Вот тут я должна признать, что картинки-то я видела, но понимала их в тот момент неправильно. Я уже говорила, я — как и еще некоторые наши тогда — подумала, что они яйцеживородящие. А значит, сначала у них яйцо достигало полного размера, а только потом происходило оплодотворение и начиналась, собственно, беременность. Потом, когда я обсуждала это с нашими биомантами, они объяснили мне абсурдность этого представления. Но я-то не биомант.

— Ну, не знаю. Значит, они ее где-то прятали. У них же такой большой корабль. Ты же не скажешь, что была там в каждой комнате?

— В каждом отсеке. Нет, там часть отсеков вообще негерметичная, в них амулеты.

Я вспомнила, что не была и в некоторых герметичных отсеках. В полу кабины был люк, который вел в помещение, которое они называли приборным отсеком. Я туда только заглядывала, там был какой-то узкий проход, в стенах которого горело множество разноцветных огоньков, по большей части зеленых и оранжевых. Богомолы мне показали, что на самом деле это что-то вроде ящиков комода, каждая панель с огоньками скрывает за собой модуль в форме коробки, который можно достать и быстро заменить. А огоньки показывают, все ли с этим модулем в порядке. На самом деле, даже за этими коробками можно было бы спрятать еще одну комнату, а в ней еще одного богомола

— Ну вот. Там они ее и прятали.

— Ба! Как ты себе это представляешь??? Их корабль вторую неделю стоит у нас на планете, там постоянно наши переводчики! Как они ее кормят, как она в сортир ходит? Она бы там с ума сошла!

— А может и сошла.

— Тогда она не смогла бы прыгать.

— Ну, не знаю. Но если они такое с нашим мальчиком сделали, они и со своими могут не лучше обращаться!

— Они с ней хорошо обращались! Она ходила в школу, играла с их детьми

— Она??? Ты это чудовище называешь она???

— Она разговаривает, она учит наш язык...

— Как оно может разговаривать, у него же нет души! Ты слышала, как оно разговаривает?

— Нет еще. Я как раз лечу, она просит, чтобы я с ней поговорила.

— Они тебе врут, оно не может разговаривать, оно может только слова повторять!

На самом деле, я слышала куски этого в выступлениях депутатов, но у бабушки было целостное мировоззрение. Сейчас, когда я пытаюсь его изложить, видно, что в нем много неувязок а может, это я все так поняла. Но когда бабушка мне все это втирала с таким глубоким убеждением, оно производило впечатление. Во всяком случае, было понятно, что переубеждать ее бессмысленно.

Богомолы, по ее мнению, были бездушными монстрами, вроде подземных духов в священных свитках. Они ничего не могли придумать, поэтому и гиперпривод они могли только у нас украсть. Они могут только повторять и обманывать (как можно обманывать, не выдумывая ничего нового, я спрашивать не рискнула). Если бы мы сами к ним не прилетели, они бы так и жили на своей звезде. Они нам посланы в наказание за то, что мы возгордились и связались с этим космосом. Никаких разумных существ на звездах быть не может, только такие вот монстры.

На самом деле, может быть, они не только бездушные, но и не живые, им и размножаться-то не надо (но как тогда они пользовались гиперприводом нашего типа?), и едят и пьют они только для видимости. Полеты в космос необходимо прекратить, а этих монстров уничтожить (именно в таком порядке) вместе с их звездой. И монстра, которого они создали, тоже нужно уничтожить.

К счастью, когда она дошла до этого момента, я уже была на парковке и подумала, что сейчас полечу на самолете и мне нужно выключить телепат. Я летела пассажиром и ничего выключать не надо было, но это была отмазка лучше большинства других.

Корабль уже ждал меня в аэропорту, как и говорила командир, в грузовом терминале. Они не нашли подходящего трапа, чтобы я могла, как обычно, забраться сразу в кабину. Чнв открыла аварийный люк в днище, и потом пришлось проверять его герметичность.

Я хотела помочь хотя бы с подготовкой к старту, но Чнв мне велела отдыхать, сказав, что мне еще работать на орбите. Она была права, разговор с Выжившей мог оказаться тяжелой работой. Да и парламентские слушания дались мне тяжело, гораздо хуже моих выступлений в качестве эксперта. А потом еще бабушка...

Мы стартовали, как обычно, вертикально, но Чнв начала набирать горизонтальную скорость еще в верхней тропосфере. Это была не совсем такая гравитационная дуга, какую мне рисовали богомолы, показывая, как стартуют их корабли. Мы шли гораздо выше, чем богомолы, но все-таки существенно более полого, чем обычно летаем мы.

Я обычно не думала про ману, расходуемую при подъеме через атмосферу, как про запас дельта-вэ, но, и правда, получалось, что пологий старт дает заметный выигрыш. И, похоже, я была права в своих оценках, думая, что можно лететь очень полого и все равно получать выигрыш, даже с учетом сопротивления воздуха и защиты от нагрева экраном.

Я не стала выводить на свою панель навигационные данные. Если бы я включила приборы, Чнв могла бы подумать, что я пытаюсь ее контролировать. На самом деле, мне было не очень комфортно, даже страшновато. Мне хотелось точно видеть, куда и как мы летим. Но комфорт пилота, разумеется, важнее.

Я, разумеется, никогда не взлетала на орбиту из столицы. Мы летели проградно, на восток. Под нами была пустыня и долина Гкнз, и только потом над горизонтом поднялись облачные флаги и ледники Небесных гор, скрывавшие океан.

В мезосфере Чнв начала резкий разгон, дала около пятнадцати же. Как я поняла слова командира про биэллиптический трансфер, предполагалось вывести апоцентр в точку перехвата, а потом в этой точке так же резко выровнять относительную скорость, совместив орбитальную инъекцию и выравнивание плоскостей. Рискованно, и богомолы могли подумать, что мы идем на таран. На самом деле, когда я потом посмотрела запись полета, мы все-таки шли не ровно в точку перехвата, а чуть назад по фазе.

У нас стоял богомольский транспондер, но оказалось, что его акселерометры не были рассчитаны на такое ускорение, и я услышала, как Чнв объясняется с диспетчером станции. Я не слышала голоса диспетчера, но быстро догадалась, что происходит, по репликам Чнв, особенно когда она сказала, что не знает, как сбросить вычислитель этой штуке. Пришлось мне все-таки поучаствовать и нажать кнопку на инопланетной машине. Получив точные данные о нашей траектории, богомолы все равно попросили сделать коррекцию и увеличить расхождение по фазе. Проигрыш по дельта-вэ составил около сотни метров в секунду. Кстати, как я потом узнала, это опасно снизило запас маны. Чнв не рискнула садиться даже по гравитационной дуге, и пришлось дозаправлять батареи на орбите.

Гашение относительной скорости мы начали над океаном, когда станцию уже несложно было увидеть невооруженными глазами, не только напрямую, но и в зеркала заднего вида. Она была ярче большинства звезд, но, как и звезды, почти не двигалась. В системе координат, связанной с планетой, выглядело так, что станция нас догоняет, но в относительных координатах мы летели довольно точно на нее. Чнв, как привыкла и я, направила нос корабля вдоль вектора тяги, то есть мы встали кормой к станции. Как просили диспетчеры, она сбросила относительную скорость до нуля в десятке километров от цели, а потом медленно, на постоянной скорости начала окончательное сближение.

Станция летела, вращаясь в плоскости орбиты, чтобы уменьшить взаимодействие приливных и гироскопических сил. Стыковочные узлы были расположены в районе ступицы колеса, на оси вращения. Мы прошли по радиусу к центру мимо огромного тела станции. Нас захватила механическая рука.

Чнв поставила коридор из экрана для соединения со шлюзом, но сама осталась в корабле. Шлюзование богомолы настроили под контролем вычислителя. Я нажала на кнопку в стене, внешний люк закрылся, и я услышала характерный звук богомольских нагнетателей. Вскоре вычислитель заморгал зелеными огнями и открыл внутренний люк.

В ступице, в зоне невесомости, как обычно, почти никого не было. Здесь меня никто не встречал, но мне уже было все знакомо. Я помахала рукой оператору стыковочной руки, она помахала в ответ. Я сама прошла к основанию спицы и забралась в подъемник, который должен был доставить меня в зону искусственного тяготения. Подъемник представлял собой кресло с ремнями, чтобы не потерять равновесие при усилении ускорения, да еще в сочетании с гироскопическими силами. Изначально на станции были только подъемники, предназначенные для богомолов, но они сделали несколько кресел, рассчитанных на нас. Я пристегнулась — без этого машина не активировалась — и нажала кнопку.

У выхода из подъемника меня встретили доктор Фшк, кто-то из лингвистов и двое богомолов.

— Как вы себя чувствуете? — спросила доктор.

— Не очень, — честно призналась я. — Как-то все бестолково, и, по-моему, слушания прошли очень плохо. И я не уверена, что понимаю, чего от меня хотят сейчас.

— Да, — сказала доктор. — Я читаю, вы дезориентированы и испуганы...

— Я умею контролировать страх.

— Самоконтроль — это хорошо, но на нем нельзя держаться до бесконечности. А дезориентацию недостаточно контролировать, это все-таки содержательная проблема. Давайте пройдем в нашу зону отдыха, я попробую вам помочь. Хумансы, — она, как и я на слушаниях, выговаривала самоназвание инопланетян тщательно, со всеми гласными. — дали нам забавную штуку, чесального голема для рлш. Они говорят, Ккехн его очень любит. Действительно расслабляет.

— Вам, наверное, после этого тоже нужно было расслабиться.

— Да. Мне очень жаль, что я испугала Ккехн, но... Мне казалось, я была готова к чему угодно. Но не к такому. Вот тут ваш самоконтроль как раз был невероятно полезен. Если будет возможность, я не против была бы взять у вас несколько уроков.

— Я не знаю, — сказала я. — Меня учили на пилота-испытателя, самоконтролю нас учат специалисты. Вам лучше побеседовать с ними.

— Резонно. — согласилась доктор.

За этим коротким разговором мы дошли до отсека, который богомолы выделили нам для отдыха. Там было четыре кресла, изготовленные богомольской формирующей машиной и затянутые богомольской мягкой парусиной, кровать нашего размера и несколько гамаков. Кровать была заправлена войлочной кошмой, явно привезенной с Дкз, и гамаки были из наших веревок.

Рядом с кроватью стоял обещанный чесальный голем. Это была длинная механическая рука, укрепленная на массивном основании, похожая на уменьшенный аналог стыковочной руки. Вместо захвата на ее конце была укреплена странная округлая штука из богомольской искусственной смолы. Из этой штуки торчали несколько округлых штук похожей формы, но гораздо меньшего размера, а у каждой из этих штук было несколько округлых выступов, так что вся штука выглядела как фрактал.

Над запястьем, у основания смоляной штуки, торчали два кронштейна с богомольскими машинными глазами. Я уже видела много големов и научилась распознавать их "органы" зрения. Несмотря на то, что эти "органы" были множества разных типов.

Доктор пригласила меня лечь на кровать на живот, чтобы голем мог почесать мне спину. Она нажала кнопку где-то на предплечье машины, и раздалось жужжание. Задними глазами я увидела, что маленькие штуки пришли в движение, начали медленно вращаться и покачиваться. Рука тоже начала двигаться, она приблизила большую штуку ко мне, и движущиеся выступы прикоснулись к моей голове сразу надо лбом.

Выступы были мягкими, как подушечки лап, и их медленное движение создавало приятное, даже гипнотизирующее чувство. Это было похоже на массаж в коммерческом спа средней руки, где не ориентируются на теорию движения ци, а просто стараются доставить клиенту удовольствие.

Я так и сказала доктору.

— Ну да, — согласилась она. — Забавно, но не по науке. На самом деле, я могла бы вам сделать более качественный массаж, тоже не совсем по науке, зато ориентируясь на вашу обратную связь. Но сейчас, мне кажется, нам лучше поговорить. Вы признались, что боитесь. Чего?

— Многого сразу.

— А чего больше всего?

— Там какое-то безумие. Политики все на эмоциях, в новостях что-то ужасное, похоже, пишут. Я не знаю, что они придумают.

— Возможно, если мы сможем договориться с Ккехн, это поможет хоть какому-то вразумлению.

— Не уверена. Я уже слышала, что она бездушный монстр, и богомолы тоже вроде подземных духов, ничего не могут придумать и слова только повторяют.

— Ккехн точно не бездушный монстр. Я не могу полноценно читать бого... хумансов, но они тоже не бездушные. И не враждебные.

— Я понимаю. Я точно знаю, что они могут не только повторять слова. Беда в том, что много народу в это, похоже, всерьез верит.

— Я по-прежнему считаю, что если сейчас мы договоримся с Ккехн, это лучшее, что мы сейчас можем сделать. И для нее, и для вразумления нашего народа.

— Что именно я, по-вашему, должна сказать?

— Правду. Она и так нам не доверяет, а правду она в любом случае в конце концов узнает.

— Она же мне не поверит!

— Я вам дам изображения. И, пока вы были там на заседании, был же еще один рейс. Привезли мумифицированного мальчика. Не самый приятный экспонат, особенно для Ккехн, но в крайнем случае можно показать и его. Кстати, как я прочитала некоторых богомолов, некоторые тоже нам не верили, и поверили только когда увидели мумию.

— Кошмар, — сказала я.

— Да, ситуация не из легких, — согласилась эмпат. Но, мне кажется, лучше ее разрешить быстрее. Сейчас ведь Ккехн сидит в каюте и что-то себе придумывает. И чем больше она придумает, тем хуже может все обернуться.

— А если мне или ей слов не хватит?

— Там будут переводчики с обоих сторон, и хумансовский переводящий телефон. И я буду, может быть, смогу что-то подсказать. Но постарайтесь говорить проще, короткими фразами.

И мы пошли разговаривать с Ккехн.

Она была в не подвергшейся переоборудованию человеческой каюте. Я уже знала, что это были каюты класса люкс, двухкомнатные, со спальным и жилым отсеками. Она была в спальне, там была длинная и широкая богомольская кровать. Я думала, это просто для комфорта, а теперь подумала, что это для двух богомолов, которые по дороге собирались заниматься сексом. И только сейчас поняла, почему в каюте вся мебель и обстановка рассчитаны на двоих — два кресла, две плоскодонные чашки, высокие, из прозрачного стекла. А может, из смолы, я не умела различать богомольское стекло и смолу иначе, как на ощупь.

Ккехн лежала ближе к краю кровати, странным образом подвернув под себя ноги. Ее чесал богомольский голем, такой же, какой дали нам. Рядом с ней, у изголовья, сидела богомол и держала ее за руку.

— Они пришли, — сказала богомол по-нашему.

Ккехн открыла затылочные глаза и посмотрела на нас. Потом она приподнялась на ногах и слезла с кровати.

— Здравствуйте, — сказала она.

Произношение у нее было такое же, как у богомолов, но разобрать, что она говорит, было можно.

— Здравствуй, — сказала я. — Ты просила. Я пришла.