И такое бывает...

— Я не дамся тебе, даже не пытайся!

— Хорошо, — терпеливо отвечал я. — Не давайся. Отъявись из Лабиринта и вообще не давайся сколько угодно!

— Будто бы ты, чудовище, не знаешь, что выход мне не найти...

— Ооо, да я тебя к выходу проведу, только исчезни!

— Ты — монстр, и я тебе не верю! — это уже начинало серьёзно надоедать. Заклинило видать парня.

— А я не слишком вежлив для монстра? — чисто для проформы спросил я.

— Ты хочешь лишь ввести меня в обман! Но я не дамся...

— Я уже понял, — раздражённо отмахнулся я от его пафоса. — Ну а что ты будешь делать?

— Я буду сидеть в этой зале и ждать сосредоточения! — от перспективы длительного соседства (видимо, сосредоточение не страдало пунктуальностью и снисхождением, так как сидел парень тут уже не меньше трёх часов) меня перекосило, и я жалобно попросил:

— Ну пошли со мной, а? Я тебя к выходу выведу... Что тебе терять-то?

И спустя ещё пятнадцать минут переговоров, когда я уже с трудом мыслил от совокупного воздействия эффекта комара и пафосных, с трагическим надрывом реплик, консенсус был достигнут.

Потом я проявлял чудеса самоконтроля. На протяжении полуторачасового пути к, как я их теперь назвал, Вратам Избавления от Идиотов, я выслушал около пятидесяти витиеватых вариаций на тему "Тебе не обмануть меня, злобственный монстр!" Мой бедный мозг... И ведь у гада даже язык к концу не заплетался! Талант, однако.

— Вот, — уже изрядно взбешённый, я указал заплутавшему на показавшуюся арку. — Выход. Вали!

— Я не верю тебе, — затравленно ответил... этот. — Ты привёл меня в ловушку!

— Надо было тебя убить, — обречённо признал я. И как эта мысль раньше мне в голову не пришла? Гениально ведь... А теперь, в двух шагах от избавления, я этого сделать не могу. Иначе нафига я тратил своё время и нервы? — Всё, Насреддин недоделанный, дотрынделся, — с этими словами я выкрутил гостю руки, благо, он помельче меня был, и подвёл его (он ещё и упирался! А верещал-то как!) к выходу. Ворота услужливо открылись сами, и я с облегчением втолкнул свою личную нервотрёпку в проём. Эй, мы так не договаривались! Просунувшаяся на ту сторону по локоть рука категорически отказывалась возвращаться назад, более того — меня затягивало на ту сторону! Не хочу!..

— ...Нет, ты, отрыжка шайтана!.. — раздалось у меня над ухом, и я с прискорбием понял, что капитально испортивший мне настроение и, похоже, жизнь парень достал меня и здесь. — У... Учитель?..

— Он приходит в себя! — голос откуда-то справа. — Сердце бьётся само! Ник, отпускай! — с груди будто сняли пресс, заставлявший моё сердце биться в неудобном ритме. Вот, так получше.

— Саша?.. Саша!!! — нет. Нет, нет и нет!

Что бы тут не происходило, это мне не нравилось. Доставучего азиата я не могу объяснить никак, но вот последний голос обозначает только одно... в родном мире, в своей жизни я таких тембров не встречал. У меня только один вариант — последняя реплика принадлежит гоблину по имени Шейт.

Не хочу...

...Я смотрел в потолок, слушая краткий доклад о своём состоянии и положении дел. Двадцать шестого августа около трёх часов ночи я умер. Восемь дней меня посменно держали на этом свете несколько бригад врачей, вручную, то есть с помощью заклинаний, регулируя сердцебиение и ещё чёртову кучу биологических процессов в организме, мышцы и те стимулируя... О количестве вылитых чуть не прямо на сердце и вколотых через шприц зелий лучше и вовсе промолчать. Двадцать восьмого в Англию прибыл срочно вызванный легилимент, Алим Амир Шараф эль Дин, который и пытался дозваться до моего несчастного сознания. А успех в этом нелёгком деле снискал его непутёвый ученик, презревший все законы по работе с разумом, забивший на технику безопасности и не распознавший во мне искомый объект. Дуракам везёт...

В общем и целом, феерическая гадость от Волдеморта обошлась мне в пять тысяч галеонов. Три арабу и две врачам. Правда, им всем вроде заплатили больше, банк взял на себя половину. Ну и в побочный эффект в виде нерадостного настроения. Мягко говоря. Алим, не обращая внимания на смурной вид Шейта, в деталях расписал мне все возможные варианты развития событий. Это я сейчас о депрессиях-самоубийствах. Ну, зато у меня теперь есть гарант неприкосновенности моих любимых мозгов. Если они вообще есть...

* * *

— Шейт, — окликнул гоблина волшебник. — А где ловушка?

— Две минуты, — попытался успокаивающе улыбнуться поверенный Прюэттов. Такой Александр... пугал. Равнодушное выражение лица, пустые глаза. Во время рассказа он только рассматривал палату, и только тихо хмыкнул, заметив мягкие стены и отсутствие острых предметов. По дороге туда и обратно Шейт вспоминал ответ Мюриэль на вопрос о приезде:

— О да, я — самое то, что нужно психически нестабильному подростку, пылающему неприязнью к окружающему миру. Зачем мне приезжать? Чтобы потом озадаченно чесать затылок, рассматривая повесившегося Рона и гадать: "Что, из того я сказала, что-то не то?", так?

Подавая шкатулку, в которой была ловушка Волдеморта, Александру, гоблин всё пытался представить себе реакцию мальчика. Может, не стоило... так?

— Шейт, — не меняя интонации, с таким же бесстрастным лицом спросил Прюэтт: — Они всегда рассыпаются, или это вы постарались?

— Всегда. — И, после долгого молчания, чувствуя себя неимоверно глупо, гоблин спросил: — Как ты?

— Отвратительно, — опять тот же голос и выражение лица. — Я потратил без малого две тысячи на приличную защиту разума, и теперь мне пришлось выложить ещё пять за то же самое... Я в печали, — и, отведя наконец глаза от шкатулки, Саша улёгся на спину, вперив взгляд в потолок.

Очаровательно. Лорд Прюэтт наотрез отказался разговаривать с кем-либо на тему своего состояния и запретил звать врачей, специализирующихся на психике, предупредив Шейта, что с ними тем более беседовать ни о чём не будет. И что теперь делать?

* * *

Мои ощущения... не передать словами. Я ещё верил во что-то до того, как Шейт принёс шкатулку. Окончательно надежда на что-то нормальное сдохла в страшных муках при виде горстки чёрного пепла в шкатулке на месте карточки, подарившей мне мечту. Хитровымаханная ловушка, использовавшаяся для гарантированного устранения врага. Если бы мне не повезло и Шейт не успел бы в первые пятнадцать минут доставить ко мне врачей, я бы бесконечно проживал свою жизнь.

Повезло...

Я был настолько далёк от образа идеального попаданца, наверно, насколько это только возможно. У меня были родственники и я их любил. У меня была комфортная лёгкая жизнь. Я был всем доволен. Я никогда не мечтал стать кем-то другим.

Может, было бы легче, если бы я был более эмоционален и легче привязывался к людям. Как это ни смешно или печально, я никогда в своей жизни не ненавидел и не любил. То есть — да, я любил маму и сестру, и племянник по блату попал в категорию близких мне людей. Но другом я считал единственного человека, и то после десяти лет общения. На остальных мне, как бы ни казалось со стороны, в общем-то плевать.

Вот такой вот я моральный урод, достойное дитя равнодушного века.

Я очень редко скучал. За людьми. И мне часто было просто скучно. К счастью, я жил в мире, где существовали книги, музыка и ещё чёртова куча развлечений. И ещё у меня была и есть такая замечательная штука, как азарт.

Самоубийство... я часто об этом задумывался. В основном из интереса. Мне было чертовски любопытно: что же будет со мной после смерти? Меня останавливало только три вещи — я считал подобный способ ухода от проблем слабостью, моя совесть, робко тыкающая пальчиком в сторону родных, и логика, говорившая, что уж моё посмертие так точно от меня никуда не убежит. Правда, как выяснилось, последняя ошиблась.

Поначалу здесь было интересно. Выпутываться из проблем, которые я создал себе по сути сам. Рон Уизли ведь в каноне к Прюэттам особого отношения не имел? Было забавно помочь Поттеру. Я ведь уже говорил про азарт?.. Правда, когда всё получилось и пошло без меня, запал прошёл.

Но у меня ведь есть любопытство! Интересно узнать, почему так поступил Волдеморт. Это нелогично. Ладно бы он заметил проблемы с могилой и кольцом — но Шейт клялся, что там всё шито-крыто. Зачем он это сделал? Чтобы уничтожить Прюэттов. Но — почему? Да и потом, как? В отрядах Гринготтса тоже не идиоты. И Хвост, такой, каким его описывала Роулинг, вряд ли справился бы с убитым. Хотя... Я же уже видел, что не всё написанное... в смысле, мои впечатления о героях после прочтения книги и после собственно личной встречи несколько различаются. Тем более там ещё есть змея.

И чем объяснить происшествие на Кубке? Непонятный налёт.

И ещё у меня есть враги. Малфои. Надо же и с ними разобраться? Вон, и со Скиттер связи налажены, я ей информацию обещал, а слово надо держать.

А ненависть... Должен признать, крайне интересное чувство. Я, пожалуй, ненавидел Рона Уизли. Тихо, даже флегматично, с ноткой снисходительности. Но ненависть к человеку мёртвому и к существу живому — вещи совершенно разные. Я ненавидел Волдеморта, пожалуй. Каким извергом надо быть, чтоб дать ребёнку конфетку и тут же отнять её? Это я образно. Но такой облом я ему точно не прощу.

Нет, определённо надо будет чем-то себя занять. Просто необходимо. Например, обеспечением собственной безопасности, хотя бы эфемерной. И новости узнать. И к войне начать готовиться. А то ведь Волдеморт — товарищ изобретательный...

А в крайнем случае можно смыться куда-нибудь на просторы необъятной Родины. Буду вон с компьютерами возиться. Поначалу будет неудобно с непривычными интерфейсами программ и старыми их версиями, но ведь это пройдёт со временем?

О, надо будет акции Гугла купить. Доход, однако.

В общем, мне есть, ради чего жить. Список-то я составил. Осталось убедить в этом себя.

Увы, аутотренинг и самообман всегда были моими откровенно слабыми сторонами.

С такими мыслями я и заснул. Мне снился дом. Родные... И всё медленно рассыпалось чёрным пеплом.

Проснулся я пусть и не в холодном поту, но не в самом радужном расположении духа. И рано. Засыпать обратно отчаянно не хотелось.

Как бы мне не хотелось порефлексировать и свалиться в омут депрессии, я отмёл эти недостойные мысли. Да, я не был человеком действия, но и аморфным образованием также не являлся. Я отчётливо осознавал что, во-первых, промедление сейчас может дорого обойтись мне в будущем, и во-вторых — мне надо на что-то отвлечься.

И прежде всего, пожалуй, мне необходимо обзавестись более менее правдоподобными сведениями об окружающем мире. И прояснить наконец вопросы с Волдемортом и Кубком...

— Хозяин Прюэтт?.. — робко раздалось справа.

— Винки?

— Хозяин Прюэтт, — облегчённый вздох. — Винки не могла помочь хозяину, Винки плохой эльф...

— Винки хороший эльф, она не бросила хозяина, — успокоил я её. — А помочь хозяину мог только мастер-человек, — вроде сработало.

— Винки получала вашу почту, — гордо похвасталась приободрившаяся домовиха.

— Ну, давай её сюда, — улыбнулся я. Всё-таки она меня чем-то умиляла.

Самое смешное, что, вопреки мягким стенам и отсутствию острых предметов в комнате, кобура с палочкой всё ещё была у меня на руке. И почему только не сняли?.. Хотя уколы она, в принципе, делать не мешала, а система замков и фиксаторов там хитрая, может, просто не захотели возиться?

И вот я под Люмосом читаю письма. Официальное извещение из Хогвартса об опоздании к началу учебного года. А ведь им ещё надо будет что-то путное соврать... Что странно — нет письма от Молли и вообще от Уизли.

Целая пачка писем от Гарри с Гермионой. Пронизаны беспокойством, надеждой и, почему-то, ободрением. В одном из писем Поттер даже соизволил пошутить, мол, ради меня Гермиона отодвинула домовых эльфов, благополучием коих озаботилась, на второй план.

Письмо от Скиттер. Под грифом "Я этого не напечатаю и деньгами не поделюсь, но вам, лорд Прюэтт, должно быть интересно". Оказывается, туман, опустившийся на лагерь, был не столько заградительной завесой, сколько великолепным отвлекающим манёвром и гарантом безопасности для налётчиков. Растворённый в воздухе психотропный препарат, то бишь хитромудрое зелье, заставляло проявлять людей реакции на раздражители, обратные должным. Учитывая, что весь стотысячный лагерь был на взводе и в боевом настроении, неудивительно, что при таком воздействии все побежали. Очаги сопротивления были одиноки и немногочисленны, а самый успешный из "сопротивленцев", вы не поверите, — я. Ну да, а я всё удивлялся — разумным для меня тогда было бегство дальше вглубь леса, а не глупое нападение на балахонника, я ещё не в той весовой категории для битв с магами. Пойманный же мной юноша вякнул на допросе пару имён и той же ночью скончался в камере. Люди, чьи имена он назвал, внезапно пропали бесследно, как и ещё с десяток волшебников. Вот такие вот пирожки с котятами. Официально инцидент обозначен как хулиганство со стороны несознательных элементов. В минусе только нервы людей, пара травм, типа полученных при падении и раннее в стычках между болельщиками, и около восьми сотен людей с подтёртой неизвестными памятью.

И второе письмо. В духе "Что-то долго вы молчите, живы ли ещё?"

Письмо от Картера. Он благодарил меня за пригласительный и возможность познакомиться с Крамом. Спрашивал, как дела и не нужна ли мне помощь. И что я думаю по поводу последней модели метлы, выпущенной его фирмой.

Письмо от Крама. Благодарил за возможность познакомиться с Картером. Ну, почти всё то же самое, в общем-то.

Надо будет всем ответить. Даже немного приятно, что я кому-то нужен.

Я отложил в сторону последний листок и снова уставился в потолок, погасив Люмос. Итак, что мне нужно делать?

Именно таким и застал меня Шейт.

— Саша? Как ты себя чувствуешь?

— Как человек с дыркой у сердца, — это правда, напротив сердца на груди у меня была куча порезов. Я же говорил, что зелья выливали буквально прямо на него. Хорошо хоть, они затягивались буквально на глазах. Очень медленно, но с заметным прогрессом. Впрочем, у гоблина мой ответ вызвал грусть. — Ладно, не важно. Я полон сил и готов к работе.

— Но тебе надо отдыхать...

— Отдых, Шейт — это смена деятельности. Если ты имеешь в виду еду, то я позавтракаю у тебя в кабинете, извини уж за бесцеремонность. А если ты хочешь намекнуть на сон, то я, знаешь ли, выспался, — озлобленно ответил я. Впрочем, тут же успокоившись. — Извини, но нам правда пора работать. У меня много вопросов.

— Что тебе на завтрак? Овсянку?

— Шейт, не произноси при мне этого слова! Овсянка, придумал тоже... Чай. Каркаде желательно. И пару ложек сахара туда же. Нарезанный хлеб, ветчину и сыр на тарелочке. Хлеб и сыр — тонким слоем, ветчину — толсто. Хорошо?

— Да, но...

— Шейт, пожалуйста, — вздохнул я. — Мы кстати вообще где?

— В Гринготтсе.

— О, чудно, первый вопрос: тут есть что-то... менее белое и сколько стоит постой, если вы оказываете такие услуги.

— Нет, но ты вполне можешь жить в сейфе...