Московский физико-технический

Еще в лагере был пинг-понг, и я часами стучала ракеткой. Играли по очереди на вылет, там были асы будь здоров, поэтому, приходилось большую часть времени стоять в очереди, и трудно было наиграться вдоволь.

Как-то в проливной дождь мы ездили со Светкой Светозаровой, которая тоже отдыхала в лагере, на физтех в общежитие — помыться и погреться. Общежитие стояло непривычно пустое и тихое. Света отвезла меня и туда и обратно — я совершенно не ориентировалась в этих остановках электрички со странными названиями Икша, Лобня, Катуар и пристанями, и для меня было загадкой, как Светка ориентируется.

Лето было не очень жаркое, вода не Черное море, хотя чистая, и купаться было приятно.

Вот мы лежим в траве с Сергеевой и загораем, глядя в голубое блеклое небо. Подувает ветерок, набегают тучки, и солнышко скрывается.

-Что-то мне совсем не жарко,— говорю я и приподнимаюсь, чтобы надеть кофту. В воде, довольно далеко от берега полощется Фролова. Вот она поднимает перпендикулярно из воды ногу и держит ее. Я сижу и жду, когда устанет и опустит. Но, нет, нога торчит из воды, а потом к ней присоединяется другая.

-А Динка ногу из воды задрала, — говорю я Ирке и укладываюсь рядом с ней в траву, позагорать в шерстяной кофте.

-О-о,— говорит Ирина,— она еще не то может.

И зевает:

-Что-то кушать хочется.

Динка занималась синхронным плаванием, регулярно ездила на занятия в Лужники, выступала на соревнованиях и чувствовала себя в воде как рыба.

Минут через 40, выкупавшись и растеревшись полотенцем, бодрая свеженькая Динка ложится рядом с нами и начинает деловито читать какую-то маленькую замурзанную книжонку.

Я поворачиваюсь к ней, хочу поболтать с подругой, и случайно взгляд мой падает на страницу.

Там написано что-то вроде: "Фрицы побежали. Фрицы застреляли".

-Господи, Фролова,— говорю я,— что за дрянь ты читаешь.

-Ничего подобного,— энергично, как и всё, что она делает, говорит мне Динка,— нормальная книга, интересно.

В нашей троице мнение Динки за счет ее энергии, значительно превосходящей мою и даже Иркину (если Фролова танк, то Сергеева лишь бронетранспортер, а я тяну, максимум, на грузовик с боеприпасами) обычно преобладает. Диана так умеет убеждать, жестикулируя красивыми руками и играя карими глазами, что засмотришься, заслушаешься и забудешь, что сам хотел сказать.

Но не в этом вопросе, тут я остаюсь при своем и периодически дразню Дину, как только увижу ее за этой книжонкой:

-Ну, и как там твои фрицы побежали, фрицы застреляли?

Сергеева ходила в лагере без очков. Однажды мы с ней наблюдали, как ребята прыгают в высоту. Ей понравился один черненький очень ловкий мальчик. Он прекрасно прыгал.

Ирка мне и говорит:

-Он мне нравится. Влюбиться в него, что ли.

Я не возразила. Я таких слов зря на ветер не бросала и не хотела разочаровывать Ирку насчет качества ее избранника, чтобы не обидеть.

Ну, понравился подруге парень, нельзя же его охаять. Потом, спустя дня два или три, мы всё ходили смотреть на этого парня, как красиво он прыгает, Сергеева водрузила на нос очки, рассмотрела его и говорит мне:

-Ой, Зоя, что же ты мне не сказала, он же настоящая обезьяна.

Я только вздохнула.

Через неделю Сергеева видит другого прыгуна, уже в длину, и снова очаровывается ловкостью и красотой его движений.

-Нет, вот этот мне точно нравится.

-Опять без очков, пойди надень.

Ирка послушно пошла, надела и говорит:

-Ну, вот, и этот настоящая обезьяна.

В дальнейшем ни в чем не повинные ребята шли у нас под номерами — обезьяна номер один и обезьяна номер два. Они попали в обезьяны только потому, что Сергеева не хотела носить очки! Я не считала это справедливым.

Однако к середине сезона Ирка нашла себе достойный объект воздыханий, ей понравился Сергей Пирин, милый парень, старше нас года на два.

-Я влюбилась,— сказала Ирка.

Сережке тоже она нравилась, когда мы втроем катались на лодке или он пел песни вечерами у костра, то обращался к ней. Но у него оказалась девушка, медичка, которая к нему приехала и ночевала у него, и Иришка сразу охладела.

-Он всё равно, что женатый,— сказала она мне.

Я подумала и сказала:

-На самом деле это не одно и то же.

Уж я то точно знала, что нет.

Но Ирина несогласно промолчала.

Когда Динка познакомилась с Сережкой, то сказала глубокомысленно с видом опытной женщины:

-В такого нельзя влюбиться. Такого можно только полюбить.

Высокий смысл этой загадочной фразы, которая произвела такое неизгладимое впечатление на Иришку, что она помнила ее и через 30 лет, я оставляю на совести Фроловой.

Какая такая глубокая разница была между этими двумя глаголами, так понятная им обеим, мне не ясно до сих пор.

Там, в лагере, я впервые каталась на яхте. Катал нас с Сергеевой наш Женька Цырлин, сам и предложил, мы не навязывались. Понравилось нам с Ириной очень. Мне показалось, вообще, просто ни с чем несравнимым удовольствием быстрое передвижение по воде без мотора. Легко, быстро, как стрела, летит яхта по воде, и никакого тебе тарахтения! Я сидела на носу яхты, она плавно, очень мягко скользила по волнам, дул ветерок, вокруг были зеленые берега водохранилища... сказка, в общем.

Иришка с Женькой за моей спиной возились с парусами, деловая неутомимая Иришка трудилась, а я предавалась лирическим мечтам.

Женька Цырлин был единственный в нашей группе яхтсмен и дважды катал всю группу на яхте, но все приключения, связанные с этими плаваниями я расскажу попозже.

В конце июля пошли грибы. Оказалось, я их умею собирать. Мы втроем гуляли в лесу, причем эти две мои москвички мчались по лесу с такой же скоростью, с какой москвичи обычно ходят по улицам города, т.е. сломя голову, а я всё время от них отставала, шарила глазами по сторонам, искала грибы.

-Ну, нет здесь никаких грибов, что ты выдумываешь,— кричала Сергеева, устав меня ждать.

Но я подползла, в прямом смысле на коленках доползла до места, где они стояли, спихнула их в сторону и выковыривала прямо из-под ног пару симпатичных былых грибов.

Надо сказать, что это их нимало не сконфузило.

-Ну надо же, правда, грибы,— только и услышала я в ответ.

После спортлагеря я поехала в Караганду. Мама с дядей Яшей жили в двухкомнатной квартире, мама работала в вендиспансере, а еще с ними жили бабушка и сын Якова Борька,12 летний мальчишка, тихий и вредный, которого прислала мать, узнав, что бывший муж женился, чтобы моя мамочка не очень радовалась жизни.

Борька донимал моих тем, что не мыл руки, и любил ковыряться в носу, но в остальном он был не очень большой обузой, не капризный в еде, не шумный, и учился без больших проблем. Впрочем прожил он с ними не долго, полгода, а потом Яков отправил его к матери.

Я провела в Караганде довольно скучный месяц. Мама тактично не надоедала мне расспросами про мои взаимоотношения с Ефимом, зная, что мне всё еще обидно, я много читала, мы гуляли в парке. Но у мамы начался тромбофлебит из-за суровых Карагандинских зим, она сильно пополнела и совсем плохо ходила, а было ей в 67-ом году всего 46 лет, и я сказала:

-Мама, это не дело, ты еще молодая женщина, а совсем как инвалид, надо что-то делать.

-Я хочу устроиться жить поближе к тебе, в Москву или Московскую область,— сказала мама.

В конце лета я улетела в Москву. Когда мама и бабушка провожали меня на самолет, я бодро помахала им рукой, а потом долго смотрела в след, как они обе, не склонные проявлять сентиментальность и плакать при расставании (разводить нюни), обе, ссутулясь, грустно и одиноко идут по мокрой площади к автобусу. Я понимала, им было плохо без меня, я была необходимым связующим звеном в нашей семье, а теперь вот мама вышла замуж, уехала опять в место ссылки, как Колпашево, и болеет, болею и я в своем Долгопрудном.

3 курс, 1967-1968 гг.

После второго курса студенческий народ, уже возмужавший, не желающий сидеть на шее у родителей, большей частью чахлой шее, зарабатывал летом деньги в студенческих стройотрядах. Ездили, в основном, по глубинке России и там строили, какие-нибудь сараи, коровники. Платили за такую работу довольно много, до 500 рублей в месяц, а позднее и больше. Эти деньги давали возможность приодеться и нормально питаться в течение зимы. Обед в студенческой столовой стоил недорого — 70-80 копеек с первым и мясным вторым, 40 копеек, если на второе рыба. Но порции были небольшие, мне, например, в самый раз, а парням не хватало, они часто брали два вторых, а еще выпить хочется, а еще в кино, ну, и 45 рублей стипендии в обрез, девчонки еще могли прожить, а ребятам было труднее.

На Электронике тоже образовался стройотряд, руководителем был Ефим, они ездили куда-то в провинцию, строили там и так опротивели деревенским, что была большая драка, и Хазанова даже ударили мешком с чем-то по голове, и у него было сотрясение мозга.

Деревенские ребята, вообще-то не любившие городских парней, студентов ненавидели особенно люто, в Долгопрудном, насколько я помню, всегда было противостояние местных парней и студентов, по одному наши ребята далеко от института не отходили, могли поймать долгопрудненские и избить, студенты становились дружинниками, ходили с красными повязками и уже на полном основании лупили местных.

Так было, когда учились мы, и так же было, спустя двадцать лет, когда учился мой зять и позже сын, то и дело было слышно, там студента избили, еле выжил, там нож в ход пустили, в общем, всякая дикость, настоящее средневековье.

Однажды и мы с Виолеттой на себе прочувствовали отношение местных к студентам. Вечером, еще на втором курсе, когда мы с ней возвращались в потемках от станции "Долгопрудная" в общежитие, к нам прицепилось двое парней, стали интересоваться, куда это мы спешим.

-Учиться, — строго сказала я.

-И где же вы такие хорошие учитесь?

-На физтехе.

Парни испарились мгновенно. Вот только что шли близко, на полшага сзади, и мы вдруг оглянулись, а их и нет, кругом только мокрые кусты и лужи на асфальте.

-Вот это, да, — только и произнесла Ветка.

А девушки, долгопрудненские, часто выходили замуж за физтехов, считалось, что из студентов получаются хорошие мужья, что тоже не добавляло симпатий местных к студентам.

Историю же про Ефима первой мне рассказала Наташка Анохина, а потом я была вынуждена выслушать ее раз 15, каждый наш общий знакомый считал своим долгом сообщить мне об этом, некоторые с целью, чтобы я посочувствовала, другие с целью, чтобы почувствовала себя отомщенной, во всяком случае, ни один не сомневался в том, что мне всё это очень интересно.

Идем мы с Наташкой Анохиной по Первомайской мимо корпуса "А", и я вижу на противоположной стороне улицы, возле столовой, чью-то сутулую фигуру.

-Посмотри, это не Ефим? — спрашиваю я Наташку.

-Нет, Зоя, ты что, его, конечно, стукнули, но не до такой же степени, он всё же быстрее передвигается, — хихикнула Наталья.

Действительно, фигура переставляла ноги очень раздумчиво, и мне тоже стало смешно:

-Что делать, мерещится.

Люся приехала веселая, загорелая, с сильно выгоревшими на солнце волосами. Она отдыхала в альпийском лагере, тренировалась, среди парней был и ее лапа-Вовка. С ними, вернее, с Люськой, произошел курьезный случай, который она нам рассказала.

"Только мы приехали в лагерь, как мне прихватило живот, я поискала заведение, нашла небольшое, на три дырки, залезла, устроилась удобно, прицелилась, и только начала действо, как в помещение входит Вовка.

Да, я сижу себе орлом над дыркой, и входит ни мало, ни много, мой кавалер. Я и не шевельнулась, только вскрикнула. А Вовка на секунду остолбенел и вылетел, прямо выпал наружу и оттуда кричит мне:

-Люсь, а ведь это мужской туалет. Ну ладно, ты не беспокойся, делай свое дело, а я постою на стреме.

Я потом его избегала и чувствовала, что прошла романтика, охладели мои чувства к нему после такой прозы жизни, хотя, когда я вышла, я его поблагодарила за оказанную услугу".

Мы с Томчей заливались, слушая эту историю.

Начало учебы, традиционно, отмечалось грандиозной гулянкой по случаю дня рождения Наташки Анохиной, которое было 9 сентября. Мероприятие состоялось, как я смутно помню, в каком-то обширном помещении; было полутемно, стояли столики, гремел магнитофон, возможно, это был холл на верхнем этаже корпуса "А". Я купила большой пакет ванильных сухарей и с ними заявилась на праздник, дела мои были плохи, меня несло почти от любой еды. Была приглашена вся Наташкина группа, но я надеялась, что Ефим уклонится по причине перенесенной травмы, и я его не увижу, но он приперся, сидел за столиком с Ириной и Диной, и даже им понравился.

-Ничего, твой Ефим, интересный парень, — скажет Ирина.

-Во всяком случае, потрепаться в компании с ним не скучно.

Это было правдой, он умел вести пустую, веселую беседу, занимая публику, а потом стонать:

-Если бы не я, то все умерли бы со скуки, я только один стараюсь, развлекаю женщин. Кругом такая серость, устал от этого.

Как гуляли и веселились люди в тех компаниях, в которых он случайно отсутствовал, остается нераскрытой тайной по сей день.

Я совсем забыла, что мне нужно было наплевать на него, и прислушивалась к разговору за соседним столиком.

На мне была ярко-бордовая блузка из тафты, сшитая из бывшего детского платья, с косыми оборками вокруг ворота и на рукавах. Рукава были до локтя и оборки радостно взвивались вверх при каждом движении рук. Это была моя единственная нарядная блузка, из остальных я уже выпала, я ведь худела каждый год, а эта была слегка обужена и теперь стала мне в самый раз.

Мне она очень нравилась, вернее я в ней себе нравилась, но тонная Ленка Пуцила меня осудила:

-Ты зря надела такую блузку. У тебя румянец такого же цвета, и всё сливается в один тон.

Я посмотрелась в большое зеркало на стене холла — действительно, натанцевавшись (в партнерах не было недостатка, ведь эта была моя старая группа, и скучать мне не давали), я раскраснелась, разгорячилась и сливалась с блузкой. Но я всё равно понравилась себе и отмахнулась от замечания нашей изысканной Елены.

Разгулялись мы тогда, наверное, до часу ночи, я, правда, ушла пораньше, устала и хотела прилечь.

На третьем курсе мы поселились в той же, любимой Люськой, 65-ой комнате с Люсей, Томкой Остроносовой и Иркой Благовидовой, москвичкой, моложе нас на курс.

А Виолетта, она, вроде, была в стороне и поселилась не с нами, но на самом деле, вновь близко сойдясь с Люськой, торчала у нас с утра до вечера.

Я на первом курсе еще кое-как переносила общество Ветки и Люськи в больших дозах, а потом больше не могла, надоели они мне до чертиков.

Во-первых, Виолетта была еще тот подарочек по части раздувать страсти и портить отношения между людьми, и хотя мы с Люськой были далеко не те, с которыми это легко проходит, но, тем не менее, временами попадались и мы на ее крючки, а во-вторых, и это самое главное, я не переносила в них обеих огромный запас энергии, которого во мне не было, и которая била из них ключом и растрачивалась на что попало.