Волчица и пергамент. Том 11

В то же время лесные жители, которым Роше старался помочь, считали его перебежчиком.

Роше придется продолжать улыбаться.

Ради своей цели.

— Вероятно, ты появился перед нами потому, что открытый путь на юг окажет большое влияние на борьбу с Церковью.

— Да. Охотившийся на луну медведь, как и следовало ожидать от него, мог ясно видеть с высоты своего роста. Земли к югу от гор — последнее, что разделяет север и юг. Дыра в этом заслоне сделает север и юг опасно близкими. Но сейчас север не мы населяем, а такие же люди, как и на юге, так что вроде бы нет оснований не давать им воли устраивать внутренние междоусобицы, однако всё зависит от размаха войны. Если в мире людей могущественная империя и Церковь сойдутся друг против друга, мир опять охватит безумие и разрушение. Трудно даже вообразить, как это скажется на наших товарищах, кое-как пристроившихся в мире людей, а также на тех, кто живёт в немногих сохранившихся лесах. А этот горный край — всего лишь забор, разделяющий диких собак, со злобой взирающих друг на друга.

Закончив тираду, Роше немедленно в гротескной форме заверил, что в словах "диких собак" не заключено никакой аналогии.

— Наступил критический момент. Однако это и золотая возможность для меня, — сказал далее Роше и азартно хлопнул ладонями. — Потому что у тебя есть трудности, а я могу помочь тебе их разрешить. Это редкая для меня возможность показать тебе свою искренность и то, на что я способен.

"Газэтто", — прошептали губы Коула.

Ведь почему-то эти люди оказались в таком бедственном положении. Всё из-за того, что их преследовала инквизиция.

Очевидно, что Роше следил за Хоро с Лоуренсом уже давно, раз ему известны настолько старые события, известные только внутри семьи. С учётом времени слежки можно не сомневаться, что предложение о сотрудничестве пришло ему в голову не вчера-сегодня. Наверное, он старательно подбирал подходящий случай, чтобы быть уверенным, что не потерпит неудачи.

Договор о предательстве нельзя предлагать и обсуждать снова и снова. Это вроде тайного хода, который открывается лишь один раз, когда сойдутся нужные звёзды.

— Господин Роше. По-твоему, ты можешь спасти лесных людей?

Миюри коротко вдохнула и начала что-то сбивчиво бормотать. Что-то вроде: "Ты что, хочешь иметь дело с этим типом?"

Инквизитор же, наоборот, лишь спокойно улыбнулся:

— Несомненно. Прежде всего, люди Газэтто. Пожалуйста, захватите их и передайте нам, инквизиции.

— Так значит! — в ярости крикнула Миюри, бросаясь вперёд.

Коул схватил её рукой и жестом предложил Роше продолжать.

— Вы показываете Церкви зубы, требуете её очистить, но в то же время вы должны следовать истинному учению Божьему. Для вашей веры выдать подозреваемых в язычестве инквизиции — это правильный поступок. Как думаете, какими тогда вы предстанете в глазах людей?

Коул его понимал, и это было неприятное понимание.

— Мы этим покажем всему миру, что не пренебрегаем уважением к авторитету Церкви, — произнёс он.

— Да. И это не только для того, чтобы я решил, как справиться с проблемой людей Газэтто, которых мне передадут. Это пойдёт и вам во благо.

— Брат, брат, — толкала Коула в спину Миюри.

Не поддавайся его влиянию.

Но Коул не мог отвести глаз от Роше. Потому что понимал ход его рассуждений.

— Ваш поступок поразит мир. Особую значимость он будет иметь для многих священнослужителей, которым идеалы досточтимого Предрассветного кардинала по сердцу, но которые не хотят пренебрегать авторитетом Церкви. Предрассветный кардинал не разрушитель Церкви, он просто хочет дать ей горькое лекарство, они решат, что он может быть реформатором.

Коул и сам это говорил неоднократно. Говорил, что хочет не разрушить, а очистить, оздоровить Церковь. Тем не менее, многие считали, что Предрассветный кардинал желал именно уничтожить её. Это было достаточно досадно.

Однако Роше, похоже, понимал Коула гораздо лучше их.

— Конечно, я воспользуюсь своими полномочиями, чтобы оправдать господина Газэтто и его товарищей. Тогда выборщикам больше не придётся беспокоиться о вмешательстве Церкви. Можно будет прокладывать путь на юг без оглядки на это. А испорченная верхушка Церкви проснётся от холодного ветра, который подует с севера.

Роше, говорил так, будто был червём в львином теле Церкви и впускал врага внутрь. Но на самом деле его замысел с этого только начинался.

— Как только путь будет открыт, — продолжил его построение Коул, — мы с тобой исправим ход событий, предприняв меры к тому, чтобы избежать столкновения.

— Вот-вот. Внутри самой Церкви соперничает множество групп. И из-за удалённости юга от севера воспеватели войны до последнего обычно имеют преимущество. Однако если их, уверенных в своей способности использовать положение к своей выгоде, перехитрить, поставив их перед фактом, что враг может в любой момент напасть на них с гор... они заскулят и подожмут хвосты.

На сей раз даже Миюри не повелась на это "собачье" поддразнивание. Роше усмехнулся и пожал плечами.

— Однако если я буду вести борьбу в одиночку и как-то смогу направить Церковь по мирному пути, это станет бессмысленным, если нападёт император. Тогда за оружие возьмутся все, и начнётся война. И когда она начнётся, победу в ней будет определять только умение сражаться. Леса будут сожжены, города обращены в руины, и тогда мои товарищи, тайно живущие в мире людей, сильно пострадают. Ну и такая тонкая деятельность, как инквизиция, в войну будет больше не нужна, и потому я останусь не у дел.

Коул не мог судить, насколько серьёзно Роше говорил, особенно в отношении последнего, но был совершенно согласен с тем, что войны лучше было бы избежать.

— Итак, Предрассветный кардинал. Я хочу, чтобы ты держал в руках тех, кто следует за хвостом твоей лошади. Особенно людей империи, у которых нет истинной веры. А есть одно неприкрытое стремление к власти.

Чтобы понять отношения между императором и выборщиком империи, достаточно вспомнить слова Дюрана, оставшегося наедине со своей остывшей едой. Если император хотел вернуть отторгнутые у империи папой земли, его люди не имели иного выбора, кроме как сделать это.

В принципе, учитывая, что выборщики выбирали императора, семеро выборщиков, выступив сообща, могли бы сдержать императора, однако Барриндо и Гобурея сочли более разумным встать на сторону императора.

Самый могущественный союзник в борьбе при изменении обстоятельств мог стать самым грозным врагом.

Иногда толчок в спину может придать храбрости, но точно таким же толчком могут столкнуть со скалы в бездну.

Коул понимал ход рассуждений Роше. И видел пользу в обсуждении проблемы, в обмене мнениями.

Но предложение Роше не отличалось добродетелью.

— Ты просишь меня управиться с императором, может быть, ты слишком многого ждёшь от меня?

Как Клевенд учил Коула, смирение — это всё равно что отказ.

Роше улыбнулся: мягкий отказ Коула был для него вроде пощёчины. Но, как и следовало ожидать, он не замедлил подставить другую.

— Ты можешь сделать это. На самом деле только ты можешь сделать это. Тебя поддерживает королевство Уинфилд, которое находится на острове, за пределами большой земли. Если империя и захочет использовать эту возможность для развязывания войны ради захвата земель святого престола, тебе будет по силам её без труда сдержать. Сверх того, расширение власти империи стало бы причиной для беспокойства других королей. И если королевство Уинфилд упрекнёт императора за алчность, думаю, империя легче встанет на сторону королевства, чем начнёт войну против Церкви.

Споры за территорию никогда не были свойственны исключительно животным. Коулу было несложно представить то, о чём говорил Роше, от горечи во рту у него перехватило дыхание.

— Однако, пока Церковь с Предрассветным кардиналом будут оставаться врагами, развитие событий ровным не будет. Даже, если ты знаешь об опасности территориальных замыслов империи, у тебя не будет иного выбора, кроме как воспользоваться помощью империи, потому что у тебя имеется более опасный враг.

Хорошее выражение — "обоюдоострый меч" [русский аналог — "палка о двух концах" — прим. перев.]. Как бы ни было опасно для себя продолжать его использовать, отказываться от него бессмысленно, пока не выиграно сражение. И потому Коул не мог выпустить его из рук.

— Но если мы с тобой, Предрассветный кардинал, будем в тайном сговоре, это будет иное дело.

— Если мы будем знать, — предположил Коул, — что Церковь больше не будет атаковать, то мы сможем быстро устранить опасный меч, называемый императором, верно?

Роше удовлетворённо хлопнул ладонями.

— Взглянем на картину шире. Даже если битва с Церковью завершится без особого результата, церковникам всё равно придётся хоть как-то подправить воротники [то есть — навести хоть какой-то порядок, прим. перев.]. В действительности меня самого беспокоит их ненасытность к роскоши, поэтому я исправлю это. И в этом ты победишь. К тому ты создашь у меня, пребывающего в самом центре Церкви, такое чувство, что я тебе должен, что будет для тебя полезно. Ведь я из тех, кто никогда не забудет оказанной услуги.

Коулу захотелось ему сказать, что быть одержимой в преследовании цели личностью неправильно, но ему показалось, что это замечание лишь доставит Роше удовольствие.

— Конечно, — не забыл Роше добавить, — для меня очень ценно и поддерживать с тобой отношения взаимного доверия.

— После завершения битвы с Церковью я откажусь от имени Предрассветный кардинал, — произнёс Коул.

Роше в изумлении помотал головой.

— Твоя истинная ценность не в этом. А в ней, — Роше показал рукой на Миюри. — Этот всё время готовый вцепиться мне в глотку котёнок... прости, волчонок. Ты выстроил хорошие отношения со многими не-людьми. В действительности твои с ними связи гораздо шире и глубже, чем у меня.

Даже городские вороны и собаки не могли ужиться вместе, Миюри и Шарон вечно ссорились и задирали друг друга. Достаточно язвительное обращение Роше заставило Миюри щёлкнуть зубами.

— Я инквизитор, как видно по этому, — Роше взглянул на свой знак. — В то, что я действую ради своих товарищей, никто не поверит. Скажу, что выполняю волю охотившегося на луну медведя — это ещё больше оттолкнёт их от меня. Поэтому мне всегда приходится помогать обходными путями. А если это будешь ты?

Заискивающая улыбка прочно прилипла к лицу филина. Коул подумал, что если рассказ Роше о Медведе-Лунобивце был правдой, то такая же улыбка, наверное, была бы и у медведя.

— Я, к которому мои товарищи относятся с ненавистью и отвращением, смог бы им больше помогать, действуя через такого посредника, как ты.

Инквизиторы проникали в сознание людей, заставляли раскрывать свои тайны, чтобы использовать их в качестве доказательств вероотступничества и отправлять вероотступников на костёр, И приговорённые шли на казнь, растерянные и недоумевающие, как их тайна была раскрыта. Ответ встретится на этом последнем пути, когда они увидят человека, который так сочувственно с ними беседовал, в окружении церковников, теперь он общался с ними.

Роше был именно таким инквизитором, но Коул, тем не менее, просто не мог поверить, что выражение его лица было поддельным. Если это было попыткой обмануть, не обмануться было, вероятно, невозможно.

Если точнее, то лицо Роше было настолько неестественным, что оно казалось отображением серьёзности и трагичности его чувств ещё в большей мере.

— Ну что? Мне это кажется безупречным предложением.

Коул мог сказать самому себе, что Роше лицедействовал, стараясь не выдать, спрятать в глубине своей души истинные чувства. Или, возможно, он вёл себя так, чтобы казалось, что у него в глубине души имелись истинные чувства. Коул не знал точно, что было на самом деле.

Но одно он знал точно:

— Если я могу тебе доверять, тогда это, конечно, лучшее предложение.

Только это утверждение было верным. Если Роше можно было доверять, то лучшего предложения быть не могло.

— Как и следовало ожидать от Предрассветного кардинала, — с наигранным восхищением ответил Роше и ещё более наигранно упёр руки в бока. — Ты мудр, это полезно. Итак, какой ответ?

Ответ чуть не вырвался у Коула, но, сдержав себя, он уточнил:

— Ты хотел получить необдуманный ответ?

Роше рассмеялся:

— Верно, именно так. Обдумай, пожалуйста. Я на некоторое время задержу тех, кого послали к озеру.

В следующее мгновение из-под одежды монаха, словно по волшебству, выскочил огромный филин, ловко подхватил лапами опадавшую пустую одежду и улетел с ней, как с добычей.

Коул испытал настоящее потрясение от размеров филина, его огромные когти, казалось, легко бы утащили овцу. В полёте, с распростёртыми крыльями филин выглядел ещё больше.

Но наблюдать за его полётом Коулу не пришлось, он должен был прикрыть глаза от пыли, поднятой могучими крыльями птицы.

Если бы Коулу сказали, что это был просто сон, он бы поверил.

— Вернёмся в особняк? — спросил Коул у Миюри.

Её глаза светились красным. Это доказывало Коулу, что он не спал.

Миюри, не ответив, стала вытирать глаза рукавом, Коул решил, что это из-за попавшей в глаза пыли.

Когда Коул с Миюри вернулись в особняк, люди Клевенда собрались толпой у входа в зал, а подчинённые Вадена бродили снаружи. Вероятно, и те, и другие готовились отразить ночное нападение.

Со стола убрали всю изысканную еду, и зал, несмотря большое число людей, казался странно пустым. Другим странным чувством Коула было нечто вроде тоски при мысли о безжалостно выброшенной, скорее всего, еде.

— Вы что-то припозднились, — произнёс покинувший зал Клевенд, потом он тяжело вздохнул, пододвинул ближайший стул и тяжело опустился на него.

Должно быть, ему было нелегко управляться с людьми, и на него давило, что всё вышло таким образом, выглядел принц устало.

— Правитель что-то ещё сказал?

— Нет, — ответил Коул и повторил снова. — Нет.

— Ясно.

Коул не мог лгать из-за своей веры, но и не мог заставить исчезнуть то, что хотел утаить. И он чувствовал некоторую вину за то, что вводил принца в заблуждение, но он не мог рассказать о предложенной договорённости, что было большим предательством. И дело было не только в том, что Роше просил сохранить всё в тайне. Может быть, Коулу было бы легче принять эту предательскую вероломность, если бы знал, что Клевенд окажется достаточно великодушным.

Однако тогда это великодушие могло привести к новой проблеме. Приняв предложение Роше, Коул уже никак не мог бы ему противостоять.

Предложенное Роше предательство было слишком хорошим путём, если трезво оценивать действительность. Но был ли этот путь правильным, вот в чём Коул не был на самом деле уверен. Ведь это было несомненным предательством.

Коулу представилось, как он, утаивая договорённость с Роше, ведёт за собой людей.

Церковь имела большое влияние практически везде, в некоторых землях её власть даже превышала власть местных землевладельцев, так что для них выступить против Церкви означало подвергать опасности саму жизнь. Но пока они отважно противостояли Церкви, Коул, уверенный в своей безопасности, в тайне будет поддерживать связь с противостоявшей стороной, изначально нацеленный на достижение компромисса, и он сомневался, допустимо ли это.