Сын своего отца

Отгар нетерпеливыми движениями расстегнул куртку, путаясь в пуговицах, и вынул плотный водонепроницаемый пакет.

— Возьми и мотай отсюда, — нервно сунул он в руки грабителя документы.

Презрительно оглядев Рейли с головы до ног, Советник отвернулся в сторону.

— Капитан! Хватит заниматься ерундой! Всем готовиться к отходу. Уходим через два часа.

— Не спать, не спать! — Кор, сбиваясь с ног, бегал вдоль засады на левом берегу Глухой у брода. Крестьяне, впервые за недели плена наевшиеся досыта, засыпали на ходу. Хотя у них было часа четыре для отдыха, но трудный день и долгая дорога после заточения в душных трюмах сделали своё дело: люди не успели восстановить свои силы.

По расчётам, отпущенный пират, если ничего не случилось, должен был оказаться на месте поздно вечером. Плюс час-другой на сборы какой-нибудь диверсионной группе. Значит, именно в эти предрассветные часы можно ожидать гостей.

Юноша внимательно присмотрелся к кустам, ветви которых как-то подозрительно закачались. Он подтолкнул двух дремлющих по соседству мужиков, ставших сегодня лучниками, и ткнул пальцем на противоположный берег. Те, встряхнувшись, тоже насторожились. По цепочке залёгших людей пробежала волна оживления. Люди напряжённо молчали, готовясь встретить врагов градом стрел из оружия, захваченного на корабле.

Похоже, что прячущиеся на противоположном берегу не заметили засады. Кусты раздвинулись, и среди ветвей показалась массивная конская голова.

Ночной лес всегда полон неожиданностей, и любой путник, пеший ли, конный, держа путь лесной дорогой, чутко прислушивается ко всему. Шорох листьев от случайного ветерка, крик испуганной птицы, шелест травы под ногами кинувшегося прочь зверька — всё становится источником напряжённого ожидания. Даже самая обыкновенная лужа на тропе может оказаться сложным препятствием, когда лишь свет далёких звёзд помогает разглядеть дорогу. И только опытный и смелый человек решится отправиться в путь в кромешной тьме девственного леса, борясь с ночными страхами. Но не звери страшны ему в чаще. Мало кто из лесных жителей решится приблизиться к человеку и, тем более, напасть на него. Нет в ночном лесу никого опаснее человека, вышедшего навстречу путешественнику, так как лишь уверенность в себе, превышающая страх, может толкнуть его на этот шаг. Или отчаяние, доходящее до безумия. Но никто не скажет наверняка, кто опаснее: сильный, не знающий страха, или отчаявшийся безумец. Как никто не определит, кто безумнее: сумасшедший или уверенный в себе настолько, что осмелился встать поперёк дороги хорошо вооружённому мужчине.

Милтон Рейли резко натянул поводья, едва не наехав конём на белое пятно.

— Остановись!

Негромкий твёрдый голос звучал уверенно, и разбойник незаметно нащупал рукоять меча.

— Кто ты такой, чтобы меня останавливать? Уйди с дороги.

— Что тебе моё имя? Достаточно с тебя и того страха, которым ты пахнешь сейчас. Но, если тебе просто интересно, считай меня своей судьбой.

Рейли рассмеялся, расслышать в голосе говорившего дребезжащие нотки.

— Уж не пугаешь ли ты меня, старик? Прочь с дороги, если хочешь умереть в своей кровати.

— Моя жизнь всецело в руках Всевышнего, и это Он послал меня навстречу тебе.

— Чего это Он вспомнил обо мне? Уж не желает ли, чтобы я стал Его служителем? Тогда Он ещё глупее тебя!

— Не кощунствуй, не то постигнет тебя Его кара!

Грабителя уже начал раздражать этот разговор, и он нетерпеливо тряхнул поводьями.

— Чего ты хочешь, старик?

— Я хочу, чтобы ты раскаялся в своих грехах, Милтон Рейли, и бросил своё кровавое ремесло. Очисть свою душу от злобы, истекающей из тебя, словно из треснувшего кувшина. Прекрати нести людям горе.

— Раскаяться? В чём?

— В отнятых тобой невинных жизнях, в реках пролитой крови, в предательстве своих друзей, во лжи и ненависти. В замыслах своих кровавых. Откажись от задуманного тобой, ибо все твои уже совершённые преступления бледнеют рядом с тем, к чему ты хочешь привести свой народ. Опомнись!

Рейли почувствовал, что его рот сводит от злобной гримасы.

— Замолчи, старик! Мне наплевать на этих людей. Меня лишили всего, что я имел, меня заставляли умирать от непосильной работы. Те самые люди, которых ты просишь пожалеть. Они заковали меня в цепи, словно бешеную собаку и несколько лет били плетьми, чтобы я усерднее приближал свою смерть. Они всю жизнь старались убить меня за то, что я не хотел жить в этих цепях. Именно от них я вынужден был прятаться в грязных и вонючих звериных норах. И мне надоело! Я снова хочу денег, власти, свободы. Настоящей, а не такой вот, лесной! И горе тому, кто станет мне мешать. Прочь, старая сволочь, или я снесу тебе голову!

Рейли вынул меч и тронул коня, но старик и не думал отходить, подняв на уровень груди левую руку. Конь словно наткнулся на невидимую преграду, встревожено заржав.

— Конечно, ты можешь убить и меня, как убил десятки других, но я всё равно сделаю своё дело, остановлю тебя, обезумевшего кровожадного зверя. Ты умрёшь, как бешеная собака. И смерть твоя будет куда страшнее, чем ты можешь себе предста...

Бандит в ярости взмахнул мечом и по широкой дуге обрушил его на шею старика, оборвав того на полуслове. Брызнувший фонтан крови перепугал лошадь, и та взвилась на дыбы, едва не выбросив Рейли из седла. Грабитель с трудом успокоил животное, чуявшее запах свежей крови и настороженно фыркающее на лежащего поперёк дороги человека.

— Ты не успел, — хохотнул убийца. — И ты сам виноват в своей смерти.

Его последние слова потонули в грохоте шквала, обрушившегося на лес, словно горная лавина.