— Ну, молчать то я вас без проблем заставлю. Я просто не уверен, что вам это знание сейчас нужно. Впрочем, ладно, про 'Отец ваш — Дьявол', иудеям поведал ещё Иисус. Так что имя Дьявола вы знаете — Иегова. Это не единственное его имя, но вам он известен именно под ним. В том золотом сундуке таскали его четырёхмерное воплощение. Вернее, его останки. Но даже останки Иеговы оказались намного сильнее Христа. Бог иудеев Иегова, он же Святой Дух и Дьявол христиан путешествовал в том самом золотом сундуке. Эти останки до сих пор вполне дееспособны и довольно могущественны. Во всяком случае, способны прятаться от меня, а это уже внушает уважение к возможностям Врага. Их необходимо найти как можно скорее, поэтому ситуацию будем обострять и накалять до предела.

— Если это правда, то она погубит церковь.

— Вы чьи слова ставите под сомнение — Христа, или мои? — усмехнулся Воронов.

— Я неправильно выразился. Эта правда погубит церковь.

— Правда погубит церковь. Абсурдная ситуация, комедия положений. Это было бы очень смешно, если бы всё не было так печально. Но потенциал церкви нам действительно снижать не выгодно, поэтому о правде мы пока цинично умолчим, исключительно в военных интересах. На этом этапе придётся правду утаить, иначе ослабим свои же позиции.

— Где может находиться.... Эээ... Это.... Этот, из Ковчега Завета?

— Вероятнее всего, сейчас он находится где-то в США. Он лишён возможности пользоваться энергией Создателя, а для деятельности она ему необходима в огромных количествах. Причём, того суррогата, которое в виде электричества научилось вырабатывать человечество, ему требуется реально целая прорва. Только для контроля обстановки он потребляет энергии как целый город. Этот след ведёт нас в США, там самая развитая техносфера и ему там проще всего присосаться незаметно.

— Мы действительно собираемся воевать с США? Ватикан выступит против сильнейшей Сверхдержавы?

— Обязательно будем, если они нас вынудят.

— И какие у нас шансы?

— Хм... Христа такое не заботило. Ладно-ладно, не краснейте, Ваше Святейшество. Хотеть жить — это вполне нормально. У нас шансы гораздо выше, чем были у Иисуса. Во-первых, эта тварь сильно ослабла, она себя постоянно тратит, доступные источники пока не способны поддерживать ей даже нулевой энергетический баланс. А во-вторых, я ведь не шутил, говоря про ядерную державу Ватикан. Распятие оказалось чрезвычайно эффективной духовной практикой для этого воплощения, и мои возможности изрядно выросли. Теперь я способен взять под контроль все американские ракетные установки, и запускать их ракеты по американским же городам. Но надеюсь, что до этого не дойдёт, вы уж постарайтесь. Облеките всё это в подобающую форму и огласите во время сегодняшней мессы. Не жалейте красок в описании ужасов Страшного суда в отношении пособников. Проникнитесь важностью своей миссии — именно вы организуете Крестовый поход против самого Дьявола. Последний Крестовый поход, окончательный и победный.

— Я проникся, эээ... Как мне вас называть?

— Христос был иудейским царём, но люди запросто звали его просто Иисусом, или учителем. Не будем менять традиции. Вас я пока ничему не учил, поэтому зовите меня Максимом.

— Хорошо, Максим. Мне нужно время, чтобы составить проповедь.

— Мы уже почти закончили. Тварь из золотого сундука — это не единственная наша забота. А поскольку я буду занят её поисками, то дела церкви будет курировать мой человек.

Рядом с Максимом материализовался мужчина лет тридцати пяти.

Это Виктор, он будет говорить с вами от моего имени. Считайте его Архангелом. Виктор Иванович умеет работать деликатно и не бросаться в глаза. Он вообще много чего умеет, рядом с ним вы будете в полной безопасности.

— Здравствуйте, Виктор.

— Здравствуйте, Ваше Святейшество, — человек Бога говорил по-итальянски как урождённый римлянин.

— Виктор Иванович будет, кроме всего прочего, управлять банком Ватикана.

— Кардинал-камерленго не вернётся?

— Никто из них не вернётся, но не велика потеря. Сами ведь знаете — эти лживые лицемеры только прикидывались христианами и служили Мамоне. Пусть перед смертью отмолят хоть немного грехов. Их память скопирована, больше они мне не нужны.

— Виктор, вы будете новым камерленго?

— Нет, Ваше Святейшество. Во всяком случае, не сразу. Меня вполне устроит должность самого младшего из ваших секретарей-помощников. Я в совершенстве владею высокой латынью и древнегреческим, так что ваш выбор никого не удивит.

— Понял. Что мне в проповеди сказать о вас, Максим? Ведь будет странно, если я обойду это вниманием.

— Скажите, что я крайне разочарован людьми в целом, хотя некоторые из них мне нравятся. Из-за этих некоторых Страшный Суд откладывается на неопределённое время, до поимки главного виновника творящихся безобразий. Так что всё пока остаётся как и раньше — судьба конкретных людей по-прежнему в их собственных руках. И чем больше я встречу на своём пути хороших людей, тем выше будут ваши шансы на оправдательный, для части человечества, приговор. Обещаю, что буду судить справедливо.

— Я хотел услышать именно это. Спасибо, Господи!

Иоанн-Павел Второй перекрестился, низко поклонился и попытался поцеловать руку Бога. Максим поморщился.

— Никогда так больше не делайте, в силу полученного воспитания, мне это очень неприятно. До встречи, Ваше Святейшество, я буду навещать вас по мере необходимости. В следующий раз хочу увидеть здесь чёрную стену. К тому времени я как раз дозрею до набросков новой картины о Страшном суде.

— Сегодня же покрасим. До встречи, Максим.

Просто ответил Папа и просто пожал протянутую руку. Руку просто Максима. Просто бога в человеческом обличии.

* * *

9 марта 1985 года. Балашиха. Секретарь ЦК КПСС Григорий Васильевич Романов.

Григорий Васильевич Романов проснулся от странного звука, где-то неподалёку стреляли. Некоторое время он полежал не открывая глаз, надеясь, что стрельба ему просто снится, но она всё не прекращалась. Секретарь ЦК КПСС открыл глаза и осмотрелся. Это явно было не дача Политбюро ЦК на Куршской косе, где он в последний раз ложился спать. Небольшая комната, судя по небогатому убранству, какая-то ведомственная гостиница, а судя по звукам за окном, расположена она неподалёку от стрельбища. Григорий Васильевич нашёл возле кровати солдатские тапочки подходящего размера, надел их, встал и подошёл к окну. В двадцати метрах высокий бетонный забор с колючкой по верху, за забором лес. Судя по всему, его похитили. Дверь за спиной открылась, Романов обернулся. Страха он не испытывал, скорее любопытство.

Вошедший принёс собственный костюм Романова, видимо только из химчистки, а также его собственные рубашку, галстук, туфли и носки.

— Здравствуйте, Григорий Васильевич. Я майор Линьков. За той дверью санузел. Вас уже ожидают.

Майор Линьков был одет в штатское и дискомфорта при этом не испытывал. Повседневной формой одежды майора был именно гражданский костюм, и это многое о нём говорило.

— Здравствуйте, товарищ майор Линьков. Где мы? Что это за стрельба.

— Вас уже ожидают, чтобы всё объяснить, Григорий Васильевич. Я жду вас за дверью.

Давить на майора, очевидно, было бесполезно. Романов по-быстрому произвёл утренний моцион, оделся, обулся, вышел из комнаты и пошёл за неразговорчивым майором Линьковым. Прошли по коридору, спустились на первый этаж, похоже, что здание было абсолютно пустым. Ждали его в столовой. Начальника Генерального штаба, маршала Ахромеева и заместителя председателя КГБ Бобкова, Романов знал довольно близко, всё-таки все они были членами ЦК КПСС, третий, генерал-лейтенант Дроздов, герой Афганистана, был знакомым заочным. Друг про друга они знали, но лично пока не встречались. Странная компания о чём-то оживлённо общалась, но при появлении Романова с сопровождающим майором они мгновенно прервались.

— Прошу к столу, Григорий Васильевич, — маршал Ахромеев встал и протянул руку для рукопожатия. Его примеру последовали гэбэшные генералы. Романов сел за стол и вопросительно посмотрел на Ахромеева.

— Где мы, Сергей Фёдорович? Что там за стрельба?

Ответил ему Бобков.

— Мы в Балашихе, на стрельбище тренируются курсанты. Чаю, кофе? Линьков, организуй на всех и то и другое.

Молчаливый, но расторопный майор организовал всё через минуту, добавив к заказу бутерброды. Романов глотнул кофе и снова вопросительно посмотрел на Ахромеева.

— Судя по составу участников, вы затеяли заговор. В качестве кого здесь я? Вы меня похитили?

Ответил опять Бобков:

— Скорее, мы отбили вас у похитителей, Григорий Васильевич. Черненко умер три дня назад. Точнее умер его мозг, жизнедеятельность поддерживается искусственным образом, чтобы успеть подготовить правильный состав для внеочередного пленума политбюро ЦК. Именно поэтому вас отослали на Куршскую косу, а Щербицкого в США. Завтра к обеду Черненко планируют отключить от медицинской аппаратуры, а к вечеру уже собрать пленум и избрать нового генсека. Громыко предложит кандидатуру Горбачёва.

Романов недоверчиво покачал головой:

— Горбачёва никто не примет.

— Ошибаетесь, Григорий Васильевич. Горбачёва бы приняли, но мы собираемся этому помешать.

— Каким образом?

— Силовым, разумеется.

— И кого вы планируете выдвинуть в генсеки?

— Никого, Григорий Васильевич. Это не против Горбачёва заговор. Мы планируем избавить КПСС от роли руководящей и направляющей силы общества и отменить шестую главу конституции. Мы считаем, что она с некоторых пор противоречит статье второй, в которой говорится, что вся власть в СССР принадлежит народу.

— А вы, значит, и есть народ?

— Выходит, что так.

— И решили, что Партия противоречит?

— Именно так и решили. И то, что вас из этой Партии уже списали, Григорий Васильевич, только подтверждает правильность нашего решения. Народ будет ликовать, когда мы лишим партию пайков и льгот. Поверьте, я знаю о чём говорю. Партию народ тихо ненавидит.

— Вы все члены партии, а двое из вас вообще члены ЦК.

— Мы перешли на сторону народа и предлагаем вам к нам примкнуть.

— Вовремя предать, значит предвидеть?

— Пустое. Это уже давно не та партия, в которую мы все когда-то вступали.

— Коммунистов шесть миллионов. Не боитесь?

— Из них пайки и льготы имеют едва ли пять процентов, а остальные только взносы платят. Нет, не боимся. Мы давно готовимся и полностью контролируем ситуацию. Мы приостановим деятельность партии на месяц, а за это время проведём следствие на предмет финансовых и властных злоупотреблений. Поскольку мы знаем где и что нужно искать, найдём очень быстро, а потом будем договариваться. Грязное бельё ворошить нам самим не с руки, страну это не усилит. КПСС придётся смириться с ролью одной из партий. Мы планируем ввести многопартийную политическую систему.

— Неожиданно. И в качестве кого вам нужен я?

— В качестве Председателя Совета Министров. В силу ряда обстоятельств, в заговор вовлечены только армия и комитет, в наших рядах нет подходящей кандидатуры на этот пост. К тому же, в народном хозяйстве тоже многое придётся менять. Нам нужно возродить частное предпринимательство, как индивидуальное, так и артельное, которые запретил этот придурок Хрущёв. Коммунизм к восьмидесятому году мы так не построили, а вместо законного предпринимателя получили теневой рынок и организованную преступность. Ошибки пора признать и исправить. Мы думаем, что вы с этим справитесь, Григорий Васильевич.

— Может быть и справлюсь, но мне не хотелось бы вступать в игру в тёмную. Ознакомьте меня с планом.

— Завтра мы блокируем 'Четвёртый сектор' /ссылка 64: Четвёртый сектор общего отдела ЦК КПСС — служба шифрованной связи/ и арестуем всех прибывших на вечерний пленум Политбюро, по обвинению в убийстве Черненко и незаконной попытке захвата власти. Доказательная база хорошая, мы её давно собираем.

— Незаконно собираете.

Ничуть не смутившись, Бобков подтверждающе кивнул:

— Незаконно собираем. И незаконно контролируем 'Четвёртый сектор'. Благодаря этому Горбачёв, Лигачёв, Чазов и Чебриков точно не уйдут от наказания. Громыко под вопросом, но тут уже следствие покажет. А пока следствие идёт, законы уже поменяются и суд будет обязан принять наши доказательства. После ареста заговорщиков, блокируем ключевые точки, их очень много, перечислять не буду, я и сам не все помню, а утром выступаем по телевидению с обращением.

— Классическая хунта. И кто из вас Каудильо?

К немалому удивлению Романова, ответил генерал-лейтенант Дроздов:

— Я Каудильо. И собираюсь стать настоящим тираном, когда дорвусь до власти.

При этом Дроздов почему-то выразительно посмотрел на Бобкова, тот многозначительно усмехнулся и вместо ответа продемонстрировал открытые ладони. Григорий Васильевич был сильно удивлён, в том числе и этой пантомимой, но удивлён скорее приятно. К тому-же это было логично, ведь Герой Советского Союза, генерал-лейтенант Дроздов не входит в партийную элиту. Человек он, с одной стороны, чистый и не публичный, но с другой достаточно известный, герой войны и всё такое. Неглупое решение.

— Пожалуй, это многое меняет. Настоящий тиран — это как раз то, что нам сейчас нужно. Мне можно узнать, почему вы не привлекли к заговору МВД?

Ответил опять Бобков:

— Сочли их недостойными. Сотрудничество с ними испачкает наш безупречно чистый образ. Народ ненавидит МВД почти также как Партию, поэтому их придётся принести в жертву. МВД предстоит публичная порка и серьёзная реорганизация.

— А КГБ народ, значит, любит?

Бобков усмехнулся:

— Комитета народ боится, а значит уважает. А уважение — это и есть высшая форма любви народа к власти.

— С этим можно поспорить, но вопрос несущественный. Мне придётся публично порвать с Партией?

— Нет, не придётся. В новом законе об исполнительной власти мы запишем положение, что занимающие высшие должности в руководстве страны, на время исполнения своих обязанностей становятся беспартийными. Это будет один из первых указов нашего злобного Тирана, а со временем он неизбежно обретёт силу закона. Внутриполитическая борьба будет заканчиваться в Верховном совете законодательной активностью. Исполнительная власть должна быть аполитична.

— В многопартийной системе? Это утопия.

— Это будет закон. Утопия, получившая силу закона, имеет хорошие шансы стать общепринятой нормой.

Маршал Ахромеев демонстративно посмотрел на часы.

— Хватит философствовать, Филипп Денисович. 'Дер Таг' минус сорок два часа, а у меня ещё навалом неотложных дел. Сегодня даже спать не придётся, так что не будем тратить время на болтовню. Вы согласны, Григорий Васильевич?

— У меня есть шансы вас отговорить?

— На это уже не осталось времени.

— Тогда согласен. — вздохнул Романов.

* * *

12 марта 1985 года. Москва. Здание ЦК КПСС на Старой площади.