Что-то странное скользнуло по грубому лицу. Какая-то незримая борьба и соображение даже чего-то.
— Ты получишь свои деньги не прежде, чем я, нос к носу столкнусь с Демэния де Сатт — усмехнулся тип.
Пол зала с любопятством смотрели и слушали эти громкие дебаты.
— Тогда пододвинь свой нос ближе, и готовь деньги — тут же повеселела и понежнела Ада.
— Чо?!
— Не чо. Туповатый, что ли?
— Ты мне хамить?! Да я тебя на ремни порву!!!
— Фу, какой нервный. Мне это крайне неприятно кому-либо говорить, но она... — она сделала паузу, огляделась и понизив голос произнесла — здесь.
— Где? — он огляделся с трудом скрывая страх.
— Здесь, прямо здесь.
— Не разыгрывай меня — наводя на себя страшный вид, коим пытался загасить все еще оставшийся страх, сказал он, оглянувшись, и не увидев преждеупомянутой.
— Я ни кого не разыгрываю. Она перед тобой.
— Где????!!!!!
Ада невинно моргнула и смущено опустила глаза, при этом очень невинно улыбаясь. Вся стеснительно сжалась, ерзая на стуле. Но все это делала демонстративно наигранно. Так же делают некоторые девушки, когда им начинают говорить комплименты. Потом выпрямилась, снова похлопала ресницами и улыбнулась уже нагло и зло. Тип все это время смотрел на неё в недоумении. Видимо он пытался что-то сообразить, но мысли явно его посещали редко. Он долго ещё на неё пялился. Ада уже была готова просто-напросто ткнуть пальчиком в себя, но он всё же видимо врубился, ибо заорал:
— Ты? Де Сатт?! Ни за что не поверю, — он расхохотался.
— Благодарю за поддержку. Пойдем, вместе скажем это Атиусу, и лорду Эртису Ортен Агир, и я прощу тебе твой проигрыш, а то эти придурки утверждают, что я демоница, и что при этом зовут меня Анара Шахаро Демэния де Сатт. Может тогда, меня перестанут пытаться научить колдовать и отпустят на все четыре стороны. Правда, придется отдать эти милые безделушки, — мечтательно сказала Ада, ковыряя ногтем браслеты, на отрез отказывавшиеся сниматься. — Но это пустяки.
Это действительно были пустяки, если не сказать больше. Ибо она страстно хотела избавиться от "наследства" почти сразу же после его обретения. Как не возмущались окружающие, но она категорически не принимала ни только в качестве ценностей, но и в качестве приемлемого имущества то, что представляло весомую ценность для кого-то другого.
* * *
Тип же почему-то выпучил глаза ещё сильнее, хотя, казалось, сильнее быть не может, уставился на браслеты, в его бараньих глазах читался ужас. Крылья носа его раздулись, будто он что-то старался унюхать, и, схватившись за сердце, с грохотом свалился с лавки. Некоторое время он лежал, чуть постанывая и подрыгивая грязными волосатыми ногами. Затем он с трудом поднялся, дрожащими руками высыпал из кожаного мешочка горку монет, со злостью кинул кошелёк на пол и пулей вылетел из зала и скорее всего из трактира. Только вылетел он почему-то не в ту дверь, в которую входила Ада. Ада недоуменно посмотрела на него, мысленно покрутила пальцем у виска и пересчитала монеты.
"Недостача...Ну и черт с ним! Его реакция дорогого стоит...".
На столе было девятнадцать золотых монет и одна серебряная. Она подняла с пола пустой кошелёк и долго рассматривала его. В её руках был Небольшой кошелёк, сшитый на старинный манер, то есть мешочком. Сшит из круга толстой коровьей кожи. Теперь уже старой, потертой и выцветшей, но всё ещё коричневой. Явно старенький и по возрасту. Однако без плат и без малейших дыр. Бережливо прошит суровой нитью по краям и на уровне ремешка. Горло кошелька стягивается чем-то типа шпагата темно-песочного цвета. Этот же шнурок должен подвешивать его к поясному ремню.
"В общем стандартная вещь для этого времени...Ха! Что это ещё за художество!!!???".
Той же суровой нитью на коже вышит какой-то странный рисунок.
"Вышита какая-то странная...пиктограмма...Похоже на пчелку...Кто-то явно маялся дурью. Кто же вышивает такими нитками, да ещё по коже?! Вышивка должна быть муляной нитью по шёлку, батисту или ещё чему-то изысканному из тканей..." — вывернула его на изнанку.
Внутри кошелёк был абсолютно чёрный, угольно чёрный, будто кто-то выкрасил, и сделал это недавно. При этом внутренняя сторона тоже была гладкой, будто кошелёк был двуслойный. Но небыло видно стыка слоев ни где на кромке. По черноте внутренней стороны серебристой тончайшей нитью, больше похожей на краску, была пущена причудливая вязь.
"И опять какие-то странные картинки...Похоже на слово..." — напрягла внимание, сосредоточилась, пытаясь рассмотреть внимательнее и, сама того не замечая, что страстно желая понять, что там написано. — "хм...Какое-то стихотворение...До чего же мелко...".
Внутри было написано следующее:
Все, что легко пришло, всегда легко уходит.
И коль над головою не станет чрево волью,
Пока легко ушло — вновь впереди грядет.
Сокровище земное добра не принесет.
И земное богатство души и дружб не стоит.
За златолюбство ж вечно расплата к вам придет.
За кражи и обманы, убийства и расправы,
За жадность и за корысть велика кара ждет.
"ХА! Нелепая какая-то замашка на заклятье? Хотя что я в них понимаю? Их же не бывает. Но все, кто пытался на моей памяти стихотворные заклятья делать, то есть все в фильмах и прочих сказках делали нечто эдакое на десять страниц...".
ниже уже точно краской, кислотно-красной цвета было крупными буквами написано "Шизар". Краска явно содержала кислоту, щелочь или ещё что-то едкое, ибо Очень глубоко въелась в кожу.
"Ха! Написал бы сразу "Кретин" или "Псих"! Хотя одни и те же созвучия для разных языков имеют разное значение...К примеру есть такой стих, про ядовитое дерево Анчар...В этом стихе есть фраза "послал к Анчару". Но почему-то при его звучании почти все субъекты слышат в фразе не три слова, а два, сливая название с предлогом..." — мотнула головой, отгоняя воспоминание о том, как пацаны пьяные вечером у подъезда издевались над томиком какого-то поэта, коверкая фразы или слова на похабный манер и оглашали весь квартал тупым гоготом. — "Нда...Что за слово...Что-то из какого-то фентези, кажется...Похоже на какое-то имя...Похоже это чей-то личный кошелёк...".
Хмыкнула, огляделась. На неё уже опять ни кто не смотрел, по крайней мере прямо. Люди о чем-то болтали, очень шумно, даже слишком шумно...и о какой-то чуши. Но Аде было все равно. Мысли вновь покинули её голову, осталась только досада непонятно на что, и вряд ли это была недостача презираемых Адой денег. Ссыпав в него монеты, вышла из трактира.
Переполох.
С выпученными глазами из трактира вывалился мужчина огромного роста и с переразвитыми мышцами. Он вывалился, вышибив дверь перекосив косяк. Вокруг стояла жара и сильнейше полило солнце. Солнце палило так, что было абсолютно белым, как и небо, которым оно правило. И все вокруг было тоже светлых, выгоревших цветов, но... Вышедшего невероятным гомоном встретил огромный базар, раскинувшийся на километры вокруг трактира. И, не смотря на жару и свет, вокруг была шумная и пестрая базарная толпа. Шла оживленная торговля и столь же оживленные споры, и просто люди тщательно кутались от солнца. Вывалившийся ни чуть этому не удивился, да и он на это не обращал внимание, ибо он, не сбавляя хода, понесся через базар, распихивая продавцов, покупателей, зевак и просто прохожих. Он несся, переворачивая на своем пути все и все и всех сбивая. Окружающие не успевали как следует от него шарахнуться, а уж тем более убрать свой товар, так что путь шокированного качка можно было проследить по линии разрушений. Вслед ему летел отборный мат, для убойности сопровождаемый кусками опрокинутого им товара. Среди черепков и прочих частей товаров в него летело и несколько пульсаров и молний. Видимо он сумел досадить м магам, или же раздавил какой-то особо ценный предмет...И все "усилители" не редко достигали своей цели, однако учинитель беспорядков не обращал на врезающиеся в него предметы не малейшего внимания, даже магические атаки просто растекались по шкуре секундной вспышкой света. Зато оказавшиеся в поле действия огня общественного возмущения посторонние очень чувствительно воспринимали попадание в них такой шрапнели. Некоторые случайно задетые личности тоже начали отвечать. Слово за слово, вскоре на базаре вспыхнула драка. Дерущиеся тоже были не очень аккуратны...В общем беспорядки могли бы продолжиться, сломав вообще все, если бы не прибыли местные служители правопорядка. С трудом и весьма получив от разгоряченных людей, они всё же утихомирили толпу...Но спровоцированных им беспорядков зачинщик не увидел бы, даже если бы хотел, ибо он, вырвавшись за предел рынка, вломился в дверь неприметного домика.
* * *
Возле рынка стоял небольшой глиняный дом без окон с желтой черепичной крышей. Он ни чем не выделялся среди таких же домиков. В нем за достарханом сидела девочка лет двенадцати максимум. Белая как мел кожа, пышная грива снежно-белых волос, огромные мендалевидные голубые глаза, почти лишенные белков, милейшее, нежнейшее личико с пухленькими нежно-розовыми губками, невероятно длинные опахала почему-то тоже белоснежных ресниц. В общем она была бы похожа на ангелочка, если бы из всей возможной одежды на ней не была огроменная засаленная и подпаленная длиннющая рубаха, и если бы зрачки её глаз не представляли собой узенькие вертикальные трещины. Она сидела в целиком и полностью завешанной коврами комнате на пуфике, сложив ноги по-турецки и медленно пила зеленый чай из чашечки тонкого фарфора. Она как раз подносила её в очередной раз ко рту, когда в помещение ворвалась огроменная груда мышц. К сожалению дубовая, обитая железом дверь, которой позавидовали бы многие застенки, по какой-то причине подвешенная к косяку этого проема на тяжёлых петлях, непредусмотрительно не была заперта. Дверной проем загораживала от уличного света, жара, пыли и шума только плотная тяжёлая занавеска. И ворвавшемуся ни чего не мешало пролететь через всю комнату, попутно сорвав эту занавеску и запутавшись в ней, и с грохотом впечататься в противоположную входу стену. Девочка почему-то даже не вздрогнула, она только молча скосила небесно-голубой глаз в сторону копошащейся груды. Девочка продолжала спокойно смаковать чай, попутно наблюдая за попытками ввалившегося выпутаться из тяжёлой, обвешанной кистями алой тряпки. Наконец тому удалось высвободиться. Он зло скомкал и отшвырнул занавеску. Девчушка молчала и чего-то ждала. Гость тоже молчал, невероятно шумно дыша, и ни чего не понимающими от ужаса и и без того выпученными глазами таращился куда-то вперед.
— И? — наконец-таки произнесла девочка необычайно грозным и властным, хоть ещё и детским голосом.
Гость молчал, слишком медленно приходя в себя. Она допила чай, налила себе ещё, пока ждала хоть какой-то реакции. Наконец дыхание того успокоилось, он огляделся, пытаясь понять, куда его занесло, затем заметил девчушку и тут же с такой силой плюхнулся на пол лицом в низ в рабском поклоне, что достархан невысоко подпрыгнул, сердито звякнув уже пустым чайником. Девочка поморщилась, как от зубной боли и сердито произнесла:
— Тебе не кажется, что ты должен повесить на место то, что сорвал?
Тот тут же вскочил, схватил алую занавеску с кистями и кинулся к дверному проему. Девочка все так же спокойно наблюдала, как он долго и упорно пытался повесить занавес сначала лепя его не верхом, а боком, потом все ни как не попадая петельками на крючки...Наконец ей это надоело — она начала медленно недовольно сводить брови. Будто почуяв это, субъект сумел повесить занавеску и, повернувшись к девчушке , снова плюхнулся лицом вниз. Та вновь поморщилась, будто от зубной боли.
— Встань! — приказала она. — Встань прямо!
Тот послушно вскочил и вытянулся, будто по стойке "смирно".
— Ты принес? — спросила она совершенно спокойно, без интереса, будто между делом.
Голос её был теперь мил и счастлив.
— М...ме...ммм...ми...ммм — пробормотали ей в ответ.
Дыхание его уже успокоилось а взору вернулась хоть какая-то осознанность, но он ещё был чем-то сильно напуган, и чем больше к нему возвращалась осознанность, тем сильнее становился страх.
— Я спрашиваю: ты принес? — все тем же тоном повторила она.
— Ннн...н-ннн-н...не...н-н...— снова промямлил он.
— Нет? Почему? Почему ты не принес?
— Ннн...не...Нн. Дддд...Де...ден...ннн...— бараньи глаза так жалостливо на неё посмотрели при этом.
— И почему у тебя нет денег? Я дала тебе деньги. Двадцать монет золотом. Этого вполне бы хватило на табун лошадей, даже у здешних барыг...И куда ты их дел?
— Пппп...пппоттттт...пппотте...— он аж весь сжался, произнося это.
— Потерял? Как потерял? А может потратил, а? — она чуть улыбнулась лукаво?
Тот затравленно огляделся, чуть попятился.
— Стоять! — крикнула она и он тут же замер. — Ты не исполнил того, о чем я просила? — продолжила она столь же спокойно, однако отставив чашечку и повернувшись к нему лицом. — Итак? Куда же ты на самом деле дел мои деньги?
— Пппппп...— тот закатил глаза почему-то.
— ОЙ! Какое жуткое у тебя заикание! Оно лишило твою речь всякой членораздельности! — с фальшивым ужасом воздела она глаза к небу, затем вновь на него посмотрела. — Тебе помочь излечиться от заикания, внезапно обретенного? — она очень мило и добродушно улыбнулась, по-кошачьи щуря глаза.
Тот нервно сглотнул, снова затравленно огляделся, завращал глазами.
— ...Ннет — с трудом выдавил он, старательно пытаясь задавить нервно трясущийся при извлекании каждого звука речевой аппарат.
— Вот и чудненько — ещё нежнее улыбнулись ему в ответ. — Так куда ты их дел?
— Ыы...— протянцл он, старательно выпучивая глаза.
— Да-да — добродушно кивнула она. — Правду-правду...
— ...Проиграл...— с усилием выдавил он.
— И как ты играл? — казалось, она ни чуть не злилась.
— ...Спор...
— Какой спор? С кем?
— Девочка...
— Ты спорил с каким-то ребенком?
— ...Да...
— И проспорил...
* * *
Она смерила его взглядом.
— А теперь скажи-ка мне, дружок, кто тебя на этот раз напугал до полуобморочного состояния?
— ...Девочка...
— Та же, которой ты проспорил?
Он кивнул вертикально головой, зажмурившись.
— И ты с ней на это спорил?
— Нет...
— Давай-ка я тогда угадаю, что произошло.
— Ты поспорил с какой-то девчонкой, безобидной на твой взгляд, поставив на кон все мои деньги. Она спор выиграла. Ты, конечно же, не захотел ей выплачивать долг. За это и получил, так?
Тот снова точно так же кивнул?
— И чем она тебя напугала?
— Оона...
— Ну, что она?
— Сестра...
— Чья?
— Ваша...
Девчушка покатилась сосмеху.
— Ну ты попал...— с трудом отходя от смеха сказала она. — Я — единственный ребенок.
— Но...— он чуть отшагнул назад. — Имя...
— Какое?
— Демэния...Десатт...
— Ну и что? Это не мои имена. У меня нет на них права, пока что...— она усмехнулась. — И как эта мымра тебе назвалась?
