Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

Закончилось их противостояние клятвой Сарина, принявшего на себя обязательство проследить за исполнением требований Лутарга, после чего молодой человек со спокойной душой засобирался в путь. Уверившись в безопасности матери, он вновь заволновался о Литаурэль.

Как она? Что с ней? Вопросы, остающиеся без ответа, рвали его на части. Рьястор жалобно скулил, вторя переживаниям мужчины.

Они оба хотели вернуть ее. Оба скучали по мягкой улыбке и теплому прикосновению руки. В равной мере корили себя за то, что позволили схватить Истинную, но лишь один из них ощущал болезненное томление в сердце, мысленно произнося имя — Литаурэль.

Глава 15

Ведомый знакомым жаром, опалившим прижатую к стене ладонь, Антаргин провалился в пучину хаоса, чтобы вновь обрести себя в средоточии жизненной силы Нерожденной. Он тянул до последнего, не желая видеть ее. Блокировал зов, направленной нитью понуждающий его явиться, а сейчас помимо воли откликнулся на призыв, ибо сам нуждался в ее помощи.

Как бы горько это не было, ему одному открыть тропу не под силу, и Перворожденный знал об этом. Знание — все решившее за него!

Мужчине пришлось переступить через себя, чтобы спуститься в подземелье крепости и поделиться энергией, взывая к Риане, но ради сына он был согласен отринуть собственную гордость. И гордость рьястора в том числе. Антаргин сумел смирить духа и подвигнуть его на встречу с матерью, которой Повелитель стихий не желал.

Воля двух основ его существа схлестнулась между собой, чтобы одна отступила в итоге. Сын, отказывающийся предстать пред матерью, подарил отцу возможность спасти любимого ребенка. Часть уступила части, смирившись с тем, что прошлого не изменить.

Будучи двумя половинками единого целого, монолитного, не существующего поодиночке, они делились эмоциями. Каждый из них переживал эмфатическое состояние другого, как свое собственное. Это было привычно, чувствовать второе "я", становиться им, так же, как воспринимать окружающий мир сквозь призму его ощущений.

Именно поэтому один смог понять другого, забыть о собственной боли, чтобы не усилить ее ни в себе, ни в нем. Вечность подарила себя мгновению, а мгновенье напитало ее, заполнив пустоту. Жажда любви отступила перед желанием делиться любовью. Предательство воззвало к спасению, и Антаргин пришел к Риане.

— Я звала тебя, — звонкой капелью пропела она прежде, чем восстать сверкающим вихрем из разрозненных пятен влаги, поблескивающих на черной поверхности пола.

— Знаю. Слышал, — коротко бросил мужчина, наблюдая за тем, как облако над его головой превращается в смурную, потрескивающую тучу.

— Удержи, устала, — громыхнула она, проливаясь крупными каплями в озерцо, образовавшееся у его ног.

— Ответишь, удержу, — отозвался Перворожденный, жалея и ненавидя одновременно.

— Ты не был таким, — посетовала она, волнуя водную гладь.

— Стал, благодаря тебе!..

— ... добрым ребенком...

— ... злой на тебя отец...

— ... всегда любила...

— ... хотела, но не смогла. Не умеешь...

— Нет! — Риана взорвалась исступленным порывом, заключив его в объятья гневного вихря. — Ты не прав!

— Докажи, — с вызовом ответил он и прижал уши, чтобы избежать ее прикосновения.

— Что ты хочешь от меня, Рьястор?

— Антаргин!

— Ты сын мой!

— Был сыном, но ты отказалась от нас, — не согласился он.

— Я спасла вас!

— Предала меня!

— Нет! Ты не прав! Я люблю вас и мне больно, — озеро пошло рябью, показывая ему слезы ее грусти.

Боль Рианы отозвалась в нем щемящим чувством потери, и Антаргин поддался ему. Повелитель стихий сделал шаг. Еще один. И, ткнувшись носом, лизнул опущенную руку. Она ответила, погладив Перворожденного по щеке.

— Сынок, — ее шепот был ласкою и извинением. — Я не смогла тогда и не сделаю этого сейчас. Ты моя гордость и сила, а он твоя. Я понимаю, — шепотом закончила Нерожденная, и расстояние между ними напиталось горечью.

Ее пальцы зарылись в густую шерсть, успели пробежаться по загривку прежде, чем тело замерцало и рассыпалось блистающими искрами.

— Удержи, — вновь попросила Риана, и он отпустил часть своей сущности, чтобы она могла контролировать изменения собственного образа. — Спасибо.

Облегчение Нерожденной прошло сквозь него теплым бризом, и Антаргин ощутил неожиданное спокойствие, словно ветерок унес с собой все его тревоги и колебания. Она умела успокаивать, если хотела. Умела гасить злость в сердцах тресаиров, наполняя их души дрейфующим теплом безмятежности.

— Что ты хочешь от меня? — в ее тоне сквозило обещание заведомого согласия.

Именно этого он ждал от нее! Этого хотел — абсолютной поддержки во всем! Безграничной любви матери к сыну!

— Я собираюсь открыть тропу для калерата и Тримса. Нужны твои силы, чтобы удерживать ее.

— Когда? — Риана нахмурилась и, обойдя вокруг него, остановилась за спиной.

— Скоро. Когда будут готовы, — ответил он, затылком ощущая ее пристальный взгляд.

— Ты слаб. Кариал служит тому, кто его носит, а значит Лутарг забрал у тебя почти все.

— Знаю, — Антаргин не видел смысла спорить. Обмануть ее он все равно не смог бы.

— Помнишь, чем грозит опустошение?

— Конечно. А ты свое...

— Помню, — она оборвала его, не нуждаясь в напоминаниях. — Я уже обещала тебе.

— Хорошо, — пробормотал мужчина, довольный ее ответом. Их последняя ссора породила сомнения в его душе. Перворожденный вполне допускал, что Риана могла передумать.

Оба замолчали на некоторое время. Нерожденная бродила возле рьястора, пробуя босыми ступнями шероховатость пола и наслаждаясь каждым новым шагом, а он позволял ей блаженствовать, препятствуя распаду телесной оболочки.

В любом из ее движений Антаргин улавливал отражение собственной слабости. Несмотря на его усилия, кожа Рианы продолжала светиться, вспыхивать и отторгать частицы, которые переливающимся маревом обволакивали ее. Она оставляла за собой влажные отпечатки ног, а иссиня-черные волосы больше напоминали струящиеся ручейки, нежели копну кудрявых прядей.

Раньше такого не происходило. Раньше он полностью блокировал ее изменчивую сущность. Без усилий тормозил процесс преобразований, а сейчас... Сейчас сумел придать лишь видимость стабильности. Это печалило.

— Как Литаурэль? — слежение за Нерожденной натолкнуло Антаргина на мысль. — Что, по-твоему, он сделал с ней? Как долго она сможет терпеть это?

— Не знаю. Она жива, но дух умирает.

Риана горько выдохнула. Копна черных волос зазмеилась на ее плечах. Рьястор запротестовал низким рыком, обнажа белоснежные клыки, а Перворожденный застыл в ожидании.

— Рьястор — это сила, а Тагьери ее вместилище, — начала Нерожденная, но Антаргин перебил ее, выдохнув мысль духа:

— Наше продолжение.

— Да. Первая из союза Истинных. Единственная, проснувшаяся повторно.

— Рожденная в Саришэ вне своей ветви, — закончил Антаргин.

Вновь воцарилось молчание, на этот раз еще более тягостное, чем ранее. Судьба юной тресаирки волновала Антаргина, а в свете сказанного Нерожденной, он забеспокоился еще больше.

— Ты говоришь, дух умирает, значит, какая-то связь осталась? — надежда, зажегшаяся в глазах мужчины, потухла до того, как Риана заговорила. В ее взоре не было подтверждения, только печаль, объяснившая все без слов. — Тогда откуда такая уверенность? — поинтересовался он, не доживаясь ответа на первый вопрос.

— Я не могу найти ее. Не знаю, где Тагьери находится, но могу чувствовать, как слабеет дух. В ней же есть часть от меня, и Риан не в состоянии разорвать нашу связь полностью. Он может лишь отдалить, — объяснила Риана.

— Но как? Как такое вообще возможно?!

Антаргин вновь начал заводиться. Повелитель стихий вздыбил шерсть и выпустил когти. Взбудораженный дух не желал вспоминать о том, кто собирался уничтожить его. Отвлекшись на захлестнувшие его эмоции, он позабыл о Риане, и Нерожденная, лишившись сдерживающей силы рьястора, взметнулась ввысь облаком пара, мгновенно утратив телесную стабильность.

— Что ты помнишь из своего детства? — прозвучал вопрос в глубине его существа, пока Антаргин заново оплетал ее своей сутью.

— Нас — тебя и себя. Иногда его, смеющегося надо мной, — не задумываясь, ответил мужчина.

Воспоминания Рьястора о том времени в большинстве своем сводились к процессу обучения. К тому, как сильно он желал угодить матери и освободить ускользающую от него сущность.

— Он смеялся не потому, что хотел обидеть. Риан считал злость лучшим из стимулов. Я прошла свое первое изменение, когда была крайне рассержена, и он это запомнил, — объяснила Нерожденная, воплотившись перед Антаргином.

— Не суть, — отрезал мужчина, исторгая из груди разъяренное шипение духа. Им не нужны были оправдания.

— Пусть так, — поспешно согласилась она, не желая разрушать перемирие, установившееся между ними.

— Ты не ответила, как он это делает?

— Вспомни кариал. Сколько раз он давал тебе его?

— Два. Может три. Не уверен.

— Больше. Тогда он пробовал себя, так же как и я. Изучал собственные возможности. Кариал слился с Повелителем стихий только с шестого раза. До этого он был всего лишь украшением, а затем стал проводником, увеличивающим силы духа.

— И-и-и... — протянул Антаргин, не совсем понимая, зачем она говорит это. Ему было известно о свойствах кариала столько же, сколько и ей. В конце концов, именно он носил его на себе долгое время.

— Моя природа эфемерна, изменчива, его — статична. Она подчиняет. Если Риан поставит перед собой цель подчинить духа, он сможет это сделать. Ты сохраняешь меня такой, несмотря на то, что сама я не в состоянии этого сделать, — Риана подняла руки, как бы демонстрируя плоть, и добавила: — Способность, доставшаяся от него.

* * *

Очередная встреча с Неизменным настолько выбила Милуани из колеи, что женщина не заметила, как преодолела выдвижной мост и из святилища рианитского бога попала в отведенные ей покои. Даже изрядная высота, на которой располагался переход, не покоробила ее в этот раз. Она просто не обратила на нее внимания, стремительно удаляясь от треклятого божка и его требований.

Луани и сама толком не понимала, что именно настолько взволновало ее. Она получила то, к чему стремилась, и это притом, что Неизменный уличил ее в преднамеренной лжи, касающейся украшения. Откуда Риан узнал об этом, женщина сказать не могла, но его убежденное: "Договоренность не может быть заключена, ибо у вас нет того, что меня интересует", — прочно засело в памяти. Растерявшись, она призналась, что в настоящий момент не имеет при себе этой безделушки, но обязательно найдет ее, как только окажется в столичном дворце вейнгара. Но и это обещание Неизменный категорично отмел словами: "Вы всерьез полагаете, что в состоянии отобрать кариал у своего племянника?" — ошарашив ее ими сверх всякой меры.

Милуани не нашлась, что ответить ему. Мало того, что она не воспринимала сына Лурасы, как своего племянника, так еще и не знала, что он представляет из себя, и разузнать об этом ей было не у кого. В вопросе Риана женщиной ощущался какой-то подвох. Какой именно Луани сказать не могла, но чувствовала, что безразличным тоном Неизменного скрывается завуалированная издевка. Даже черная маска, скрывающая его лицо, казалось, посмеивалась над ней в тот момент.

— Отбываем! Немедленно! — бросила Милуани советнику, едва оказалась в выделенных ей комнатах.

Мужчина тут же поспешил к дверям, чтобы донести приказ до сопровождения госпожи и проследить за сборами. Процесс обещал стать недолгим, ибо все то время, что посольство Эргастении провело у рианитов, служивые были готовы сорваться в путь незамедлительно. Ни для кого из них не было секретом, что Милуани Тэланская не терпит длительного ожидания.

— Алитари ко мне! — крикнула вдогонку советнику Луани, заметив, что служанка отсутствует в покоях. Переодеваться самостоятельно у нее желания не имелось.

Пока прислужница возилась со шнуровкой платья, Милуани притоптывала ногой в нетерпении. Задерживаться далее у рианитов она не видела смысла, ибо Неизменный озвучил свое желание, и теперь будет ожидать совершения обмена. Луани еще не знала, каким образом ей придется выполнять это требование, но у нее имелось достаточно времени в запасе, чтобы обдумать свои действия. Дорога до Эргастении займет в лучшем случае до десяти дней, если, конечно, дожди не застигнут их в горах, а значить возможность вдоволь поразмыслить над капризом Неизменного ей обязательно представиться.

Сейчас же Милуани вынуждена была признаться себе в том, что заявление рианитского бога: "Мне нужна ваша сестра", — ввергло ее в глубокий ступор, лишив способности связно мыслить. Лураса в обмен на два десятка гарнизонов по триста с лишним человек — торг, по меньшей мере, странный, учитывая, что от оплаты и еще каких-либо услуг с ее стороны Риан категорически отказался.

Что настолько необычного было в ее сестрице, что Неизменный заинтересовался ею? Вопрос, не дающий Милуани покоя.

Если бы подобное предложение поступило к ней в юные годы, Луани смогла бы найти ему объяснение. В конце концов, Раса считалась первой красавицей, была дочерью правящего вейнгара, а потому считалась завидной невестой. Многие мужчины в то время желали ее. Тогда попытка завладеть ею обманным путем из эгоистичных соображений или же элементарного вожделения не вызвала бы у Милуани нареканий. Но теперь, когда для них обеих наступила пора увядания, стремление Риана заполучить ее в свои руки, казалось неуместной шуткой, и женщина терялась в предположениях, зачем ему это понадобилось.

Облачившись в узкие штаны, приталенную рубаху и сапоги с широкими голенищами — наряд, пошитый дворцовыми мастерицами по ее личному заказу — Милуани отослала служанку укладывать вещи, а сама, отправилась на конюшни, чтобы своим присутствием заставить гарнизонных пошевеливаться. Ей не терпелось отправиться в путь. Чем раньше она попадет в Эргастению, тем скорее выполнит желание Неизменного и сможет завладеть тем, чего так жаждет для своего ребенка. Ируагр — ее младший сын и будущий вейнгар — станет достойным правителем Тэлы. Она об этом позаботится!

* * *

Поднимаясь по крутой лестнице, ведущей из подземелья в замок, Антаргин все еще пребывал в легком замешательстве. Несмотря на небывалую откровенность Рианы — две их последние встречи явились для мужчины поистине шокирующими — Перворожденного преследовало ощущение какой-то недосказанности.

Да, она поведала ему о многом из того, о чем ранее умалчивала. Да, впустила его в свои мысли намного глубже, нежели когда-либо, но, тем не менее, Антаргин был убежден, что существовало нечто, о чем Нерожденная предпочла не говорить. Вот только, он не мог определиться, преднамеренно скрывается это "нечто", или она неосознанно обходит его стороной.

Воскрешая в уме их разговор и ее откровения, мужчина пытался отыскать источник собственных сомнений. Занятие неблагодарное и трудновыполнимое. На первый взгляд все было правильно, довольно логично и последовательно. Ничто в ее рассказе нельзя было назвать противоречивым. Одно следовало за другим, решения объясняли поступки, но Антаргину продолжало казаться, что какая-то часть осталась сокрыта от него.