Сосредоточившись, совершаю волевой толчок и зона прохлады распадается клочьями, постепенно истаивающими в разных уголках Караван-Сарая. Моё же внимание упало на танцовщицу в белых шароварах и лифе, которые контрастируют с её тёмно-синей шёрсткой, гармонируя с белоснежной гривой и таким же хвостом, заплетённым в косички с бубенчиками.
Уловив мой интерес, лошадка подошла поближе, соблазнительно улыбаясь и покачивая бёдрами, при этом звеня колокольчиками на запястьях и внизу штанов (лодыжками эту часть ног не назвать, так как из-за пальцехождения строение скелета местных отличается от человеческого).
— Могу я чем-нибудь помочь благородному господину? — замерев рядом, наклонившись и выгнув спину кобылка отвела изящные руки назад, из-за чего её лиф оказался на уровне моих глаз. — С таким жеребцом я готова на многое...
Последние слова были произнесены многообещающим томным голосом, от чего на миг у меня из головы вылетела основная проблема. Впрочем, спустя удар сердца память восстановилась, позволяя мыслить насколько возможно трезво.
— Кое с чем ты можешь мне помочь, — вижу, как улыбка на мордочке незнакомки становится хищной, а не только игривой. — Мне нужно, чтобы ты прочитала вслух эту газету.
С последними словами указываю пальцем на верхнее из изданий. Тут же взгляд лошадки сместился чуть в сторону, на мордочке появилось недоумение, затем — раздражение, а потом...
Шлёп!
— Извращенец, — припечатала незнакомко, гордо и сердито уходя прочь, оставив меня сидеть с выражением недоумения. — Да за кого он меня принял?
— Чего-то я не понял, — произношу вслух, потирая щёку (не то, чтобы мне было больно, но всё же обидно). — Как сказал один мудрый мастер БИ, научившийся летать при помощи маленького шарика, отражать пули собственным телом, просидевший в пещере неизвестное количество лет, чтобы беспрепятственно пролазить в кроличьи норы... "Это ж-ж-ж не спроста".
Взяв в руки издание с изображением класса, открываю первую страницу и чувствую, как у меня начинает подёргиваться веко. Стоило же перелестнуть ещё пару листов и в душе вспыхнуло желание обнять верблюда за шею и не отпускать... пока он не перестанет дёргаться. Причиной же этого стало то, что журнал оказался комиксом для взрослых, ну или чем-то вроде этого, так как в картинках повествовал о приключениях учительницы с низкой социальной ответственностью.
Проверка остальных журналов показала, что только два из них были газетами, в то время как остальные имели исключительно порнографическое содержание. Осознание, что сам дурак раз не проверил покупаемый товар совсем не помогало, чтобы задавить в себе порыв пойти и запихнуть эту макулатуру в задницу её бывшему владельцу. И если в другое время над случившимся даже посмеяться можно было бы, то сейчас...
— Небо, если ты это видишь, то урони этому козлу на голову что-нибудь тяжёлое, — подняв взгляд к солнцу, продолжающему палить своими лучами и без того сухую землю, слегка усмехаюсь и добавляю: — Я в долгу не останусь.
— До-го-вор... — прошелестело на грани сознания, словно бы шёпот ветра прямо на ухо, от чего по спине пробежался табунок мурашек.
В следующую же секунду со стороны покинутого мной фургона раздался шум, треск и громкие ругательства, из которых я понимал от силы треть. И невзирая на то, что мы виделись только раз, не узнать голос торговца "газетами" не получилось бы даже при большом желании.
— Так... и куда я вляпался? — усиленно вороша память предшественника на тему местных божеств, прихожу к невесёлому выводу, что на памяти Сомбры таковым мог зваться только Дискорд, как раз в стиле которого устроить что-нибудь эдакое. — Я в заднице. А ведь ещё даже не влез во все проблемы с империей... Может быть Хоуп сама справится?
"А то я чувствую, что со своей удачей принесу ещё больше проблем чем смогу решить", — захлопнув все журналы с пошлыми картинками, немного подумав и оглянувшись, засовываю их за пазуху, а в руки беру два издания с чёрно-белыми изображениями и убористым мелким текстом.
— Добрый господин будет что-нибудь заказывать? — задала вопрос верблюдица, одетая в светло-голубые воздушные штаны и топ, с вуалью на мордочке и повязкой на голове.
— Пожалуй... Но сперва — прочитай названия этих газет, — показываю оставшиеся издания, ожидая самого худшего.
— В вашей левой руке "Эквестрийская правда", а в правой "Кантерлотский вестник", господин, — послушно отозвалась собеседница. — Могу я ещё чем-нибудь вам помочь?
"Хоть тут повезло. Живи, сын гиены: ты помилован", — приподняв уголки губ киваю.
— Скажи, сколько ты хочешь за то, чтобы прочитать мне вслух эти газеты?
...
Хан Караван-Сарая искренне расстроился узнав, что я собираюсь покинуть его город (где мне действительно понравилось), но как-то удерживать не стал, вместо этого предложив ещё немного заработать. В общем-то ради этого мой вечерний визит к нему и был запланирован, так как в планах оказалось купить некоторое количество вещей, карманных денег на которые могло не хватить. Ну а запускать свою руку в мешок, оставленный беженцам совесть не позволила.
Новые светильники разных цветов заняли своё место в сундуках коня, по приказу которого мне доставили две пары облегающих ниже колен, но широких на уровне бёдер дорожных штанов, при виде коих у меня в голове крутилось слово "Бриджи", два жилета с четырьмя карманами на каждом, одну шёлковую белую рубашку, один красный бархатный халат с длинными широкими рукавами, одну белую шляпу, один дорожный плащ тёмно-серого цвета, две пары сандалий. Впрочем, некоторые из этих предметов шли как подарок от чистого сердца, из-за чего отказаться от них, означало бы обидеть дарителя в его доме.
Кроме того, в моей собственности оказались кривой кинжал, что пошёл в пару к уже имеющейся сабле, признанной достойным приобретением, а также... дульнозарядный кремниевый пистоль грифоньего производства.. Хан лично объяснил, как его заряжать, чистить, хранить во время непогоды, чтобы он не подвёл в тяжёлую минуту, а послужил неприятным сюрпризом для врага.
"Офигеть не встать. До чего техника дошла. Я, конечно, знаю как всё это работает, и если не револьвер, то двухстволку соорудить смогу... если будут материалы и инструменты, но... Какого лешего в волшебном мире делает огнестрел? К грифонам, что, тоже счастья в виде попаданца привалило? И он, похоже, не стесняется делиться новинками в деле причинения вреда среднему своему. Впрочем, может быть у них просто свой Леонардо появился... или как там звали изобретателя пушек".
К счастью, больше меня ничем таким удивлять не стали, а потому, собрав походный рюкзак и закрепив его на спине, я отправился к выходу из Караван-Сарая. Со мной решили прогуляться как глава города, так и его советники, которые не забыли пообещать присмотреть за беженцами, а заодно и передать им оставшиеся после покупок монеты (небо каждый призвал в свидетели).
"Опять убегаю в ночь, при этом даже не попрощавшись. Плохая получается традиция. Впрочем... кто я для них? Так, наверное, будет даже лучше для всех", — убедив себя такими мыслями, поднимаю взгляд к тёмным небесам с россыпями звёзд и диском луны, где до сих пор томится младшая из принцесс-диархов.
...В газете, которую мне любезно согласилась прочитать верблюдица не было написано того, что на троне восседает одна лишь Селестия, да и о самой принцессе упоминалось вскользь, пусть и часто. Однако же дата выпуска говорила, что сейчас идёт девятьсот девяносто второй год после Длинной Ночи, когда Найтмер Мун пыталась погрузить мир во тьму. Я же отчётливо помню, что принцесса Луна должна вернуться на тысячный юбилей после ссылки, чтобы неудачно повторить свой опыт с переворотом, но теперь наткнуться на шестёрку молодых подружек, только одна из коих владеет магией на высоком уровне, а ещё одна может считаться бойцом-рукопашником. Кроме того, осторожные вопросы, заданные помощнице показали, что о третьем аликорне в Эквестрии она не слышала даже слухов, не говоря уже о сбоях со сменой дня и ночи.
"Таким образом выходит, что в Кристальную Империю отправилась совсем не та компания... да ещё и злодея, чтобы его превозмочь не нашли. А там ещё Хоуп, которая даже во времена тиранствования предшественника имела кое-какой вес в обществе, который сейчас должен стать непоколебимым авторитетом. И что мне со всем этим раскладом делать?!".
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Город ждёт 5
Прожив не одно столетие и живя не первую тысячу лет, далеко не все годы из которых были тихими и безмятежными, Селестия могла назвать себя действительно... мудрой (в конце концов возраст кобылы считается до тридцати, а потом начинается никому не озвучиваемый хвостик). На её опыте были взлёты и падения разной степени успешности и болезненности, начиная победой над Дискордом при помощи Элементов Гармонии, заканчивая поражением в отношениях с самым близким и родным существом, что привело к очередной схватке... являющейся самой постыдной победой в истории. В конце концов даже с Сомброй всё вышло удачнее, так как там Луна не пострадала и осталась рядом...
Кто-нибудь мог бы сказать, что сравнивать изгнание сестры на ночное светило и исчезновение целого города с его населением нельзя, так как это несопоставимые величины. Принцесса дня была полностью согласна с этим утверждением, но вряд ли кто-то догадывался о том, что для неё гораздо страшнее была именно личная потеря. Впрочем, если бы ей позволили ещё раз оказаться в прошлом, в тот проклятый Дискордом день... долг вынудил бы вновь применить могущественные артефакты с надеждой, что исход будет хоть чуточку иным (ведь даже драконикуса можно освободить... если найдутся новые хранители).
...Белая аликорница пришла к этим выводам не сразу: первую сотню лет её сперва терзали злость и непонимание, которые вылились в загонную охоту на сторонников Найтмер Мун, в результате чего из четырёх рас пони в Эквестрии остались три, а затем, когда она остыла, на первый план вышли горечь и отчаяние. И в таком разбитом состоянии приходилось склеивать отдельные осколки страны в нечто целостное, попутно вычищая с руководящих мест всю ту мерзость, что под прикрытием охоты на бэтпони и сочувствующих расплодилась в провинциях. Самое же поразительное в этом было то, что смертные графы и бароны умудрялись проявлять намного больше жестокости к своим жертвам, подкрепляя её жадностью и подлостью, нежели это в самые для себя тяжёлые годы позволяла "Королева Солнца".
Нет, Селестия себя не оправдывала: в первую сотню лет после изгнания Луны она умудрилась испачкать свои руки настолько, что до сих пор в кошмарах видела осуждающие выражения морд погибших. Очень сложно ей было вновь заслужить доверие и уважение своего народа, а не фанатичную верность и страх перед гневом правительницы, но на это ушли ещё одна сотня лет и несколько поколений пони. При этом пришлось активно работать над своей репутацией не только как честного и справедливого монарха, искренне радеющего за благополучие пони, но и как кобылы в целом...
Сперва она отказалась от титула королевы, вновь, как и когда-то в самом начале став принцессой, в тайне надеясь однажды снова сидеть рядом с сестрой и вместе решать проблемы королевства, надежду на что давали магические изыскания и попытки вернуть Луну в Эквестрию. Затем был первый политический брак, продлившийся без малого шестьдесят лет и подаривший белой аликорнице верность западного герцогства, следом за ним — второй и третий... От четвёртого мужа она даже родила, но малыш оказался лишь единорожкой, что так и не унаследовала предположительного бессмертия матери, зато дала начало новому дворянскому роду. На пятом же муже было решено остановиться, так как к этому моменту королевство оказалось окончательно сковано в единое целое торговлей, брачными союзами, общей историей и небольшой профессиональной армией.
...Единственной положительной стороной репутации, приобретённой принцессой дня в первое столетие после изгнания Луны стало то, что соседи опасались даже заглядываться на границы Эквестрии: единственные два раза когда сперва грифоны, а затем олени попытались вторгнуться окончились выжиганием армий магическим пламенем (о чём до сих пор можно услышать страшные сказки и легенды, переиначенные на свой лад). В то же время из самого королевства пони постепенно изымались знания как о восстании Найтмер Мун, так и о последовавшем за этим времени: распускались новые слухи, придумывались традиции, в которые верили из-за нового образа их правительницы. Постепенно Селестия и сама начинала верить в свой обман, давно и надёжно перестав быть резкой и решительной воительницей, что решала проблемы наиболее простым и понятным путём.
"Слова разят точнее копья; золото открывает ворота городов; репутация стоит дороже любых денег; верность можно воспитать, но нельзя купить; знания — сила".
Руководствуясь списком простых правил, медленно но верно белая аликорница ковала из Эквестрии королевство, в котором почти отсутствовала преступность, а средний уровень жизни превосходил всё, что имели соседи. Армия со временем уменьшилась и превратилась в гвардию, стража — в полицию, научный подход помог превратить магию из искусства, где один мастер мог передать знания не более чем полудюжине учеников, при этом без гарантии успеха хоть у одного из них, в ремесло, коему учатся тысячи единорогов по всей стране (разработанная система глифов позволила переложить на всем понятный язык умения, ранее считавшиеся уникальными талантами).
Конечно же случались и провалы, как с попыткой собрать ремесленников в городах, чтобы ускорить их рост за счёт производства и продажи товаров: лишь Мэйнхеттен, Балтимейр, да Сталионград сумели "поймать ветер", в то время как в других местах программу ожидал полнейший крах. И лишь недавно, по меркам аликорна, когда был совершён прорыв и изобретён паровой двигатель, промышленность вновь начала развиваться.
Принцесса дня признавала, что утонув в повседневных рутинных заботах, которые не заканчивались ни днём, ни ночью, ни в любой из периодов года, она позволила себе впасть в некое подобие сна. Лишь событие, которого не видели в этом тысячелетии ни единого раза вынудило её проснуться: в Эквестрии вновь появился второй, юный и неопытный, но полноценный аликорн!
Что такое для бессмертного существа, привыкшего видеть как окружающие её друзья, близкие и знакомые рождаются, стареют и умирают узнать, что появился кто-то подобный? Восторг, страх, трепет... Обуревающие эмоции нельзя было описать словами, но приходилось их сдерживать хотя бы ради того, чтобы не испугать Каденс. В конце концов даже в её глазах новоявленная тётушка была кем-то недостижимо высоким и далёким, что, несомненно, должно было пройти лет через сто-двести.
...
Скинув с себя розовый халат, тут же занявший своё место на крючке у стены, высокая и стройная обладательница высокой груди и широких бёдер взглянула на себя в зеркало. С той стороны стекла на неё устало посмотрела уже не юная принцесса, что будто бы навсегда застыла на пике физической формы и привлекательности... на что обращали внимания едва ли десять жеребцов из ста, в то время как остальные видели перед собой живую статую, а то и вовсе какое-то божество.
