Хольмград'76. Шаг Третий. Ключи и калитки

— Полно, Всеслав Мекленович, полно! Вы опять горячитесь, — покачав головой, отозвался Старицкий. — Если вам угодно считать основателей волхвовских школ богами, да пожалуйста! Я не собираюсь с вами спорить по столь незначительному поводу. В конце концов, это лишь семантика. Куда больше, мой дорогой друг, меня интересует практическая сторона начатого нами дела. Вы говорите о большом объёме информации, присылаемом нашим невольным разведчиком... и мне хотелось бы знать, помогают ли эти сведения в решении основной задачи, поставленной перед нами Государем?

— Разумеется, Виталий Родионович! — закивал Грац и, осушив бокал с коньяком, пустился в рассуждения, довольно пространные и, слишком уж заумные даже с точки зрения самого Старицкого, а ведь он весьма подкован в вопросах философии, чтобы не плавать в терминах, сыпавшихся из Граца, как из рога изобилия. Как бы то ни было, Виталий Родионович спокойно выслушал длинную речь своего собеседника, а когда тот, наконец, выдохся, даже наградил его очередным бокалом коньяка. Но стоило Всеславу Мекленовичу пригубить терпкий напиток...

— И всё же, любезный мой профессор, я хотел бы услышать более чёткий ответ на вопрос: "Когда мы сможем отправить в тот мир первый разведывательный отряд?" — сохраняя на лице благожелательную улыбку, произнёс князь, а когда нахмурившийся собеседник отставил в сторону бокал с коньяком, договорил: — И это не мой личный интерес, Всеслав Мекленович, понимаете? Это наш Государь спрашивает. Причём уже не в первый раз, если помните.

— Я... — Грац отвёл глаза от испытующе взираюшщего на него князя и, дёрнув шеей, попытался ослабить вдруг показавшийся слишком туго затянутым узел франтоватого шёлкового галстука. — Ваше сиятельство...

— Виталий Родионович, — поправил его князь. — Оставьте титулование, в который раз уже прошу, профессор. Итак?

— Мы добились определённого успеха, — после небольшой паузы, заговорил справившийся с нервами Грац. — На данный момент, я с уверенностью могу утверждать, что мой... наш коллектив смог локализовать местоположение интересующего вас мира, если, конечно, можно так выразиться. Маяк работает безупречно, и, теоретически, используя наработки Остромирова, мы могли бы уже сейчас попытаться открыть переход.

— Это же замечательно! — улыбнулся князь, но, заметив, как Грац вновь отводит взгляд, прищурился. — Есть препятствия?

— Куда же без них? — развёл руками, окончательно справившийся с собственными эмоциями профессор. — Приём, использованный Переплутовым волхвом, попросту не рассчитан на переход целого отряда... Если быть точным, он вообще был создан для путешествия в один конец, одного-единственного разумного, причём с немалым шансом донести до точки назначения лишь его ментальные оболочки... без тела.

— О как... — во взгляде Старицкого проскользнули искры гнева. — А ведь волхвы ни о чём подобном даже не заикались. Опять в тайны поиграть решили, пердуны старые?

— Как бы отрицательно не относился я сам к этому сборищу ретроградов, — мягко встрял Грац, — но здесь, Виталий Родионович, я вынужден заступиться за них.

— С чего бы это вдруг? — неподдельно удивился князь.

— Ради истины, — с лёгкими нотками пафоса в голосе, ответил Грац, но тут же улыбнулся... попытался, по крайней мере. С непривычки получилось не ахти как замечательно, разумеется, но попытку князь ему всё же зачёл. — Видите ли, Виталий Родионович, волхвам, использованный их коллегой приём очевидно был незнаком. И в этом нет ничего удивительного. Переплутов волхв не вытаскивал этот приём из закромов каких-то древних библиотек. Вовсе нет. То, что он сотворил там, на Урале, было переработанным лично Остромировым каскадом старых замшелых наговоров в связке с вполне современными ментальными манипуляциями. Весьма сложными, между прочим...

— Насколько сложными? — поинтересовался князь.

— Настолько, что самому волхву, их расчёт был не под силу, — вздохнул профессор и, заметив, как нахмурился его собеседник, поспешил договорить: — Виталий Родионович, если вы сейчас задумались о том, чтобы объявить в розыск неизвестных философов, помогавших волхву в создании математических моделей этих ментальных манипуляций, то спешу вам сообщить: в этом нет никакой надобности.

— Отчего же? — искренне удивился Старицкий. И Грац вздохнул. Опять.

— Видите ли, ознакомившись с ситуацией и разобрав происшедшее с Ерофеем и его подругой на Урале, я пришёл к однозначному выводу: этим помощником, невольным, конечно, был ваш покорный слуга, — скороговоркой произнёс профессор. Князь крякнул и изумлённо уставился на виляющего взглядом собеседника. Наконец, Грац не выдержал и принялся оправдываться: — понимаете, я же не рассматривал подкидываемые Остромировым задачки, как прикладные! Для меня это была лишь разминка для ума, не более!

-Иными словами, — медленно проговорил Старицкий, — ушлый старик просто воспользовался вашей увлечённостью и, фактически, заставил создать для него портальный переход в иной мир. Бесплатно. Боже, какое счастье, что Остромирову не было дела до политики! С его талантом, он мог бы править как минимум половиной мира!

— Почему половиной? — удивился Грац.

— Чтоб было на кого сваливать любые неудачи. Происки врагов и прочее, в том же духе, — отмахнулся князь, и вновь вернулся к основной теме разговора: — Итак, любезный мой Всеслав Мекленович, из всего вами сказанного я могу сделать следующий вывод: маяк работает, местоположение интересующего нас мира установлено, но процесс переноса ещё не отработан. Так?

— Увы, да, — развёл руками Грац. — Но мы усиленно работаем над оптимизацией той системы, что оставил нам Остромиров. Более того, я прогнозирую, что через месяц мы уже будем готовы к переброске единичных объектов. К сожалению, имеющаяся схема, доставшаяся нам от Перепутова волхва, требует едва ли не полной перестройки при смене перебрасываемого объекта. Правда...

— Что ещё? — недовольно спросил князь. — Ну же, профессор, неуежли я должен тянуть из вас каждое слово клещами?

— Простите, — тряхнул головой тот. — У нас имеется один интересный объект, исследовав который, мы вполне можем получить новые данные, которые, в свою очередь, могут серьёзно ускорить процесс отладки межмирового перехода!

— Что за объект? — насторожился Старицкий, явно почуяв подвох в словах собеседника. И тот его не разочаровал.

— Спутник Ерофея, как вы знаете, обладает удивительной способностью путешествовать из нашего мира в тот, где застрял его хозяин, без всяких маяков и осознанных ментальных манипуляций, — воодушевлённо проговорил Грац. — И если бы мы получили возможность исследовать этот феномен, то это несомненно значительно ускорило бы наши работы по открытию межмирового перехода.

— М-да-а, — протянул князь, рассматривая профессора с интересом энтомолога, разглядывающего неизвестное ему насекомое. — Я правильно понимаю, что вы предлагаете лишить Хабарова и Багалей единственной связи с нашим миром, ради возможного, подчеркну, лишь возможного ускорения работ по проекту?

— Я уверен, что исследование этой потусторонней твари даст серьёзный толчок для наших исследований! — произнёс Грац.

— Вот что я вам скажу, дорогой мой Всеслав Мекленович, — тихим, невыразительным тоном заговорил князь. — Ваша безалаберность вкупе с абсолютно ничем не сдерживаемой увлечённостью естествознанием, ваше нежелание глянуть чуть дальше кончика собственного носа привели к тому, что два молодых человека ныне выживают в ином мире, не имея возможности вернуться домой. Выживают, слышите вы, болван напыщенный?! А чем же заняты вы, тот самый гений, благодаря близорукости которого, эта ситуация вообще стала возможной? Пытаетесь исправить собственную оплошность, вернув ребят домой? Не-ет, вы и здесь увидели лишь повод к новым исслдедованиям! Обкатываете одну гипотезу за другой, играете с физикой пространства-времени, как ребёнок с кубиками, да ещё и смеете требовать отдать вам для исследования единственную ниточку связывающую наших соотечественников с домом! Профессор, вам мозг не жмёт?

— Ваше сия...

— Нет уж, господин Грац! Раз на то пошло, извольте обращаться ко мне согласно Табели о рангах! — резко поднявшись с кресла, холодно потребовал Старицкий.

— Ваше высокопревосходительство, — вскочив на ноги следом за хозяином кабинета, исправился профессор. Нервно облизнув пересохшие губы, он отступил на шаг от явно взбешённого Старицкого.

— Молчать, — процедил князь, и его собеседник не посмел нарушить приказа. — Пользуясь всеми привилегиями участников нашего маленького "клуба", профессор, вы позабыли об обязанностях. Ну, так я вам о них напомню. Что должно делать участнику Железной Своры, если другой нуждается в помощи?

— Оказать всемерную поддержку, словом ли, делом ли, недеянием, — пробормотал опешивший Всеслав Мекленович.

— Я представил членам клуба Ерофея Хабарова, как своего протеже, — прохаживаясь из стороны в сторону, проговорил Старицкий тоном экзаменатора. — Что сие значит?

— Он кандидат в члены клуба? — после небольшой паузы, произнёс Грац, кажется, начиная понимать, что в своей тяге к чистому знанию, он вновь перешагнул границы дозволенного.

— А как надлежит относиться к кандидату? — замерев в шаге от профессора, спросил князь, чуть склонив голову к плечу.

— Как к действительному участнику, — хмуро отозвался Всеслав Мекленович.

— Надо же! Вы и это помните... очаровательно, просто великолепно, — Виталий Родионович демонстративно хлопнул в ладоши, словно аплодируя собеседнику, и даже изобразил было довольную улыбку, но, впрочем, почти моментально стёр её с лица. — А если вы так хорошо помните устав, то что ж вы его так легко нарушаете? Или считаете, что правила "клуба" вам неписаны?

— Извините, ваше высокопревосходительство, — Грац склонил голову. — Виноват, увлёкся.

— Извиняться вы будете перед Ерофеем и Светланой, когда они вернутся домой, — отозвался князь. — А до тех пор, я поставлю над вашей лабораторией наблюдателя, который будет одёргивать некоторых чересчур "увлекающихся", когда тех снова начнёт заносить. Это понятно, профессор?

— Да, ваше...

— По имени-отчеству, Всеслав Мекленович, — вновь усевшись в кресло, отмахнулся князь. — Наблюдателем и контролёром будет ваш старший лаборант, Свен Ратиборич Велле. И, профессор, не дай бог, я узнаю, что вы саботируете его работу или вновь "увлеклись" очередной "интересной и перспективной теорией". Поверьте, я найду вам замену, более адекватную и настроенную на результат, а не на игрушки за чужой счёт! Это вам ясно?

— Кристально, Виталий Родионович, — отозвался профессор.

— Ступайте, Всеслав Мекленович, — вздохнув, произнёс Старицкий, кивнув стоящему перед ним собеседнику на дверь. А когда тот уже взялся за тяжёлую медную ручку, договорил ему в спину: — и постарайтесь меня не разочаровать... более, чем вы уже умудрились это сделать. Право слово, мне очень не хочется лишаться такого замечательного специалиста в естествознании и философии.

— Я не подведу, Виталий Родионович, — обернувшись, коротко кивнул в ответ профессор и скрылся за дверью. Князь же покачал головой и, вновь поднявшись с кресла, подошёл к стоящему на рабочем столе, старомодному и массивному чёрному телефону с дисковым номеронабирателем и лежащей на затейливо изогнутых латунных рычагах, трубкой. Потянувшись к ней, Старицкий на миг замер, но почти тут же решительно снял трубку и, крутанув диск номеронабирателя, не дожидаясь гудков, заговорил в микрофон.

— Сварт, сделай одолжение, загляни к нашим архивариусам, пусть внесут новые данные в укладку дела Велле. Да, и напомни им провести приказ через присутствие ректора Хольмского университета. По государевой квоте, да... Благодарю, — трубка легла на рычаги, а задумчиво уставившися в окно князь, тихо договорил: — таких ответственных, поощрять надо непременно, и желательно новой ответственностью. Эх, профессор-профессор... А ведь если бы не внимательность Свена, я бы, пожалуй, ещё долго не совал нос в вашу лабораторию. Ладно. Всё что ни делается, к лучшему!

* * *

Оставлять без присмотра отправившихся воевать стрельцов, я не собирался. Нет, бегать по их следам я не стал. Зачем, если есть Баюн, которому любая движуха в радость? А уж когда он получил от меня разрешение сожрать любое количество прирученных самами духов, ежели те обнаружатся, энтузиазму двухвостого и вовсе не было предела. Правда, в результате, наш острог остался без глаз и ушей поблизости... но эту проблему оставшийся на хозяйстве десятник Анфим решил самостоятельно, попросту разослав мой отряд недорослей по окрестностям, с наказом бдить, и, буде увидят кподбирающегося врага, мухой лететь в крепость с докладом.

Опасно? Ну да, есть такое дело. А как иначе? Поставить в наблюдатели мужиков, так те скорее сами погибнут, а мальцы могут и ускользнуть. Стрельцы же... оставшимся в остроге воям и новикам нашлась иная забота. Их, Анфим Клёст выставил на стены и башни. Да и селян, из охотников и бывших стрельцов, отправил к ним же, для усиления. Острог невелик, и расставленные по его стенам, два десятка бойцов без проблем контролировали все подходы к крепости, включая и самые невероятные — со стороны Бия и Вихорки.

С уходом стрельцов под руководством Стояна, в остроге явно прибавилось тревожных настроений. Они и без того были не самыми радужными, надо признать. Но к вечеру второго дня, когда острожные воины должны были по всем прикидкам выйти к лагерю самов и кайсаков, над крепостью и вовсе словно грозовая туча повисла. Не слышно было детского смеха и вечерних распевок девиц, повадившихся собираться перед закатом у колодца, даже дворовые пустобрёхи и те почти не подавали голоса. Тихо было в остроге. Пасмурно и нервно.

Не добавляла спокойствия и Неонила. Чем темнее становилось на дворе, тем дёрганнее становилась хозяйка дома, так что, к моменту, когда солнце полностью скрылось за горизонтом и на острог опустилась прохладная ночная тьма, Свете пришлось позаимствовать из нашей аптечки успокоительное, лишь после применения которого, нам удалось усыпить переволновавшуюся женщину "детским" наговором, применяемым, по словам Светы, мамами к детишкам, у которых режутся зубки. Удивила, что тут скажешь? Вот не думал не гадал, что моей подруге знакомы и такие вот приёмчики из арсенала почтенных домашних хозяек.

Очевидно, лица я не удержал, потому как, рассказавшая мне об этом наговоре, Света, едва бросив один-единственный взгляд в мою сторону, тут же зарделась, а после и вовсе вытолкала взашей из хозяйской опочивальни, куда Ряжен по нашей просьбе перенёс хозяйку дома... под надзором своей жены — кухарки в доме полусотника, разумеется! Иначе же — натуральная поруха чести и достоинства, а как же!

Баюн заявился к нам в спальню, едва солнце вызолотило верхушки гольцов над Бием. Котяра был доволен как... как кот сожравший миску сметаны, и сумевший удрать от гнева хозяйки, вот!

— Обожрался, поди? — спросил я двухвостого, когда тот, растолкав меня, улёгся между нами со Светой и принялся мурчать... урчать... дизель, а не кот! Пусть даже и потусторонний. Впрочем, величать эту зверюгу, по размерам уверенно догоняющую среднестатистическую пуму, котом, было уже невозможно. Здоровенная тварюга вымахала.