Neon Genesis Wasteland

А вот голова существа оказалась почти человеческой — и узнаваемой.

— Привет, Тодзи.

Существо присело, заглядывая ему в глаза, и на искаженном лице появилось подобие улыбки, буквально разрывающей грубую кожу.

— Это просто куски мяса, накачанные F.E.V. предпоследней ревизии. Тупые и безмозглые солдаты.

Тодзи сжимал и разжимал перчатку, держа ее перед лицом, а на будто бы каменном лице застыла отчетливая гримаса презрения. Икари всматривался в огрубевшую кожу, складки и чешуйки и не мог объяснить, почему в этом месиве так легко узнать бывшего одноклассника и коллегу-Пилота. "Он, конечно, всегда напоминал гоблина, но...".

— Солдаты зря притащили их с собой. Я позволил вывести себя на поверхность, получил свою броню, а потом — просто взял разумы этих младших братишек.

Супер-мутант стиснул кулак, и укрепленный металл жалобно скрипнул.

— Ты проходил подготовку по программе "Найткин"?

Аянами внимательно смотрела на Тодзи и грела руки у огня. Рей сделалась молчаливой с момента погрузки Тодзи в трейлер — Синдзи и тут вновь терялся в догадках.

— Подготовку? — Тодзи гулко хохотнул и оперся на "мерседес". Рессоры грузовика жалобно скрипнули. — Можно сказать и так. Улучшенный супер-мутант. Еще более сильный и тупой.

— Тогда почему ты сохранил разум?

Вслушавшись в тон Рей, Синдзи понял, что именно это и беспокоило девушку. Ей почему-то нужен был этот ответ, и он боялся, что знает, почему.

— Разум... Я сохранил волю, Аянами. У меня было очень много времени, чтобы в деталях представить себя, свою жизнь. Это было странно, но...

Глаза супер-мутанта пытливо всматривались в огонь, Тодзи словно читал ответ по пламени.

— Я удержался буквально на краю. Очень хотелось увидеть... Людей. Хотелось убить тех, кто в ответе за это все.

— Можешь начать с нас, — сказала Рей.

Синдзи изумленно посмотрел на нее и обнаружил, что девушка неожиданно успокоилась. Если, конечно, не считать эту идиотскую выходку.

— В каком смысле, Аянами? — спросил Тодзи, склоняя голову.

— ДНК Икари и моя были использованы при создании вируса.

"Вот почему я уверен, что он посчитает нас собратьями по несчастью, а не виновными?" — подумал Синдзи, наблюдая за меняющимся лицом Тодзи. Супер-мутант помолчал, а потом задумчиво сказал:

— Я думаю, это будет долгий рассказ. Давайте. И обо всем, что я пропустил там, взаперти.

Синдзи кивнул и откашлялся. "О, да".

Рей сидела, сжавшись в комок у огня — первое, что увидел Синдзи, выйдя из прицепа.

— Эй, — позвал он, садясь рядом. — Я его устроил там. Говорит, правда, что спать не будет.

Она кивнула, не говоря ничего. Синдзи сел рядом, чувствуя, как подозрение разъедает его доверие к и без того загадочной девушке.

— Аянами... Тебе нужна была просто очень большая пушка? Не ожидала увидеть человека?

Рей оторвала взгляд от затухающего огня и посмотрела ему в глаза, но ответа он так и не дождался. В целом, ответ был уже и не нужен.

— Но, Аянами, я же рассказывал тебе о встрече с ним, о разговоре через дверь! — с горечью воскликнул Икари. Было очень обидно за искалеченного Тодзи — да, не взирая на всю его навороченность — именно искалеченного. А еще было страшно и заранее обидно за самого себя — еще одно оружие Рей Аянами.

— Да, рассказывал.

— И что ты ожидала увидеть? Он ведь дал мне понять, что хочет остаться собой, хочет ждать своих мучителей! Что не превратится в безголовую тварь! Ты мне не поверила?!

— Не поверила. Ты слишком хочешь видеть хорошее, Икари-кун. Во всем и во всех.

Синдзи прыснул, глядя ей в глаза, и расхохотался — было весело и очень горько одновременно.

— Я?! Аянами, тебе рассказать, как я судил вышедших из Океана? Как я их убивал? По заказу и просто так — тех, кто меня узнал?! После того, как я увидел всю мерзость большинства людей этого мира?! Рассказать?!!

Глаза застилало оранжевой пеленой, в которой плыла кровь — кровь спрессованных душ, которые оголились так, что лоскутьями слезала кожа, что терлись одна о другую язвы, раны, чирьи. Всем — почти всем дано это забыть, но только не тому, кому пришлось решать за остальных. В этом месиве было не только единение, не только избавление ото лжи и одиночества, — было еще самое извращенное взаимное разоблачение, самое откровенное раздевание.

Самая утонченная пытка.

— Да, именно поэтому я пошла в Анклав, а ты взял в руки оружие.

Оранжевый свет погас — остались почти прогоревшие угли и блестящие красные глаза.

— Ты...

— Я. Но ты помнишь и о другой стороне слияния, Икари-кун. Ведь помнишь?

Синдзи усмехнулся.

— Странно, что именно ты мне об этом напомнила.

Он встал. Щекам было очень тепло, — непозволительно, невозможно тепло. Как в том очень реальном сне.

— С той — другой — стороны Комплементации у меня есть только ты, Аянами.

Рей помолчала, а потом снова подняла на него глаза.

— Я рада. Я... Очень рада этому, Икари-кун.

Синдзи смотрел на нее и понимал, что это все не то. Что он обречен выжидать, пока — во сне или нет — еще раз ослабнет эта странная стена грусти в глазах Рей.

"Надеюсь, тогда я не буду отравлен собственным обожженным телом".

— Поскольку в этом месте мы пропускаем сцену для взрослых, — ухмыльнулся он, — я, пожалуй, сразу пойду спать.

Рей улыбнулась, и Синдзи пошел к "мерседесу" почти в хорошем настроении.

Его сны иногда повторялись.

История десятая — Вопрос жизни и смерти

Это было... Это просто было. Гравитация миллионов "я", объятия бесплотных рук, которые сжимают сильнее тисков, тяжесть чужих душ, продолжающих твою собственную. Это было — и это прекращало быть.

Аска чувствовала, что ее место не здесь, что ей надо назад, что мир, который она покинула, зовет ее. Она чувствовала себя — собой. Аска Сорью возвращалась, казалось, целую эпоху, целый тягучий век рвала одну за другой связи, облепившие ее сущность со всех сторон, рвала себя, собирая свое "я" в один тугой мощный удар, чтобы воплотиться, чтобы стать.

Чтобы быть.

Она открыла глаза и потянула носом воздух, пахнущий ночью, морем и кровью. Еще было очень холодно. Аска лежала на мокром, пахнущем кровью песке, в легких ныло, а ее правая грудь пульсировала, словно по ней ударили чем-то тяжелым. Сорью прислушалась — в голове затухали голоса, эхо колосса, эхо жалкого неудачника — Восемнадцатого Ангела, который плескался сейчас у ее ног.

"Я жива".

С этой мыслью Аска уперлась локтями в песок и села. На ней была измятая боевая броня, грудь грубо стягивали бинты, но боль уже уходила.

— Scheisse, ну почему я опять собираю себя по кускам?

Теперь ей нужно было разобраться, где она, почему именно здесь пришла в себя, и — наконец — почему решила вернуться? Аска сжала и разжала кулак, глядя на искореженную пластину наручи: с воспоминаниями оттуда, из Красного Моря, у нее не ладилось: голоса глушили, ничего толком не сообщая. Она осмотрелась.

Сразу за пляжем начинались обрывы, поросшие чахлыми кустами, а к северу на фоне звездного неба выделялось высокое раскидистое дерево. "Груша", — решила Аска, присмотревшись, и принялась дальше изучать место своего пробуждения, и чем больше она видела, тем меньше понимала, что привело ее именно сюда, в это незнакомое место. Сорью подняла голову, выискивая, где можно вскарабкаться наверх, когда небо на востоке за глиняным гребнем озарилось далекой мощнейшей вспышкой.

Аска вздрогнула: в сердце что-то тупо кольнуло, она поднесла руку к груди, а звук удара все не приходил, мир онемел, и только тягучие секунды спустя ожил ворчащий тяжелый рокот, всколыхнувший землю. Подняв голову, рыжая увидела, как могучий рывок дернул редкие облака, отшвырнул их в океан, и больше стоять она уже не могла — давя рвущую сердце иглу, она впивалась в хрупкую глину, выдирала ветки и куски корней, но поднималась вверх, не разбирая пути.

Задыхаясь, Аска выбросила тело на ровную глиняную площадку, и подняла голову. Перед ней за километровой равниной начинался невысокий кряж, а над ним нависал мощный угольно-черный гриб ядерного взрыва. Наросты на его поверхности разбухали, его тело, еще налитое огнем, темнело, горы звучали мощью выпущенного дьявола, и Аску едва не сбросила вниз вторая взрывная волна, сорвавшая половину листьев с одинокой груши.

Встав в полный рост, рыжая зачарованно глядела на этот кошмар.

"Что я... Что я здесь делаю? И почему мне так..."

Сквозь раскаты послышался свист, и в километре к югу над землей зажглись огоньки — там что-то опускалось, опираясь на струи раскаленного газа, какой-то большой темный предмет. Аска запомнила, где он приземлился, и пошла туда, прикрывая лицо от жаркого ветра. Все мысли о рентгенах и облучении остались далеко позади, а в первых рядах к цели мчалась одна — тревожная, как эта ночь.

"Бака, надеюсь, ты там, потому что иначе... Иначе не может быть".

Неделя до возвращения Аски

Рей опустилась на колени и приложила ухо к губам лежащего человека, после чего поднялась:

— Тоже мертв.

Синдзи сел на обожженное бревно и двумя пальцами принялся тереть глаза. Рей смотрела на его почерневшее лицо, на стянутые в нитку губы и чувствовала, что больнее бойни, хуже вида десятков жертв по ней бьет это зрелище: усталый, обреченный Синдзи Икари, который в очередной раз не успел.

— Зачем это все?

Тодзи обводил взглядом уничтоженную деревню и на каменном лице болью висели эти слова. Аянами все не могла понять его — и эта машина войны снова и снова удивляла ее. Судзухара был человеком и им остался, вопреки всему, а сама Рей осторожно пыталась понять, можно ли то же самое сказать о ней самой.

— Аянами.

Это уже Синдзи. Рей попыталась выдержать его взгляд и смогла. Смогла, хотя это оказалось совсем не просто — он смотрел на нее, словно желая вывернуть наизнанку.

— Аянами, вопрос: "зачем все это?" — прежде всего к тебе.

Она молчала — именно потому, что знала ответ.

"Ему незачем знать того, что это все — ради него. Чтобы озлобить его. Чтобы он потерял разум и пришел".

— Я не знаю. В планах Анклава не было вообще этой деревни.

— Тут должна быть их логика, Аянами. Предположи.

— Я не знаю.

Синдзи кивнул и отвернулся, бросив быстрый взгляд на сооруженный второпях навес — туда, где уже двое суток умирал Айда Кенске. Рей знала об этих опытах — эксперименты по нанесению критических повреждений, когда человек может неделю умирать в дикой боли, оставаясь в сознании, чувствуя все и все понимая. Но говорить Айда уже не мог — они слишком долго ехали на сигнал помощи, и Аянами старательно прятала в глубине души удовлетворение: она знала, зачем оставили в живых измученного Кенске, примерно представляла, какое послание Анклава он должен был передать Безликому наемнику.

А еще Рей не хотела думать о том, что успей они приехать пораньше, она бы сама заставила Кенске замолчать.

— Пропало пятнадцать человек, включая Хикари. Остальные убиты.

Тодзи присел над Айдой и осторожно, одним пальцем огладил компресс на лбу умирающего. Смотрел супер-мутант вниз, в лицо своего бывшего друга — и говорил задумчиво и тяжело, словно что-то царапало ему горло изнутри.

— Они просто хотели, чтобы я пошел за ними.

Аянами оглянулась: Синдзи встал и потер шею, обводя взглядом пепелище, уложенные в ряд тела, обломки и воронки — все то, что осталось от зародыша идеального мирка. Девушка, к сожалению, видела больше, чем просто тяжелый взгляд, чем всего лишь пустое лицо.

Глупо было ждать, что он не поймет. Глупо стремиться оградить от очевидного.

— Они хотели, чтобы я привел к ним вас.

Тодзи упер руки в колени и встал, тоже глядя на Синдзи. Кенске дернулся и слабо застонал.

— Икари-кун...

— Ну что же, — Синдзи обернулся и поднял руку, останавливая ее. — Я все понял, это не так уж сложно. И я приду.

Рей кивнула и подошла ближе — он все делал правильно, именно этого поступка ждал Анклав, этого ждала она сама, хотя и знала чуть больше, чем организаторы Третьего Удара. Как ни странно, шаг в капкан устраивал всех.

Тодзи. Тот, кто хочет ценой взрыва нечеловеческой ярости навсегда сковать себя с прошлым — с умирающим другом, с похищенной симпатией.

Синдзи. Тот, кто никогда не сможет жить в мире с собой.

Анклав. Те, кто хотят власти в этом мире. Те, кто сами не знают, кого они призывают.

Рей. Та, кто в ответе за все.

Аянами посмотрела в глаза Синдзи.

— Уверена? — спросил он, и Рей почувствовала тепло. То самое тепло.

— Это моя цель, Икари-кун.

— Ясно.

Синдзи что-то понимал — чувствовал, наверное, но Рей рассчитывала сохранять свои намерения в тайне до самого конца. Это казалось разумным.

Это оказалось больно.

— Без вариантов, — спокойно сказал Тодзи.

— Хорошо.

Над пепелищем деревни Вернувшихся занималась квелая зимняя заря — спешил с моря промозглый ветер, небо серело, а сквозь тучи на востоке продирался кровавый диск. Аянами видела, как медленно тает иней на лицах убитых, слышала сквозь шум прибоя хриплое дыхание умирающего. И с каждой секундой на влажном воздухе все усиливался запах гари.

"Их надо похоронить".

— Аянами, ты уверена, что Кенске нельзя помочь?

Рей кивнула. Когда-то она была на его месте, с той лишь разницей, что ее планировали не убивать, а просто наказать. Но в лаборатории была техника, персонал и прямой приказ руководства, а здесь — только стимпаки и надежда.

— Хоронить погибших вам придется без моей помощи, — сказал Синдзи, подходя к Айде. — Нельзя дальше оставлять его так.

Он сел рядом с лежащим и покрутил рукоять стимпака. Кенске застонал и открыл глаза.

— Айда. Ты понимаешь меня?

Умирающий прикрыл глаза и снова открыл их.

— Хорошо. Я разрушу твое АТ-поле, и ты сможешь восстановить себя потом. Понимаешь?

Рей подошла ближе, чтобы понять, что произошло — Синдзи вдруг выпрямился и непонимающе смотрел в искаженное мукой лицо.

— Но почему? — тихо спросил Икари. — Почему?

— Он не хочет убегать.

Простейший вывод — увы, недоступный тому, кто всегда может в последний момент обмануть смерть. Рей как никто представляла себе цену этого обмана, знала, что пройдет спасенный, но это все равно был выход. Который Кенске принимать не хотел, потому что для него это был выход в никуда.

Синдзи оглянулся:

— Да, это было его селение, но его жизнь...

— Селение и было его жизнью.

— Было?

Взгляд Синдзи сделался почти нестерпимым.

— Было, Аянами? — повторил он. — А что ты вообще знаешь о его жизни?

— Все.

Икари выпрямился, будто получив пощечину.

— О его жизни в прошлом — возможно. До Третьего Удара.

— Если ты не понимаешь его решения — ты знаешь меньше меня.

— Вы решите что-нибудь или нет?

Обернувшись, Аянами увидела, что Тодзи снова подошел к ним, склонился над Кенске. Супер-мутант смотрел на лежащего, и его взгляд встречался с наполненным болью взглядом товарища.