Обычно мне некогда было об этом задумываться, но всё-таки я скучала по дому. И сейчас, в эту минуту — нет, не по Сашке: по тем вещам, которые там были неотъемлемой частью моего быта. Играм, музыке, родному ноуту, любимой игровой мышке, Дэвиду, моему детищу и моей гордости...
Мне сильно не хватало всего этого. Особенно в такие часы молчаливого досуга, когда успели поднадоесть и скаук, и шахматы, и магические трактаты, от которых мне всё равно не было никакого толку. И почему прореха не открывала проход в какой-нибудь мир высоких технологий? Вроде тех, что описывали в научной фантастике... Там было бы всё, что я люблю, и куда больше возможностей для того, чтобы применить мои способности. Даже без всяких преобразований по пути.
Но в который раз придётся работать с тем, что есть.
Может, существует какой-то способ отбить у Сусликовой хотя бы ту часть её сил, которая предназначалась мне? Сколько проблем разом решилось бы. И опробовать на практике те заклятия, которые я изучила в теории, отчаянно хотелось: ведь это должно быть фантастическим чувством, творить магию...
Нет, нечего предаваться глупым мечтаниям. Если б это было возможно, Лод бы уже попытался этого добиться. А они с Альей правы: я прекрасно могу обойтись без этого. И посвящать свой досуг унынию, рефлексии и ностальгии уж точно нерационально.
Когда Бульдог, так и не дождавшись от меня какой-либо реакции, разочарованно побрёл к двери в библиотеку, которую Лод неосмотрительно оставил открытой — я посмотрела на стол. Задержалась взглядом на стопке чистых пергаментов, на моей шариковой ручке, лежавшей рядом.
Потянулась за ними.
Безделье, как и скука — удел дураков. А мне всегда будет, чем заняться. Даже здесь. Даже если я никогда не вернусь домой.
И сейчас, пожалуй, самое время сделать то, о чём я давно уже думала.
Я сидела, покусывая кончик ручки, безжалостно исчеркав уже половину пергамента, когда какое-то движение в дальнем конце комнаты привлекло моё внимание.
Зрелище принца Фаника, застывшего в лестничном проёме, застало меня врасплох.
— Здравствуй, — негромко произнёс он. — Смотрю, я помешал?
Ошейник с него сняли ещё утром, заменив таким же кольцом, какое украшало мой палец. И сделали это не только для переговоров с Фрайндином: просто Лод не без оснований рассудил, что даже без ошейника Фаник вряд ли будет творить глупости... в отличие от остальных светлых, в здравомыслии которых колдун пока сомневался.
— Нет, — взяв себя в руки, я поднялась на ноги. — Приветствую, принц. Если вы к Лодбергу, то он отошёл.
Глядя на меня, Фаник хмыкнул:
— В вашем мире женщины встают при появлении мужчин? В нашем дела обстоят ровно наоборот.
— Думаю, даже в вашем мире простолюдины не продолжают преспокойно сидеть при появлении коронованных особ.
— А ты считаешь себя простолюдинкой?
— Уж точно не коронованной особой.
— Что ж, тоже справедливо. — Принц подошёл к столу, преспокойно опустился на табурет напротив меня и улыбнулся. — Но теперь стоять у тебя точно нет причин.
Я снова села, гадая, что ему здесь понадобилось.
— Если вы решили подождать Лода...
— Я не к нему пришёл, — и Фаник безмятежно закинул ногу на ногу. — А к тебе.
Вот тут я и оторопела.
— Ко мне?
— Считай это научным интересом. Мне он свойственен. — Он подпёр голову рукой. — Хотел поболтать со слабой девочкой без капли магии, которая обвела вокруг пальца всех моих друзей. Лучшего ученика Форсивской школы, самую сильную колдунью Риджии... до недавнего времени, по крайней мере... моего брата и Кристу. Впечатляющий список достижений, должен сказать, — коричные глаза блеснули насмешкой. — Даже не знаю, что страшнее: лапы наёмников — или твои девичьи ручки.
— Поверьте, не второе, — мягко сказала я, всматриваясь в его лицо. — Но хорошо, что вам не с чем сравнивать.
Нет, всё-таки он очень похож на Сашку. Я и о его брате думала то же, но Фаник похож на него не только внешне.
Даже интересно, почему тогда он не вызывает во мне и тени того специфического волнения, которое меня заставлял чувствовать лучший и единственный друг.
Хотя... то волнение даже сравнить нельзя было с тем, что я ощутила, встретив Лода. И было ли оно тогда чем-то большим, чем детским, поверхностным, едва ли серьёзным чувством? Первым невинным увлечением, взросшим на нашей дружбе, которое при других обстоятельствах прошло бы через месяц-другой? Но я, осознав его разумом, отнеслась к нему так не по-детски серьёзно... и тем самым сама же заставила себя на нём зациклиться. На шесть долгих лет. И только сейчас, когда у меня есть, с чем сравнивать...
Неужели у меня наконец хватило смелости признать, что всё это время я страдала из-за фальшивки, которую сама себе придумала?
Воспоминания о Сашке ниточкой потянули за собой воспоминания о жизни до Риджии. Не о бытовых мелочах: о событиях, о людях, об утраченной семье. Сейчас всё это казалось лишь сном, существованием в анабиозе, бледным подобием настоящей жизни...
И тут мне стало грустно.
Нет, неправильно так думать. Неправильно. Мой дом там, не здесь. И настоящая жизнь, та, которая мне предназначена — там, не здесь. А это лишь безумное путешествие в Зазеркалье, которому суждено когда-нибудь закончиться.
Пусть даже сейчас мне кажется, что в действительности я начала жить, лишь очнувшись у чёрного пруда.
— И что же в моей скромной персоне вызвало ваш научный интерес? — вынырнув из омута невесёлых дум, спросила я.
— Слышал о тебе слишком противоречивые мнения. И захотел составить собственное. Особенно после всего, что услышал сегодня из твоих уст. — Фаник слегка пожал плечами. — Криста говорит, что ты бездушная и бессердечная интриганка. Восхт — что тебе просто не оставили выбора, и у тёмных ты такой же вынужденный гость, как и мы. Но я вижу, что ты выбрала свою сторону, и это не сторона света... и мне интересно, почему. Ведь здесь, насколько я знаю, тебе оказали не самый радушный приём.
Даже сейчас в его тоне сквозили обычные смешливые нотки, и невозможно было сказать, шутит он или говорит всерьёз.
— Я умею абстрагироваться от личного отношения. И взглянуть на вещи трезво. — Я в свою очередь пожала плечами. — А Криста... о вас она говорила, что вы мягкотелый мальчик, влюблённый в неё без памяти. Как думаете, её суждениям можно доверять?
Фаник засмеялся; а я попыталась понять, повинно ли его сходство с Сашкой в том, что в присутствии младшего эльфийского принца я чувствую себя спокойно и свободно.
Куда спокойнее и свободнее, чем обычно чувствую себя при посторонних.
— Кристе свойственно выдавать желаемое за действительное, — сказал эльф. — Она далеко не так умна, как думает Дэн... но и не так глупа, как думаешь ты. Истина часто бывает где-то посередине.
— А вы знаете, что я о ней думаю?
Перемывать Кристе косточки я не собиралась. Это занятие всегда казалось мне мелочным и недостойным.
С другой стороны, смысла выражения 'не суди и не судим будешь' я никогда не понимала: людям не свойственно задумываться о том, судит ли других объект их злобных сплетен.
— Это, знаешь ли, угадать нетрудно. Думаю, твоё мнение о ней не сильно отличается от того, что сперва сложилось у меня.
— Тогда, должно быть, вы очень хорошо его маскировали, раз она сочла, что вы в неё влюблены.
— Обычная учтивость к избраннице брата... для меня. Но, насколько я понял, мужчины в вашем мире крайне редко ведут себя учтиво, и женщины, не привыкшие к невинным обыденным комплиментам, принимают подобные слова за знаки особого внимания.
— И насколько же ваши комплименты Кристе были невинными и обыденными?
— Нечто в духе 'я безмерно счастлив за брата, пусть мне и немного грустно, что красоте столь прекрасной девы, подобной несравненной прелести восходящего солнца, суждено ослепить не меня' — на мой взгляд, вполне невинно.
Я не удержалась от улыбки:
— При вашем дворе всегда так изъясняются?
— На официальных приёмах, по крайней мере. И это ещё далеко не самые изысканные слова. Я среди эльфов не считаюсь красноречивым.
— Действительно, чего ещё ожидать от эльфов. — Я вздохнула. — Знаете, в сравнении с этим... наши мужчины даже с возлюбленными чаще всего ведут себя так, будто только вчера плясали в шкурах вокруг костра.
Фаник снова засмеялся, тихо и коротко.
— Чего ещё ожидать от эльфов, — повторил он со странной печалью. — Людям почему-то свойственно думать, что мы — прекрасные, возвышенные, неземные создания. А на самом деле... те же люди, лишь немного другие. И я не понимаю, почему некоторые из нас считают себя лучше людей. Только потому, что богами нам даны многие качества, которыми люди похвастаться не могут? Но ведь это не наша заслуга. И пусть мы живём дольше, мы живём так же, как люди, и чувствуем всё то же, что люди. — Он задумчиво смял в пальцах манжет своей рубашки. — Вот дядя Фрайн... мне всегда казалось, что он тот самый эльф, о которых люди складывают свои легенды. Истинное Дитя Солнца, смеющееся и лучезарное. Сколько его помню, он всегда всем улыбался. — Принц тоже улыбнулся, пусть и невесело. — Однажды, когда я был ещё маленьким, я спросил его, почему он всегда улыбается. Спросил, неужели ему никогда не бывает грустно? А он ответил, что бывает, ещё как, а его улыбка — это маска... но улыбка растворяет боль, и если носить эту маску на лице, как броню, то со временем она прирастает к коже, и тогда ты действительно начинаешь смотреть на всё с улыбкой. Даже на самые плохие вещи. — Фаник помолчал. — Я запомнил этот ответ на всю жизнь. И... мне это помогло, как и ему.
Я не сразу нашлась, что сказать. И лишь села поудобнее, поджав ноги под себя.
Странно, но он говорил со мной так, будто мы знаем друг друга уже давно. С той степенью доверия, которой не бывает между незнакомцами. А самое странное, что это не казалось мне неестественным, и то опасливое напряжение, всегда стеной выраставшее между мной и большинством людей, даже теми, с которыми я была знакома не первый год — отсутствовало.
Впрочем, Фаник никак не относился к 'большинству людей'.
Хотя бы потому, что не был человеком.
— В вашем мире такие трогательные семьи, — вырвалось у меня. — Эсфориэль и Фрайндин, вы с Дэнимоном... вы все так любите друг друга. Для вас 'семья' — это не просто слово.
— Не для всех из нас, как ты могла убедиться. Хотя дяди всегда были мне ближе отца. — Фаник вдруг поморщился, точно от боли. — А я ведь действительно думал, что дядя Фрайн мог нанять тех людей. Несмотря на то, что за всю жизнь он ни разу не дал мне повода в нём усомниться.
— Иногда это очень трудно: доверять даже тем, кого любишь, — сказала я, вспомнив Лода.
— Но, как выяснилось, мы с Дэном были правы, когда не верили, что дядя Эсфор хотел свергнуть отца с престола, — принц качнул головой. — Дэн считает, что знакомство с тёмными плохо на нас влияет. Он до сих пор не может простить себе, что убил одного из тех, кто держал меня в плену.
Поверить не могу.
— Порой ваш брат меня поражает, честно скажу. Тот наёмник в полной мере заслужил свою смерть, причём долгую и мучительную, а не просто...
— Дэн не считает, что он не заслужил смерть. Хотя никогда раньше не убивал, только... обезвреживал. Дэн считает, что не пристало без суда убивать безоружного и беззащитного пленника, который даже не может сопротивляться.
Рыцарский кодекс? Ха.
Никогда не любила легенды о рыцарях.
— Убийство есть убийство. Всегда и везде. И нет никакой разницы, как ты убил кого-то... в бою по каким-то 'правилам' или ножом в спину, — мой ответ прозвучал чуть резче, чем мне хотелось. — Кто-то оправдывает кровь на своих руках 'честным поединком' и высокомерно осуждает тех, кто убивает тайно, в ночи — но это гнусное лицемерие, ведь между ними нет никакой разницы. Оба — убийцы. Просто один принял это и не гнушается пользоваться наиболее эффективными методами, а другой прячется от неприглядной правды за своими 'правилами'. — Я откинулась на спинку кресла. — Можно жалеть о том, что ты убил невинного. Можно жалеть о том, что ты вообще убил кого-то. Но жалеть о том, как именно ты его убил, глупо и смешно.
Фаник не ответил. Просто смотрел на меня: молча, пристально, будто оценивающе.
И это вызвало у меня усмешку.
— Теперь, думаю, вы понимаете, почему я выбрала сторону тёмных.
Принц ответил не сразу. Сначала вскинул глаза, поглядев вверх в такой глубокой задумчивости, словно вычислял что-то.
— Интересная ты личность, Белая Ведьма, — отстранённо заметил он потом. — Да, среди светлых с такими взглядами тебе пришлось бы... нелегко. Хотя я склонен с тобой согласиться.
— Вы? — я не удержалась.
— Не удивляйся. Меня тоже трудно назвать типичным светлым. Наверное, потому что мной преимущественно занимался дядя Эсфориэль, а он не питал к тёмным той же ненависти, что все вокруг меня... и я с детства часами просиживал в библиотеке, изучая книги о дроу.
А младший эльфийский принц, оказывается, полон сюрпризов.
— Зачем?
— Пытался лучше узнать своего врага. Возможно, это была одна из причин того, что отец меня невзлюбил. — Фаник провёл пальцем по столу, словно выводя начало какого-то узора. — По-моему, вконец он разочаровался во мне, когда я спросил, нельзя ли поговорить с тёмными и выяснить, что у них на уме и чего они хотят. Маленький был, наивный...
— Вы... правда этого хотели?
— Восхт же говорил тебе о своих сомнениях? В том, что именно случилось восемнадцать лет назад? — он поднял глаза, снова встретив мой взгляд. — Мы с ним сомневались вместе.
Как любопытно.
Впрочем, Фаник явно достаточно умён, чтобы тоже поверить — дроу не пошли бы на подобное безумство.
— Не с подачи тэльи Эсфориэля, случайно?
— Да, в некоторых его фразах сквозили сомнения на этот счёт. Наверное, я это чувствовал. Но вообще он избегал говорить с нами на эту тему. Отец, как ты понимаешь, не слишком одобрительно относился к подобным разговорам. — Фаник рассеянно запустил пальцы в волосы. — Отец... он не всегда был таким, как сейчас. Говорят, до той резни он умел улыбаться. Искренне, по крайней мере. Мне жаль, что я не знал его таким. И в день резни нас с Дэном лишили не только матери, но и отца... настоящего. — Губы принца досадливо дрогнули. — Когда это случилось, Дэну было пять, мне едва исполнился год. И иногда я отчаянно завидую, что брат помнит мамино лицо и голос, а у меня не осталось о ней никаких воспоминаний.
— Может, оно и к лучшему, — пробормотала я. — С воспоминаниями... гораздо больнее.
Фаник устремил на меня долгий взгляд из-под длинных ресниц. Заставив ругнуться про себя. Какого чёрта я откровенничаю с тем, кого едва знаю, если всегда закрывалась от всех? Начала с Лодом, продолжила с Фаником, а следующим кто будет? Пойду изливать душу Навинии?
Нет, вся эта история и все новые знакомства явно не пошли мне на пользу. Как и странные отношения с Лодом. Всё это заставляло меня почти поверить в бескорыстную доброту, благородство, преданность, любовь и прочую ерунду — и становиться... мягче. Доверчивее. Более открытой.
