Три Заряницы

— Ишь, какой страдалец, — Млад насмешливо хмыкнул, — правильно сказал, я б не только сказал, я б тебя, борова здорового, ещё и не так проучил.

— Да лучше бы побил! — в сердцах отмахнулся слуга. — У него взгляд такой страшный был, что под палку в десять раз легче. Как живой остался, не знаю.

Вздохнула, думая, что наверняка всё брату про меня рассказал, раз слугу при нём отчитывать не стеснялся, и с тоской посмотрела на запертую дверь наверху. Князя я боялась. Вон как он на меня вызверился. А теперь вообще страшно представить, что будет. Вспомнила, что Стас говорил, что в Княжий град придётся вернуться и перед глазами встала балованная княжеская дочка.

Ох... чувствую, что беды мои только начинаются, — пожалела себя и расстроено села на лавку у окна.

Глава 13

В княжеском тереме стояла страшная суета. Полчаса назад гонец от князя принёс радостную новость, что маленький княжич жив, здоров и весел, и что князь с сыном возвращаются; да не одни, а вместе с Владыкой. И княжна Леда словно взбесилась.

Терем мыли, перины выбивали, а в отведенной для знатного родственника палатах расставляли дорогую серебряную посуду и расстилали новые ковры, которые князь наказывал беречь пуще глаза для приданого. Слуг гоняли, хуже собак, а дворовые девушки сбились с ног наряжая и накрашивая молодую хозяйку, но та никак не могла успокоиться и задавала всё больше и больше работы.

— Рубашку, что я золотом вышила, ему на постели разложить и в бане пусть заморского мыла поставят.

— Так оно ж дорогое, — ужаснулась нянюшка, — отец даже себе не берет, жалеет — ждёт, когда сваты приедут, чтобы удивить.

— Велено ставить, значит ставь, — огрызнулась княжна, выдирая из рук нянюшки драгоценный кувшин. — Чтобы спорить, лучше девок позвала бы, чтоб накрасили.

— Господи, вот наказание, — причитая и охая, нянюшка велела позвать к княжне прислугу.

— Эту, — указала на Красаву княжна, — на кухню спровадь и пусть задом своим бесстыжим тут не вертит. И рубаху новую у неё отбери, пусть ту, в которой до этого ходила, наденет.

Красава поджала губы и с силой закусила щеку, чтоб не выдать наглой княжонке всё, что про неё думала. Полученная от князя наука до сих пор отдавала болью в исполосованной спине.

— Сурьма... кончилась, — в голосе прислуживающей девки прозвучали панические нотки, и она испуганно подняла глаза на уже набеленную и нарумяненную госпожу.

— Что?! — Леду перекосило, она сжала кулачок, и со всего размаху ударила непутёвую девку по руке; та охнула и отпрянула, опрокидывая на княжну белила. — Ах ты тварь, — взвилась княжна. — Еще смеешь наряды мне портить?! — она снова замахнулась, но стоявшая неподалёку нянюшка загородила собой вконец перепуганную девушку.

— Господь с тобою, Ледка, что ты выдумала? Да разве ж она виновата? Ты ж сама вчера велела своим подружкам глаза подводить, вот сурьма и разошлась.

— Я велела — я госпожа! А её дело было следить, чтоб сурьма всегда под рукой была! — замахнулась она и на старуху, но в последний момент опустила руку.

Нянюшка изменилась в лице, но привычно стерпела очередную обиду своего выкормыша.

— Да где ж она её среди ночи взяла бы? Как Велька заболел, князь ярмарку закрыл. Сегодня снова торговые ряды откроют, вот и купит.

— Сегодня ярмарку откроют? — оживилась княжна. — Нет, тогда я сама поеду. Не хватало ещё, чтобы холопка вместо меня сурьму покупала: у ней и вкусу нет, еще купит обманку из золы, дура деревенская.

— Да как же ты сама поедешь, голуба? Сопроводить-то кто из княжеского почёта должен.

— Так что во всём тереме никого не найдётся? — не сдавалась княжна. — Пусть тогда боярин Зван проводит.

— Так он еще вчера домой ушёл, жена чего-то захворала.

— Так может легче ей уже.

— Да, говорят, хуже только. Боярина узнавать перестала, — покачала головой нянюшка, а у Красавы радостно екнуло сердце.

Мысль о некрасивом, но неравнодушном к ней боярине теплом разлилась в душе. Нет, все-таки не зря она столько вытерпела, не зря; и теперь уже счастья своего не выпустит.

— Ну, тогда и говорить не о чем. Ты, вон, собирайся и довольно будет.

— Да куда ж я со своими ногами на ярмарку? Я ж там и ряда не осилю.

— А я всю ярмарку обходить и не собираюсь. Куплю только сурьму, браслетов пару, ниток шёлковых, да еще погляжу кружева на постель, и всё. Ах да, еще про башмаки новые забыла и к травницам... — голова последнее время болит.

— Так это, почитай, вся ярмарка! — всплеснула руками нянюшка.

— И что? Может тебе меня не жалко и пускай голова дальше болит?

Нянюшка вздохнула и только с немым укором посмотрела на капризную княжну.

— Может Годун согласится? — без особой надежды спросила она.

— Годун? Ха! Как гонец приехал, он сразу к блудницам сбежал, торопится своё взять, пока отец не вернулся и хвост ему не прижал.

* * *

Второй день неможилось еще вчера крепкой боярине, второй день давило что-то грудь и словно каленым железом выжигало внутренности. А еще двоилось у ней в глазах и временами казалось совсем уж что-то несусветное. Будто лицо у Звана расплывалось и сквозь привычные черты проступало лицо совсем другого человека, да не одного, а сразу нескольких, что словно в калейдоскопе, сменяли одно другое.

— Званушка, — слабым голосом позвала мужа боярыня и протянула дрожащую руку. — Посиди со мной.

Боярин встал и пересел на кровать к больной.

— Чего тебе? — равнодушно окинул её взглядом.

— Помираю я, родненький... за тебя переживаю, как один-то останешься? Не дал Бог нам детушек, не с кем доживать тебе будет, — всхлипнула боярыня.

— Ты о том не переживай, — в глазах Звана промелькнуло странное выражение. — Один я недолго буду, — насмешка в голосе испугала боярыню и она ещё тяжелее задышала.

— Давит грудь что-то.

— Давит? — переспросил Зван и склонился ближе. — Дай посмотреть. — Он несколько секунд разглядывал сосущего из её сердца кровь летуна-кровососа, а потом покачал головой. — Нет, нечему тут давить, — он положил руку на грудь боярыни, сгоняя упыря, и та захрипела.

— Убери, убери камень, уберрри..., — что-то забулькало в её груди, она попыталась снять придавившую её будто каменная плита ладонь, но сил у неё не хватило, и спустя минуту безвольная рука упала на пол, а застывшие навсегда глаза уставились в одну точку.

— И детушки у меня ещё будут, — раздался в светлице его насмешливый голос. — Эй, слуги! — гаркнул он, открывая дверь. — Зовите священника — представилась боярыня... и бабок-плакальщиц — пусть обмоют покойницу.

Он посторонился, пропуская слуг, и закрыл за собой дверь.

Теперь и повод есть, чтобы с ведьмаковым обозом уехать, — усмехнулся он. — Боярыня скончалась и ничего его не держит. Князь будет доволен, что свой человек при Вельке останется,... а уж Мара как обрадуется, — улыбка стала еще шире и, выглянувшая в этот момент, плакальщица сотворила охранное знамение.

— Тьфу ты, кабелюка! Хоть бы постеснялся, покойница в доме, — она громко хлопнула дверью и Зван захохотал в полный голос.

* * *

Дожидаться Стаса пришлось долго: сначала он еще выходил пару раз, только поговорить не получалось, уж больно многим с ним посоветоваться было нужно; сказал только, что до вечера занят будет, а потом и вовсе в светлице с князем закрылся.

Я вначале просто сидела и ждала, потом Млада еще пораспрашивала, да видно было, что надоедаю ему и решила найти какую-нибудь работу. Вспомнила, что когда белье стирала, рубаха порванная попалась и, попросив иголку с ниткой, села зашивать. Шила и в толк не могла взять, откуда прореха-то такая: разве кто специально разорвал. Потом во двор пошла, Матвею с Востриком помочь вещи укладывать. Слово за слово, проговорила с ними до вечера, а когда темнеть начало, забеспокоилась. В доме и без меня народу было не протолкнуться, в бане уже почёт княжеский обосновался, а куда мне деваться, опять не знала.

Вернулась в дом как раз тогда, когда Стас вниз спускался.

— Луша, — позвал к себе, и на душе стало одновременно хорошо и тревожно. — Иди сюда, — он быстро спустился и потянул меня за руку наверх. — Ночь скоро, я с братом договорился, чтобы ты с нами переночевала.

— Ой, — споткнулась от неожиданности. — Может, не надо? — умоляюще подняла глаза и попыталась высвободить руку. — Я внизу лягу, на лавке, ничего со мной не сделается, я привычная.

— Зато я непривычный, — меня подтолкнули вперед, и я совсем запаниковала. — А князь, он как же?

Договорить не успела, потому что дверь распахнули, и я увидела недовольное лицо князя, что, нахмурившись, сидел у стола.

— Стас? — поморщился он, вставая.

— Вышеслав, я свое слово сказал, — перебил его резко Стас и кивнул на кровать, где стал уже одетый Велька.

— Иди, ложись, Луша. Велька уже совсем молодец. Выспаться только осталось и будет здоров.

И вправду его лицо заметно порозовело и было видно, что ребенок спит спокойно и крепко.

— А я поесть еще хотела, — решила тянуть время сколько могу, не решаясь при них раздеваться, и тем более ложиться в постель одетой, — я бы и помыться не отказалась, да только неловко было признаться, но Стас и сам всё понял.

— Поешь тут, ужин сейчас принесут; и умыться я попрошу, чтоб дали... мы с братом выйдем, — не дал возразить Стас.

Князь опять поморщился, а я вздохнула и тихонечко присела сбоку от княжича.

Уже час, как поела, помылась и теперь лежала, укрытая одеялом до самого носа, а сон все не шел. Стасу с братом постелили на полу и я, прислушиваясь к ночным шорохам, безошибочно выделяла его дыхание на фоне тихого похрапывания брата и отчего-то точно знала, что он тоже не спит. Повернулась на бок и прижалась щекой к краю кровати. Несколько минут лежала без движения, а потом высвободила руку из-под одеяла и свесила с кровати, чтобы было не так жарко, и замерла, когда его пальцы коснулись моих и переплелись. Медленно сжала его руку в ответ, и счастливая улыбка расцвела на лице.

'Как же мне повезло, — кольнуло сердце что-то удивительно хорошее. — И как хорошо, что решилась признаться'.

С этой мыслью я и уснула.

* * *

Ярмарка шумела и переливалась множеством звуков, запахов и ярких красок. Торговый люд спешил взять своё и вываливал на прилавки великое множество товаров и разной всячины. Горшечники звенели посудой, ткачи шелестели тканью, меховые ряды пестрели бархатными хвостами чернобурок и искристым мехом соболей, а скорняки выставляли седла и сбрую для лошадей. Но самый большой интерес вызывал ряд, где расположились заморские купцы. Они приезжали редко, и увидеть их диковинки спешили многие.

Княжна Леда тоже была тут и успевала одновременно применять дорогие уборы и нетерпеливо покрикивать на едва поспевающую за ней няньку. А сейчас, замерев перед восторженно разглядывающими ее челядницами, примеряла новый венец.

— Вот купец еще серьги к нему вдеть предлагает, — прислужница с поклоном протянула ей подушечку с сережками и Леда победно усмехнулась своему отражению в небольшом зеркальце, что не выпускала из рук. Теперь-то уж сердце дяди дрогнет. Она повела плечиком и взгляд упал на висящие на стене мужские украшения. Сердце её екнуло: в самом верху висел дивный, богато изукрашенный каменьями пояс и в тон ему, широкие нарукавные браслеты.

— Дорого? — спросила, снимая с пояса кошель и с тревогой глядя на оставшиеся золотники. Эх, жаль, что отец не дает ей больше, двадцати монет за раз.

— Чтобы угодить такой красавице, отдам почти даром — тридцать золотых.

— Сколько?! — вскрикнула княжна и прикусила губу. 'Не пристало княжеской дочери торговаться', — всплыла в памяти полученная с детских лет наука. Но сейчас в кошельке звенело не больше десятка золотников, и Леда оглянулась, выискивая глазами подружек, у которых можно было бы занять недостающие деньги. Увидела двух знакомых и крикнула, чтоб подошли. Вместе получилось пятнадцать золотников, но всё равно этого не хватало даже на пояс, а Леде непременно хотелось купить весь набор. С тоской поглядела она на зеркальце в руке и положила его на прилавок.

— За сколько возьмёшь? — спросила, едва сдерживая слезы, и горько вздохнула, услышав вполовину меньшую сумму, чем отец заплатил в прошлом годе.

— Ледка, опомнись! — нянюшка попыталась выхватить зеркальце, но не успела, и драгоценная игрушка перекочевала под прилавок. — Что отцу скажешь, непутёвая? — старуха покачала головой, глядя, как княжна вытряхивает на прилавок последние деньги.

— А что мне ему говорить? — с вызовом посмотрела она на няньку. — Разбила, скажу! Или ты меня выдать собираешься?

— Да, бог с тобой, Леда! За тебя ведь переживаю.

— Ври больше, — Леда взяла завернутые в ткань пояс и нарукавники. — Просто боишься, что отец на улицу на старости лет вышвырнет.

Она быстро пошла в сторону виднеющихся вдали рядов, на которых высились горы самых разных трав.

— Погоди, Леда, не поспеваю за тобой, — нянька, держась одной рукой за бок, а второй опираясь на длинную клюку, с трудом перевела дыхание.

— Так нечего было за мной таскаться, раз немощная такая стала, — огрызнулась на ходу Леда и нянька застыла с открытым ртом.

— Так ты ж сама велела.

— Я велела — я госпожа! — фыркнула привычную фразу княжна, но все-таки остановилась и велела спешащим за ней прислужницам. — Помогите ей, видите, плетется ели-ели, а я пока за настоем к травницам сбегаю.

Она повернулась и в самом деле побежала в сторону торгующих травками бабок.

Запыхавшаяся и раскрасневшаяся даже сквозь белила, княжна быстро оглянулась и, убедившись, что нянька с прислужницами осталась далеко позади, быстро нырнула за прилавок, где полдничало сразу несколько торговок.

— Мне Сновида нужна, есть такая?

Одна из женщин вскинула голову и медленно кивнула.

— Я, Сновида, чего тебе?

— Дело есть, поговорить хочу.

— Так говори, — пожала она плечами, и княжна нетерпеливо притопнула ножкой.

— С глазу на глаз нужно.

— Ну, пойдем, — она отставила в сторону крынку с квасом и положила сверху недоеденный хлеб.

Они отошли в сторону от прилавка, и травница еще раз оглядела нервничающую княжну.

— Чего надо? Признавайся.

Леда наклонилась вперед и прошептала в самое ухо торговки.

— Достань зелье приворотное.

— Эва куда хватила! — отпрянула травница и расхохоталась. — Спохватилась! Князь за привороты уже лет восемь, как в острог кидает. Нету, — отрезала она.

— Я заплачу, — Леда стянула с пальца колечко и торговке в руку. Та посмотрела на блеснувший камушек на ободочке и покачала головой. — Не пойдет. Куда оно мне? Давай золотник и к вечеру принесу.

— Нету денег, бери кольцо, оно дороже стоит.

— Дороже то дороже, да зачем оно мне? На мою лапу даже на ноготь не налезет.

Леда вздохнула и горько всхлипнув, стянула с пальца еще один перстенёк.

— Бери, у златаря переплавишь, как раз по тебе кольцо будет.

Торговка хитро усмехнулась и сунула оба колечка за пазуху.

— Другой разговор. Дом говори, к вечеру зелье принесу.