Когда цветёт багульник

— Ну, что Николаевич, ты по-прежнему хочешь знать имя человека предавшего тебя?

Терёхин вскочил, как на пружинах.

— И ты знаешь его?

Тяжёлый кулак полковника лёг на стол.

— Теперь да.

— Не томи,— взмолился Славка.

— Это мерзко...,— вздохнул Сергеевич.— То, что ты увидишь, мерзко.

— Ошибки быть не может?— прохрипел Терёхин.

— Исключено,— ещё раз припечатал кулаком на столе полковник.

Терёхин засунув руки в карманы, с решительным видом встал против него.

— Тогда я слушаю.

— Иван Сидякин.

Кулаки Терёхина выскочив из карманов взметнулись, как крылья встревоженной птицы вверх.

— Бред. Такого просто не может быть. Ты ошибся, Сергеевич. Точно тебе говорю, он мой друг. Я давно его знаю. Мы учились вместе. Я сына в честь него назвал. Нет, нет... Уверяю тебя. Ошибка вышла. Такого просто не может быть. Вспомни, слова Экзюпери, дружеское общение — самый ценный дар жизни. Мы через столько лет с ним пронесли эту дружбу. Это понятие с детства в меня вколочено. По — другому не может быть. Тем более, мужская дружба — свята.

Леонид Сергеевич стоял молча со скрещенными на груди руками, спокойно ожидая, когда тот выдохнется. Он желал выложить то, что имел об этой истории на руках, прямо глядя ему в глаза. Терёхин, побегав по кабинету, действительно выдохшись сел на место.

— Всё? А теперь послушай меня. Врага не сложно при желании просчитать на несколько ходов вперёд. С друзьями всё намного сложнее. Поэтому он долго не попадал под моё око. Он стал любовником твоей жены ещё до твоего ареста. Не знаю, что у них там было: любовь или тебе хотел наговнять. Всякое бывает. Но я думаю, дело было в твоей должности на стройке. При желании и умении на ней можно было неплохой левак иметь. Голову даю на отсечения, она с тобой такие беседы вела. Да? Ну вот,— получив кивок Терёхина, пошёл он дальше.— Но поняв, что с тобой каши не сваришь твоя жёнушка и выбрала Сидякина. Только как же спихнуть тебя с места и поставить его? Справились и с этим. Устроив тебе аварию. А он твой зам честно занял освободившееся место. И это он привёз Ваньку в зону, ведь так? Только не потому, что помочь тебе хотел, другу, а, чтоб не путался под ногами пацан и не напоминал тебя. Он, да? Что молчишь, ведь так? Действительно чем мог он удивить, так это благородным поступком. Ты таял и не подозревал. Представляешь, как они ржали всю жизнь над тобой. А когда ты его нашёл никакого, никчёмного, нищего, а сам в роли хозяина тогда уже фирмы, у него колпак подпрыгнул на голове. Он тебя урыл, а ты взлетел и ещё как... Сначала зависть, потом деньги, деньги, жадность... Для таких людей это бесконечность. Он всегда завидовал, ненавидя тебя. Твоя первая жена тоже не просто так локти на себе кусала. Избавилась от тебя никчёмного и постылого, найдя тебе деятельную замену, а такой облом вышел. Любовник по мелочам щипает, а ты на коне. Задёргалась, только пробиться к тебе не смогла. Иван не пропустил, боясь потерять деньги. Эти двое из одной упряжки жутко не доверяли друг другу. Мужики придурки не тех, как всегда любят. Сам такой же идиот. Я очень сожалею, что тебе пришлось узнать всю правду. С другой стороны — ты должен был её узнать.

— Но тогда, в те годы, что свела нас жизнь, у меня ничего не было,— неуверенно мычал Терёхин.

— А женщина? А должность? Он завидовал и хотел иметь и то, и другое. Мы забыли народную истину, что пока ты имеешь что-то стоящее, ни один из друзей не смириться с тем, что не имеет этого. И потом, кто бы знал, за что человека начинают ненавидеть или завидовать...

— Почему же меня не убили?— прохрипел Терёхин, потихоньку смиряясь с шокирующим известием.

Сергеевич, придавив ладонями его плечи, воскликнул:

— О, думать начал! Да только потому, что ты был нужен делать им деньги. Талант у тебя. Умеешь работать. Таких единицы. К тому же был одинок. Всё, что заработаешь, ему останется. Вот и терпел.

Ладонь Терёхина прошлась по лицу.

— Ты прав, я так и планировал, оставить всё ему. Прикидывал, случись со мной что, найдёт Иван Любу и Ваньку, поделится.

— Если б я раньше об этом знал,— вздохнул Сергеевич.— Это даже хорошо, что Люба с детьми потерялись.

Терёхин запоздало побелел:

— Ты думаешь, он бы убрал их?...

— Давно. Таково волчье нутро и жизнь. Представляешь, твой дружок с твоей бывшей, всё прикинули, посчитали и вдруг,— бац! Появляются, откуда ни возьмись дети, и ещё не один, а двое. У него от злости башку — то и переклинило. Торопясь, он решает взорвать детей. Потом, разозлившись ухлопать тебя, пока ты ничего не переделал на них. Мечется. Всё неудачно. Он ложится на дно. И тут вспоминают про Ваньку и то, что можно пустить в дело его мать. Вот решая использовать её в своих планах, они и движутся дальше. И как видим удачно. Ваня — это последняя его возможность получить империю и деньги. За сына ты отдашь всё. Но мы подкидываем ему другую возможность получить добро. Документ в сейфе. И он рискует. Оно и понятно с Ваней получится или нет, а тут взял, своё имя вписал и хозяин. Не ты первый и не ты последний, не зря говорят в народе: "Господи, спаси меня от друзей моих, а с врагами я сам справлюсь". Я нашёл вчера камеру пишущую, но трогать не стал. Рисковал подлец. Приём разместил в своём кабинете. Воспользовался он, похоже, ключами уборщицы. Разберусь.

— Боже мой, Сергеевич..., боже мой!— вскочил Слава, его пальцы нервно сжимались и разжимались.

Полковник вновь своими пудовыми лапищами прижал его к креслу.

— Понимаю я тебя, ох, как понимаю.

Покачав в безумии головой, он взвыл:

— Не представляю, что там с Ванькой?

Сергеевич опять похлопал по плечам босса.

— Будем надеяться, что за ненадобностью его мать отпустит.

— Худшее может случиться?— вскинул голову Терёхин.

Полковник сказал правду.

— Не исключено.

Но Славке этого показалось мало и он схватил полковника за грудки.

— Скажи лучше честно по всей логике. Он его уничтожит?

Сергеевич, усадил его в кресло и подал стакан воды.

— Раньше времени Николаевич не скули. Все под Богом ходим. Пошли, посмотришь.

— Кого?— простонал Славка, думая о Ване.

Сергеевич пощипал подбородок.

— Друга своего. Взяли его ребята на сейфе.

Терёхин вскинулся. "Чёрт!"

В кабинете по такому случаю горели все осветительные приборы, какие только имелись в наличии. Пройдя по пустой приёмной (чужих в операцию не привлекали, только преданные ему люди), полковник распахнул перед Терёхиным дверь. Зайдя к себе, Слава сел на стул, сделавшиеся враз непослушными ноги, не держали. Иван сидел посреди, в наручниках, под охраной четырёх парней, ошалело крутя головой. Славка, сглотнув обиду, спросил:

— Почему? Не понимаю?— Сидякин, сплюнув, отвернулся. А Терёхин с тупым упорством продолжал: — Учились вместе, работали, дружили, почему, объясни, не понимаю?

Сидякин откинулся на спинку стула.

— Козёл. Это я устроил тебе ту аварию, за которую ты сел. Мешался под ногами. Ненавидел всю жизнь.

Славкина голова отказывалась воспринимать это. Терёхин, пытаясь добиться ответа на свой вопрос, почти кричал:

— За что? Что я тебе сделал, кроме хорошего? Выбрался, тебя первым к себе забрал, делился всем. За что?

В глазах Сидякина полыхала жгучая ненависть, его ухмылка выглядела ужасной:

— Считай, мне так хотелось.

— Не понимаю,— развёл руками Славка.— Не понимаю...

Сидякин, захлёбываясь бессильной злобой, захотел достать Терёхина, хоть лягнуть и то удовольствие, но охрана пресекла его хотение. Но языку-то позволено говорить и он изливал им яд.

— Не понимаю, не понимаю... Тебе мудак и не дано. Моя, всё равно взяла. Один я не уйду. Сына у тебя забрал, сейчас ребята его там, в колодце гранатами закидали...— Сказав это, Сидякин, опять сплюнув, отвернулся.

Славка онемел, хорошо понимая, что тот может так случиться, что и не блефует. Захотелось сделаться сразу деревянным и ничего не чувствовать. В реальность вернул его телефонный звонок и радостный голос Артёма.

— Папка, где ты? Там Ванюшка звонил. Он жив и здоров. Убежал.

— Боже мой, пресвятая Богородица,— вскочив, забегал, он по кабинету,— Спасибо тебе. А вот это видел,— вывернул он кукиш Сидякину.

Тот вновь дёрнулся, собираясь достать Славку, но сильные руки ребят усадили его на место.

— Николаевич, бешеную собаку нельзя оставлять,— покачал головой Сергеевич.— Решайся.

И загнанный обстоятельствами в угол Терёхин то решение принял:

— Значит так. Семью твою не трогаю. Нуждаться ни в чём не будут, а ты Иван, прости, сам заработал...

Приехав домой, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. "Нужно и правильнее было бы сейчас напиться и Сергеевич советовал, но не смог. Заполнила странная пустота. Кажется, исчезли во всём мире цвета, звуки и даже запахи. Да и сама жизнь потеряла смысл... Но нельзя поддаваться боли, она сожрёт и не подавится. Надо перешагнуть и идти дальше, слава Богу, все дорогие мне люди живы. А на будущее зарубить себе на носу: друзьям денег впредь не доверять и к жене близко не подпускать, в воспитании детей не привлекать и больше никаких сволочей в окружении. Я считал его больше чем братом, но всё равно был для него чужим".

Обгоревшую машину Сидякина с обуглившимся трупом нашли прохожие, сообщившие в милицию. С трудом дозвонившись до дочери, мать попросила срочно приехать:

— Где ты шляешься,— рыдала она в трубку,— отец погиб. Сегодня похороны.

Татьяна, выронив телефон, стояла, ни жива, ни мертва. Жизнь и смерть кидают людские судьбы на кости. Выходит так, что на одних весах качались двое,— отец и Ваня.

— Танюшка, что там?— поднял он разрядившуюся трубку.

— Отец погиб, скорее всего, твой приговорил за тебя.— Жёстко сказала она собираясь.

Иван опешил.

— С чего ты так решила, он же ничего не знал?

Но Таня, отвернувшись от него, пробурчала:

— Ты сказал, звонил же...

Иван, охаживая свою грудь кулаками, клялся:

— Клянусь, ни слова только Артёму, что жив.

Но девчонка упрямо твердила:

— Не верю.

— Танюха,— прижал он её к себе,— ты же знаешь, я не вру. Не умею. Большие деньги всегда связаны с разборками, а твой отец, как я понял по отточенному лезвию ходил. Мало ль он ещё во что впутался.

Вывернувшись, она отступила от него.

— Поехали. Его уже нет и все его грехи не так важны.

— Я поведу сам. За руль не лезь,— предупредил Ванька.

Ехали молчком. Иван морщился, как будто земля и небо поменялись местами. Почему всё так? У особняка Сидякиных толпился народ. Люди небольшими чёрными кучками жуками заполнили двор. Стояли молча или тихонько перешёптывались. Появление в яркой розовой одежде Тани и небритого Ивана, вызвало недоумение и интерес. Первыми к ним подошли, разглядев такую картину и поняв, почему эти двое оказались вместе, Терёхин и Леонид Сергеевич.

— Ваня, сынок!— стиснул Слава руки вокруг сына.

— Ой!— сморщился тот.

— Что?

— Ребро.

— Это ерунда, до свадьбы заживёт.

— Пап, что тут?

— Теракт,— крякнул в кулак Сергеевич.— Влез в дерьмо. Разборки. Сейчас копаюсь и уточняю. Хороший же куш в империи имел, видно показалось мало.

Таня всхлипнула. Славка притянул и её к себе, целуя в макушку.

— Время такое девочка. Крепись. Я вас с мамой не брошу.

— Извините, я пойду. Мне надо,— заторопилась она.

— Да, да, конечно,— не удерживал Терёхин,— а ты стой.— Поймал он сына.

— Где и как вы нашли друг друга?— влез Сергеевич.

— Не важно,— махнул рукой Иван.— Дядя Лёня всё потом. Пап, я с Таней побуду.

— Давай домой. И без разговоров. Переоденешься, приведёшь себя в порядок.

— Врач опять же посмотрит,— поддакнул Сергеевич.— Тане ты такой не помощник и у людей возникнут вопросы при таком твоём виде, а нам это ни к чему.

— Может, помощь им какая нужна?— не сдавался Ваня.

— Похороны компания взяла на себя. Тане надо побыть с мамой. Идём, идём, не ерепенься.— Подтолкнул он его к машине.— Всё кончилось. Нам больше нечего боятся.

Насупившись, Ваня спросил:

— Ты знал про Сидякина?

Отец кивнул.

— Искали тебя, Сергеевич докопался.

— Значит, Татьяна не ошиблась...— промычал Ваня.

Терёхин в недоумении повернулся к нему:

— В чём?

— Что её отец, это ваших рук дело,— прошептал сын.

— Ваня,— влез Сергеевич, посмотрев на побелевшего босса,— тот колодец, где ты сидел, закидан гранатами. Вас пытались не раз взорвать, отца с матерью тоже. Этот человек был одержим, а значит опасен.

Иван не пылил и не строил из себя чистого и пушистого. Сказал прямо:

— Дядя Лёня понимаю я всё, просто Таню жалко. Да и вообще... Жизнь стала дешёвой, страшно...

— Тебе кто помог, она?— прижал легонько сына к себе благодарный за понимание Славка.

Иван не отпирался.

— Она. Мы с садика знакомы.

— Кто б знал такой салат,— присвистнул Сергеевич.— Зачем с кукушкой этой, биологической матерью пошёл?

Иван занервничал.

— Откуда знаете?

— Обижаешь,— хмыкнул Сергеевич,— кто на кого учился.

Ванька вздохнул и принялся выкладывать всё, как на духу.

— Что б маму не расстраивать. Та угрожала трепать маме нервы, а ей нельзя заниматься переживаниями.

— Вот те раз, а что с Любой?— удивился Терёхин.

— Я думал ты знаешь?

— Что???

— Так все же давно догадались и Артём и домашние...

— Ты что, решил меня доконать?— тряханул он за отвороты сына.

Иван поморщившись от боли, удивлённо протянул:

— Беременная же она.

— Как?

— Это тебе лучше знать,— засмеялся полковник,— вопрос явно не по адресу, да Ваня?

— Нет, ты Сергеевич подумай, они догадываются, причём все, интересно, почему это?

— По признакам,— улыбнулся и Ваня.— Их же сейчас каждый столб знает. Телик, интернет, пресса. Всё работает на человека, обогащая знаниями.

Возмущению Терёхина не было предела.

— Слышал Сергеевич, столб и тот знает, а я?

— Ладно тебе переживать,— хихикал полковник, я тоже просмотрел, значит, ты не один такой слепой. К тому же у нас были весомые причины. Мы "крота" ловили.

— А скажи-ка сынок, ты случайно не помнишь, сколько месяцев у мамы эти признаки, которые заметили все, кроме меня.

— Месяца четыре, пять, может и больше, кто их женщин разберёт. Спроси у неё сам. Она же твоя жена.

— Резонно,— хохотал полковник.

— А ты Сергеевич, что угораешь?

Сергеевич спрятался за шутки.

— Это магнитные бури на тебя так подействовали. Всю неделю проклятые гуляют.

Терёхин разбурчался:

— Неделю, но не пять же месяцев. Юра, и ты смеёшься, давай заворачивай в цветочный магазин,— ткнул в плечо он водителя.

— Мне по статусу не положено хихикать,— широко улыбнулся тот, разворачивая машину.

Забрав все белые тюльпаны, какие там нашлись в недрах цветочного магазина, не упустив случая всей компанией побалагурить с продавщицей, поехали домой.

Люба копалась в земле, помогая садовнику обрабатывать первые весенние цветы на клумбах. Завидев Славку с огромной вязанкой белых тюльпанов, зарделась: "Кажется, догадался!"