Авика Паллада.

Я подошла к окну и, распахнув створки, с наслаждением втянула носом эту ни с чем несравнимую прохладу зарождающегося дня. Где-то неподалеку запела птица, приветствующая едва проклюнувшееся солнышко, и ей тут же вторила другая, а затем и третья. Вскоре весь сад заполнился мелодичными трелями, и я, заслушавшись, застыла у распахнутого окна, погруженная в свои мысли. А поразмыслить было над чем. Сегодня я отправлялась в Альмэн, а это значило, что совсем скоро, я вновь увижу своих друзей: Сун Вэй, Сирин и, конечно же, Бриана...

Все то время, что я провела в родном селе, на каникулах, я постоянно вспоминала наш первый поцелуй во время праздника исхода года. На своих губах я словно все еще чувствовала прикосновение его мягких, но настойчивых губ, и это заставляло мои щеки полыхать смущенным румянцем. Неужели еще немного, и я вновь увижу его? Такого же высокого, темноволосого и темноглазого? Я сотню раз представляла себе нашу с ним первую встречу после долгой разлуки: радость, неловкость, смущенные улыбки, нежные взгляды — все это совсем скоро мне предстояло испытать, и не могу сказать, что мне бы этого не хотелось...

А Сун Вэй? Как провела лето моя лучшая подруга? Из последнего письма я узнала, что она с родителями отправилась в Шелкофф, так как ее отца вызвал к себе сам император. Признаться, я всегда немного завидовала Сун Вэй, чей родитель работал при императорском посольстве в Весгороде, и поэтому часто путешествовал вместе с семьей. Как бы и мне хотелось бросить все, и отправиться куда-нибудь, далеко — далеко, да хоть в тот же Древин, посмотреть на обитель светлых и черных эльфов. Но за свои семнадцать лет дальше нашей столицы я, увы, не выезжала.

Где-то во дворе прокричал петух, сообщая всем домочадцам, что пора вставать. Я отошла от окна и, открыв сундук, задумчиво оглядела сложенные в нем вещи, решая, что же надеть. Остановившись на простой, приталенной рубашке с длинным рукавом и свободного покроя штанах, я покрутилась у зеркала, привычно взъерошивая короткие, белоснежные волосы.

Дом постепенно просыпался и наполнялся звуками шагов и голосами. На мои проводы в школу собрались практически все родственники: дядя со своей женой, старшая кузина с мужем и детьми, а так же седой словно лунь двоюродный дедушка — папин дядя. Последний кстати, никак не хотел смириться, что его любимая внученька, то есть я, учится на магичку, так как считал таковых никем иным, как порождениями Великой тьмы.

Кстати, о Великой тьме. После того, как светлый эльф Тирилл вместе с королевской сестрой-близнецом, Касантрой, начертали на моей руке Проклятую руну, каждый мой день проходил в ожидании чего-то ужасного, ведь истинное значение, символа теперь навек запечатленного на мне, трактовалось как "принадлежащая Великой тьме", и эта руна являлась своего рода клеймом. Но за все то время, пока я находилась в родном селе на каникулах, ничего такого ужасного и неординарного со мной не произошло, поэтому я постепенно успокоилась и старалась как можно меньше думать о Проклятой руне и словах демина Глэйз, явившейся мне на постоялом дворе "У Кано". Тогда она сообщила мне, что чувствует приближение зла, черпающего силу из самой Великой тьмы, и о назревающей беде. Демин советовала мне ни во что не вмешиваться и постараться вести себя как можно более осмотрительно, и я с радостью готова была последовать ее совету. Чего-чего, а ужаса, который я испытала в королевской пыточной, когда директор Раднэ и учителя нашей школы сражались с Тириллом, Касантрой и ее приспешниками, мне теперь хватит надолго.

Я очнулась от своих мыслей, едва услышала за дверью своей комнаты ласковый голос матери:

— Вставай, солнышко! Пора собираться в дорогу!

— Я уже встала, мамочка! — ответила я, открывая дверь и глядя на грустно улыбающуюся мать. Ее длинные, белые волосы, как всегда, были заплетены в толстую косу, а голубые, словно весеннее небо глаза взирали на меня с теплотой и любовью.

— Как же ты выросла, Авика. — Тихо произнесла она, глядя как я, перебросив через плечо дорожную сумку, спускаюсь вниз по лестнице. — Неужели эта взрослая красавица моя малышка, Ави?

— Да ладно тебе, мам! — я вернулась и поцеловала ее в щеку. — Я все та же Авика, только теперь я еще и начинающая магичка.

— Ну, беги уже завтракать, ведьмочка! — рассмеялась мама, глядя как я быстро спускаюсь по ступенькам.

За большим столом уже собралась вся семья, которая, шумно переговариваясь, завтракала, споро орудуя вилками и ложками. Завидев меня, взрослые сразу прекратили разговоры, а папа тут же отодвинул для меня стул рядом с собой, приглашая присесть. Я бегло оглядела заставленный вкусняшками стол и тут же наполнила свою тарелку всем понемногу.

— Соул, а у твоей дочки хороший аппетит! — заметила Виала — дядина жена, которая с некоторым удивлением наблюдала за тем, как гора съестного на моей тарелке довольно быстро уменьшается. — Удивительно, что она у тебя все еще такая стройная!

— Просто я молодой, здоровый, растущий организм. — Закинув в рот очередную порцию яичницы, ответила я. — Мне требуется много энергии для того, чтобы хорошо учиться.

— И все же, я считаю, что молодая девушка твоего возраста просто обязана хоть немного ограничивать себя в еде. — Виала выразительно посмотрела на свою тарелку, на которой лежала одинокая горка квашеной капусты, увенчанная половинкой соленого огурца. — Я слышала, что в столице сейчас очень модна эта... как ее... диета — вот!

— Глупости все это! — поморщилась я, к ужасу моей тети накладывая себе еще добавки. — Зачем, скажите на милость, добровольно морить себя голодом? Это же просто издевательство!

— Это новое веяние моды! — возразила тетя, отодвигая подальше от меня поднос с пирожками, справедливо опасаясь, что скоро я доберусь и до них.

— Это, как вы говорите, веяние, уже давно практикуют в застенках королевских темниц, только вот преступники, сидящие на хлебе и воде, вряд ли так уж рады приобщиться к подобной диете. — Я перегнулась через стол и демонстративно схватила с подноса еще теплый пирожок, хотя давно уже наелась до отвала, так что сделала я это, по большей части, из вредности.

— Но это же совершенно разные вещи! — возмущенно возопила тетя, пытаясь отстоять свою точку зрения. — Правильно питаться не значит голодать!

— А по мне, так одно и то же. — Пожала плечами я, сыто откидываясь на спинку стула. Наконец, мужчинам, видимо, надоел наш с Виалой спор, и они поспешили поскорее сменить тему:

— Авика, пообещай мне, что будешь осторожна. — Потребовал отец, строго глядя на меня из-под густых бровей. — К сожалению, в этот раз дядя не сможет проводить тебя до Альмэна, поэтому тебе придется добираться до школы одной.

— Да уж, как не вовремя твой отъезд пришелся на ярмарочный день. — Вздохнул дядя, который занимался как раз организацией данного мероприятия и возглавлял таможню, пропускающую в Малые болота заезжих купцов. Ну и папа, разумеется, как староста села, должен был принимать в этом деле самое непосредственное участие. Так что, до Альмэна мне предстоит добираться самостоятельно, и этот факт, разумеется, сильно беспокоил мою семью. Мне же, если честно, наоборот, не терпелось поскорее запрячь Галку и отправиться в путь, а об опасностях, которые могли подстерегать юную, одинокую девушку в дороге, я старалась не думать.

Ближе к полудню я в сопровождении отца, матери и других родственников, направилась к сельским воротам, ведя под узду навьюченную в дорогу Галку. То и дело из окон добротных домов, окруженных невысоким забором, выглядывали знакомые односельчане и все как один желали мне счастливой дороги и успешной учебы. Я с невыразимой грустью в сердце смотрела на эти знакомые с детства лица, на эти улицы, где я еще ребенком беззаботно бегала, играя в салочки с друзьями, и понимала, что, чтобы не случилось, часть моей души навсегда останется здесь, в Малых болотах.

Когда родное село осталось далеко позади, неясными очертаниями, вырисовываясь где-то у подножия горизонта, я чуть встряхнула поводьями, заставляя лошадь ускорить шаг. По расчетам дяди и отца, уже к вечеру я должна была добраться до села Кучерявки, где проживала мамина дальняя родственница, которой-то и предполагалось принять меня на ночлег.

Я покосилась на зеленеющий справа лесной массив, надежно скрывший свои пугающие, темные недра густыми зарослями кустарников и невысокими деревцами с пышной кроной. В детстве я часто ходила сюда с отцом, но ни разу мне не приходилось углубляться в него далеко и мы ограничивались сбором ягод и грибов у самой его кромки. Я всегда боялась этого леса, напуганная байками, рассказанными старшими товарищами, о том, что там якобы водятся волкодлаки и людогрызы. И вот теперь, когда я смотрела на непроницаемую живую стену, мне казалось, что оттуда вот-вот выпрыгнет нечто злобное и ужасное, желающее полакомиться одинокой, упитанной путницей на не менее упитанной лошади. Я встряхнула головой, стараясь прогнать из нее дурные мысли, и чтобы окончательно побороть беспричинный страх, принялась негромко напевать себе под нос веселую песенку, подслушанную мной на постоялом дворе "У Кано". К моему облегчению, это помогло, и настроение стало постепенно улучшаться.

Где-то через пару часов по обе стороны от меня потянулся пестро цветущий луг с пасущимися на нем блеющими и мычащими стадами. Решив, проехать еще немного и сделать привал, я глазами искала наиболее привлекательное для этой цели место. Практически сразу в глаза мне бросилась одинокая белая березка, нежно трепещущая своими сережками и листьями-ушками. Я развернула Галку и съехала с дороги, прокладывая себе тропку через травянисто-цветочное море. Воздух, наполненный опьяняющим ароматом луговых цветов, приятно щекотал ноздри и возбуждал аппетит. Подъехав к белоствольной, я привязала лошадь и, расстелив на траве тонкий, шерстяной плед, разложила на нем свои съестные припасы. Пообедав бутербродом с сыром и большим соленым огурцом, я запила все это дело ядреным квасом и, довольно потянувшись, легла на спину, раскинув руки. Красота! Сытный обед, вкупе с ласковым, теплым солнышком окончательно разморили мой организм, заставив веки приятно отяжелеть, а мое сознание — погрузиться в сладкий послеобеденный сон. Меня разбудил взволнованный всхрап Галки, и я тут же открыла глаза, лицезрея склонившегося надо мной мальчишку лет двенадцати, сжимающего в руках длинную хворостину. Лицо паренька было густо усыпано крупными, рыжими веснушками, а взъерошенные, огненно-оранжевые вихры смешно торчали во все стороны, будто пацаненком только что подметали пол.

— Ну, привет. — Произнесла я разглядывающему меня пастушонку. Тот, увидев, что я соизволила проснуться, испуганно отпрянул от моего возлежащего на пледе тела и, не удержавшись на ногах, со всего размаху сел на землю, благо, трава смягчила удар.

— Ты чего такой шуганный-то? — проворчала я, принимая вертикальное положение и вытрясая из волос редкие налипшие на них травинки.

— Ничё я не шуганный! — обиженно буркнул мальчишка, потирая ушибленное, пониже спины, место. — Я поскользнулся просто.

— Ага. Верю. — Хмыкнула я, поднимаясь с земли и сворачивая плед. — Ты лучше скажи, зачем вообще ко мне полез?

— Ну... — Паренек замялся, ковыряя землю большим пальцем босой ноги. — Просто интересно стало. К нам не часто чужие заезжают...

— Ну и как, удовлетворил свое любопытство? — спросила я, пытаясь запихнуть плед в чересседельную сумку. — Я вообще-то не люблю, когда на меня глазеют во время сна.

Пастушонок густо покраснел и отвел взгляд.

— Я сначала подумал, что ты магичка, когда увидел издалека. Вот и решил, поближе посмотреть... я же не знал... что ты обычная девчонка.

— А что если я скажу, что и в правду магичка? — весело поинтересовалась я, глядя как недоверчиво вытягивается лицо у паренька.

— Докажи! — возбужденно выпалил он, горящими глазами взирая на то, как я сотворяю из воздуха мерцающий голубоватым светом магический фонарик. — Ух ты! И в правду магичка! — Восхищенно выдохнул он, когда со взмахом моей руки фонарик растворился в воздухе.

— То-то же. — Мои губы расплылись в довольной улыбке. Это заклинание было особым предметом моей гордости — чтобы его разучить, мне понадобилось больше месяца практики, но зато результат меня неизменно радовал, и я ни капли не жалела о том, что потратила на это львиную долю своих каникул. Если честно, то было очень приятно видеть, какое уважение появилось в глазах пастушонка, когда он увидел мою магию.

— Кстати, а как тебя зовут? — поинтересовалась я у рыжего пацаненка, все еще сверлящего меня восхищенным взглядом.

— Эдам, госпожа ведьма.

— Слушай, Эдам, а не знаешь случайно, далеко ли до Кучерявок? — спросила я, гадая, сколько же времени я проспала?

— Да далековато. — Пожал тощими плечами паренек. — Не доезжая до нашего села, сверните налево, а там по тракту, вдоль речки Баламутки, езжайте, и как раз, в Кучерявки-то и упретесь.

— Спасибо, Эдам! — я вскочила в седло и тронула поводья. Паренек словно не мог оторвать от меня взгляд, и я прямо-таки, спиной чувствовала его, пока удалялась от березы в указанном Эдамом направлении.

До Кучерявок я добралась с наступлением сумерек, когда по небу горошинами рассыпались мерцающие огоньки звезд. Горизонт все еще был окаймлен красной лентой прощальных солнечных лучей, но в свои права уже вступала ночь, принесшая с собой прохладу и стрёкот сверчков. В отличие от нашего села Кучерявки были намного меньше, и вместо больших, добротных домов здесь преимущественно строились небольшие хаты с соломенной крышей и слюдяными окнами. Жители Кучерявок существовали в основном на доход от продажи шерсти и молока, так как земля почему-то, давала здесь плохой урожай, которого едва-едва хватало, чтобы свести концы с концами.

Я подъехала к покосившимся воротам и слезла с лошади. На мой требовательный стук долго не отвечали, и наконец, маленькое смотровое окошко со скрипом отворилось, являя мне взгляд выпученных, маслянисто-серы глаз.

— Кого еще Великая тьма несет на ночь глядя? — не очень-то дружелюбно прохрипел мужик, дежуривший у запертых ворот.

— Я из села Малые болота. Направляюсь в Альмэн. Хотела бы у вас тут заночевать. — Ответила я, вглядываюсь в узкое смотровое окно.

— Да кто ж тебя к себе на постой-то пустит? — невесело хохотнул мужик, буравя меня своими крошечными глазками. — У нас тута чужаков не любят.

— Я у своей родственницы остановлюсь... — порывшись в памяти, я вспомнила нужное имя. — ... Ранты Фарад.

— Ранта твоя родственница? — мужик осторожно приоткрыл створку ворот и высунул свою круглую голову, с любопытством разглядывая меня с ног до головы. Остановив взгляд на моих белых волосах, он неопределенно хмыкнул и посторонился, пропуская меня в ворота со словами:

— Тоже хладгородка значит... ну-ну... ты смотри — ежели что — голову с плеч-то поснимаем!

— Вы это о чем? — оторопело спросила я, глядя на недобро прищурившегося мужика.

— Да о том. — Мой собеседник раздраженно сплюнул на землю, гневно сверкая своими маленькими глазками. — Что, ежели ты родственница Ранты, то, значит, тоже ведьма! Только подумай мне, мор какой на скотину навести — тут же старосте сдам, а он у нас на расправу крут! Вот!