть.

Из глубины приюта Шарон донёсся плач ребёнка. Шарон посмотрела в ту сторону и снова на Коула:

— Жду, не дождусь, когда ты прилюдно станешь говорить про рыцарей.

Уинтшир попросил Коула как-то похвалить его рыцарей, бывших ему врагами.

Прилюдно обсуждать пути достижения равновесия в королевстве было бы глупо, но Коул мог представить себе результат. Большинству рыцарей может не понравиться похвала, исходящая от врага, но, несомненно, это будет мирное общение. Важнее то, что, даже вызвав в их глазах неловкую досаду, обсуждение не зажжёт пламя ненависти. Рыцари останутся рыцарями. Это, безусловно, было бы предпочтительнее их перехода на сторону второго наследника.

— Что ж, прости, но там ребёнок проснулся.

— Всё в порядке... Пожалуйста, передай Кларку от нас привет.

Шарон пожала плечами и быстро зашагала прочь.

В этом приюте стоял запах детей, напоминавший пролитое молоко.

Как прожил свою жизнь Родос после того, как его выгнали из дома? — вдруг подумал Коул.

На обратном пути Миюри молчала. Её любимые рыцари могли пойти только двумя путями. Был не слишком достойный путь, и был путь мрака. Коул надеялся, что они не выберут путь, который приведёт их ко второму наследнику, именно это послужит искрой для войны. Ни один из путей не был совершенным, но он знал, какой приведёт в пропасть.

— Миюри, — позвал он.

Обычно она держалась рядом с ним, но теперь шла по дорожке из каменных плит на несколько шагов впереди. Девушка сразу остановилась и оглянулась на него.

— Уверен, мы должны принять предложение, прозвучавшее в часовне, — Коул догнал её и осторожно положил руку ей на спину, они снова пошли, уже рядом. — Уверен, это будет трудный выбор для досточтимого Уинтшира, но он сохранит свой отряд.

Он скажет доброе слово о рыцарях с согласия короля, так будет намного проще выделить рыцарям денег в знак благоволения короля. Честные люди заслуживает добрых слов, враги они или нет. Тогда рыцари сохранят лицо, получат содержание на некоторое время и при этом всё же не сдадутся королевству. Когда Папа узнает, что рыцари борются с отвратительным Предрассветным кардиналом на равных, узнает, насколько восторженно их принимает народ королевства Уинфилд, он укрепится во мнении, что рыцари будут отличным бастионом, способном дестабилизировать положение королевства.

Конечно, найдутся и те, кто увидит в столь удобном исходе умышленное введение в заблуждение, и Коул предвидел, что истина просочится в виде слухов. Но старый рыцарь примет на себя улаживание всех несоответствий. Все претензии будут к Коулу, тому, кто обеспечит наименее болезненное решение.

И таким образом отряд продолжит своё существование. Вполне практичное завершение проблемы.

— Хотя для тебя это может быть не слишком радостный выбор.

— Нет, совсем нет, — сказала она и, подняв голову, храбро улыбнулась ему, стараясь не дать ему увязнуть в переживаниях, но Коул видел её насквозь.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы изобразить врага рыцарей Святого Крузы должным образом, — сказал он, и Миюри потрясли его слова. — Ты меня немало хвалила, но я собираюсь дать людям понять, что рыцари мне не уступают.

Миюри глубоко уважала Коула, наверняка ему удалось бы приглушить её боль, показав её любимых рыцарей достойными не меньшего уважения. Потому что она считала их столь же "потрясными", сколь и его.

Коул положил ей руки на плечи, надеясь её подбодрить, но Миюри, чуть пожав плечами, отстранилась.

— Брат?

— Да?

— Я только лишь очень тебя люблю. Но я никоим образом не хвалила тебя.

— Что?

— Это блондинка и разные горожане, которых я не знаю, всегда рассыпаются в похвалах тебе.

Молча порывшись в памяти, Коул ощутил, что она могла быть права, и сразу смутился от своей самоуверенности. Как только он начинал воображать, что получил хорошую возможность добиться большого успеха, так сразу и спотыкался. Но рядом был кто-то, чтобы взять его за руку и поддержать, и это была именно Миюри.

— Но я знаю, на чём ты остановился, брат, — произнесла она с мягкой улыбкой, выглядевшей совсем иначе по сравнению с её обычной улыбкой — весёлой и временами ехидной.

Девушка потянула Коула за руку, смутив его ещё больше, и встала на цыпочки, подставив щеку для его губ.

— Это то, что я люблю в тебе больше всего.

Коулу было неловко, что ей удавалось застать его врасплох дважды, но он сказал себе, что, по крайней мере, в первый раз он сделал это сам. И вообще у него не было возражений против того, чтобы его чувства дошли до неё.

Он вздохнул, избавляясь от остатков всевозможных мыслей и тревог, и вдохнул полной грудью свежий весенний воздух.

— Теперь, когда мы приняли решение, давайте поскорее пойдём. Весть о прибытии рыцарей, должно быть, уже достигла окружения второго принца. Мы должны уладить всё до того, как они явятся с их недостойными заговорами. Мы не должны допустить, чтобы решимость досточтимого Уинтшира пропала даром.

Красные глаза Миюри расширились, из-за губы показались клыки.

— Отлично! — она обняла его плечо с такой силой, словно хотела остановить движение крови в его руке, и, когда они пошли дальше, добавила ещё кое-что. — Хе-хе. Ты будешь лицедействовать? Я немного опасаюсь, что не удержусь от смеха.

Коул нахмурился и получил в ответ озорную ухмылку. Его поразило, насколько игривой волчицей она была, но ему всё же стало легче от того, что к ней в какой-то мере вернулась её живость.

В итоге у них складывалось впечатление, что Ив действительно никого не посылала для переговоров. Когда они вернулись в поместье, Миюри откровенно поведала свою догадку этой зрелой женщине, воспринявшей её замечание с явным раздражением.

— Ты думаешь, я постоянно занимаюсь интригами?

— А разве нет?

Ив потянулась рукой за корзинкой с виноградом, и её движение показалось на удивление детским.

— Ситуация изменится не особенно кардинально, если рыцарство присоединится ко второму принцу. Вот почему я просто занимаюсь более безопасной торговлей.

— Что?

И тут разыгралась забавная сценка, когда Миюри потянулась через стол взять корзинку с виноградом из рук Ив, а та отстранила её назад. Тогда девушка с зонтиком, улыбнувшись, сходила за второй корзинкой.

— Переговорив с вами, я немедленно отправила сообщение в собор для Ягине. Я получила от него обещание, что закупка товаров, необходимых рыцарям, и операции с любыми пожертвованиями, которые они получат, когда ваше представление закончится, попадут в мои руки. Король, так или иначе, сумеет предложить деньги рыцарям, поэтому мы, скорее всего, будем полагаться на это.

Ив всегда была на шаг впереди и всегда работала быстро.

Коул восхищённо вздохнул, а Миюри, получив собственную корзинку, занялась виноградом.

— Значит, это получится определённая доля.

— Не определённая доля. А всё.

— Жадина!

Коул сухо улыбался их перепалке, они вели себя как старшая и младшая сёстры.

— А, точно, — вдруг заговорила Ив. — Позволь мне сказать это для твоего же блага.

— Что именно? — спросил Коул и заметил злой проблеск в глазах Ив.

— Ты объявишь, что признаёшь их как своих врагов. Скажешь это, когда люди будут смотреть на рыцарей.

— Всё верно...

— Не думай, что этим всё закончится.

Его голова разом опустела.

— Что?

— Что они смогут взять обе корзины с виноградом! — и Миюри снова потянулась через стол за корзинкой Ив.

Но Ив бережно отстранила её руку.

— Обе? Ты о чём? — спросил сбитый с толка Коул.

— Просто когда ты признаешь рыцарей как тех, против кого ты борешься, ты этим придашь им движение, которое даст им пойти вперёд и вступить в переговоры с плохим принцем. Ну же, подумай сам! — воскликнула Миюри.

— Выше престиж — выгодней сделка, — уточнила Ив.

В пылу стычки за корзинку винограда Миюри выпустила хвост с ушами, а когда с ней так легко справились, она с досадой легла грудью на стол. Девушка с зонтиком рассмеялась и, продолжая смеяться, стала гладить Миюри по голове.

— Ладно, если заранее составить надёжный план, сомневаюсь, что возникнут какие-либо проблемы, — Ив бросила в рот виноградину из отвоёванной корзинки. — Хорошо это или плохо, но рыцари — просто стадо. Покажи им путь к победе, и они с пути не никуда не денутся.

Она говорила о них, как о скоте, но в её словах был некоторый смысл. Значительная часть храбрости рыцарей имела своим источником их честь.

— Было бы досадно, если бы они умерли, — сказала Ив, откинувшись на спинку стула. — Я бы сказала, что мне тоже нравится воинская эпичность.

Гербом рыцарей было изображение скрещённых мечей на фоне символа Церкви.

Что бы ни говорила Ив, её сердце всё ещё принадлежало королевству Уинфилд.

— Я сделаю всё, что в моих силах, но... — Коул сделал паузу.

— Хмм? — повернулась к нему Ив.

— Но не будь слишком алчной до нечестной прибыли.

Плечи Ив, пойманной на шаге не с той ноги, затряслись от смеха.

Переписываться по важным вопросам недостаточно надёжно, и Коул связался с Хайленд посредством её охранников, размещённых в поместье. И поэтому ответ последовал быстро, наследница сообщила, что, пока рыцарей не было в соборе, они могли бы встретиться без промедления. Рыцари, вероятно, отправились в ту часть города, где собрались оружейные и ремесленные мастерские, собираясь участвовать в празднике покровителя гильдий оружейников и кузнецов.

— Ой, я хочу пойти! — сердито заныла Миюри, услышав от одного из мальчиков-слуг поместья, что там будут также показывать мечи.

Коул, конечно, не стал ей потакать. Вытащив продолжавшую ворчать девушку в город, он просто чувствовал, что вся толпа течёт в одном направлении. Может, потому, что Миюри продолжала смотреть туда, где находились жилища ремесленников.

— Все идут на праздник, — с изрядным привкусом сарказма сказала она.

Но когда они подошли к собору, Коул опешил от того, что постоянная толпа, собиравшаяся здесь, никуда не делась, хотя и была не такой плотной, как во время полуденной мессы. Он подумал, что в ближайшие часы ситуация лишь усугубится, когда люди, заканчивая работу, будут присоединяться к вечерней мессе.

Он спросил об этом Хайленд, когда они встретились, и та лишь пожала плечами.

— Всё больше и больше людей собиралось ещё до рыцарей. Похоже, люди из соседних городов всеми силами стараются пожаловать в гости. Думаю, дело не в рыцарях, скорее, в том, что почти все часовни и церкви по всему королевству по-прежнему закрыты.

Если подсчитать, сколько дней прошло после недавних волнений в Раусборне, сейчас подошло время, когда страждущие верующие из близлежащих поселений, узнав об открытии собора, собрались и начали прибывать сюда.

— Хотя было бы лучше, если бы открыли свои двери и церкви в других городах.

— Папа, конечно, опасается возможности этого, но что ты скажешь о ситуации на самом деле? — спросил Коул.

Король со своими советниками решил, что время на стороне королевства.

— Возможно, что... Может, не хватает последней соломинки верблюду на спину, но пока ничего нового. До сих пор церкви открывались лишь в тех городах, в которых побывал ты. Понимаешь, почему сейчас тебе уделяют так много внимания? — немного поддразнила наследница. — Если всё зайдёт слишком далеко, то и этого хватит, чтобы Церковь стала укреплять свои позиции. Для нас было бы хорошо найти способ возобновить религиозные службы здесь, в королевстве, не слишком раздражая Церковь.

Три года — слишком много. Люди сами крестили младенцев, старейшины на местах путались, читая венчальные клятвы, родственники хоронили умерших и произносили слова молитвы, превозмогая слёзы и плохую память. А в это время двери церквей были закрыты, доходы их обитателям были отсечены, духовенство жило прежними запасами или покидало остров в поисках нового места, где можно было рассчитывать на бенефиции. Испытание терпением сродни осаде — ни одна из сторон не получала от этого никакого удовольствия.

— И я считаю, что истиной для многих этих церквей стало то, что внутри слишком пахнет гнилью, чтобы просто открыть двери. Это действительно прискорбно.

Даже аббатство Брондел, где Коул и Миюри побывали не так давно, было далеким от благой и честной жизни. Коул полагал, что монахи не доверяли ему и Миюри в большей степени, чем Хаскинс. И их ворота наверняка держались закрытыми не только из-за приказа Папы, но и из боязни разоблачения чего-либо из того, что эти двери таили. Когда-то им действительно пришлось продать что-то из накопленных богатств, потому что их недобросовестные деловые операции однажды привлекли внимание других лиц.