Омегаверс Путь наверх (неполный вариант)

— А ты уже спал с течными?

— Ни разу, — мотнул головой Геральд. — Во-первых, я очень хорошо могу сдерживаться. Во-вторых, Резенхайм хорошо меня обучил и воспитал, и я стараюсь держаться от течных подальше. Я знаю, что при этом будет, как и потом — я умею думать. — Альфа постучал пальцем по своему лбу. — Да и мы, говорят, в это время будто с цепи срываемся. Церковь называет это одержимостью демоном, альхейнцы — самым обычным делом, однако это не отменяет того, что у нас всё же есть дар Рафаэля — разум. С помощью этого самого разума можно многое предвидеть, вот я и стараюсь. Да, промысел богов часто непредсказуем, может случиться всякое неожиданное — тот же Деймос большой затейник — но что-то мы можем предсказать и предотвратить.

Мыш улыбнулся.

— Ты такой умный! Как бета!

— Я учился. Хочешь стать таким же умным?

— Ещё бы!

— А ты понимаешь, что не все одобряют умных омег?

— А я буду делать вид, что я дурак, — нахально ответил Мыш.

— Вот и договорились. Только не верь сразу всему, что тебе будут говорить другие, хорошо?

— Хорошо. — Мыш смущённо погладил руку мужа. — Геральд... поцелуй меня ещё раз, — попросил омежка.

— Ты так во мне уверен? — Геральд улыбнулся в ответ.

— А ты тихонько. — Мыш сел прямо и, заметно краснея, потянулся обхватить его шею. Так омежке казалось более правильным.

— А ничего, что я колючий? — Геральд провёл ладонью по своему щетинистому подбородку.

— Не страшно. Ты же совсем нестрашный. Ты хороший... А чем ты бреешься? — полюбопытствовал Мыш.

— Ножом. Резенхайм меня научил, только нож надо точить как следует и бриться осторожно, чтобы не порезаться.

— А почему у него была борода?

— Потому что руки уже начали заметно дрожать. Проще было подрезать, а не брить. А когда он меня забрал, то брился...

Боги, и что я делаю, подумал альфа, чувствуя, как охотно тянется к нему его юный супруг. Ведь рано ещё! Деймос, зачем ты Мышонку накидал так много жути, что он, того и гляди, уже летом на меня сам вешаться будет?! Такой худенький, слабый... Я всего лишь хотел его приласкать, чтобы со временем было проще! И что теперь? Сначала подкормить надо, чтоб окреп, чтоб самому не было так боязно. Он же ещё такой маленький!.. Знаю, уже тринадцать, но ведь маленький — плохо растёт!.. Флоренс, куда ты так спешишь?!! Я же так сорвусь!!!

И всё же неугасимый инстинкт не спешил слушаться разума. Геральд прислонился спиной к стене, усаживая мужа сверху верхом — так мальчику было бы удобнее, и Мыш моментально это понял. Руки альфы сами обвили тщедушное тельце, и воли Геральда хватило только на то, чтобы не стискивать его, как когда-то Роя в моменты наивысшей страсти. Рой был выше, крепче, более здоровый...

Мыш однозначно был послан не просто так — рядом с ним окончательно стихала боль старой потери, превращаясь в лёгкую грусть. Этот мальчишка, в жилах которого текла та же кровь, всё же был другим, и это другое не отводило на определённое расстояние, как в других омегах, а притягивало к себе. Дело было не только в разных родителях-омегах братьев — дело было и в том, как они росли и, с позволения сказать, воспитывались. Мышу от рождения досталось больше буйства и отваги, он чаще подвергался наказаниям и голодал. Как когда-то он сам. Да, рядом с ним было больше людей, которые хоть как-то сглаживали следы истязаний. Например, Серый... нет, Роджер. Самому Геральду повезло только с покойным Алби, которого он почти не помнил. Лишь какие-то отголоски запаха, смутные звуки голоса и глубинные воспоминания о ласке, благодаря которым ненавидящий всех и вся "волчонок" смог распознать хорошего человека в новом хозяине. Смог поверить. Перестал быть один. Потом были другие... и уходили один за другим. Одни по другой дороге жизни, другие с Безмолвными Стражами. Узнавший тепло и свет мальчик стал бояться одиночества. Приёмный отец и наставник это понял сразу, почему и начал подумывать, как бы не оставить своего ученика и воспитанника одного после своей смерти. И Деймос помог решить эту задачу, приведя их к этому самому Мышонку. К омежке, который смог заполнить очередную пустоту. На удивление быстро, да так, что придётся набраться терпения и духа впрок... пусть и хочется взять своё уже сейчас. Нет, нельзя. Если только начать приучать и стараться залечить старые раны.

Это вспыхнувшее влечение не было Истинным Предназначением. Даже Рой не был Истинным. Это было не только притяжение чистой крови к подобной себе, но и притяжение душ. Душ, у которых было столько общего. Понимание, общая цель, и влечение тела только подливало масла в этот огонь. К тому же Мыш всё ещё ребёнок, которому нужны забота и защита. Упрямый, не самый послушный, уже подпорченный насилием прежних хозяев, но всё же ребёнок. Созревающий ребёнок. Как бы придержать его, чтобы не обиделся?.. Так, а вот это уже нехорошо!

Геральд не без труда мягко отстранил своего омежку, который от внезапного прерывания очередного лёгкого поцелуя, грозящего перейти в настоящий едва не расплакался от обиды.

— Почему???

— Я больше не могу, — скрепя сердце признался Геральд, ссаживая его. — Прости, но мне надо отлучиться...

Сбросив горящее в яйцах семя, альфа отдышался, кое-как оправился и только тогда учуял, что Мыш стоит за его спиной.

— Почему ты здесь? — хрипло спросил Геральд, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком грубо. Этого ещё не хватало!!!

— Тебе ведь надо, — с упрёком ответил Мыш. Скудного света из кухни хватало, чтобы видеть недовольство на его худом личике. — Почему меня не попросил? Я же в борделе жил, и меня хотели потом выводить к клиентам. Меня учили... пытались учить. Я мог бы...

— Нет. Я слишком грязный. И я могу справляться сам.

— То есть тебе это уже делали?

— Да, пару раз. Нет, Мышонок, не сейчас. Позже.

— Так и будешь мучиться?!

— Я сильный. Потерплю. Прошу, не надо настаивать.

— Я ценю, правда, но я не хочу смотреть, как ты мучаешься. Ты столько для меня делаешь! Почему я не могу что-то сделать для тебя?!

Геральд не удержался от улыбки.

— Ты уже делаешь.

— Дразню тебя?

— Нет. Ты остался. Это уже очень много. Знал бы ты, как я ненавидел всех, когда был совсем мелким! Я никого не хотел видеть рядом с собой. Я хотел быть один. Сейчас я не хочу быть один. И то, что меня привели именно к тебе, говорит, что я иду правильной дорогой.

Мыш подошёл ближе и взял мужа за руку.

— Геральд, я уже не девственник. И я тебя не боюсь. Значит, всё будет хорошо...

— Нет, малыш, рано. Давай подождём, пока тебе не будет четырнадцать? Мне рассказывали, что в Альхейне омегам именно с этого возраста дозволялись встречи наедине. Для этого даже были отдельные праздники... И так было меньше риска, что слишком ранняя близость повредит. Дело не только в созревании тела, но и в созревании души, понимаешь? Ты только-только стал свободным, и не все после такого знают, как с толком распорядиться этой самой свободой. От неё тоже можно опьянеть и увлечься. Ты начинаешь увлекаться, это меня раззадоривает, а нам с тобой жить среди людей, которые смотрят на такие вещи крайне плохо. Надо учиться сдерживаться, чтобы не нарваться на неприятности.

— Но мы здесь одни...

— Да, мы здесь одни. Я согласен тебя побаловать, но всё же стоит поучиться сдержанности заранее. Хватит на сегодня, ладно? И стоит поесть и лечь спать — нам завтра долго идти.

— С тобой, правда, всё будет хорошо? — жалобно спросил Мыш, прижимаясь.

— Правда. Я уже вполне созрел и давно перебесился. Когда всё только-только начиналось и шло полным ходом, то было куда труднее. Я это пережил и научился выдержке. Сейчас у тебя начинается то же самое. Особенно после всей той вони, что ты уже нанюхался. Я никуда деваться не собираюсь, но твоё тело этого пока не поняло. Потому ты ко мне и тянешься. Как только оно поймёт, то будет попроще. Флоренс силён, это да, но с нами не только он, но и Рафаэль. Он дарует разум, способность думать, и они не обязательно должны спорить. Сейчас именно Флоренс требует своего, и стоит помочь ему договориться с братом.

— Это... тоже часть того, чему тебя учил Резенхайм? — понял Мыш.

— Да. Это будет не очень просто, но я постараюсь тебе объяснить попроще. — Геральд окончательно взял себя в руки и обнял мужа, чуя его тревогу. — Со мной всё будет хорошо. Ладно, идём обратно.

— Идём.

Ладошка Мыша крепче вцепилась в пальцы альфы, и Геральд осторожно сжал их в ответ. Так и должно быть. И тот сон, что пришёл перед знакомством с Мышонком, всё-таки был знаком. Даже если он ещё и отражение его тайных желаний.

===========II============II===========II===========II===========

ЭПИЛОГ

В кабаке "Дикий гусь" толпился народ — осенняя слякоть многих заманила сюда возможностью выпить горячительного на любой вкус. Среди толпы, грубо сколоченных столов и скамей кое-как лавировали омеги-разносчики с тарелками и кружками — как пустыми, так и наполненными. Само собой, что их так просто мимо не пропускали, щедро отвешивая различные знаки внимания, но не слишком сильно — знали, что хозяин "Дикого гуся", альфа Горсей, зорко следит за тем, чтобы ни один заказ не пропал по пути. "Дикий гусь" был самым спокойным и мирным кабаком Варанги — порядок охраняли двое крепких и опытных вышибал. А ещё сегодня который вечер подряд за карточным столом сидел ещё один альфа, с которым лучше было из пустой поры не связываться — он всегда был готов по первой же просьбе помочь.

За тем же столом сидели ещё два игрока — пришлые беты-братья. У них в ногах сидел юный омега в старой одежде и растоптанных сапожках, у которых того и гляди начнут отваливаться подмётки. Светлые волосы коротко острижены, под воротом выгоревшей суконной курточки виден рабский ошейник. Омегу звали Птахой, и за сходную цену его можно было забрать хоть на целый час. Пах Птаха просто вызывающе, и некоторых завсегдатаев "Дикого гуся" вводило в недоумение, что соперник его хозяев до сих пор парня не попробовал. Он играл с братьями в карты, разговаривал с ними, оплачивал пиво, если тем не хватало, но Птаху не трогал. Раз не трогает, то что-то задумал. Этого альфу здесь знали не хуже, чем его отца, который был местной легендой.

— Ого, мне опять повезло! — рассмеялся Баррет, сгребая свой очередной выигрыш.

— Тебе Деймос что ли карты подсовывает??? — не выдержал и вспылил один из братьев. — А, может, ты мухлюешь???

— Я? — обиделся Баррет, ловя на себе очередной растерянный взгляд Птахи. Омега уже давно распознал запах альфы и наверняка тоже терялся в догадках. — Где? И когда? Вы, я вижу, опытные картёжники. И вы беты. Вы хоть раз что-то заметили? Да и какой мне резон мухлевать?

— Тогда почему ты так часто выигрываешь?!!

— Я почём знаю?! Сыграем ещё раз? Я нарочно буду всё делать медленно, чтобы вы убедились, что я не мухлюю.

— На что играть??? — возмутился и второй брат. — Ты выгреб из наших карманов последнее!!!

Баррет задумчиво посмотрел на кучку монет перед собой.

— Не, не последнее. Давайте на... — Он покосился на Птаху. — на него сыграем?

— Что??? — Оба беты сорвались со своих мест и нависли над альфой, который и бровью не повёл. Птаха, напротив, сжался ещё сильнее, прикрывая голову руками. — Совсем хочешь нас разорить???

— Я этого не говорил, — как будто и нет этой двойной злости ответил Баррет. — Я хотел предложить выход, который вас обязательно устроит.

— Какой выход???

— Я возвращаю всё, что у вас сегодня выиграл. Даже добавлю сверху. Ставкой будет Птаха. Если я проиграю — деньги остаются у вас вместе с ним. Если я выиграю — деньги опять же остаются у вас, а Птаху я заберу. Идёт?

Братья заметно растерялись.

— Что?..

— По-моему, отличные условия, — дёрнул широким плечом Баррет. — Если всё ещё сомневаетесь, то оформим договор как положено — на бумаге. Вон в том углу как раз писарчук сидит, бумагу и перо с чернилами одолжим у хозяина, пара свидетелей скрепят договор, и можно играть. Так как, пошло?

Несколько посетителей заметно оживились, а омеги-разносчики уставились на Птаху с откровенной завистью — самые смекалистые сообразили, в чём состоял план альфы. Отец Баррета как-то провернул подобный трюк, спася о неминуемой смерти не слишком сдержанного в карточных играх младшего сына хозяина кабака — он тоже чувствовал себя за карточным столом полным хозяином. Странная семейка, о которой ходили самые разные слухи.

— Зачем он тебе?

— А зачем альфе нужен омега? Мне уже двадцать лет, давно пора жениться, да никак себе парня по вкусу не найду. А ваш Птаха как раз подойдёт.

Догадливые выпивохи обменялись ехидными взглядами — проиграют. Баррет явно шельмовал, когда играл с чужаками сегодня, и теперь ясно, что его целью изначально был Птаха. Отец обучил парня на совесть... Сдавать Баррета никто не собирался — пришлые сами виноваты, раз не смекнули, с кем связались. Да и сам Баррет не забудет. Ничего.

Баррет вышел из "Дикого гуся", обернулся на смиренно идущего за ним Птаху, сжимавшего в руках бумагу по передаче собственности, которую выписали тут же на месте, решительно снял с парня рабский ошейник, вложил ему в руку, развернулся и пошёл своей дорогой.

Птаха долго стоял, переминаясь с ноги на ногу, огорошенно посмотрел на содержимое своих рук, а потом, решившись, бросился догонять нового хозяина.

Омега не понимал, что только что произошло. За те дни, что он мог наблюдать за Барретом, он откровенно терялся от обуревающих его чувств. Чистый запах альфы выделял его из общей толпы, Птаха чуял его приближение даже в самой густой толчее, мучился от желания придвинуться ближе и прижаться к его колену. Этот альфа казался ему самим воплощением первопредка Адама! И Баррет ни разу его не тронул, хотя Птаха видел, как тот смотрит на него с необычным интересом. Этот альфа... его новый хозяин... который просто снял с него ошейник и ушёл.

Баррет услышал догоняющего его омегу и обернулся. Птаха едва не споткнулся на ровном месте из-за поднявшегося изнутри жаркого чувства — такими глазами Баррет посмотрел на него!

— Ты чего это за мной бежишь? Я же тебя отпустил.

— Так ведь... — растерянно пролепетал Птаха и показал бумагу.

— Что? — как будто не понял Баррет.

— Вы... мой хозяин...

— Правда? — рассмеялся альфа, повергнув тем самым Птаху в ещё большее замешательство.

— Вы же... выиграли...

— И что? Я тебя отпустил. Всё, ты свободен. — Баррет выразительно помахал рукой.

— Но... у меня нет... вольной бумаги... — Птаха опустил голову. — И мне некуда идти.

Баррет подумал и подошёл к нему. Птаху снова обдало его дивным запахом, и внезапно ослабевший омега едва не рухнул на дорогу. Баррет подхватил его, и омега едва поверил тому, что чувствует — настолько бережными были эти руки. Сильные руки.

— Эй-ей, не падай! Голодный что ли? Не, так дело не годится. Раз тебе идти некуда, то пошли ко мне. Переночуешь, поешь, а утром решим, что дальше делать.

Баррет подхватил было дрожащего омегу на руки, но передумал, сначала снял с себя суконный кафтан, укутал Птаху и только потом понёс на своих руках. Птаха едва не разрыдался, чувствуя, как бережно Баррет его несёт. Он наслаждался теплом и запахом альфы, который исходил не только от него самого, но и от его одежды. Птаха чувствовал себя в полной безопасности. Впервые за много лет.