Ливонская война в мире князя Барбашина

Впрочем, столько времени на раздумья ратманам не понадобилось. Уже через пару часов бургомистр вручил великому государю всея Руси ритуальные ключи от города, и Рига официально признала власть русского царя.

Падение Риги открывало русским путь в Курляндию, которую в тот момент времени просто некому было защищать, но вместо того, чтобы обрушить удар на Курземе русские ограничились лишь занятием полоски земли (шириной от 15 до 30 вёрст) вдоль Западной Двины до реки Миссе. И подобная "скромность" в задвинских приобретениях очень скоро получила своё объяснение. 20 сентября в русскую ставку прибыл посол от литовского великого гетмана Радзивилла "Геркулеса", который поздравил царя с победой, но тут же поставил вопрос о разделе добычи. Ответ русских был жёстким: всё, что было захвачено русской армией обсуждению не подлежит, но при этом намекнули, что на территорию Курляндии у Москвы нет никаких претензий. Кроме этого русские оставляли за собой право занять Селонию (восточную Семигалию), но всё что западнее её и южнее реки Миссе литвины, если пожелают, могут забрать себе. Это выглядело откровенной подачкой, но Великое княжество Литовское на тот момент было не в том положении, чтобы уверенно требовать большего. Да и Курляндия это было лучше, чем ничего, так что, заключив с русскими предварительную договорённость, представитель Радзивилла отбыл в Вильно.

Куда больше русских волновал Лемзальский край всё ещё находящийся под управлением сельбургского фогта Рутгера фон Швансбелла. Однако последнему было уже не до продолжения войны — его армия бунтовала и разбегалась во все стороны, в результате чего к концу сентября в его распоряжении оставалось всего 100 всадников и 300 пехотинцев. Поэтому, когда под Лемзалем появился русский отряд, к командиру оного явился лично фогт с предложением сдать занимаемую им территорию в обмен на свободный пропуск в Курляндию. Русские не стали возражать, и таким образом последняя часть Видземе оказалась под их владычеством.

На этом летне-осенняя кампания 1527 года завершилась, однако это не означало окончания войны. Незахваченной ещё оставалась Эстляндия, и уже в сентябре 1527 года "приговорил государь с бояры послати воевод под Колывань". Наступал последний акт Ливонской войны, должный окончательно покончить с этим уже изрядно затянувшимся конфликтом.

В ноябре 1527 года, когда одна русская армия, вернувшись из южной Ливонии, расходилась по зимним квартирам, одновременно с этим процессом шла мобилизация в новую армию тех, кто не принял участия в прошедшей кампании. В отличие от летне-осенней, собираемое для зимней кампании войско, во главе которого был поставлен отличившийся во время прошедшего похода князь Василий Шуйский, было меньшим по численности, и насчитывало 11,5 тысяч детей боярских с послужильцами и 7,9 тысяч стрельцов, пищальников и казаков. Выступив в начале зимы, оно 23 декабря 1527 года подошло к Вейсенштейну. Расположенный на пересечении дорог этот замок был последней крупной крепостью на пути к Ревелю, и расположив вокруг замка артиллерию, русские начали его бомбардировку. После шестидневной осады и мощного артобстрела, осаждавшим удалось обрушить северную часть стены замка, где образовалась огромная брешь, и 29 января русские пошли на штурм. Ливонцы упорно защищались, но малочисленный гарнизон в 150 человек не смог сдержать яростный натиск осаждавших, и к полудню замок был захвачен.

Отдохнув пару дней, 1 января 1528 года русские продолжили своё наступление и 5 января вышли к Ревелю и стали окапываться. Город также готовился к обороне. Все прошедшие с начала войны годы ревельцы энергично укрепляли свой город, и тот был хорошо подготовлен к осаде, запас провизии был рассчитан на год. Укрепления города были усилены линией земляных валов, местами даже двойной, а также ронделями, защищавших городские стены от русских ядер. Кроме того Ревель располагал сильной артиллерией, а командовавший гарнизоном города (2100 человек) орденский фогт Дитрих Бок был настроен сопротивляться самым решительным образом. 8-9 января против городских стен начали сооружать осадные укрепления и устанавливать орудия. 10 января русскими войсками была предпринята первая попытка штурма. Стрельцам удалось захватить часть стены, но они были выбиты оттуда, потеряв около тридцати человек. В этот же день производился первый крупномасштабный артиллерийский обстрел города, который длился до вечера. После этого обстрела осаждённые начали переговоры, чтобы затянуть время и, избавив город от бомбардировки, дождаться помощи от коадъютора. Переговоры велись в течение 10-11 января. Так как Бок не оговорил условия, чтобы на время переговоров были приостановлены осадные работы, русские войска воспользовались этим и в ночь с 11 на 12 января установили осадные орудия у самых стен города. Вечером 13 января к Ревелю подошла русская тяжёлая артиллерия, и Шуйский на переговорах потребовал безоговорочной капитуляции. На что фогт ответил категорическим отказом, и 14 января переговоры были окончательно сорваны. Русская артиллерия вновь открыло огонь. Крепкие стены города, толщиной до 4,5 метров, выдерживали удар каменных ядер, но обстрел снарядами отлитыми из чугуна оказался для них гораздо более разрушительным. Тем не менее, для их успешного пробития требовались более мощные "стеноломные" пищали, но из-за осенних дождей они застряли под Ригой, и только после того, как в декабре месяце зимние холода как следует проморозили землю, их медленно потащили на север.

Гораздо результативнее был обстрел города зажигательными бомбами, вызвавшими кое-где пожары. Но ревельцы подготовились и к этому. С чердаков по приказу магистрата были убраны все горючие материалы, с улиц убрали всю брусчатку, дабы избежать рикошетов ядер. В городе был создан особый отряд стражи, в задачу которого входило наблюдение за прилетающими из русского лагеря бомбами и калеными ядрами, и быстрое устранение возгораний.

Впрочем, русские не ограничивались лишь одной осадой Ревеля. Они ставили перед собой куда более масштабную задачу — захват и приведение под царскую руку всей Эстляндии, поэтому Шуйский разделил свою армию. Оставив часть её продолжать осаду города, другую её половину он послал на запад, поставив перед ней цель дойти вплоть до самого Вика. И с этой задачей она справилась вполне успешно. 12 января, после двухдневной осады, сдался Падис, а 17 января русская армия осадила Гапсаль — столицу Эзель-Викского епископства. Окружив город, русские начали его обстрел. Традиционно русские пушкари использовали мортирные "огненные ядра", которые произвели множество пожаров в городе. Несмотря на то, что пять приступов были отражены, но положение защитников было безнадёжным. Город сдался 29 января. А спустя два дня без боя капитулировали последние очаги сопротивления в западной Эстляндии — Лоде и Леаль.

27 января к Ревелю наконец-то доставили долгожданные шесть "стеноломных" пищалей, которые после установки, 30 января начали бить по городским стенам. Уже через пару суток в тех ревельских укреплениях (башни Монахинь, Девичья, Кик-ин-де-Кёк и Толстая Маргарита с примыкающими к ней Большими Морскими воротами), которые подверглись наиболее плотному огню осаждавших, проявились большие проломы, которые русская артиллерия начала энергично расширять, и через несколько дней в них зияли огромные бреши. К утру 6 февраля все приготовления к штурму были закончены, а в 2 часа дня начался штурм. Русские двигались тремя штурмовыми колоннами, одна из которых атаковала Толстую Маргариту, вторая — башню Монахинь, а третья — Кик-ин-де-Кёк. К трём часам главный вал был уже во власти русских. Отброшенный с валов, ливонский гарнизон укрылся в стенах города, но через взломаные Большие Морские ворота штурмующие ворвались внутрь крепости.

Осаждённые пытались укрыться в Домберге (возвышенная часть города), но вломившиеся через Кик-ин-де-Кёк русские отрезали тем отступление, взяв в плен более полутора тысяч человек. К вечеру весь Нижний город был в русских руках. Потеряв убитыми и пленными почти две тысячи человек, ливонцы засели в Верхнем городе (Домберге), где под непристанным артиллерийским огнём продержались ещё целую неделю. Но 13 февраля 1528 года они, вступив в переговоры с командованием русской армии, согласились сдаться в обмен на гарантии неприкосновенности и разрешение беспрепятственно покинуть город всем тем, кто этого захочет.

В это же самое время решалась судьба Курляндии. После того, как зимой 1527-1528 годов турки подтвердили полякам долгожданное продление перемирия, у Сигизмунда оказались развязаны руки, и он уже вплотную занялся ливонским вопросом. По сути, у него было два варианта. Первый — ввести войска и аннексировать этот южный осколок орденского государства. За подобное развитие событий выступали литовские магнаты, которые были совсем не прочь расширить "морские ворота" Литвы за счёт Виндавы. Но подобный шаг грозил конфликтом со Священной Римской империей, отношения с которой и так были натянутыми. И в этой ситуации Сигизмунд предпочёл второй, более мягкий вариант: Плеттенбергу было предложено преобразовать оставшуюся по его контролем территорию в светское герцоство, и принести ленную присягу литовскому великому князю. А после кончины Плеттенберга, в связи отсутствием у него детей-наследников, Курляндское герцогство должно будет отойти литовскому господарю. И после долгих колебаний (при этом одним из главных спорных вопросов заключался в том, кому присягать ландмейстеру: Сигизмунду как польскому королю, или как литовскому великому князю — ливонцы настаивали на первом варианте, а литвины на втором) ландмейстер согласился, и 5 марта 1527 года он, по примеру своего прусского коллеги, преклонил колено перед Сигизмундом Ягеллоном. В присутствии остальных рыцарей Ордена он передал тому, как великому князю Литовскому, ключи от орденских замков и печать Ордена; рыцари сняли кресты и орденские мантии в знак сложения с себя духовного звания. После присяги Плеттенберг получил назад ключи от замков уже в качестве его вассала.

Таким образом, к весне 1528 года ливонская проблема казалось решённой, а просуществовавшее несколько столетий Ливонское государство окончательно исчезло с карты мира. Однако на Балтике война всё ещё продолжалась. Не смотря на понесённые поражения и выбывание Ливонии, Любек всё ещё был готов продолжать войну. Его торговый флот насчитывал около 250 судов, что позволяло восстановить предыдущие потери. И в январе 1528 года городской рат принял решение о повышении налогов с целью постройки и найма новых кораблей для флота и вербовки 1200 наёмников, с целью атаковать Борнхольм, выбить с него русских, после чего предполагалось направиться к Ливонии, где и высадить десант.

Впрочем, это решение не далось любекскому рату легко. Город испытывал большие финансовые трудности, связанные с огромными военными расходами. Ещё предыдущие войны вогнали магистрат в немалые долги, выплата которых ложилась тяжёлой нагрузкой на бюджет, и продолжавшиеся непомерные расходы на войну только ухудшали ситуацию. И хотя община согласилась на повышение налогообложения, но выставила условие, что для контроля над финансами будет избран особый комитет из 36 бюргеров. Таким образом, городской рат всё поставил на успех запланированной кампании, провал которой мог болезненно ударить по авторитету магистрата и усилить оппозицию.

Понимали это в Москве. Сохранившиеся документы свидетельствуют, что в России были хорошо информированы о сложном внутреннем положении в Любеке, что порождало надежды на возможность решить дело одним ударом. Долгая и изнуряющая каперская война была невыгодна русским, ибо давала преимущество противнику, который как располагал намного большим по численности торговым флотом, так и мог, при затягивании конфликта, всё же заручиться поддержкой остальных ганзейских городов, пока ещё занимавших позицию сторонних наблюдателей. В такой ситуации и зародилась идея непосредственного удара по самому Любеку, с целью уничтожения всех находящихся там судов. Задуманная операция была довольно рискованной — укрепления города насчитывали 447 пушек, и ещё 617 хранились в городских цейхаузах. Слабой стороной расположенного на речном острове Любека являлось отстутствие надёжной системы фортификаций. Город был окружён традиционной стеной, которая, однако, уже не могла успешно противостоять артиллерийскому огню. К этому можно было добавить ещё земляной ров, возведённый в середине XIV века, но из-за большой протяжённости вооружённых сил Любека не хватало для его полноценной обороны. Устье реки Травы было защищено довольно сильной крепостью Травемюнде, но её укрепления, как собственно и любекские, давно устарели, и не могли служить достаточно хорошей защитой против пушек.

21 апреля 1528 года из уже обрётшего русское название города-порта Пернова (бывшего Пернау) вышла эскадра в 26 кораблей (3 каракки, 7 бригов и 2 шхуны, а остальные — грузовые суда, перевозящие припасы и 1,5-тысячный десант). Атака русских оказалась для любекцев настолько неожиданной, что когда утром 1 мая русский флот показался на горизонте, то караульные Травемюнде сначала приняли его за караван мирных торговцев, и подняли тревогу только когда корабли приблизились уже вплотную к крепости. Не теряя времени каракки "Иисус Навин" и "Пётр и Павел" и ещё два брига открыли огонь из всех орудий по укреплениям Травемюнде, а флотилия, состоящая из третьей каракки — "Госпожи Удачи" и пяти бригов, под прикрытием этого огня, вошла в Траву, где русские насчитали более шестидесяти торговых судов различных типов. Ответная стрельба со стен крепости была неэффективной, не причинив русским большого вреда. Тем более, что очень скоро обороняющиеся получили удар, откуда не ждали — над Травемюнде вознёсся огненный столп от взорвавшегося порохового погреба. Историки до сих пор гадают, были ли это несчастный случай или проведённая диверсия, но для неготового к подобному повороту событий гарнизона Травемюнде произошедшее стало фатальным событием. Немногочисленные защитники крепости не смогли отразить атаку высаженного десанта, который прошёл сквозь образовавшийся широкий пролом в стене внутрь укрепления, и спустя полтора часа полностью захватил крепость.

В свою очередь, вошедшие в Траву русские корабли, стали спускать шлюпки с абордажными командами, устремлявшиеся к беззащитным "купцам". В самом Любеке усиленно били тревогу и раздавали оружие горожанам, но эта меру оказалась бесполезной — нападать непосредственно на город русские не собирались. Их целью были стоящие у причалов торговые суда. На те из них, которые были полностью оснащены и готовы к выходу в море, высаживались захватывающие их призовые команды. Другие, которые нельзя было прихватить с собой, после разгрузки безжалостно поджигались. От отчаяния любекцы пыталсь применить против русских брандеры, но неудачно, лишь увеличив этим пожар в порту. И именно полыхавший вокруг огонь вынудил русских наконец-то отступить. Всего в этот день русскими было сожжено или пущено на дно 24 судна, и ещё 8 "призов" было уведено ими с собой.

Однако командующий русским флотом кнзяь Андрей Барбашин-Шуйский не собирался ограничиваться только этим. Заняв своими людьми Травемюнде и расположив корабли напротив устья Травы так, чтобы блокировать морскую связь Любека, он стал перехватывать идущие в город суда. Принадлежавшие любекским арматорам, объявлялись военными трофеями. А те из них, которые шли под флагами других стран, должны были платить особую "пропускную" пошлину.