Годится.
Я отложил маленький кристалл на левый угол ткани и взялся за новый. Не знаю сколько прошло времени, но по моим внутренним часам никак не меньше часов двух, а то и больше. С сомнением отложил последний кристалл кварца, я задумался. Через его центр проходила огромная трещина, которая мне не нравилась. Она была не слишком критична, но вечно переплетать вокруг неё дублирующие контуры, которые в конце концов спутаются настолько, что распутать их будет невозможно. Поэтому подойдя к прилавку, положил на столешницу отложенный кристалл. Продавец без слов положил другой немного побольше того, который отбраковал я. Перепроверив его элементарную структура, я преступил к двум сиротливо лежащим топазам, которые оказались почти что идеальными образцами для моей задумки. Один к тому же вместо привычного прозрачного цвета немного отливал желтизной.
— Сколько? — мне было тяжело держать путавшиеся мысли в узде, но я стоически смотрел на продавца, стоически переживая боль, которая тупым клином впилась в затылок. Сколько помню всегда такое было, когда мне доводилось проверять больше одного кристалла за раз. Сегодня получилось оценить двенадцать. Поэтому весь окружающий мир плавал в хаотично всплывающих картинках и вещах. То лицо хозяина соединится с входной дверью, то она окажется на потолке.
— Сорок за всё будет довольно, — мои ноги почти двинулись по направлению к выходу после названной суммы, но что-то внутри смогло победить жадность и ноги остались стоять на месте, а я усиленно думал о ценах на драгоценный камни.
Получалось, что меня даже обдурить не пытаются. Дожили. Если грубо, то каждый не обработанный кристалл кварца примерно от половины золотого и выше. Всё зависит от чистоты и размера. Приплюсовываем к этому то, что после обработки цена каждого кварца взлетает до трёх, то всё в пределах нормы.
— Двадцать пять, — попытался поторговаться я, но наткнулся на хмурый взгляд продавца.
— Только из большого уважения к хозяину этой лавки, я только что не выкинул вас за дверь, — в глазах моего собеседника заплясали смешинки. — Тридцать девять последняя цена. Не устраивает можете искать другое место.
— Идёт, — кисло протянул я. — Нужны золотые и серебряные пластины. По пять штук каждой.
Сначала я хотел взять обычно заготовки под амулеты, но передумал. Если бы я так поступил, то денег бы хватило впритык.
— Золотые по четыре, серебряные по полтора, — на прилавок легли небольшие, едва ли с ладонь, пластинки из драгоценного металла. Каждая весила по двадцать грамм.
— Сколько? — окончательно смирившись с потерей большой суммы денег вздохнул я. Дорого быть артефактором.
— Шестьдесят пять за все. — Мысленно плюнув на грабительские цены, я бросил на прилавок вексель и пятнадцать монет, вытащенных из полегчавшего кошеля.
Не заметно на прилавок опустился маленький бархатный мешочек, в который были сложены драгоценные камни и рядом с ним опустился маленький отрез ткани, срывший десть пластинок. Подивившись скорости продавца, я закинул купленные вещи в свою заплечную сумку и отправился на выход.
— Приятно было иметь с вами дело, льер маг, — с каким-то довольством произнёс продавец. Воображение тут же нарисовало противную улыбку на его чуть бледном лице.
— Мне тоже, — в тон ему сказал я и вышел из лавки, направляясь назад к своему новому дому.
«Когда последний золотой останется в руках,
Ты брось его себе под ноги, ведь ты и так бедняк…»
Последние слова Пореда ли Дора, бывшего главы Торговой Гильдии, перед казнью.
Дверной замок легонько щёлкнул, впуская меня в старый дом, расположившийся почти на окраине города, на Шумной Улице, упирающейся своей плоской головой прямиком в Портовый Район. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Старый порт столицы и его окраины больше напоминал какие-то трущобы с бесконечными вереницами темных переулков, маленьких закоулков и бесчисленного множеством тупиков, от которых по спине пробегал легкий холодок. Дополнялась картина такими же мрачными как сами эти улицы обитателями, вышедшими, казалось, из другого мира. Бедность и разруха — вот те соседи, с которыми столкнулись все те, кто здесь оказался.
Именно здесь находилось почти самое дешёвое жильё нашей столицы. У большинства обеспеченных граждан эти слова бы вызвали ироническую улыбку. Местные домишки, изнывающие от сырости, гнили и пыли как от какой-то неизлечимой болезни, могли назвать жильем только те, кто там имел удовольствие здесь жить.
Бесконечные ряды дрянных трактиров, складов, ночлежек и только боги знали чего ещё заполняли улицы Нижнего города, оставляя немного места под Чумной рынок и Квартал Бедноты. В этих двух местах стража продолжала поддерживать хоть какую-то видимость порядка и безопасности, а весь остальной район был предоставлен практически сам себе, плодя воров, убийц и попрошаек, и принимая в свои объятия всех нищих, которым не хватило места под стенами Среднего города. Все они тянулись к морю, как бедняк к неожиданному брошенному под ноги золотому.
Шумная Улица втиснулась на границу между Средним и Нижним Городом. Она перпендикулярно врезалась в Крабий Квартал — начало Нижнего Города. Он уходил ещё ниже, пока не упирался в Чёрную Гавань. Когда-то она была единственным местом, куда заходил каждый корабль, приплывающий в столицу, но со временем основные пристани перенесли в Изумрудную Гавань, что находилась немного южнее, за Клином — узкой полоской суши, что разрезала море на две равные половинки. После чего процветающий некогда Портовый Район стал потихоньку обрастать бедняками, нищими, контрабандистами, ворами и всеми теми, кому было хорошо в веренице нескончаемых складов, домом и причалов, которые хаотично вырастали над темно-зелёной водой. Ночью здесь текло дешёвое пойло, становившееся прекрасным дополнением к ножам и стилетам, дубинам и кинжалам, которыми очень любили орудовать все те, кто был постоянным завсегдатаем трактиров и всякого рода заведений, где могли налить кружку другую.
Больше о месте, которое располагалось почти в двух шагах от этого дома, я не мог вспомнить ничего интересного. Кроме совершенно глупых сказок и досужих россказней. Самому мне бывать в Нижнем городе до этого самого момента не доводилось. Всё мои знания об этом месте были основаны либо на рассказах знакомых, либо на слухах, подслушанных в трактирах. Но если вспомнить в каком состоянии тех людей, которых мне доводилось слушать, сразу же задумывался, как они ещё могут языком работать. В их защиту могу сказать только то, что в том состоянии, в котором я находился в таких заведения, лучше просто спать, уткнувшись головой в столешницу, а не, раскинув уши, слушать старых сказочников. Если им ещё и подливать, то они заливаются соловьем получше какого-нибудь менестреля. Сам ни один раз был свидетелем, как после кружки у них развязывался язык настолько, что они начинали припоминать огромных морских чудовищ величиной с Небесный Замок, драконов, летающих в столичном небе, как мухи над навозом, и женщин, которые своей красотой сводили с ума бедных моряков и утаскивали их в море.
Поморщившись при виде облупившийся некогда голубой краски, которая давно-давно покрывало крыльцо, я оглядел весь фасад и вздохнул. Мне казалось, что дому, доставшемуся мне в наследство от дяди, было лет сто, если не больше. Кончено, если покрасить, подлатать и поменять несколько досок, то дом станет как новый. Эту толстые древесину даже сырость, что шла от моря, не смогла взять, и они все ещё продолжали служить верой и правдой уже ни один десяток лет. Теперь-то все это моё, как нового хозяина этой одноэтажной развалины.
Хорошее наследство. Ничего не скажешь. Кроме как отвесить нескольких низких поклонов в адрес дядюшки Марка — мне больше нечем выразить свою благодарность. Я бы так и поступил, но жаль, что мертвецам не нужны расшаркивания. Им уже ничего не нужно.
Уж лучше бы оставил мне в наследство дом на Золотом бульваре. Вон там был трёхэтажный особняк, сделанный из солнечного камня с лепниной, изображающей маленьких горгулий. Небольшой садик с множеством яблонь и груш, беседка, которая скрывалась в тени деревьев. Мечты-мечты. Жаль, что этот дом продали практически сразу после смерти дяди.
В вручённом мне Архимагом пакете было всего два предмета: маленькая записка, документы на дом и ключ, который сейчас торчал из замочной скважины. В пакете больше не оказалось ничего, поэтому сначала заглянув в свой домой. Матери, слава всем богам, не было. Мне не хотелось попадаться ей на глаза также как и кому бы то ни было, поэтому я пробрался в дом, как какой-нибудь вор, через зимней сад и тем же путем и вышел, оставшись незамеченным никем из прислуги.
Я соты раз попытался убедить себя, что так будет лучше. Если бы не родной дед, то сам бы сбежал из этого дома рано или поздно.
Кое-как уместив все свои вещи в один большой мешок, я отправился к моему неожиданно доставшемуся наследству, которое очень неплохо вписалось между его двумя копиями — такими же неказистыми домишками, который выстроились в ряд будто бы братья-близнецы. На другой стороне улице располагался трактир, сейчас только начавший работать в полную силу — уже практически вечер, поэтому сюда потянулись все те, кто хотел бы пропустить стакан другой.
Я бы не обратил на это двухэтажное чудо внимания, если бы не нищий с улыбкой пялящийся прямо на меня провалами своих глазниц. Он сидел на чём-то темном немного поодаль от входной двери этого заведения, называвшегося «Последний приют». Прочитав название, которое было криво выведено на табличке, косо висящей на одной цепочки вместо двух, я и приметил этого оборванца, неплохо устроившегося в тени здания. Если бы не лучи заходящего солнца, то можно было бы принять его за часть фасада, настолько удачно он уселся.
Больше ничего подозрительного или интересного вокруг не наблюдалось и мне пришлось вернуться к попыткам провернуть ключ в замке. Когда мне наконец удалось это сделать, я, приоткрыв немного дверь, аккуратно просунул руку в появившуюся щель, стараясь нащупать кусок верёвки, о котором было сказано в записке. Это неожиданно легко получилось. Дальнейшие действий в записке не были прописаны. Текст в ней вообще была хорошим примером скупого изложения мыслей. Прочитай её, а после можешь начинать решать ребус про какой-то арбалет и шнур за дверью. Не зная, что делать я дёрнул за шнур. Раздался щелчок и дверь содрогнулась от удара.
Немного опасаясь повторения, я открыл дверь на достаточный уровень, чтобы смогла пролезть моя голова. Внимание приковал большой арбалетный болт, воткнувшийся точнёхонько в дверь чуть ниже пояса. Мне сразу стало немного не по себе, особенно когда представил, как я самонадеянно открываю дверь и болт летит прямо ниже поясного ремня, калеча бедного меня. Если бы не записка, то я бы так и поступил даже не подозревая о такой ловушки. Знаю я себя. Сначала бы сделал, а потом бы проклинал всех и вся.
Оглянувшись на крыльцо, я с удивлением обнаружил большое темное пятно на том месте, где только что стоял. Кровь? Возможно. Наверняка кровь. Ничем иным это пятно не могла быть. Но с уверенностью я бы не сказал, слишком не понятно оно выглядело. Скорее всего какому-то бедняги не повезло.
— «Может кто-то просто разлил гранатовый сок?», — оптимистично предложил мой внутренний голос, силясь найти другую версию событий.
— Ага, а перед этим мороженным подавился, — с сомнением пробормотал я, рассматривая здоровенный болт ушедший в толстую дверь на половину своей длины.
Покачав головой, я осмотрел внутреннюю обстановку, которая напоминала больше всего зал. Или прихожую? Её как таковой не было. Сразу за дверью начиналась большая комната. Решив, что не стоит искать в этом что-нибудь сложно, я про себя подумал, что буду считать это залом. Слева, рядом с большим камином, расположился здоровенный облезлый диван и маленькое кресло, стоящие рядом с окном, сквозь которое пробивались лучики заходящего солнца. С правой стороны много места занимал большой стол и, как ни странно, всего один стул. Если уж диван полностью вписывался в общей вид полной нищеты, то стол выбивался из него, как благородная девица, зашедшая в портовый кабак. Вот также и стол казался чем-то неестественным и мой взгляд постоянно возвращался к нему, стараясь понять, как он сюда попал. Огромная черная столешница расположилась на четырёх изящных ножка, покрытых легким узором, составляющим геометрический орнамент из множества треугольников и ромбов. Стул, который стоял рядом со столом никак не вписывался в изящность и красоту стола и представлял собой жалкую конструкцию из древесины, разваливающуюся на глазах.
Бросив на жалобно заскрипевший диван все свои пожитки, которые выбили огромное облако пыли, заставившее меня чихнуть и открыть все три окна, размещённых по периметру комнаты. Они с жалобным скрипом открылись, впустив немного свежего морского воздуха в затхлость этого помещения.
Сделав парочку аккуратных шагов по направлению к стоящему рядом с внутренней дверью станку с арбалетом, который был до безобразия прост. Я почти обнюхал станок, но никаких особых хитростей не обнаружил. На маленьком столе, который прибили к деревянной стене, так и к полу, располагался обычный арбалет, привинченный каким-то умельцем в специальные пазы. От этого сдвинуться он мог только вместе со столом. Шнур, приводивший в движение спусковой механизм, тянулся до двери и как только дверь открывалась он тянул за собой спусковой крючок и болт срывался с места. Примитивная ловушка. Если бы кто-нибудь об ней знал, то спокойно бы её обошёл. От кого она должна была уберечь? Любой более-менее компетентный вор её обойдёт и даже не заметит. Всего-то надо открыть окно и влезть в дом. Кто в здравом уме будет ломиться через такую толстенную дверь?
Потрогав изящное ложе, намертво застрявшее в пазах, я открыл соседнюю. Здесь оказалась спальня, в которой находилась большая двуспальная кровать, здоровенный шкаф и комод, стоящий у изножья. Кровать хоть по началу и казалась родственницей дивана, но со второго взгляда оказалась вполне новой, как и матрас на ней. В комнате также стояло большое зеркало с мутным стеклом, отражавшие лучи заходящего солнца. Так как больше в комнате ничего не было кроме въевшейся в весь дом пыли, я пошёл на кухню, огороженную от зала небольшой стеной.
Сколько бы я ни капался во множестве ящиков и не передвигал бесчисленное количество разнообразной посуды и котелков, но ничего съестного мне найти не удалось, кроме маленького шкафчика под вино, в котором из двенадцати мест под бутылки заполнено было всего четыре. Я немного обрадовался, когда смог заметить кладовую, но там мне удалось только спугнуть тощую крысу, которая укоризненно пища скрылась в стене.
— Самому бы чего перекусить, — пробормотал я ей вслед.
Живот заурчал настойчивее, напоминая, что пора бы уже набить его чем-нибудь съестным. Поразмыслив куда бы можно спрятать свои вещи, чтобы их не умыкнули, я пришёл к выводу, что полностью надежного места в доме нет. Поэтому будучи немного раздражённым я закинул все свои вещи вместе с векселями из банка в один из многочисленных кухонных шкафов, присовокупив к ним кошель который получил от господина Гвири. Оставил себе только тощий кошель с нескольким серебряными и медными монетами.
