Хейсар. (Меченый - 3)

Звучало красиво, но верилось с трудом — да, косуля, в которую он попирал ногой, весила эдак ведер пять с половиной , но, судя по состоянию одежды и обуви Сокола, а так же по многочисленным царапинам, покрывавшим его лицо и руки, поползать ему пришлось более чем достаточно. Поэтому, дав ему закончить рассказ, я изволила нахмуриться:

— То есть половину ночи и утро тебя вел сам Снежный Барс?

— Да, ашиара... — довольно ухмыльнулся воин.

— И оружие направлял он?

— Да...

— Жаль...

Мой незадачливый жених растерялся:

— Почему?

— То, что Бастарз способен подстрелить любое животное на Горготе, я знаю и так. А как насчет тебя?

Двор грохнул. Так, что с 'Орлиного Гнезда' выглянул часовой и поинтересовался, над чем они ржут.

Сокол побагровел, открыл рот, чтобы оправдаться, но не успел — за моей спиной раздался голос Ваги Крыла Бури:

— Хватит, Итлар! Мы тебя услышали! Теперь — черед Намора...

...Медвежья Лапа 'никакого зова не слышал': то ли Снежному Барсу было не до него, то ли младший сын увея сделал какие-то выводы. Поэтому его рассказ оказался похожим на те охотничьи байки, которые так любили рассказывать друзья моего отца: в поисках косуль он обошел чуть ли не весь Шаргайльский хребет, то поднимаясь к самой кромке вечных снегов, то спускаясь в пропасти, у которых не видно дна; на расстояние выстрела полз чуть ли не три часа, а, добравшись до нужного места, обнаружил, что стадо отошло в сторону. Слава Двуликому, вторая попытка увенчалась успехом — он подкрался к ним почти вплотную и выстрелил. Сам. В самку, которая показалась самой крупной ему, а не Богу-Воину. И не промахнулся...

По большому счету, придираться было не к чему — то, что косуля весьма осторожна и добыть ее не так уж и легко, я знала. Однако высмеянный мною Сокол добыл такую же. Если не больше. Но после моей отповеди выглядел таким несчастным, что мне захотелось восстановить справедливость:

— Я не приму и твою добычу, воин...

— Почему, ашиара? — растерянно спросил Медвежья Лапа.

— Оглянись вокруг и скажи, есть ли на этом дворе хоть один воин, не способный выследить и подстрелить косулю?

Сын увея огляделся по сторонам, подумал и отрицательно помотал головой:

— Нет! Воины рода Аттарк — прекрасные охотники...

— Так вот, давая вам это задание, я собиралась оценивать не добычу, а ваш рассказ об охоте...

— И что тебе в нем не понравилось?

Я пожала плечами:

— Он был красивым. И даже слишком. Поэтому останется в моей памяти, как Слово...

— А мог бы остаться Делом... — поняв, какое изречение Игенора Мудрого я пытаюсь озвучить, в унисон мне закончила леди Этерия.

Я повернула голову на голос и с трудом удержала лицо — на лице только что выбравшейся во двор баронессы искрились бисеринки пота. Значит, пока я валялась в постели, она тренировалась. С Кромом! Смотрела ему в глаза, чувствовала его прикосновения, слышала его голос!!!

...Пока я сгорала от ревности и безумного желания сказать ей какую-нибудь гадость, во дворе было тихо. А когда я справилась с собой и повернулась к женихам, Итлар, задумчиво дергавший себя за ус, вдруг сделал шаг вперед, опустился на одно колено и склонил передо мной голову:

— Спасибо за урок, ашиара!

Погруженная в свои мысли, я не сразу сообразила, что он имеет в виду. А когда поняла — оглянулась по сторонам. И с удивлением поняла, что никто над ним не смеется — все присутствующие, включая Шарати, восприняли его слова, как должное. И смотрели с уважением! А вот на Намора, не додумавшегося до очевидного — с легким недовольством. Как на ребенка, сделавшего какую-нибудь редкую глупость.

Мне стало не по себе — эти люди отличались от вейнарцев, как леденец — от топора. А я, не понимающая и десятой доли этих отличий, строила из себя невесть кого!

Сглотнув подступивший к горлу комок, я решительно вскинула голову, но сказать Унгару о том, что и его испытание провалено, не успела — парень, знающий, как и что говорить, и имеющий возможность ограничиться фразой вроде 'Искал, нашел и пристрелил...', вдруг вскинул над головой сжатый кулак и... заработал себе еще одну черту:

— Я, Унгар Ночная Тишь из рода Аттарк, не вправе продолжать испытание: во-первых, теперь я знаю больше, чем мои соперники, а это несправедливо, во-вторых, я собирался приукрасить свой рассказ так же, как это сделал Медвежья Лапа, и, в-третьих, моя косуля мельче, чем косули моих соперников...

— У-уэй!!! — слитно гаркнули его сородичи. А я неожиданно поймала себя на мысли, что смотрю на него с интересом...

Глава 21. Кром Меченый.

Девятый день третьей десятины первого травника.

...Уресс не обманул — в пристройке рядом с тренировочной площадкой нашлось десятка четыре ил'личе . Толстостенных, с шириной захвата от одного до трех пальцев , с широкой опояской и плотно закрывающейся крышкой, не дающей высыпаться содержимому. Содержимое — мешок с чистым речным песком — стоял рядом, радуя глаз своими размерами.

Подобрав кувшины по руке, я засыпал в них нужное количество песка, плотно закрыл крышки, взялся за захваты и отнес их к входной двери. Потом нашел пару колотушек потяжелее и поставил их перед айти'аром , тенью следующим за мной.

Мальчишка вцепился в рукояти, до блеска отполированные руками его сородичей, и уважительно выдохнул:

— Ого!!!

'Донесешь?' — чуть было не спросил я, но вовремя вспомнил, что передо мной — не вейнарец, а хейсар. Будущий воин, который скорее умрет, чем признается в своей слабости.

'Если что — помогу...' — подумал я, подхватил оба ил'личе, вышел во двор и неторопливо двинулся к лестнице, ведущей на Орлиное Гнездо.

Судя по пыхтению, доносящемуся сзади, выбранные мною колотушки оказались тяжеловаты. Однако Уресс не сдавался: шел следом за мной и изредка пытался подпрыгивать от счастья.

Последнее, правда, делал недолго — этаже на втором в его походке появился четкий ритм, на четвертом перестук босых ног стал постепенно замедляться, а на шестом до меня донесся сдвоенный стук.

Останавливаться и смотреть, как он кусает губы, разминая уставшие руки, я, конечно же, не стал. Сделал вид, что не услышал, и, прибавив шаг, вскоре выбрался на крышу. Где обменялся приветствиями с только что сменившимся часовым, снял с себя араллух и продолжил тренировку с того места, на котором остановился.

Пять десятков повторений восходящего солнца в стойке готовности с концентрацией на напряжении живота и дыхании, столько же — в движении шагом медведя, короткое расслабление — и я, присев, взялся за захваты.

Выпрямился. На вдохе медленно поднял руки на уровень плеч, выждал один удар сердца и с резким выдохом довернул кисти рук так, чтобы увидеть через горлышки кувшинов их дно .

Два удара сердца предельного напряжения мышц — и руки пошли вниз. Чтобы через мгновение снова устремиться вверх.

Повторении на тридцатом справа от меня раздалось тихое сопение — Уресс, не успевший толком отдышаться от подъема по лестнице, начал повторять за мной упражнение. Старательно напрягая пальцы так, как будто держал ил'личе.

'Добросовестный мальчишка...' — мелькнуло где-то на краю сознания, и я, окончательно уйдя в себя, забыл про его существование...

...Часа через полтора-два, когда солнце вышло из-за вершины Тен'гри и коснулось своим ликом краешка одинокого облачка, висящего в ослепительно-синем небе, на крышу поднялись леди Этерия Кейвази, троица ее бессменных спутниц и четверка телохранителей.

Дав мне возможность закончить очередное упражнение, баронесса по-хейсарски опустилась на одно колено и смиренно склонила голову:

— Мастер? Вы не уделите мне часть своего драгоценного внимания?

Я мысленно фыркнул: судя по церемонности обращения, леди Этерия хотела использовать тренировку со мной, как способ хоть на какое-то время избавиться от навязчивого внимания своих тэнгэ .

— Уделю... — нехотя пробормотал я и, поймав вопросительный взгляд десятника, посмотрел в небо, показывая, что буду тренировать баронессу до полудня.

Хейсар кивнул, щелкнул пальцами, привлекая внимание своих подчиненных, и без лишних слов нырнул в люк...

...Минуты через полторы после того, как леди Этерия начала разминаться, я понял, что неверно истолковал ее мотивы: она сознательно допускала ошибку за ошибкой. Причем в движениях, править которые, не прикасаясь к ней, было невозможно.

Пришлось изворачиваться: 'неверное' движение локтя я поправил одним единственным тычком пальца в подреберье, 'ошибку' в захвате воображаемого запястья — щелчком по оттопыренному мизинцу, дрожание предплечья во 'Взмахе Крыла' — молниеносным рывком за кисть.

Сообразив, что держу дистанцию, она закусила губу и на переходе от 'Искры на ветру' к 'Сломанной ветви' изобразила такое невообразимо-безобразное вращение бедрами, что я онемел от возмущения. А потом, сместившись так, чтобы ни часовой, ни Уресс не видели выражения моего лица, подошел к ней вплотную и негромко поинтересовался:

— Если вы не хотите тренироваться, то, может, не надо тратить мое и ваше время зря?

— Хочу. Просто нас слышат. А мне надо с тобой поговорить... — одними губами произнесла баронесса. Потом подумала и добавила: — Поговорить можно во время парного танца или качания маятника ...

Понял. Кивнул. Дождался, пока она закончит разогреваться, скользнул к ней, принял стойку песочных часов и выставил вперед правую руку. Леди Этерия уперлась в мое предплечье своим и легонечко на него надавила...

— На семь качаний... — чуть громче, чем надо, сказал я и вернул ей ее движение...

...Первые несколько минут мы сосредоточенно молчали. Я — пытаясь понять, какие из ударов она сможет делать во время беседы, не вызывая удивления у невольных зрителей, а баронесса — старательно демонстрируя весь известный ей арсенал движений.

Лучше всего получались простые перехваты с ударом пальцами в горло и глаза, заломы рук и захваты за пальцы. А вот срывы с атакующего предплечья и переводы на болевые и броски у нее получались так себе. Поэтому я, 'придравшись' к общей ошибке — отсутствию в движениях силы — 'заставил' ее отрабатывать самую простую связку: перехват руки с последующим хлопком в висок. Само собой, не в движении.

Выслушав мои выводы об уровне отработки маятника, баронесса демонстративно вздохнула, послушно надавила на мое предплечье и тихонечко прошептала:

— Что с ней творится, Кром?

Я молча отсчитал седьмое качание, 'провалился' вперед на ее рывке, вовремя подставил ладонь под хлопок и, погасив точный и сильный удар, угрюмо сдвинул брови, показывая, что не расположен обсуждать поведение Мэй с кем бы то ни было.

Леди Этерия поняла. И грустно усмехнулась:

— Это касается не только тебя! Она... — новый удар в ладонь, — ...выходит из комнаты только для того, чтобы пообщаться со своими женихами. Не говорит... — удар в ладонь, — ...ни с кем. Вообще! А когда я заявляюсь в гости... — удар, — ...тактично намекает на то, что ей хочется побыть одной!

Судя по тому, что каждый следующий хлопок пробивался сильнее предыдущего, баронесса пыталась сделать вид, что не понимает. И это ее лицемерие внезапно вывело меня из себя:

— Замуж она выйдет. Как обещала. И ребенка родит! Можете быть спокойны...

— Кром, я за нее переживаю!!!

Мне стало горько до тошноты: за Мэй переживал я, а все остальные — ждали выполнения ее Долга...

— Она толком не ест! — горячо зашептала баронесса, в очередной раз вложившись мне в ладонь. — И почти не спит! А когда все-таки забывается, то плачет... Во сне...

Я прикрыл глаза и заскрипел зубами — Мэй было плохо, а я не мог ее даже увидеть!!!

— Кром, с этим надо что-то делать!!!

— Не надо... — глухо буркнул я. — Она пытается заставить себя смириться с будущим, которое вы ей 'подарили'...

Сарказм, прозвучавший в моем последнем слове, заставил баронессу покраснеть от гнева:

— Мы подарили ей два года жизни!!! Два года, вместо пары недель и твоего... э-э-э... — она заткнулась на полуслове, изо всех сил рубанула меня по ладони и тут же врезала еще дважды: правой голенью по внутренней поверхности бедра и левым кулаком в печень. А потом виновато опустила взгляд и закусила губу.

Толку? То, что она хотела сказать, было понятно и без слов.

Следующие три качания маятника прошли в молчании. А перед четвертым она вскинула взгляд и зашипела, как готовая к атаке змея:

— Ну, и что ты молчишь? Тебе что, все равно?

Я равнодушно пожал плечами: объяснять ей, что любая попытка влезть в душу к Мэй наверняка сделает ей больно, не было никакого желания.

— Ты... ты... ты действительно Бездушный!!!

— Да. Так и есть. А еще я Нелюдь... — буркнул я. Потом заблокировал десяток ударов по самым уязвимым точкам своего тела, подсек беснующуюся баронессу под обе ноги, аккуратно уронил на бок, взял ее руку на излом, дождался, пока девушка перестанет трепыхаться и выдохнул: — При этом я ей отдаю все, что у меня есть. А вы — отнимаете...

— Отнимаем? Что?! — с трудом повернув голову так, чтобы видеть мои глаза, спросила баронесса.

Я вздернул ее на ноги, дождался, пока она заправится, и криво усмехнулся:

— Единственное, что у нее осталось. Право Выбора...

...До конца тренировки леди Этерия не вымолвила ни слова — выполняла движения в половину силы, била лишь бы попасть, а во время растяжки несколько раз уходила в себя. Я ей не мешал — работа в таком режиме позволяла мне вовремя реагировать на ее атаки. И сдерживать рвущуюся наружу злость.

Увы, к моменту, когда с лестницы послышался топот ног тэнгэ баронессы Кейвази, ее — злости, — было еще слишком много. Поэтому я отошел от тянущейся леди Этерии и взялся за колотушки.

Увидев, с какой концентрацией я выполнил первое же повторение 'Молота, падающего на наковальню', леди Этерия вдруг вскочила на ноги и торопливо подошла к Урессу.

Тихий вопрос, такой же тихий ответ — и она ощутимо изменилась в лице, порывисто шагнула ко мне и, увидев, что из люка показалась голова одного из ее телохранителей, помрачнела. А потом, замерев на месте, нехотя опустилась на одно колено:

— Да пребудет с тобой Благословение Снежного Барса, Мастер! Спасибо за тренировку...

— Пожалуйста! — учтиво ответил я и попробовал сосредоточиться на выполняемом упражнении.

Как бы не так — выбравшись на крышу, десятник повернулся ко мне лицом, прижал к груди кулак и торжественно провозгласил:

— Кром по прозвищу Меченый! Тарваз Каменная Длань, аннар рода Аттарк, ждет тебя в зале Совета!

Уресс, все еще тянувший руку 'к наковальне', недоверчиво посмотрел на родственника, потом вспыхнул от радости и, сорвавшись с места, бросился к люку.

Причины его радости я не понял, поэтому, проводив его взглядом, вопросительно уставился на хейсара.

— Побежал за водой. Для тебя: входить в зал Совета должно чистым и душой, и телом... — глубокомысленно объяснил воин.

— Радуется чему? — раздраженно спросил я.

— Ну, так он же твой тэнгэ! — хихикнул часовой. — Значит, зайдет следом. И покажется на глаза деду...