Железное сердце

На этот самый диванчик Люба и присела. Окна в комнате были закрыты и наглухо зашторены. Свет шел только от неярких свечей в стеклянных круглых лампах. Тишину нарушал лишь шум в комнате за дверью, напротив которой сидела Люба. Она поняла, что там, за дверью, единственное помещение в доме, куда она желает попасть. Что это ее комната. Она там выросла, в ящиках лежат ее детские игрушки, в шкафу сохранилась детская пижама с зайчиками и вообще другой цели нет — только туда, внутрь.

И Люба принялась ждать.

Сколько длится обычный ремонт? Ну, пусть несколько дней. Ну, пусть месяц... Но шум не прекращался и ей стало казаться, будто что-то пошло не так.

Временами шум затихал и в комнате тут же темнело. Огоньки превращались в точки, становилось почти жутко — тишина, пустота и ни единого звука, доказывающего, что время не остановилось совсем.

Иногда от тишины становилось зябко.

Со временем Люба научилась бояться ее — этой странной тишины. Бояться ее прихода, как дети боятся живущего в шкафу чудовища и неважно, существует ли оно на самом деле — ведь утверждения взрослых — одно, а шкаф напротив, в которым шевелится что-то огромное и неповоротливое — совсем другое.

Когда в очередной раз шум стих, а в последнее время он вообще больше напоминал скрежет, от которого ныли зубы, Люба замерла, с тоской думая, что возможно ждать придется ой как долго.

Одной.

Под дверью комнаты, куда нет входа. А ведь и правда... дверь была, но она сливалась с косяком.

Люба сглотнула. Возможно... возможно, это не сон? Возможно, реальный кошмар?

Ей впервые захотелось закричать.

И в этот момент у левого плеча появилось пятно со странными, нечеткими очертаниями. Люба слегка повернула к нему голову, пытаясь определить, что это, откуда и какую опасность с собой несет.

В тот раз тень исчезла быстро и Люба вздохнула с облегчением. И совсем-совсем крошечной толикой жалости, потому что снова осталась одна.

Вот в чем было единственное различие — в обществе пятна получалось, что она не одна. У них намечалась компания, что бы это ни значило. Правда, как сильно Люба ни морщила лоб, так и не смогла понять, что означает выражение 'находиться в чьей-либо компании'. Зачем?

И снова наступило время, когда шум стих. На этот раз холод пришел быстрее и впивался в кожу гораздо глубже, чем прежде.

Тень появилась куда более четкая и плотная. Как большая плюшевая игрушка, за которую можно спрятаться от злого волка, где, конечно же, он ни за что тебя не услышит и не почует.

На этот раз Люба приняла появление тени как должное. И вскоре смирилась с ее соседством.

А еще спустя некоторое время тень заговорила. Вернее, начала издавать звуки, которые отказывались складываться в слова. Люба слышала только отдельные шумы.

Тень оказалась настойчивой. Если Люба смотрела на дверь своей комнаты слишком долго, тень передвигалась и загораживала ей обзор. Если Люба отворачивалась, тень немедленно перетекала в поле зрения и продолжала старательно выдавливать из себя длинное шипение, будто ей было жизненно необходимо что-то сообщить.

А однажды, когда Люба закрыла глаза, она ощутила на щеке чье-то легкое прикосновение.

— Очнись, — попросил голос, смутно показавшийся знакомым.

Люба нахмурилась и сжалась в комок. Какой настырный! Еще вопрос, что лучше — сидеть тут одной или когда тебя достает чье-то непрерывное зудение над ухом.

— Очнись, пока можешь! — требовал голос. — Это опасно, столько тянуть!

Люба затыкала уши руками и надувала губы. Скоро... уже совсем скоро, ремонт закончится и она вернется, наконец, в свою комнату к своим игрушкам, к своим страхам и радостям. Ко всем тем мелочам, что составляют основу ее существования. А пока пусть от нее отстанут!

Тень шарахнула кулаком в стену и исчезла.

На самом деле Люба думала, она больше не вернется. До того самого момента, когда снова наступила тишина, доносящиеся из комнаты звуки заглохли и в доме воцарилось безмолвие.

Люба задержала дыхание и забралась на диванчик с ногами. Дверь расплывалась и кажется, становилась ближе — все такая же крепкая и запертая. Собиралась ли она когда-нибудь открываться? И вообще, оглянувшись по сторонам, Люба заметила, что стены дрожат, как желе и медленно съезжаются, еле уловимо сползаются к центру, все ближе и ближе.

Сердце остановилось, потолок оседал вниз и тогда Люба завизжала во весь голос.

Потом комнату наполнило рычание и звук глухих ударов. Сегодня тень явилась с огромным молотком на длинной ручке и сейчас методично колотила им о стены. Люстра зазвенела. С потолка посыпалась штукатурка.

Люба присела на корточки и прикрыла голову руками. Стены трещали.

А потом, совершенно неожиданно, в одной из них зазмеилась тонкая трещина, в которую хлынули острые лучи солнечного света. Тень издала победоносный вопль, а после безудержно расхохоталась, откидывая голову назад. Края разлома расширялись.

И хлынул ослепительный свет.

* * *

Люба проснулась с тяжестью в теле — как будто спала слишком долго, отчего мышцы застоялись и затекли. Им явно не хватало нагрузки, поэтому она с удовольствием потягивалась, не вставая с кровати до тех пор, пока мышцы не задрожали от болезненного напряжения.

И тут же вскочила на ноги, придерживаясь рукой за спинку кровати — голова пошла кругом. Через секунду все прошло, Люба отпустила спинку и огляделась. В небольшой светлой комнате открытая нараспашку балконная дверь закрывалась тонкими белыми с золотой нитью шторами, лениво плавающими на сквозняке. Возле кровати, с которой она только что поднялась, стояло широкое кожаное кресло с вытертым сиденьем. Похоже, им немало пользовались. Но сейчас в комнате было пусто, хотя дверь в коридор оказалась приоткрыта. Только компьютер на столе, включенный, посреди темного экрана мелькает небольшое окошко с лицами каких-то людей. Люба сделала шаг ближе и разглядев фотографию, оставшиеся пару метров почти пролетела. С экрана на нее смотрели родители и загоревший Сашка. На фоне пальм. Значит...

Люба быстро включила просмотр. Картинка зашевелилась. Раздался шум уличного кафе, в котором сидели ее родные.

— Привет, Люба! — помахала рукой мама. — Говорят, скоро ваш эксперимент заканчивается и мы сможем повидаться. Не волнуйся, мы все понимаем — твоя работа очень важна и нельзя останавливаться на полпути. Мы понимаем, Люба, и Сашка тоже не злится — ведь эти исследования помогли вернуть ему зрение. Твой научный руководитель постоянно держит нас в курсе событий и мы знаем, что ты в порядке. Правда, мы очень скучаем. Но ты за нас не переживай! Мы тебя любим, Ло! — крикнула мама напоследок и рассмеялась.

— Позвони, как только сможешь! — присоединился Сашка, откидывая со лба выцветшие от солнца волосы. Брат, который казался таким повзрослевшим...

— И еще запомни на всякий случай, — негромко добавил отец. — Если понадобится, я сразу прилечу.

В его тоне слышалась поддержка и намек на особые обстоятельства, но почему, Люба не знала.

Ролик закончился, лица снова замерли, Люба опустила руку, только сейчас заметив, что не прикасалась к компьютеру. А как тогда она запустила просмотр?.. Она с легким удивлением посмотрела на свою ладонь, на узкие, розоватые пальцы, но не стала ни о чем задумываться, потому что порывом ветра ее всего на секунду, но зато крепко обхватило за ноги и бедра. Переведя взгляд на себя, она увидела, что одета в хлопковую белую больничную рубашку и поняла — это последнее, что ей хочется на себе видеть.

К счастью, в одной из стен комнаты оказался встроен шкаф и когда Люба отодвинула дверцу, то сразу увидела целый ряд разнообразной женской одежды, висевшей на плечиках и аккуратно сложенной на полках. Она не стала ее рассматривать, потому что взгляд приковало только одно полупрозрачное голубое платье, которое Люба решительно сняла с вешалки и тут же примерила.

Возможно, это легкое платье принадлежало хозяйке комнаты. Люба еще раз осмотрелась и снова не увидела ничего определенного, что говорило бы о человеке, который здесь проживает — только на кресле, расположенном возле кровати оставалась электронная книжка, небрежно сунутая между спинкой и сидением, а на прикроватной тумбочке лежал на блюдце обгрызенный бутерброд и стояла пустая чашка из-под кофе. Также на спинке кресла висело сложенное легкое одеяло, а перед ним стоял пуфик для ног. Складывалось впечатление, что кто-то долгое время жил прямо здесь, в кресле.

Люба на секунду нахмурилась. Впрочем, в это время снова дунул заигрывающий ветерок.

Он пах морем, жарой и спелыми персиками.

Люба тут же про все забыла и направилась в коридор. Спустилась по лестнице, быстро оглядываясь — дом оказался довольно большим, но из людей Люба увидела только двух девушек в одежде, напоминающей строгую униформу, одна из которых при виде Любы замерла прямо с подносом на вытянутых руках, а вторая шарахнулась к стене.

Люба проплыла мимо, инстинктивно угадав, где входная дверь. Не дойдя до выхода всего нескольких метров, она уловила краем глаза зеркальный блеск. Зеркало пристроилось между двумя портьерами, огромное, с серебристой паутиной рамки по краям, такое величественное и красивое, что Люба не сразу обратила внимание на свое отражение.

Существо походило на жителя фэнтезийной страны, как их рисуют мечтатели — в воздухе, казалось, не касаясь земли ногами, висело узкое гибкое тело девушки в голубом платье с огромными глазами и волной золотистых волос. А главное, что свидетельствовало о ее принадлежности к нелюдям, так это лицо — нечеловечески тонкие и гладкие черты, застывшие в холодной гримасе невозмутимости.

Люба склонила голову к плечу и существо, предупреждающе сверкая глазами, повторило ее жест. Тогда она топнула ногой по полу и почувствовала боль в подошве. Оказывается, она босиком, но зато совершенно точно стоит на полу, а не зависает над ним в воздухе.

Люба бегом вернулась в комнату и нашла голубые босоножки среди длинного ряда выстроенной в ряд обуви всех возможных цветов и фасонов.

Больше ее ничего не задерживало и Люба, нигде не останавливаясь, выскочила на свежий воздух. И оказалась на огромной открытой веранде, огороженной каменной оградой, за которой вдоль горизонта, куда ни кинь взгляд, расстилалось море...

Лестницу она тоже увидела не сразу, а только когда смогла оторваться от картины ровного сонного покоя и отойти от дома чуть дальше. Разгоряченная солнцем длинная крутая дорожка вела вниз с холма, на котором стоял дом, теряясь в густых колючих кустах у подножья. Люба неторопливо принялась спускаться, впитывая мирный щебет птиц и еще что-то неуловимое, тонко-звонкое в гуле далекой воды.

Нет, не так.

Что-то звенело на грани слуха, когда ты не совсем уверен в звуке, но все же чувствуешь напряжение. Люба на миг замерла, наклонив голову вбок, как делают любопытные непуганые птицы.

И снова отправилась дальше. За очередным поворотом началась круглая, покрытая асфальтом стоянка, по краю которой в тени деревьев припарковали несколько машин, не вызывающих интереса, а вот прямо посередине асфальтового пятна, под палящим солнцем были оставлены мотоциклы. Люба облизнулась и заворожено подошла ближе.

Ей показалось, они немного живые и даже что-то тихо напевают себе под нос, переворачиваясь с бока на бок, как разомлевшие на солнце толстые коты.

Любе захотелось встать рядом на коленки и погладить блестящий хром и горячую кожу сидений.

— Нравится?

Она одним движением повернула на звук голову и снова замерла. Молодой человек с короткими светлыми волосами, загоревший так сильно, что белки глаз казались белоснежными, а сами глаза голубыми, как утреннее ясное небо, улыбался настолько довольно, что Любины губы тут же растянулись в ответной усмешке.

— Привет, — за первым шел еще один парень, массивный и рыжий. — Ты кто?

Люба приподняла брови. А они кто?

— Да ладно тебе, Гризли, чего ты девушку пугаешь, — блондин подошел ближе и протянул руку. — Гарик.

Люба с интересом смотрела на протянутую ладонь, а потом решилась и протянула в ответ свою. Почувствовала осторожное пожатие.

— Так что, — спросил он через время. — Как тебя зовут?

— Л-люба, — неуверенно ответила она.

Блондин расплылся в улыбке. Несмотря на жару, на нем были надеты черные кожаные джинсы и темно-зеленая футболка с белым рельефным изображением парусника.

— Отлично! А это Гризли, — блондин отпустил ее руку и кивнул в сторону друга. — Так что, нравится мой байк?

Люба наблюдала, как он проводит рукой по баку черно-синего мотоцикла, со всех сторон увешанного как щитами какими-то толстыми пластинами. На самом деле ей больше нравился другой, стоявший чуть поодаль — тот, где на баке оранжевые языки огня превращались в алое зарево на черном, а все детали казались тонкими, хрупкими и длинными, но тот, второй, был слишком диким, а этот... Байк отзывался на ласку хозяина довольным урчанием и Люба на секунду прикрыла глаза от окатившего ее удовольствия. Что чувствуешь, если приручил льва, огромного и смертоносного, который, однако, никогда не посмеет тронуть тебя самого? А когда открыла их, заметила в глазах Гарика настороженный ртутный блеск, который, однако, сразу же испарился.

Люба еще раз опустила глаза на его байк. Да уж, разве такой может не нравиться?

— Да, — сказала она, преданно заглядывая в лицо Гарика снизу вверх.

— Покатать? — очень серьезно спросил тот.

Люба быстро закивала.

— Может, не стоит... — завелся за спиной Гризли, но Люба просительно смотрела на хозяина и его синекожего металлического Зверя.

— Садись, — отрывисто то ли крикнул, то ли приказал Гарик и Люба почти прыгнула на разогревшееся под солнцем сидение.

Гризли вдруг закашлялся. Люба чувствовала ладонями кожу байка, под которой, казалось, циркулирует горючая кровь с запахом бензина и не сразу обернулась вслед за своими новыми знакомыми.

На краю площадки, видимо, поднявшись снизу, стояли люди. Первым делом Люба увидела знакомые белоснежные волосы и в голове всплыло имя — Лазурь... Лазурь выглядела очень удивленной. Эсфиль застыла рядом с ней, широко открыв прозрачные желтые глаза, а загоревший Игорь неожиданно сунул обе руки в карманы и насупился.

Но куда сильнее был удивлен тот, кто стоял впереди всех остальных. Его старые вытертые до белизны джинсы и бежевая футболка очень шли к его загорелой коже, но при этом словно подчеркивали уставшие глаза и отросшие волосы, которые давно не встречались с расческой. Что-то в голове болезненно загудело и Люба нахмурилась. Его имя тоже готовилось всплыть на поверхность, но Люба отрицательно качнула головой, разрушая момент узнавания.

— Готова? — негромко спросил Гарик, резко усаживаясь перед Любой. — Держись.

Она послушно обхватила его за пояс.

Глаза ошарашенного незнакомца, наконец, переварили шок и потемнели от злости.

— Не смей! — вдруг крикнул он и от прозвучавшего приказа по Любе прокатилась волна от чего-то знакомого. Слишком знакомого.

Байк тут же завелся и сыто затарахтел.