— Ты с ума сошёл, Лис! Я ведь смердов гражданами не сделал. И сам я теперь знать. Уходи, и я обо всем забуду, если вы не будете подрывать единство нашего народа.
— Ты не знать в смысле спесивых имперских Высокородных. Ты честно получил отличия за свои подвиги. Их присудил тебе народ. А делать гражданами тех, кто ещё не созрел, было бы глупо. Ты их готовишь к этому, я тоже вижу. Да и наш предводитель Атар ведь не жирная знать, хоть из крайне Высокородных. Никакого ритуала и спеси, живёт в маленьком домике, всё время советуется с народом и доверяет ему решить важнейшие дела. Без вождя ведь пропадёшь, и лучше, если соседи будут его уважать. Здешние привыкли уважать людей прежде всего за знатность и происхождение, а затем уже за заслуги. Так что Атар тоже воин нашего народа: отстаивает народ в переговорах с соседями.
— Да, если бы Жёлтого Ворона сделали предводителем, договориться ни с кем из соседей он не смог бы! — неожиданно для себя расхохотался Урс. — Так что получается: самое главное, не чтобы все были крестьянами, а чтобы все занимались своим делом?
— А разве не так? Ведь и тебе с самого начала было ясно, что ремесленники и монахи должны быть даже в идеальном государстве Жёлтых. А нам пока ещё до совершенства далеко, нужно нести идеалы в себе.
— Да какой я Жёлтый? Я муж царевны и любовник Высокородной гетеры. И убивать Киссу мне совсем не хочется! Обнимать — другое дело.
— Здесь и гетеры занимаются делом, а не развлечением знати. Правильно Атар говорил, что они наше второе войско. Даже преступники здесь стали охранять наш народ, вместо того, чтобы грабить и убивать наших людей.
— Я с тобой совсем заболтался. Но ты ведь не просто так меня ловил наедине.
— Да. Тайный Имам поручил мне, ничтожному носителю стальной пряжки, передать тебе его благословение, если ты будешь хранить в своем сердце идеалы Жёлтых, завещанные тебе Певцом пророка и прадедом. И я с удовольствием передаю тебе его благословение и яшмовую пряжку посвящённого высшего ранга среди мирян. Теперь я должен во всём повиноваться тебе, даже если ты меня пошлёшь на смерть.
Пряжка жгла руки Урсу. И выбросить её хотелось, и удержать. Ведь действительно, он, оказывается, претворял в жизнь идеалы Жёлтых, насколько это было возможно здесь и сейчас.
— Кстати, скажи мне свое настоящее имя, Лис.
— Конс Туринарс.
— Конс, и много Жёлтых здесь?
— Не так много. Тридцать три осталось.
— Не так мало.
Урс про себя решил как-нибудь собрать Жёлтых всех вместе, и, если увидит, что это необходимо, воспользоваться обетом послушания, бросить их всех в гибельный поход на злых соседей, и самому погибнуть там же, чтобы все было по чести, как у Жёлтого Ворона. А пряжку он оставил себе. Второе, что он решил: отрастить косу и явиться на Совет царства через несколько месяцев с косой и пряжкой. Он был уверен, что Атар поймёт знак, и очень любопытно было посмотреть на то, как царь себя поведёт.
* * *
Конечно же, Атар, в отличие от Урса, прекрасно знал, что его "родные" Каменщики отправились в колонию вместе с ним, и многих из них даже лично. Но первый год они активности не проявляли: события шли слишком быстро, требовалось напряжение всех сил, да и обустроено ничего не было. Когда один из Каменщиков попросил его прийти на встречу братьев и сестёр во дворец Киссы, у Атара по спине пробежал холодок. Втайне царь уже надеялся, что общество в колонии умерло естественной смертью.
Тайное общество Каменщиков собралось в подвале дворца гетеры. Гимн Каменщиков и Гимн Свободе все исполнили с энтузиазмом. А затем вдруг Атар почувствовал себя на Имперском Сейме или Совете Королевства в тот момент, когда поставлен вопрос о присуждении ему почестей. Начались пышные речи с восхвалением его достоинств: и великий дипломат, и стратег милостью Судьбы, и исключительно хорошо чувствует линии Судьбы, и предан идеалам свободы, прогресса и гражданского общества, и гуманен, и строг в исполнении законов и поддержании морали. Некоторые личности под капюшоном говорили с агашским акцентом, а порою и на Древнем языке с тем же акцентом. Когда, наконец, Атару дали слово, он сказал всего одну фразу:
— Я был бы последним дураком, если бы поверил всей той чуши, которую вы сейчас наговорили.
Раздались бурные аплодисменты и приветствия. Атару же стало не по себе: из-под капюшона на него смотрели глаза Чона Сибаринга. Значит, Невидимые и с этим срослись!
Именно Чон внес предложение обществу: возвести Атара в новую степень и сделать его Тайным Мастером Каменщиков Лиговайи и всего Юга. Решение было принято единогласно, и Атар занял кресло Тайного Мастера, утешая себя тем, что теперь общество под его контролем.
* * *
После тайфуна и снега жизнь в лагере невест стала налаживаться. За полтора месяца большинство девушек резко изменились. Они гораздо легче стали переносить холод и непогоду, окрепли и поздоровели. Правда, ценой этого были потери. Более ста невест серьезно заболели во время стихийного бедствия. Половина из заболевших умерли либо ушли в монахини из-за резко ухудшившегося здоровья. Их торжественно хоронили либо провожали. Остальным тяжело болевшим предложили выбор: уйти в наложницы или продолжать учёбу в лагере с тем, чтобы стать гражданками и полноправными хозяйками дома. Более десяти девушек предпочли побыстрее выйти замуж, хоть и на условиях неполноправия. Конечно же, парням-охранникам, на кого они заглядывались, их не позволили выкупить. Их увезли в Дилосар, и там граждане могли купить себе наложницу при условии, что выбранная девушка не возражала, и одновременно давали обязательство не продавать её никому без её явного согласия. Так что хотя формально условия, о которых говорили перед царями, были соблюдены (или честь, или рабство) но позора не было. Иногда оставшиеся в лагере немного завидовали тем, кто уже нашёл свой дом и свою семью. Но по собственному желанию уйти в наложницы было нельзя.
Одной из первых сшила себе льняное платье певунья Лильнинуртат. Правда, это было достигнуто ценой того, что шёлк даже ещё спрядён не был. Её, ещё четырех девушек (все степнячки) и обеих разведённых горянок, которые оказались первыми, сшившими себе одежду, торжественно вывели за ограду лагеря, где парни уже поставили столы для праздника, и они уселись во главе стола, выше наставниц, а часть охранников, которые завоевали в соревновании право участвовать в празднике, сели напротив. Был пир, шутки, затем пение и танцы. Парней было больше, и они соперничали за право потанцевать с невестами. Словом, девушкам предоставляли все возможности сделать выбор. Лильнинуртат вдруг заметила, что очень приятно шутить и танцевать с парнями, и ей стало так стыдно, что она предает любовь своего жениха.
Но в этот момент подскакали несколько всадников.
— Срочное письмо от Великого царя Агаша и письмо для невесты Лильнинуртат! — сказал главный из них.
Наставницы глянули в письмо царя и велели прервать пока что праздник, собрать всех невест и зачитать письма. Лильнинуртат удивилась, почему сказали "письма". Она грела в руках письмо возлюбленного, немного побаиваясь момента, когда она его откроет, и одновременно продлевая сладкое ожидание. Её поставили вместе с наставницами. Впрочем, и остальных из "великолепной семёрки" тоже.
Акорнинсса Курион, старшая наставница, взяла письмо царя и прочитала первые строки:
"Почтенные наставницы! Приветствует вас ваш друг и союзник, брат вашего царя, царь Ашинатогл. Кланяется вам мой сын и наследник Тлирангогашт, который помог мне переложить это послание на старкский. Я требую, чтобы Лильнинуртат, которая пока ещё остается моей подданной, прочитала всем послание своего жениха либо отдала его вашей доверенной переводчице, чтобы та его прочла. После этого расскажет об обстоятельствах дела капитан Драконт-Энлил, который получил оба письма из собственных рук написавших. После этого дочитайте остаток моего письма".
Чувствуя неладное, Лильнинуртат распечатала письмо и ей бросились в глаза слова: "развратница", "шлюха", "опозоренная". Она заплакала и выронила лист. По знаку наставницы, переводчица подняла его и зачитала всё наглое послание женишка полностью. Лильнинуртат сначала ещё сильнее зарыдала, а потом вдруг вспомнила, что старкская женщина должна удары Судьбы выносить стойко, утёрла слезы и выпрямилась, глядя всем в лицо. Но предательские слёзы всё бежали в два ручья.
А капитан начал свой рассказ.
"Этот хлюпик Куртонслотош, недостойный своего славного имени, когда его вызвал царь, перепугался и вымыл шею, ожидая казни. А когда услышал, что царь милостиво разрешает ему отправиться в Арканг и возвратить себе невесту в поединке со старком, он стал пахнуть так зловонно, что царь велел пинками выставить его из дворца и проследить, чтобы он написал письмо невесте. Это ничтожество не знало, что всё, написанное в письме, станет известно повелителю. А когда он передавал письмо мне, его руки постыдно дрожали и он раз за разом испускал смрад, как последний трус и жалкий ублюдок. Царь велел мне всё рассказать без утайки. Я повиновался ему".
Девушка была совсем убита. Тот, кого она, как она сама себя уверяла, любит больше жизни и он её тоже, оказался таким ничтожеством. А наставница легонько потрепала Лильнинуртат по шее, чтобы ободрить, и стала читать письмо царя дальше.
"Девушки, теперь вы сами видите, что пути назад вам нет. И я жду от вас всех, чтобы вы поддержали честь нашего царства и породнили навеки два дружественных народа. Терпеливо выносите испытания, а затем, когда вы станете хозяйками в ваших домах, я буду рад видеть как почетных гостей в своем дворце вместе с вашими мужьями и детьми. И сам буду с удовольствием приветствовать вас, когда буду посещать брата своего Атара и вы по достоинству своему окажетесь приглашены на пир в его дворец. Я хочу, чтобы вы создали такой танец, который затмит танцы ваших наставниц. Я хочу, чтобы вы сложили на своём новом языке такие песни, которые будут петь века и века. А самое главное, чтобы каждая из вас вместе со своим славным супругом стала основательницей знатного и благородного рода, родив мужу богатырей и красавиц. Ваши дочери станут желанными невестами для благороднейших агашских семей или Высокородными гетерами. Ваши мужья и сыновья будут получать высшие почести и должности, если они пожелают служить мне или моим наследникам. Ваши родители будут рады видеть вас добродетельными матронами и мудрыми управительницами имений ваших мужей, пока мужья ваши будут заняты суровыми мужскими делами или если они (хоть я им и желаю прожить долгие и долгие годы и умереть с вами в один день) погибнут как герои, чего порою не избежать высокородным и благородным. Ещё раз приветствую вас и желаю вам всем счастья".
Это письмо произвело на девушек-агашек глубочайшее впечатление. Ведь раньше было немыслимо, чтобы царь лично обратился к девушкам, тем более со столь отеческим наставлением. И женщин никогда не приглашали во дворец царя, разве что коронованных беженок из других государств.
Прерванный праздник продолжился. Сдерживая слёзы, Лильнинуртат улыбалась парням и танцевала с ними. И вдруг во время танца с Вангом Астаркором, давно заглядывавшимся на нее, она неожиданно для себя положила ему голову на плечо и заплакала. Ванг отвел её в сторонку и стал утешать. Естественно, всё закончилось поцелуем, что было не совсем по правилам, но наставницы милостиво попустили.
— Теперь я твой жених, — обрадовался Ванг.
— Мне ещё нужно завоевать право быть твоей невестой. А пока что мы должны понять, действительно ли наши Судьбы сплелись или это было мимолётное очарование и благодарность, — ответила девушка.
Тут расплакалась строгая Акорнинсса и обняла девушку:
— Если бы ты ответила ему, что ты теперь его невеста, это было бы не по правилам, но по чести и правде. Но ты нашла ещё более достойный ответ. И я молю Судьбу и Элир, чтобы они дали тебе столько счастья, сколько ты со своим будущим мужем сможешь вынести.
Штлинарат, отставшая в тканье и шитье, может быть, потому, что сначала всё спряла, а затем ткала и лён, и шёлк, с завистью смотрела на Лильнинуртат. Теперь та сможет вблизи разговаривать с парнями и выбирать себе жениха. "Впрочем, у меня ведь уже есть, и один из самых лучших", — осадила она себя. — "Но как хотелось бы с ним держаться за руку и разговаривать, а не обмениваться изредка парой слов".
* * *
Ашинатогл, вернувшись домой, сразу принял того, кого называли втихомолку "глаза и уши царя". Шпик, известный под разными именами в разных местах, рассказал, что, судя по всему, единобожники окончательно передрались между собой. По сведениям, этот неугомонный Йолур добился, что большинство государств и племен Великих Озёр признало его пророком. Царь Киски возложил на себя императорскую корону и готовится в поход на Канрай. Первосвященник срочно собирает армию, а Император Правоверных, сколько рассказывают побывавшие в Канрае, ударился в развлечения, пиры и охоту и практически перестал заниматься государственными делами, даже в подготовке армии почти не участвует. От командования войском он всенародно отказался, заявив, что не желает проливать кровь правоверных в междоусобной войне, если его не вынудят это сделать. Ашинатогл в уме своем радовался, а явно высказал сожаление, что соседи оказались в столь трудном положении. Рассчитывая варианты, он в любом случае видел возможность погреть руки. Поведение императора Шарана Эш-шаркуна он оценил как то ли отчаяние, то ли желание сохранить нейтралитет и договориться с новым Первосвященником Йолуром, то ли, если этот эш-Шаркун действительно достоин императорского достоинства, как хитрый план.
Ашинатогл поделился данными лазутчиков и купцов с Тлирангогаштом. Тот, почтительно выслушав отца, попросил разрешения говорить и сказал:
— Если эш-Шаркун струсил и отчаялся, то Судьба нам не простит, если мы не передвинем свою границу вглубь Канрая. Но сами столицы я не стал бы удерживать, нам достаточно взять предгорные оазисы и хорошенько их защитить. Даже поход на столицы я считал бы целесообразным, лишь если станет ясно, что они готовы пасть перед любой силой, но при этом ещё не разграблены. Например, если войско Первосвященника будет разгромлено, а Шаркун будет готов сбежать. Если Шаркун намерен переметнуться на сторону Йолура, то нам нужно было бы известить об этом Первосвященника и оказать ему помощь за хорошую цену. Если же император вынашивает хитрые планы, то он сам обратится к нам за помощью, желая положить не свою, а нашу армию. Поэтому нужно будет послать, может, не самого способного военачальника, но самого осторожного и опытного.
Царь остался доволен. Наследник пришел к подобным же выводам и готов претворять соответствующие решения в жизнь. Можно будет в случае чего послать его в набег на столицы. А сейчас царь женил наследника на царевне Локасника Аслотане, которая была заложницей и содержалась со всем почётом и честью в царском гареме. Это был не совсем равный брак, но по агашским обычаям согласия первой жены на второй брак мужа не требовалось, и сам муж определял, кто будет главной женой.
