Книга 8. Воздушный Стрелок. Турист

— Кирилл и Ольга Обуховы, верно? — невежливо ткнув пальцем в нашу сторону, провозгласил он довольно высоким требовательным тоном, и... я вспомнил, где и когда встречался с этим господином. Вот именно по этому приказному тону и вспомнил. Государева эфирная школа в Трёхпрудном переулке, мои экзамены на мастера Эфира и не в меру наглый, приставучий старшина четвёртого курса... М-да, всего-то три года с небольшим с тех пор прошло, а ощущение, будто лет десять минуло, не меньше.

— Тормашев Пётр Алексеевич, полагаю? — вскинув бровь, протянул я в ответ. Оля прыснула, узнав перефраз цитаты. Ну да, мы не в Африке, конечно, ну так и бывший старшина курса эфирной школы, далеко не доктор Ливингстон... — Какая... неожиданная встреча.

— Не скажите, Кирилл Николаевич, — совсем не по-священнически смиренно, вскинул подбородок тот, печатая каждое слово. — У меня имеется указание наставника встретиться с вами. Правда, я рассчитывал разыскать вас, обратившись за помощью к капитану теплохода, но... так вышло даже удачнее. Впрочем, здесь не место для обсуждений. Следуйте за мной.

— А волшебное слово? — прищурился я. Ну не нравится мне этот Тормашев. И тогда, в первую нашу встречу не понравился, и сейчас не нравится. Напыщенный индюк, кайфующий от собственной мнимой значимости.

— Это приказ, — набычился он.

— Ой, дубинушка-а... — тихо, почти шёпотом протянула Оля, взирая на нашего собеседника с изрядной долей сочувствия. Недолгого.

— Чей? — удивился я, демонстративно оглядываясь по сторонам. Пётр дёрнулся и только что не вскипел чайничком. Аж покраснел от натуги, бедолага. Впрочем, уже спустя секунду, эфирник справился с собой и, глубоко вдохнув, заговорил, явно сдерживая эмоции.

— Отца Иллариона, Кирилл Николаевич. Имею от него задание передать вам некоторые указания.

— Ах, отца Иллариона, — я покивал. — Знаю такого, как же... Вот только один маленький нюанс, господин Тормашев. Отец Илларион мне не начальство. Коллега? Возможно. Но и только. Я, знаете ли, частное лицо, к православной церкви и... вашему томному клубу отношения не имею. Так что, советую сбавить тон, пока я не проредил вам зубы за наглость и не засунул указания преподобного туда, где темно и не светит солнце. Компренде, господин Тормашев?

Эфирник в рясе священника прикрыл глаза, помассировал переносицу и, сделав очередной глубокий и тяжёлый вздох, кивнул.

— Я вас понял, господин Обухов, — медленно, цедя слово за словом, произнёс он. — О вашем поведении я обязательно доложу отцу Иллариону, а пока, прошу вас всё же проследовать за мной. Даже если вы не считаете себя обязанным исполнять приказы вышестоящих, я такого поведения себе позволить не могу. У меня есть чёткие указания от начальства, и я им следую.

— Следуйте на здоровье, — безразлично пожав плечами, отозвался я. — Но, я так и не услышал волшебного слова... а без него, боюсь, вам придётся доложить преподобному не только о моём поведении, но и о неисполнении отданного вам приказа. Итак?

Тормашев скривился, словно лимон сожрал. Засопел, засверкал глазами, но...

— Кирилл, ну давай посмотрим-послушаем, а? — подала голос Оля. — Интересно же, чего ещё от нас хочет этот самый отец Илларион. В конце концов, никто не заставляет нас брать под козырёк и прыгать по его указке, но любопытно же, что он там ещё придумал!

— Ла-адно, — протянул я, изображая недовольство. — Крутишь ты мной, как хочешь, милая... Но, пусть будет по-твоему.

— Вот и славно, — улыбнулась Оля и, мгновенно преобразившись в ледяную королеву, повернулась к насупленному, пребывающему в возмущении эфирнику. — Ведите, господин Тормашев, и молите бога, чтобы причина, по который вы посмели нарушить наш отдых, оказалась достаточно важна. В противном случае, и вас и ваше начальство будут ждать большие неприятности. Это я вам гарантирую.

— А меня-то за что? — буркнул себе под нос Пётр, спускаясь по лестнице. Но Оля услышала. Не могла не услышать.

— За наглость, милейший. Запредельную и ничем не подкреплённую наглость, — промурлыкала она.

Следуя за Тормашевым, мы миновали южные кельи и вышли юго-западному корпусу. Его нам пришлось обойти и спуститься по вытертым ступеням ко входу в подклеть. Сводчатые потолки, белёные стены... несколько минут хода по каменным плитам пола и, миновав просторный зал, потолок которого был подпёрт полудюжиной массивных колонн, мы оказались в небольшом помещении с одиноким забранном кованной решёткой окошком-бойницей. У стен притулились несколько старых, украшенных потёртой резьбой шкафов с многочисленными квадратными ящичками, а под единственным окном расположился широкий слегка обшарпанный письменный стол, столешница которого была покрыта зелёным сукном, явно выцветшим от старости. Четыре неудобных жёстких стула завершали этот ансамбль.

Оглядевшись по сторонам, я подвинул поближе к столу, выбранный Олей стул и, дождавшись, пока жена сохраняя вид воплощённой неприступности, разместится на нём, присел рядом и уставился на уже оказавшегося по другую сторону стола, хозяина кабинета. Опустившись на жёсткую сидушку, Тормашев вытянул из-под столешницы пенал вычислителя и, развернув экран, тут же поднялся на ноги.

— А теперь я вас оставлю, поскольку отец Илларион настаивал на конфиденциальности, — Пётр попытался выйти, но не преуспел.

— Стоп-стоп-стоп, господин Тормашев, — я погрозил ему пальцем. — Останьтесь в помещении, будьте так любезны. Поверьте, я в состоянии обеспечить конфиденциальность без таких подвигов с вашей стороны.

Тот пожал плечами и... плеснул удивлением, когда эфирная волна заполнила кабинет, отрезав Петра от всего происходящего в метре от него. Заодно я и комнатку проверил на наличие фиксаторов и иных следящих устройств. Чисто. Вот теперь можно и посмотреть, что такого важного прислал преподобный, для чего понадобилось разводить все эти турусы на колёсах.

Пароль в виде моего наёмничьего прозвища в качестве первичной проверки, это нормально. Но использовать имя моего знакомца-эфирника Перглера в качестве второй ступени идентификации, это уже перебор, на мой взгляд. С другой стороны, если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами никто не следит, верно?

"Во первых строках письма" отец Илларион витиевато извинялся за столь странный способ доставки своего послания, оправдываясь тем, что не имеет номера моего нового коммуникатора. Что, в принципе, и понятно. Я этот номер оставил только Гдовицкому, ученицам да тестю, на всякий пожарный, чтоб никто другой не мешал нам с Олей отдыхать, да и она сама поступила также, не оставив своего номера даже Капе Рюминой. И тем неприятнее было получить такое вот послание от отца Иллариона. Это ж надо было додуматься напрячь своих людей, работающих на местах находящихся в пределах нашего предположительного маршрута путешествия, только для того, чтобы... А для чего, собственно?

Впрочем, стоит признать, в этот раз мои пессимистичные ожидания не оправдались. Эфирник не стал напрягать нас с женой какими-то своими проблемами или грузить задачами. Не дурак, оказался, понимает, что пошлём куда подальше. Как оказалось, дедов наследничек, почти случайно узнав от тестя о нашем желании поохотиться на аномалии за Уралом, решил "посодействовать столь благому начинанию", и, в качестве жеста доброй воли, передал нам контакты своих людей, обосновавшихся за Камнем и потому сведущих в местных раскладах. Но зная ушлого святого отца, полагаю, одним таким "добрым делом" он не ограничится. Точнее, принимать его действия за бескорыстную помощь, нам не стоит. Помня чёртов клуб эфирников, ни секунды не сомневаюсь, что за эту подмогу они не постесняются выставить свой счёт. А потому...

— Мягко стелет, да жёстко спать. Обратимся за помощью к его людям, только в случае крайней необходимости, — озвучила мою собственную мысль Ольга, задумчиво глядя на опустевший экран вычислителя.

— Согласен, — кивнул я. — Долги клубу эфирников, совсем не то, что нам нужно. Особенно сейчас. Нет уж, сами справимся. В конце концов, у нас ведь есть рекомендательные письма к Юсуповым и Демидовым.

— Не только, дорогой, — Оля улыбнулась. — Батюшка списался с Ермаковыми и Дежнёвыми, так что в Яицком и Восточном казачестве, при необходимости, нас примут с гостеприимством, как протеже Бестужевых.

— Значит, к чёрту эфирников, — подвёл черту я.

— К чёрту, — согласно кивнула Оля, развеивая мои щиты от прослушки. — Пётр Алексеевич, можете передать вашему начальству, что свою задачу вы выполнили и информацию до нашего сведения довели. Желательно, в нашем присутствии. Не то что бы я вам не доверяла... но, мне хотелось бы быть уверенной, что впредь наше путешествие не будут омрачать рожи ваших коллег, стремящихся выполнить то же поручение, что и вы.

— Ну а я не буду врать о доверии, и скажу проще, — ощерился я. — Связывайтесь с отцом Илларионом, сейчас же.

— Эй! — Изобразив возмущение, Оля ткнула меня кулачком в бок. — Я не врала!

— Как скажешь, дорогая, — улыбнулся я в ответ и вновь перевёл взгляд на хмурого Тормашева. — Я жду, Пётр Алексеевич.

— Секунду, — буркнул освобождённый из эфирного "плена" хозяин кабинета и, заняв своё место за столом, вновь активировал вычислитель. И вновь пароли и идентификация...

— Спасибо за своевременный доклад, Пётр, — выслушав Тормашева, проговорил не видящий нас, но вполне видимый нами на экране вычислителя, отец Илларион. — Надеюсь, ты был вежлив с господами Обуховыми?

— М-м... — под нашими насмешливыми взглядами молодой эфирник явно стушевался, но уже через секунду взял себя в руки и, вздёрнув подбородок, отчеканил: — Я исполнил ваш приказ в точности.

— Да? — отец Илларион склонил голову к плечу, с холодным интересом рассматривая подчинённого, и медленно договорил: — что ж, пусть так. Надеюсь, я не получу от них жалоб, поскольку в этом случае, дражайший, поверьте, я без сомнений законопачу вас за Полярный круг, считать белых медведей, если только это поможет загладить вашу вину перед Обуховыми.

— Я...

— Конец связи, Тормашев, — резко кивнув, произнёс отец Илларион и отрубил связь. Пётр поднял на нас злой непонимающий взгляд.

— Жалобы, да? — я повернулся к Оле. — Милая, как думаешь, стоит оно того?

— Вот уж вряд ли, — фыркнула она в ответ. — Мне ещё не хватало портить себе медовый месяц такой ерундой!

— Что ж, счастье ваше, господин Тормашев, — развёл я руками. — Скажите спасибо снисходительности моей жены и моей лени. Вы только что просквозили мимо увлекательной и, полагаю, весьма продолжительной экскурсии на остров Врангеля.

— Спасибо, — выдавил из себя Пётр, сжимая зубы так, что их скрип, пожалуй, и за дверью был слышен.

— Пожалуйста, — мило улыбнулась Оля, поднимаясь со стула. — Идём, дорогой. Нас ждёт интересная прогулка по Ярмарке. Всего вам доброго, Пётр Алексеевич. Пусть этот инцидент станет вам уроком о том, как слишком высоко задранный нос не даёт увидеть препятствий под ногами. Нет-нет, сидите, провожать нас не надо. Мы найдём выход.

Стоило двери закрыться за нашими спинами, как я открыл небольшое "окно" аккурат за стулом Тормашева. Интуиция? Хрен там плавал. Стопроцентная уверенность. Ну уж больно натянуто выглядела вся эта встреча, да и это пустое послание эфирника... м-да.

— Что ж, Пётр, будем считать, первый блин не вышел комом, — раздавшийся рядом голос всё того же отца Иллариона. — Знакомство состоялось, профили Обуховых у тебя на руках. Буду ждать докладов от твоей агентуры по всему пути их следования. В зоне твой ответственности, разумеется. С кем дело имеешь, ты понял, и об аккуратности агентов больше напоминать не нужно... Верно?

— Так точно. Сегодня же передам их по цепочке, — с готовностью ответил Тормашев. — А... он действительно гранд?

Глава 18. Учиться, учиться... и можно без хлеба

— Инкогнито, да? — с явно слышимыми нотками сарказма в голосе, произнесла Оля, когда мы, вдоволь нагулявшись по территории монастыря, вышли на тенистый бульвар, кажется, окружающий всю территорию Ярмарки своеобразным зелёным кольцом.

— Ну, вот такое хреновое инкогнито, — вздохнул я, разведя руками. — Впрочем, чего ещё можно было ждать от этого клуба дилетантов?

— Хм, если смотреть с этой точки зрения... — протянула Оля, и, сняв с головы широкополую шляпу, подставила лицо яркому утреннему солнцу. Зажмурившись, словно кошка, она ещё пару секунд потянула паузу, и весело улыбнулась: — а ты им в лицо это скажи.

— Запросто, — фыркнул я в ответ и, отыскав взглядом ближайшую кофейню, потянул жену к пустующей по раннему времени веранде. Устроив Олю за небольшим круглым столиком в затенённом углу, я устроился напротив и, покрутив головой, кивнул встрепенувшемуся при нашем появлении официанту в накрахмаленной до сияющей белизны сорочке и строгих чёрных брюках, о стрелки которых, наверное, можно было бы порезаться. Молодой человек... да, ровесник мой нынешний, не старше... он подхватил со стойки пару тонких папок с меню и уже через секунду возник рядом с нашим столиком, с блокнотом и ручкой наперевес, готовый внимать и исполнять, ха!

Поскольку завтракали мы на борту теплохода и было это едва ли больше двух часов назад, то сейчас мы с женой ограничились заказом пары чашек кофе под маленькие, буквально на один укус пирожные. Я же запросил бумагу и ручку... и практически без промедления получил желаемое. Нет, можно было бы, конечно, написать отцу Иллариону письмо через коммуникатор, но, во-первых, я совершенно не желал делиться с представителем эфирного клуба своим нынешним идентификатором, а во-вторых... думаю, записка появляющаяся перед ним из ниоткуда, произведёт на ушлого аркажца куда более глубокое впечатление. Демонстрация и напоминание.

Открыть небольшое окно к отцу Иллариону, сейчас, кажется, находящемуся в Москве, оказалось ненамного сложнее, чем недавнее открытие такого же окна в келью Тормашева. По крайней мере, какой-то серьёзной разницы я не заметил. Правда, спустя мгновение после его открытия, до нашего с Олей слуха донёсся пронзительный вой сирены, но... проблемы негров шерифа не волнуют. Если даже я и стал причиной включения тревоги в месте нахождения выкормыша Аркажской обители, совесть моя будет спать спокойно. А вот не фиг было нам с Олей отдых поганить! Тоже мне, серый кардинал нашёлся, понимаешь... Отец Жозеф московского посола.

— Сделал гадость, сердцу радость, — промурлыкала Оля, стоило мне захлопнуть открытую "форточку". Пригубив ароматного напитка из малюсенькой чашки, я довольно кивнул в ответ. — А что ты написал этому любителю подглядывать, если не секрет?

— Пообещал не церемониться с любыми личностями, что будут выказывать нам несвоевременный или чересчур назойливый интерес. Вплоть до отправки таковых любопытных на больничную койку, — честно ответил я и, потянувшись к тарелочке с десертом, обнаружил их полное отсутствие. А пирожные были вкусными, да... На мой печальный вздох жена ответила искренним недоумением во взгляде, в котором так и читалось: "не думаешь же ты, что в этом есть моя вина?" Эх. — Понравился десерт?