| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Именно тогда и стал выступать Октус Данелий, тогдашний глава рода. В то время Империя управлялась Советом Архонтов, а не Императором. Архонты — это главы культов, как наши епископы и Патриарх, понимаешь? — Клео кивнул. — Только единоличный Владыка был таковым не так, как у нас сейчас — он, скорее, имел право последнего голоса. Стать Архонтом мог любой человек — будь ты аристократом или земледельцем по рождению. Тогда учили грамоте всех, и самые способные всегда могли продолжить обучение, поднимаясь по социальной лестнице всё выше и выше. Поскольку люди понимали, какая ответственность лежит на главах, они всегда могли и спросить с них за ошибки. Это сейчас должно случиться что-то из ряда вон, чтобы вышестоящий всё же ответил за свои поступки по справедливости, а тогда это было самым обычным делом. Омеги были уравнены в правах с альфами и бетами, могли занимать правящие должности, вести храмовые службы, отправлять обряды и даже заниматься охотой и воевать. Всё решали способности и личный выбор — окружающие могли лишь давать советы, но не настаивать. Каждый должен был уметь думать своей головой, а не слепо слушать старших или наиболее уважаемых.
— А в чём разница? Разве старшие не опытнее и более знающие?
— Разница в том, что если приучить человека просто следовать указаниям, а не принимать решения самому, то, если такой указчик вдруг исчезнет, такой человек вряд ли сможет что-то сделать без указки. Поколения сменяются, как времена года, и не умеющий думать своей головой человек, каким бы исполнительным и порядочным он ни был, став главным, окажется бесполезным, если не испортит порученное дело совсем. Просто повторять за кем-то — это не понимать, как ты это делаешь и зачем. Каждое наше действие имеет причину и следствие, и если их не понимать, то всё становится бессмысленным. На этом и основывается само обучение — научить человека что-то делать, чтобы он потом мог это делать сам, не полагаясь на других в случае чего. Так учат маленьких детей — они много не умеют и не понимают, но с возрастом усваивают всё нужное, и им уже не надо говорить лишний раз где нужник, когда стоит помыться, чем есть и откуда берётся еда. Если бы они не были способны понимать всё это, то, став взрослыми и лишившись указчиков в лице более старших, просто умерли бы от голода, поскольку не способны были бы добыть себе еды или самостоятельно, без подсказок, развести огонь. Люди бы просто погибли, не дожили до наших времён. А мы живём и здравствуем, значит, законы Рафаэля всё же работают. И наши предки эти законы знали и понимали, поэтому к молодым тоже прислушивались.
В те почти благодатные времена Заветы не были тем, чем считаются сейчас. То есть, они не были святыми книгами. Они, скорее, были чем-то вроде романов, обычных книг.
— Не может быть! — возмутился Клео, забыв про ужин. Даже тарелку отодвинул. — А как же тогда они верили в богов и проводили обряды?
— Так же, как и мы. Заветы были всего лишь упорядоченным собранием преданий и легенд, с помощью которых, как и с помощью уже знакомых тебе карт, рассказывали новому поколению о законах богов и том, как они работают. Учили думать своей головой. — Господин Бенджамин многозначительно постучал пальцем по собственному лбу. — Заметил ты или нет, но прежние Заветы от предыдущему к следующему становятся всё сложнее, длиннее и несут в себе более сложные образы и понятия. Ты сейчас до какого места дочитал?
— Я всё время сравниваю, так что не очень много.
— Тогда я отвечу, когда ты прочтёшь всё. Впрочем, думаю, ты и сам что-то поймёшь, когда дойдёшь до последнего Завета. А если не всё, то нам будет о чём поговорить.
— Да... хорошо... — Клео вздохнул и вернул свою тарелку на место. — А почему Октус решил отступиться от прежнего учения?
— Он был Архонтом Адама, главой культа первопредка-альфы, а этот культ занимался боевой подготовкой солдат и защищал страну от внешних и внутренних врагов. Данелии веками занимались этим, были опытными, знающими и передавали свои знания и опыт из поколения в поколение, приумножая их. Именно один из них и придумал прообраз шахмат, которые потом приобрели свой нынешний вид в Альхейне. Данелии были выдающимся родом, их потомки возглавляли армии и побеждали. Из-за этого они возгордились и на одном из заседаний Совета предложили изменить учение, возвысив Адама над Иво и Рослином, но остальные члены Совета резко этому воспротивились. Особенно возражали Амелиусы, которые точно так же возглавляли культ Иво, а ещё его потомки служили в рядах других культов. Они были не менее уважаемыми людьми и особенно привержены прежнему учению, пользовались всеобщим уважением. Данелии затаили обиду, особенно после того, как их глава в очередной раз не получил венец Верховного, который снова достался Амелиусу. Да ещё омеге не самого крепкого здоровья, который порой обойтись не мог без сиделки. Впрочем, он был выдающегося ума человеком, правил мудро и дальновидно.
— И как его звали? — полюбопытствовал Клео.
— Сефиро. Он родился очень слабым, в детстве тяжело переболел, однако с малых лет отличался отменными способностями к обучению.
Когда грянул Великий Холод, Октус увидел в этом возможность осуществить мечту предка и стал продвигать возвеличивание Адама. Его аргументы многим казались убедительными — среди альф всё чаще поднимались волнения на почве острой нехватки пищи, Великий Холод набирал обороты, стали чаще проходить срывы, и это вызывало опасения среди людей. К тому же Великий Холод затронул и наших соседей, у которых было куда хуже, чем у нас, и те собирались идти войной, чтобы отвоевать земли, на которых можно хоть как-то кормиться. Значит, нужны сильные и достаточно сытые солдаты, а остальные потерпят. Эта мера должна была стать временной, однако тогдашний глава Совета Радагаст Амелиус предупредил, что последствия такого решения очень скоро станут оборачиваться нежелательной стороной. К нему тогда прислушались, однако спустя ещё несколько тяжёлых лет число сторонников Данелиев заметно прибавилось — бороться с недовольными и поддерживать порядок становилось всё труднее и труднее. Под руку Октуса встала большая часть боевых братств и аристократических родов, к ним присоединились самые хитрые, которые надеялись неплохо устроиться и поиметь свою выгоду. И тогда на очередном Совете было принято непростое решение — разделить земли Империи на две части. Одна со столицей в Викторане отошла Данелиям и их сторонникам, а вторая со столицей в Аврории осталась за Верными. Каждая сторона начала наводить свой порядок, и довольно скоро стало понятно, что Радагаст был прав. Распределение съестных припасов теперь осуществлялось в пользу солдат и правителей, часть себе отхватывали посредники, а остальным доставались жалкие крохи — только-только, чтобы выживать. Разумеется, с этим не пожелали смиряться те, кто привык к справедливости прежних времён, поднимались бунты, которые крайне жестоко карались, налагались новые запреты. К тому же стала широко употребляться особая настойка, которая ещё в прежние времена называлась "волчьей отравой". Этот настой изобрели знахари Данелиев, и она была способна дать много сил на определённое время, однако у частого употребления этого питья были серьёзные недостатки — питьё подрывало здоровье и мутило разум, превращая бойцов в настоящих зверей, озабоченных удовлетворением самых низменных желаний. Держать их в узде было непросто, и именно на них в какой-то миг стали держаться победы отступников. Солдаты начали требовать всё новых и новых привилегий, а за недодачу обещанного могли взбунтоваться. Омеги и дети жили хуже всех, новое поколение, чтобы выжить, всё чаще обращалось к правилам нового порядка, мастера тоже голодали и не могли работать, как раньше. Словом, дела у Данелиев шли всё хуже и хуже и достигли такого уровня, что появилась угроза уже их власти. Чтобы оттянуть опасность, они обратили гнев подчинённых на Верных, к которым начали сбегать люди с их земель. Нападения на своих братьев стали вопросом ближайшего будущего, и это началось.
Чтобы упрочить своё положение, отступники запретили общее образование. Вместо этого все, кто мог работать, работал, чтобы вырастить или добыть побольше еды. Поскольку грамотных ещё хватало, старые книги, которые могли ввести в сомнение новое поколение, стали уничтожаться. Октус, надеясь на воплощение своих идей, тайно снаряжал целые отряды пошедших за ним людей, которые внезапно налетали на архивы и монастыри, в которых хранились эти самые книги. Это и стало одной из причин разделения земель — Верных подобное глубоко возмутило, когда спасшиеся всё рассказали. Когда армии Данелиев начали откровенно захватывать поселения на границе с Верными, книги и летописи уничтожались так же безжалостно. Самим Верным с трудом, но удалось навести порядок на своих землях — были введены очень строгие правила, за соблюдением которых внимательно следили, и каждый понимал, насколько это необходимо, чтобы пережить Великий Холод. Старое учение исполнило своё предназначение — ведомые новым Советом люди сплотились как никогда. На наведение этого порядка ушло больше десяти лет. Благодаря этому порядку и новым открытиям и изобретениям с годами появилась какая-то стабильность, а потом удавалось делать небольшие запасы. На эти самые запасы и положили глаз отступники — они вообразили, что на территории бывших братьев стало много еды. К тому времени это уже были не те люди, которые встретили первые годы Великого Холода — это были озверелые озлобленные орды. Если бы не это, то Верные сумели бы пережить Великий Холод и снова размножиться. Они бы легко восстановили прежний порядок, когда напасть уйдёт... однако Многоликий решил иначе.
— Но если Данелии собирались потом вернуться к прежнему учению, то зачем всё сжигать? — удивился Клео, попутно отмечая ставший вполне привычным титул Деймоса. Многоликим его называли все домочадцы, и даже Сильван стал так говорить! Это как-то связано с тем, что здесь его не считают сосредоточением Зла? — Какой в этом смысл?
— Было сообщение одного из разведчиков Верных, омеги Иласа. Он писал, что Данелии что-то всё же сохраняли, только держали под замком, но когда власть стал прибирать к рукам Саккарем, эти книги, по всей видимости, были сожжены, чтобы не мешать новому учению. Когда начали проявляться новые последствия отступничества, то пришлось вводить хоть какие-то ограничения. Например, запрет близкого кровосмесительства, поскольку появились убедительные свидетельства, что это приводит к застою крови, и потомство рождается ослабленным, больным, а то и совсем негодным. Однако новая аристократия не учла тот момент, что даже если соединяться в браке спустя два поколения или две-три степени родства, это не устраняет причину. Они замкнулись внутри своего ограниченного круга, и это всё же испортило их кровь. Одно из ужаснейших последствий нарушения Триединства.
Клео вспомнил высокородных гостей дома Кондэ, Уэйланда... Всех их объединяла...
— Вонь... — с ужасом прошептал омега. — Этот порок выражается как вонь!
Господин Бенджамин, довольно улыбаясь, кивнул.
— Верно. Нам не просто так дана возможность удивительным способом различать запахи. Особенно вам. Это законы, установленные Флоренсом, и, как бы их не толковала Церковь, они будут работать именно так, как положил сам Флоренс. И никак иначе. Это как с картами — образы на них можно толковать по всякому, но сами рисунки от этого не изменятся — они останутся такими, какими их создал художник. Кровь в народе можно сравнить с чистым ручьём или стоячим болотом, и аристократия всё больше превращается в болото. Если бы время от времени в неё не вливалась сторонняя кровь, то всех этих родов уже не было бы. Именно исходя из этого и были приняты ограничения на брак в аристократическом и дворянском сословиях. Аристократы могут вступать в брак либо с равными по положению либо с отпрысками дворянского сословия. Дворяне могут позволить себе вступать в брак с нижестоящими, но это должны быть исключительно порядочные семьи с хорошей репутацией, и родственники такого новобрачного не имеют права вставать в перечень наследников аристократов. Только его дети, рождённые в законном браке. Таким образом застаивающаяся кровь аристократов понемногу всё же разбавляется сторонней. Можно и усыновлять детей, но для этого опять же существуют ограничения. В том числе и по возрасту.
— "Сон в летний день"! — воскликнул Клео. — Господина Роберта усыновили, когда ему было пять лет!
— Верно, — похвалил своего ученика господин Бенджамин. — Пять лет — это максимально допустимый возраст для усыновляемого ребёнка, а потом дети помнят слишком много из своего прошлого и не всегда становятся способны стать достойными нового статуса. Последствия такого выбора известны. К тому же эти дети обязательно должны быть сиротами — не должно иметься ни одного родственника, способного повлиять на него или попытаться использовать свеженького наследника в своих целях.
— Вот почему вы не роднитесь с людьми своего круга... — понял Клео.
— Главным образом, — кивнул хозяин. — Они уже испорчены, а мы не желаем зла своим потомкам. Болезни разного рода могут помешать нам выполнять свой долг, да и самим детям радости мало. К чему им страдать? Чтобы дети были умны и здоровы, необходимо грамотно выбирать спутника жизни, а потом этих самых детей так же грамотно воспитывать. А воспитание в аристократических и дворянских кругах всё чаще оставляет желать куда лучшего.
Клео вдруг вспомнил, как высокородные вели себя в доме Кондэ, и что господин Бенджамин говорил о великосветском...
— Этикет!!! — ахнул омега. — Так вот почему он был принят?!
— Верно. Грязная кровь действует так же, как и длительное употребление "волчьей отравы". Новым поколениям аристократов становилось всё труднее удерживать себя в границах допустимого, и тогда были придуманы правила публичного этикета, которые прививаются с малых лет.
Клео опустил голову. Верить хозяину было непросто, однако омега помнил, о чём говорилось в Новом Завете, и с точки зрения господина Бенджамина всё вполне укладывалось в те непонятности, что волновали Клео ещё в детстве. Да ещё вопрос крови...
— Кровь... Данелии сняли все прежние запреты по размножению, чтобы было больше солдат и работников.
— Да. До Великого Холода были приняты строгие правила и ограничения, чтобы кровь не застаивалась, двигалась, велись записи о родовых древах всех семей, чтобы избежать случайного инцеста. Родственники могли вступать в брак, однако для этого должно было смениться не одно поколение, либо само родство быть опосредованным. Это способствовало рождению здорового потомства. Но если взаимные чувства таких пар были слишком глубоки, чтобы их разлучать, то, если они хотели полноценную семью, дети могли зачинаться от других со стороны, и это не считалось изменой. Когда Саккарем занял трон Верховного, то начал всё менять под собственные интересы и ради укрепления нового порядка. Под это и начали переписываться Заветы. Кровь в учении Саккарема изменила свой смысл — она считается божественной частью Рода, которую необходимо беречь, и возможность оставить после себя многочисленное потомство возвышала такого человека в глазах окружающих. Поскольку омеги тогда потеряли все прежние права, умирали, и на всех их не хватало, их распределение шло по новым правилам. Муж, а то и не один, был привилегией. К тому же, если рождался альфа, отец ребёнка получал вознаграждение. Дети несут в себе часть родителей, новое учение возвышало отцовскую кровь, и таким образом человек продолжал своё существование в мире. Кровные узы аристократических семей работали на сохранение богатств и титулов в кругу допущенных до верховной власти, и каждая её капля ценится до сих пор. А если учесть, что с продолжением их рода всё чаще бывают трудности, а идея чистоты крови, присущей якобы лишь высокородным, считается непреложной истиной, неосторожные убийства и сторонние бастарды стали крайне нежелательными. Это выросло в отдельный культ, и во времена Смуты он закреплялся истреблением каждого носителя вражьей крови, чтобы она не плодилась и не передавалась дальше. Высшая власть должна принадлежать хранителям особой крови, отсюда и ограниченность выбора будущего супруга, а принятие сторонних происходит по утверждённым правилам, чтобы порядок, созданный за века Великого Холода, не нарушился.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
