Каноник начал зачитывать нужные слова и молитвы из своей книги, а Тобиас ободряюще поглаживал большим пальцем ладонь своего омеги, которого всё больше бесили слова священника, усиленные эхом. Тобиас и сам раздражался, слушая старую бессмыслицу, но надо было перетерпеть.
— Назовите имена свои, дети мои!
— Тобиас Эркюль Мариус, дитя Рослина.
— С-салли... А-арчибальд Кристо... — кое-как выдавил из себя Салли, видя, как пристально смотрит на него каноник. — Ди-итя Иво...
— Дети Рослина мудры и стойки, — провозгласил каноник. — Им по силам бороться с чёрным колдовством Деймоса. Тобиас Мариус, именем Светлейшего дарую тебе благословение божие. — Тобиас сглотнул и послушно опустил голову, позволяя перекрестить себя. — Будь мудр и крепок. Салли Кристо... — Омега опустил глаза в пол, чтобы не видеть алчно подрагивающих ноздрей священника. — Ты — дитя Иво. Ты несёшь в себе демона, взращенного чёрным колдовством. Ты грешен по природе своей, но есть ещё возможность для тебя войти в райские кущи. Будь покорен супругу своему, держи глаза долу, а язык — за зубами. Только так ты можешь очиститься от скверны и родить чистых детей. Пусть демон-искуситель будет побеждён силой разума.
Салли склонился ещё ниже, чтобы каноник не видел горящего в его глазах гнева. Да как он смеет так говорить о детях Иво?!! О потомках этого чистого создания Светлейшего, который пожертвовал вечной жизнью в Мировом Доме, чтобы быть со своими возлюбленными мужьями?!! Который выносил и родил в муках множество детей?!.
Каноник завёл очередную заунывную молитву, окуривая новобрачных из своего кадила. Краем глаза Тобиас посмотрел на молоденького послушника и ободряюще украдкой ему подмигнул. Он ясно видел в голубых глазах мальчишки слёзы. В аромате Андре ощущались знакомые нотки горечи. Как же тяжко ему здесь живётся?!
— Тобиас Мариус, готов ли ты взять в законные мужья этого омегу?
— Да, святой отец.
— Салли Кристо, готов ли ты признать этого бету своим законным мужем?
— Да... святой отец, — выдавил из себя Салли, чувствуя тепло ладони Тобиаса.
— Именем Светлейшего, Предвечного и Блаженного, благословляю ваш союз. Да не омрачит его дух Зла, да чисты будут дети, рождённые на свет...
"В этом можешь не сомневаться, жалкий старикашка," злорадно подумал Тобиас. "Они будут чисты."
— ...да войдёт душа очищенная под сень небес, покинув твердь земную. Пусть кольца, возложенные на руки ваши, станут символом согласия в семье вашей.
Тобиас достал из кармана обручальные кольца и протянул священнику для обрядового очищения в освящённой воде. Каноник, увидев кольца, замер.
— Это... ваши обручальные кольца?
— Да. Что-то не так?
— Н-нет... всё в порядке...
Судя по лицу священника, кольца о чём-то ему напомнили, но он промолчал. Окропив их святой водой, каноник вернул кольца Тобиасу. Тобиас должен был окольцевать Салли первым.
— Пусть это кольцо станет оковами для демона-искусителя, — провозгласил каноник, когда Тобиас надел кольцо на безымянный палец правой руки Салли. — Пусть это кольцо станет оберегом для души невинной, — провозгласил каноник, когда Салли трясущейся от волнения рукой надел кольцо на палец своего мужа.
И тут случилось то, чего каноник совершенно не ожидал — Тобиас поцеловал кольцо Салли и произнёс слова, которые Салли сказал ему утром, когда они готовились к приезду в монастырь.
— Прими это кольцо в знак моей любви и верности. Я клянусь беречь и защищать тебя и наших детей отныне и навеки, пока смерть не разлучит нас.
Салли тихо улыбнулся и повторил его жест.
— Прими это кольцо в знак моей любви и верности. Я клянусь хранить мир и покой нашей семьи, беречь и растить наших детей отныне и навеки, пока смерть не разлучит нас.
Эти слова произносил Орри, рассказывая сыну свои чудесные сказки, которые всё больше приобретали особый смысл. И они были больше по душе, чем то, что положено было произносить во время обряда. Об одном будущие супруги сожалели — у них не было с собой полагающегося по древнему обряду яблока. И чем-то эти слова задели старого бету.
— Это... это не по обряду... — Каноника аж затрясло. Его пухлые пальцы вцепились в книжные страницы.
— Это от души.
Старик судорожно сглотнул. Тобиасу показалось странным, что каноник не прервал обряд, и вряд ли это было связано с полагающейся оплатой. Дело определённо нечисто. Особенно учитывая его реакцию на кольца.
— Встаньте... дети мои. — Тобиас и Салли поднялись с колен. — Тобиас Эркюль Мариус, Салли Арчибальд Мариус, именем Святой Церкви объявляю вас законными супругами.
Услышав своё новое имя из уст каноника, Салли понял, что оно ему безумно нравится. Салли Мариус! Салли Кристо больше нет и никогда не будет.
Пока каноник выписывал бумагу для столичной мэрии, а Тобиас оплачивал обряд, Андре робко подошёл к Салли, в счастливой задумчивости разглядывающему своё кольцо.
— Господин Мариус... — робко подёргал омежка за рукав старшего сородича. — Можно вас спросить?
Салли слегка покраснел, снова услышав свою новую фамилию. Было так приятно это слышать!
— Да, Андре? Ты что-то хочешь спросить?
— Вы... вы по любви замуж вышли? — Мальчик чуть не плакал.
— Да, по любви. — Салли не сдержал улыбки, и по лицу омежки покатились слёзы.
— Вы... вы такой счастливый... — Андре утёрся рукавом. — Ведь ваш муж тоже любит вас... и он так хорошо пахнет...
Салли ласково обнял бедного мальчика, и он убито уткнулся в его грудь.
— Тебе здесь так плохо?
— Очень плохо. Я уже несколько раз пытался сбежать, но меня каждый раз ловили и... наказывали... до крови... Они называют это укрощением демона... но ведь я не демон!
— А как же течка? — Салли погладил его по жестоко укороченным волосам. Он ясно чуял, что Андре чист. Удивительно чист. Где только его нашли?! И мальчик страдал здесь — его аромат всё больше напитывала горечь.
— Меня в подвале запирают. Почему вам так повезло?
— Я не знаю, Андре. Я совсем этого не ожидал, если честно. Я должен был выйти замуж за другого. Он просто отвратительный вонючий альфа... Но ты не должен падать духом, малыш. Поверь, чудеса всё же случаются. Нужно только верить и ждать. Я ведь мог и не дожить до этого дня, но Многоликий Деймос проявил милость и позволил мне спастись.
— Как это? — Андре, всхлипывая, поднял голову. В его глазах стояло потрясение. — Сам Деймос явил милость?
— Я пытался покончить с собой, чтобы не выходить замуж, но меня успел спасти мой папа. Он остановил меня, берёг, а потом появился Тобиас и забрал меня с собой. Я буду молиться, чтобы и ты когда-нибудь встретил своего спасителя, который станет тебе надёжным защитником.
— А как я его узнаю?
Салли осторожно огляделся по сторонам, убедился, что каноник занят, и понизил голос до шёпота.
— Он будет хорошо пахнуть. Ты только не бойся и иди за ним. Поверь, такие есть. Среди друзей моего Тобиаса все такие.
— А почему все остальные так воняют? — так же тихо удивился Андре.
— Потому что в них течёт дурная кровь. Она отравляет и их души. Мы, омеги, способны чуять чистоту и гниль. Мы — последние хранители света первого творения, и эти гнилые люди травят нас всех, не давая нашим папам и нам самим выбирать.
— Хранители?
— Да. Об этом не говорят, но первым человеком, созданным Светлейшим и Флоренсом, стал наш первопредок Иво. И он был совсем не таким, каким его описывают церковники. Он был чист и добр. И он был отравлен во сне, а не обманут Деймосом. И не он соблазнил Рослина, а Рослин был запутан Деймосом. Иво отдал себя обоим своим мужьям, чтобы примирить, поскольку любил их. И детей своих он не убивал. Он просто испугался, когда Адам и Рослин начали ругаться из-за детей. Но Деймос снова сотворил подлость, и хищные звери растерзали малышей. Иво не смог спасти их, сам был ранен. И он отказался от бессмертия и жизни в Мировом Доме, чтобы быть со своими мужьями.
— Но в священных книгах говорится... — Бровки омежки нахмурились.
— Книги были перевраны во времена Великого Холода, когда началось время смерти и смуты. И на этой лжи выращено не одно поколение наших предков. Из-за ложного учения наша кровь начала мутнеть, и теперь это становится видно особенно сильно. Поэтому большинство альф и бет так плохо пахнут.
— И что теперь будет? — Андре слушал, широко раскрыв глаза.
— Ещё не поздно. Как можно постепенно очистить мутную воду, разбавляя её чистой, чтобы муть осела, и запуская её движение, так и грязную кровь можно очистить, если позволить омегам самим выбирать себе мужей. Сейчас это сделать трудно, но наука начала развиваться, и она может доказать истину. Тогда власти будут вынуждены всё менять. Может, это будет не при нашей с тобой жизни, но обязательно будет. И всё же мы ещё можем обрести своё счастье. Верь и надейся, Андре, и Светлейший обязательно пошлёт тебе кого-нибудь, как послал мне. — Салли украдкой покосился на каноника, писавшего что-то на листе бумаги и зашептал ещё тише. — Ты только этому старикашке не говори ничего, ладно? А то тебе будет доставаться ещё хуже.
— Я не скажу. — Андре улыбнулся сквозь слёзы. — Спасибо вам, господин Мариус...
— Салли. Меня зовут Салли.
— Спасибо, господин Салли...
— Салли! — окликнул мужа Тобиас. — Подойди, пожалуйста. Тебе надо подписать.
— Да, дорогой, иду. — Салли обнял Андре на прощание. — Держись, малыш, и продолжай верить.
— Я буду верить.
Оказалось, что Салли нужно поставить свою подпись в двух местах — написать старую фамилию, а потом новую. Свою новую фамилию омега выписывал особенно тщательно. Потом каноник шлёпнул на бумагу две печати — общую монастырскую и личную печать настоятеля, после чего понёс документ на подпись. Андре последовал за ним, унося книги на место.
— О чём ты говорил с Андре? — тихо спросил Тобиас, обняв мужа.
— Подбодрил его немного. Я не мог не сделать этого.
— Рассказал ему древнюю версию Первого Завета? — догадливо улыбнулся историк.
— Ага. Андре пообещал никому не говорить... — Салли напрягся. — Я зря это сделал?
— Нет, всё правильно. Любое знание имеет смысл и ценность только тогда, когда оно передаётся. Если Андре найдёт себе надёжного защитника и сможет выбраться отсюда, то он обязательно расскажет кому-нибудь другому, а тот — следующему человеку, а, может, и не одному. Слухи будут гулять от одного человека к другому, расходиться по городам и весям, и тот, кто хочет, распознает истину среди нагромождения лжи. И когда-нибудь это сыграет свою роль в становлении нового, более справедливого общества. Ведь надо же людям хоть во что-то верить, иначе жизнь будет казаться жалкой и бессмысленной.
Вернулся каноник и вручил новобрачным бумагу со свидетельством.
— Счастливого пути вам, дети мои... — Он снова покосился на Салли, дёрнув ноздрями. — И да сохранит вас Светлейший.
Пересилив себя, Тобиас и Салли поочерёдно поцеловали руку беты, после чего торопливо покинули монастырь — наступало время службы, и залы начали заполняться монахами, которые не слишком дружелюбно косились на Тобиаса и с откровенной похотью на Салли. Эти здоровяки пахли именно так, как и должны были — отвратительно. Только оказавшись за мощными каменными стенами, Салли выдохнул с облегчением — воздух в монастыре был слишком тяжёлый.
— Как я только выдержал это издевательство?! Это же невозможно слушать!
— Знаю, милый, мне тоже было противно слушать всю эту чушь, — поправил на голове мужа красивую кашемировую шаль Тобиас, — но без этого обряда наш брак будет считаться недействительным.
— И как долго церковники будут иметь такую власть над людьми? — Салли прильнул к нему, блаженно вдыхая чистый аромат цветущей сирени.
— Пока наука не начнёт всерьёз задавать неудобные вопросы, а этот день уже недалёк. Новая власть так активно вкладывается в технический прогресс, что это неизбежно. Нужно только подождать. — Тобиас прижал Салли к себе ещё плотнее и страстно поцеловал. — Если бы не этот сморчок, то я бы сделал это ещё в часовне.
— Не по обряду.
— Зато от души. Кстати, что по этому поводу говорит твой папа?
— Что при поцелуе передаются жизненная сила, божественная благодать и соединяются души.
— А официально считается, что с этим надо быть осторожнее — можно ненароком подцепить частичку демона. И слюна защищает от этого.
— И ты не боишься заразиться омежьим безумием? — лукаво прищурился Салли, возвращая себе хорошее настроение.
— Если только от тебя. Оно мне по душе, — ещё шире улыбнулся Тобиас.
— Я люблю тебя.
— И я тоже тебя люблю, сокровище моё.
Стемнело, и при тусклом свете керосинового фонаря новобрачные еле нашли оставленные неподалёку сани, на которых приехали сюда. Извозчик-омега, нанятый в ближайшей деревеньке, немного поворчал, но, заметив счастливые лица седоков, смягчился.
— Поздравляю.
— Спасибо, — кивнул Тобиас, укутывая мужа в тулуп, лежащий в санях. Заметно похолодало, и снова пошёл снег. — Кстати, а вы сами замужем?
— Нет, и весьма этим доволен, — усмехнулся омега, трогая с места. — Никто тебе не приказывает и не мешает детей воспитывать так, как ты считаешь правильным.
— А у вас есть дети? — полюбопытствовал Салли.
— Да, трое. Старший альфа, средний бета, а младший омега. Живём дружно, всё делим поровну, держимся друг за дружку, когда совсем тяжко, а большего мне и не надо. Справимся.
— Вот видишь, — шепнул Тобиас своему омеге, — надежда ещё есть. И мне кажется, что революционеры, затеяв переворот, сильно недооценили таких омег.
— Они могут воспитать своих детей достойными людьми.
— Именно. Хотелось бы мне знать, кто сумел хорошо воспитать Сета, что твой папа так его полюбил.
Сани всё больше удалялись от монастыря, в котором противно дребезжал колокол, возвещая начало вечерней службы. Салли обернулся на звонницу и шпили монастыря в последний раз и от всей души пожелал, чтобы Андре всё же смог покинуть это жуткое место.
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Салли расправил только что выстиранное бельё на верёвке и обернулся на скрип входной двери.
— Ты быстро вернулся!
— Так тут недалеко. — Тобиас потопал на пороге, сбивая с сапог снег. В руках он держал пакет с едой. — Забирай давай.
— Сейчас, только руки вытру...
Тобиас внимательно оглядел стоящее на табурете корыто с ребристой доской и ведро с чистой водой, в котором Салли полоскал бельё, после чего сокрушённо посмотрел на заметно покрасневшие от дешёвого стирочного мыла руки мужа.
— И не жалко тебе рук?
— Нет, не жалко, — решительно мотнул головой омега, отбирая у него покупки. — И вообще, я не собираюсь быть нахлебником.
— А где ты стирать научился? У тебя хорошо получается.
— Видел не раз, как это делается. Папа меня не подпускал, но отец его периодически заставлял что-то делать собственными руками. Мне жалко было папу, и я всегда рядом стоял.
— А с утюгом справишься?
— Справлюсь, там только приноровиться надо, чтобы не обжечься. Или скалкой... — Салли начал выкладывать продукты на стол и ахнул: — Тобиас!