Ландскнехт. Часть вторая.

Грабежи начались сразу же, по-моему, едва только наши "войска" вошли в городишко. Мы шли по главной улочке, а вокруг уже орудовали подчиненные Индюка. Крики, местами стрельба, звон бьющегося стекла, женский и детский плач, веселый смех солдат. Хорошо хоть — дома и заборы в основном из камня, если и будут пожары, наверное, не загорится все сразу. А пожары к ночи, пожалуй, будут.

Протопали до площади — там встали обозы пехоты, в управе уже, похоже, разместились командиры. Минометчики и штурмовики с музыкантами потянулись дальше, и я, не увидев нигде нашего капитана, решил, что лучше последовать их примеру — нечего тут делать, да и от командиров бы подальше. Кане самоустранился от командования, а раз так — да и пошло оно все. Отправлю потом с донесением "в штаб" вот того конопатого сопляка — он где-то пролюбил фляжку, и теперь будет любимым моим поленом для битья. А пока — марш-марш вперед. За остальными более-менее адекватными ребятками. Набрался наглости и догнал первую телегу штурмовиков, и обратился, на ходу козырнув, к их командиру — рыжеусому сержанту, на предмет разрешения расквартироваться рядом, и вообще, скоординировать, так сказать, на случай чего. Тот подумал пару секунд, и кивнул. Вот и ладненько.

* * *

Занимаем мы, значит, несколько домишек на окраине. Штурмачи заняли здоровенный пустой особнячок, минометчики с ними, музыканты — домик напротив, выгнав оттуда хозяев. Ну, а мы ломимся в домишко рядом со штурмачами, прямо у самой главной дороги — мне больше всего забор понравился — каменный, и с бойницами, как специально, стилизованный под старинную крепостную стену, что ли. И высокий, шрапнель не достанет. А домик сам по себе какой-то несерьезный, желтенький в штукатурке, с беленькими фальш-колоннами, пилястрами, чи как там они, наличниками и прочими архитектурными излишествами. И вокруг все ухожено, садик с какими-то деревами плодовыми, газоны. Жаль, думаю, потопчем, но чего уж там. Затягиваем телеги во двор, тут же распределяю сначала караулы, всем расписываю куда как если что бежать, и конопатого тут же пинком сопровождаю в направлении — с донесением. Уже готовятся насчет пожрать, с аккуратного колодезя черпают водичку на помыться, жизнь налаживается! Иду в домик присмотреть там насчет размещения всех и вообще — и тут на тебе здрасьте.

Семейная чета запуганного вида, двое детишек — белобрысые оба, девочка лет пятнадцати, и пацаненок дошкольный еще, двое из прислуги, судя по всему — престарелый мужичок и невозмутимого вида тетя. Ну и что мне с ними делать? Выпнуть за ворота, как трубадуры наши? Так там им хана, пожалуй. Тут оставить? Ага, то-то уже мои орлы (хм... ну, пока других нет — и эти орлы, а раз я за них отвечаю — мои, значит) уже на баб косятся, да и на девчонку тоже. А вообще, конечно, правильно. И все одно им всем крышка. Да и девка, хоть и малолетка, но уже вполне ничего, если б не дурацкие косички, то выглядела бы вполне взрослой. Правда... по-хорошему ж не получится, а значит, мужиков придется, пожалуй, пристрелить. И ведь хрен кто меня осудит. А поощрить мне солдатиков таким образом, пожалуй, стоит...

Оглядываюсь я, значит, по сторонам, да потом и командую, да так, чтоб и во дворе слыхать было:

— Значить, так, арррлы! Слушай меня, внимательно. Ежли кто, по своей поганой натуре, попробует чего лишнего без спросу.... Слышите, абизяны? — без спросу потырить, хозяев, значить, здешних, не спросив, то я того, лично, как мародера и вообще преступника при... хмм... прикладом по хребтине отхожу. Ясно вам, оглоеды? Ничто не ломать, не гадить, относиться бережно. А, кроме того, если кто к женщинам полезет — то и подавно, сгною. Все ясно? — а сам, значить, думаю, как бы теперь к кнуту пряника добавить.

Однако ж, неудовольствия особо явного-то и не вижу, вроде как-то даже с пониманием большинство. Но от греха тут же быстро и доходчиво объявляю хозяевам, что они настоятельно обязаны обеспечить покой, уют и гостеприимство доблестному штрафному взводу героической баронской армии (они при упоминании барона аж посерели все), сдать все имеющееся в доме оружие, и предоставить все припасы в наше пользование. Ну и вообще, так сказать. Ну и завертелось все, я едва успеваю проверить посты, осмотреть местность по-округ, да получить с конопатым приказ от капитана об том, что завтра с утра быть всем взводом с обозом в готовности к маршу. А там уже, едва вернулся — и попадаю натурально в домашний уют. В большом холле, где я и встретил хозяев, уже организованы два длиннющих стола со скамейками, на них — вполне себе такая господская еда, винище... мать твою же!

— Вы, что же, поганцы, творите?! Кто велел спиртное на стол давать? Да я вас... — свирепею натурально, аж в глазах темнеет. Хорошо хоть, винтовку на дворе оставил, а про пистолет и вовсе забыл. — Кто посмел, спрашиваю?!

— Ваше благородие! — кидается ко мне хозяин, аж мелко всем лицом подрагивая — Простите, Богами молю! Я велел вынести, мыслил, Ваши доблестные воины...

— Заткнись — ему, значит, говорю — Значит так. По паре кувшинов на стол. Остальное... хм... вместе с прочими припасами... любезно предоставленными нам хозяином... Ведь предоставленными же?!

— Конечно! Конечно, господин командир! Я сразу, я как только... — хозяин только что не подпрыгивает, руки к груди прижимает, чуть не плачет уже — Все, все что пожелаете, Ваше благородие!

— Ну вот и не ори. — Значит, остальное — в обоз, сдать под отчет. У кого найдется потом выпивка — я предупредил. Доложу капитану, без всяких. А если кто напьется — лучше пусть застрелится сам, уяснили? Вижу, уяснили. А теперь так. Всем — за стол! Кто там на смену — тех вперед кормить, и бегом товарищей сменить, пока стол полон. Малчать! Потом они опять на пост пойдут, достоят. Нечего морды кривить, все в одном взводе теперь, неча! Ладно, давай, хозяин, угощай нас!

И понеслась. Чорт его же поймет, как оно вот так вышло. И почему. Но захлестнуло нас это пиршество, как-то бесшабашно, и без вина практически (не считать же два кувшина на сорок рыл выпивкой, в самом деле!) а словно захмелели все. Хозяева носятся по комнате, разнося еду, всячески стараясь угодить, дочка их, боязливо косясь, с книксеном подошла и сообщила, что для солдат достали все одеяла и белье... глупая, ну какое же солдатам белье! Смех, шутки — ну, ни дать ни взять — праздник в казарме, да и то сказать, даром, что мужики сиволапые, так и мата не слышно, особливо, когда женщины или детишки рядом. Потом потихоньку начали и песни затягивать, кто-то байки травить стал, раскурили трубочки. Пока выхожу, проверяю посты, уже и темнеть начинает. Однако пьяных нет, хоть я и старательно всех обнюхиваю. В городе... в городе стрельба слышна, крики и уже видно — в двух местах горит что-то. На перекрестке вижу — двое солдат гонят какую-то визжащую девку — походу, не догонят, больно пьяно бегут. Однако. Часовым у ворот напоминаю, чтоб к нам во двор никого не пускали, кроме капитана. Если что — меня звать, и плевать я хотел.

Возвращаюсь — а там и вообще идиллия. Солдатики совсем размякли, объелись, со столов уже женщины убирают все, а девчонка солдат развлекает, и без всякой музыки поет. Сажусь я в уголочке у входа, заслушался даже. Голосок у нее несерьезный, подростковый, и поет-то, конечно, не ахти...

Но тут-то меня и накрыло. Пусть и слова не те и даже песенка совсем не похожа вовсе, просто в целом... Кто-то, когда-то. Давным-давно, в прошлой жизни еще, мне вот так же пел, не попадая ни в ноты, ни в мелодию, дурацкую песенку

Мотылек, куда же ты летишь

Погоди, ведь ты в огне сгоришь...

В себя пришел где-то на дворе. И испугался — не смог сразу вспомнить. Кто же мне это и когда пел. Потом вспомнил, но все равно как-то стало муторно, и грустно, сам не понял отчего. В дом не пошел, приказал подвернувшемуся Лошадиной Морде проверить обоз и все подготовить, ибо с утра снова выступать.

А потом и весь наш праздник резко закончился. Явился Кане, да не один, а в компании еще десятка офицеров при полувзводе драгун — какие-то новые, походу баронские, судя по запаху и слою пыли — только что прибыли. Естественно, тут же всех выстроил во дворе, отрапортовал. Прибывшие с Кане офицеры похмыкали, озираясь, и один из них, вроде как целый майор, выразил удовольствие, и желание здесь и остановиться. Нам было тут же велено в момент собраться и занять строение по соседству, на самом краю города. Это оказался довольно ветхий склад, то ли сеновал — ну да нам уже было наплевать. Благо, отужинать все успели. Настроения конечно ни у кого уже не было, потому все завалились спать без особых разговоров, под аккомпанемент нечастой стрельбы в городе. Караулы я проинструктировал стрелять во все подозрительное, и заодно приглядывать за пожарами — а то сгорим еще в этом сарае.

Утром, строясь вместе со всеми в колонну, все мы хмуро поглядывали в сторону того домика, где вчера так неплохо все начиналось. Домик весело полыхал, как, впрочем, и большинство построек в городке, причем кажется, что возгорания эти вполне рукотворны, и будут продолжаться, пока не останется ни одного целого строения. Выстроились, и тут Кане подъехал, и обрадовал меня

— Значит так, взводный. Твой взвод отправляется с полком. Я остаюсь здесь, ждать пополнения — а ты командуй. Вопросы есть?

— Никак нет — какие тут вопросы, тут слов-то приличных не найти. Еле удержался, чтобы не сплюнуть.

А дальше еще краше — остаются, оказывается, минометы и штурмовики, только музыканты еще идут с нами. Ну и гусары... наверное. Если они вообще вернутся из своего "рейда" и нас найдут. Вот ведь радость-то какая. По рядам прошла команда к движению, забрякала в голове колонны музыка, и полк начал вытягиваться по шоссе. Вчерашние офицеры, за спиной которых уже суетились у своих телег штурмовики, смотрели на всех нас с презрительной усмешкой, покачивая головами. Да и чорт с вами, сволочами. Вот и наша очередь пришла

-Шагом!

Проходя, все мы косились на ворота вчерашнего домика. Там, на мощной балке, висели все домочадцы с прислугой — и старые и малые. А женщин и девчонку, похоже, даже не тронули. Мда. Косяк. Ну, будет мне, как начинающему комвзвода баронской армии, наука.

* * *

Еще до начала марша, выстроив взвод, уже вполне привычно вздрючил всех на предмет наблюдения и действий в случае чего. И вот теперь на четвертый час пути, если считать по привалам, выделил еще и не сказать охранение или там тыловой дозор, но наблюдение. Велел им, сменяясь, попарно отставать, на край пыльного облака отходя, и там стараться идти, оглядываясь. Рискуя своей башкой, разрешил отставать, осматриваясь, и нагонять потом. Авось не пропадут никто, не сбегут — а то мне крышка.

И вот, первые ласточки. Или, скорее, голуби. Полные фекалий. Как незабвенные шаланды легендарного Кости-рыбака. Прибежал, как назло, именно Боров. Когда ж тебя, суку, убьют уже наконец...

— Разрешите доложить, вашбродь! — смотри-ка-ты, даже на солдата старается быть похожим

— Докладывай...те, рядовой — чего-то я как-то в роль прямо вхожу, даром, что сраный ефрейтор, а среди штрафников — взводный-вольный — це фигура! Уже только что слова через зубы не цежу, высокомерен стал, как английский офицер...

— Так, вашбродь, замечены всадники, сзади за нами обходят, по флангам!

— Твою ж мать... Продолжать движение, старший за меня — Перек.

Кинулся смотреть, сначала к Борову, потом ко второму — точно, на пределе видимости показались точечки — явно конники — несколько слева, несколько справа, замыкают словно кольцо, сходятся далеко позади. Еще минут десять наблюдал — отметил еще появление, чуть поближе, но все равно километра два до них, бинокля нету, а так мне не видать, что за форма. Тэкс.

Бегом обратно, велев продолжить наблюдение, и тут же отправил троих — двое в помощь наблюдателям, и одного с донесением в голову колонны, об обнаружении неизвестных (вероятно, вражеских?) кавалеристов в тылу колонны. И тут же приказал всем привести в порядок оружие, взять запасы с телег, долить воды во фляги. Подумав, еще и отправил одного к идущим впереди телег музыкантам. Ну, можно сказать, лизнул неглубоко. Все же — теперь это единственные 'настоящие' баронские войска в колонне. И хоть они и музыканты, но с винтовками, и с дисциплиной. А дисциплина, она даже поважней винтовок будет. И прямо на удивление — не прошло пары минут, как нарисовался их старший, молодой сержант, не особо чинясь тут же приказавший показать, что мне там привиделось. Пошли посмотреть — а там уже вполне себе различимо и нагло рыскают кавалеристы. Далеко, конечно, километр пожалуй уже, но не таясь особо. И не сказать много, но все же. Потом и в хвосте плестись не надо стало, по флангам, только из пыли чуть выйди, видать стало разъезды, тоже на расстоянии приличном. Сержант сплюнул, выругался и велел идти обратно.

А там уже ждет меня посыльный. Со свежеразбитой губой, и сообщением. Что полковник изволит гневаться, велел не разводить панику, и вообще, он на привале лично научит всякую шваль, как отличать своих гусар от чужих. Я растеряно оглянулся на сержанта — он-то, поди, точно в различиях формы разбирается, да и глаза помоложе — разглядел бы, пожалуй. Сержант только усмехнулся, и оптимистично заметил, что до привала надо будет еще дожить. И тут же приказал выходить всем взводом по правую сторону телег и переть за пылью по обочине — а он, мол, выйдет со своими слева. Я еще заикнулся, что мол — полковник-то... на что выслушал краткую, но эмоциональную характеристику полководческих талантов нашего нынешнего командования и пожелание не умничать.

* * *

Спасает нас, пожалуй, только то, что идем мы в самом хвосте колонны. Ну и то, что вояки Индюка растянулись на марше совершенно неприлично, по сравнению с уставными требованиями. В итоге мы просто не успели вместе с обозом толком втянуться в неглубокую выемку перед мостиком через какую-то речушку. Топчемся на повороте, и потому наблюдаем все, как в театре. Сначала с промежутками в несколько секунд начинают вспухать над растянутой колонной шрапнели. Потом грохает с красивым султаном дыма там, где должен был быть мост. Ну а после из-за речки начинают стучать винтовочные залпы.

Здрасьте, девушки. И совершенно не удивляет, даже как-то легче — ну, наконец-то нас начали убивать, а то все ждешь, ждешь. Сержант не подвел — тут же слышно его приказ разворачивать телеги и отходить. Не то чтоб это спасет от пушек, но хоть на время. Пока дожевывают остатки полка в котловине. Кое-как разворачиваем свои телеги, с полковыми помогать даже не лезем — тем более что пушкари вражеские планомерно сдвигают огонь к хвосту колонны, и уже начинают шипеть и шлепаться по-округ перелетные шрапнельные пули. Оттягиваемся в только что пройденную не сказать рощицу — группку деревьев. Ну и делаем вид, что занимаем оборону. От кого? Да все равно, от кого. Жить осталось, в общем-то, пока артачи вражьи не соизволят перенести огонь на нас.

Однако ж, пока сидим и ждем, к нам собираются, жмутся, как испуганные овечки в стаю, гордые отважные свиррцы. Накапливается немалая толпа — ну, лакомая же цель, сейчас начнут. Ан нет. Как потом я подумал — поди, просто-напросто, боеприпас кончился — стреляли двумя пушками всего, сколько там они возят с собой снарядов-то? А по колонне гатили изрядно, беглым огнем. Вот нам и обошлось. Ну, сидим, значить, втыкаем, что делать — решительно непонятно. Ну да, что пока — первое дело — перекличка. Доложить о потерях. Потерь нет, почти как в телевизоре говорили. Ну, это — пока. У вас несчастные случаи на стройке были? — Нет — Будут! Расход боеприпасов — тоже пока ноль. Имущество все в норме, Перек-Лошадиная Морда доложил. И лошади пока целы. Хорошо бы, хоть кто командование на себя взял. А сержант-музыкант — молчит. Нехорошо так, надо ж что-то делать. Ну и накаркал.