На пути "Тайфуна" 4

Между тем обучение подходило к концу, и наши курсанты подошли к самому главному — пульту управления заряжанием. Унтер уселся было на сиденье возле пульта, но не успел даже протянуть руку, как Авдеев из своего угла грозно прикрикнул, чтобы финн ничего не трогал, и лишь описывал все на словах.

Флегматично пожав плечами, Сихво попросил у Леонова стек и, тыкая им как указкой, рассказал о назначении всех ручек пульта и тумблеров электрощитка.

Алексей, сверяясь со своим словариком, внимательно проверял надписи, но унтер объяснял добросовестно, и на лжи его ни разу не поймали.

— Какие еще будут вводные для подготовки орудий к стрельбе? — уточнил я, когда Сихво закончил курс обучения.

— Перед выстрелом личному составу наружу лучше не выходить. И от казенника держитесь подальше, там отдача больше метра. Остальное вам объяснил.

— Значит, можем стрелять? — еще раз переспросил я.

— Так точно, орудия в исправности, господин офицер. — Фельдфебель угодливо улыбнулся. — Крутите в кителе дырку для ордена.

— Хорошо. Сначала пальнем... произведем выстрел в сторону Исосаари, скажем, под углом один градус. Авдеев, предупреди дальномерный пост.

Пока вертикальные наводчики крутили свои маховички, Павел связался с вышкой:

— КДП, как слышно? Наш отряд получил приказ ввести в действие трофейные двенадцатидюймовые орудия и приступить к развертыванию батареи на прямую наводку. Готовимся к стрельбе по Исосаари.

И вот, настал мой звездный час. Едва не потеряв от волнения голос, я тихо скомандовал:

— Батарея, по местам.

Новоиспеченные артиллеристы замерли на своих постах, готовясь запускать механизмы, но Леонов вдруг всех огорошил:

— Батарея к стрельбе не готова. Тату Сихво, а что же вы не напомнили о разогреве ствола?

Унтер не замер в растерянности, как я ожидал, а молнией метнулся к ближайшему пульту с нехорошим намерением что-нибудь испортить, но, наткнувшись на вытянутую ногу политрука, споткнулся, а подоспевший сзади Леонов скрутил предателя.

Пока финна вязали, он верещал что-то по-своему, но Алексей переводить не стал, и виновато улыбаясь, объяснил:

— Мне рассказывали, что во время Финской войны был такой случай. Финны захватили на каком-то острове наши гаубицы и открыли из них огонь, но ничего не зная про разогрев ствола у больших калибров, быстро вывели орудия из строя. И вот я об этом вдруг вспомнил и подумал, что с двенадцатидюймовками, да еще в холодную погоду, без прогрева тоже никак нельзя.

Ах, время меня побери! Ведь я не раз читал в книгах про Русско-Японскую, что на больших морских орудиях перед выстрелом прогревают ствол. Значит зловредный фельдфебель, втираясь в доверие и рассказывая нам почти все, как раз и добивался, чтобы стволы треснул после первого выстрела.

Ну ничего, дальше мы и сами справимся. Жаль только, я не успел спросить, какой у орудий допустимый угол заряжания. Впрочем, сейчас у стволов угол возвышения невелик, всего один градус, и это значения не имеет.

Пока Леонов уводил пленного, я без прежнего энтузиазма кивнул Рябинину:

— Первому, заряжай.

Самоходчик потянул на себя рычаг, осторожно пощелкал электрическими тумблерами на щитке, вытянул ручку предохранителя и запустил механизмы. Я без особой надежды уставился на казенник, уже не веря в успех затеи. Но вот загрохотали приводы и затвор двенадцатидюймовки исправно открылся, вызвав всеобщих вздох облегчения. Затем на секунду все стихло, но загорелась сигнальная лампа. Ролики лебедки, прятавшиеся под крышей башни, закрутились, наматывая трос лифта, и снизу донесся гул поднимающегося зарядника. Всего секунд восемь ему понадобилось, чтобы подняться из недр перегрузочного отделения и встать точно рядом с орудием. Черный практический снаряд уже лежал на лотке подачи, направленный носиком к орудию. Хоть в этом Сихво не обманул и все показал правильно.

Затарахтел механизм досылателя, и цепной прибойник медленно загнал тяжелый снаряд в ствол. Едва прибойник вернулся на место, поднялась бронзовая крышка люльки и на лоток выкатился полузаряд, немедленно отправленный прибойником вслед за снарядом. Вновь быстро хлопнула крышка подъемника, но на этот раз впустую, ибо второй полузаряд перегрузчики вовремя выгрузили, и пятка прибойника, совершая холостой ход, юркнула в казенник, как бы проверяя, что ничего не забыла.

Наверно, мы перестраховались, и достаточно было просто не трогать переключатель заряжания второго полузаряда. Но возможно, именно он активировал систему, так что лучше было перебдеть, чем выяснять, почему орудие не стреляет.

Лифт опустил зарядник обратно на нижний уровень, и заряжающий клацнул рычагом последний раз. Повинуясь ему, затвор вернулся на место и прокрутился, тщательно ввинчиваясь в казенник.

Рябинин торопливо выдохнул. Он, похоже, и не дышал до конца зарядки, боясь вспугнуть удачу.

— Первое готово, — гордо отрапортовал самоходчик и, нагнувшись к переговорной трубе, прокричал в нее. — Фугасный, полный заряд.

Мы с Авдеевым, не сговариваясь, кинулись к шахте подъемника и посмотрели вниз. Там ничего нельзя было толком разглядеть, но группы подачи вовсю шумели, загружая боеприпасы в ящик подъемника.

— Второму! — во все горло прокричал я, словно находился не в трех шагах от орудия, а, как минимум, за сотню метров от него.

Михеев в точности повторил все действия артиллериста, дергая ручки и поочередно открывая замок, вызывая зарядник и активируя прибойник. Гулкое подбашенное пространство снова заполнили грохот и шум механизмов, но они никого не раздражали, ведь грохот означал, что все работает.

Не прошло и минуты, как Михеев с гордостью доложил, что второе готово. Вот и все, фрицы, то есть финны. Сейчас мы разогреем стволы, потом зарядим боевыми, проведем пристрелку и начнем стрельбу на поражение. Размолотим за несколько залпов вражеские укрепления и подготовим наступление на Хельсинки! Вот так.

— Авдеев, предупреди вышку.

Корректировщик на том конце провода явно ждал, и ответил мгновенно. Выслушав его, Паша подмигнул нам и небрежным голосом бывалого артиллериста подтвердил:

— Да, конечно. Первый залп для прогрева орудий. Второй будет пристрелочный.

— Первому огонь! — радостно прокричал я, предвкушая, как в следующий раз мы выстрелим уже боевыми снарядами, но кроме взволнованного дыхания однополчан ничего не услышал. Орудие молчало.

— Второе!

Опять ничего. Рябинин и Михеев растерянно сидели, переводя взгляд с меня на орудие.

— Батарея, огонь, — повторил я. — Вы почему не стреляете?

Глава 8

— Не найду, где спусковой шнур, — виновато признался Михеев. — Унтер, сволочь, не успел показать.

Рябинин отозвался не сразу. Он присел сбоку у казенника и задумчиво осмотрел мудреные механизмы.

— Полагаю, если орудия полностью электрифицированы и все рукоятки ручных приводов сняты, то и спуск должен производиться кнопкой, — резонно заметил самоходчик. — Правда, при осмотре орудия ничего похожего я не нашел. Но вот тут, похоже, имеется механический спуск ударника.

— Где, покажите? — Я ринулся посмотреть на искомый спуск, и вдруг пол качнулся, а огромный "станок" орудия брыкнулся назад, к счастью, никого не задев.

Грохот орудия в башне, как и обещал Сихво, действительно оказался вполне терпимым. Никто не оглох, и мы вполне могли разговаривать. На повышенных тонах, конечно. И первое, что я услышал, был ликующий вопль Авдеева, который тут же подхватил Рябинин:

— Кнопка!

Но показывали они почему-то не на орудие и не на пульт, а на меня. Мне даже на миг почудилось, что выстрел я произвел просто силой мысли. Но все оказалось куда прозаичнее. Большая железная кнопка располагалась прямо на полу, и ее все принимали просто за головку заклепки или колпачок, прикрывающий какую-то деталь. По ней можно было спокойно ходить, и лишь когда орудие приготовлено к стрельбе, нажатие на кнопку ногой приводило к желаемому эффекту.

Михеев немедля ринулся к своей кнопке, спеша выполнить команду "огонь", и второе орудие также послушно рявкнуло, продемонстрировав, что техника нам все еще подвластна.

— Откат нормальный... наверно, — отрапортовал политрук, а когда завершилась продувка ствола, добавил — ствол чист.

Безудержное ликование, последовавшее за удачной стрельбой, хотя и короткое, но весьма бурное, не могло сравниться ни с чем, виденным мной до сих пор. Полагаю, столь безумный восторг по поводу технического триумфа останется беспрецедентным в истории техники еще лет десять-двенадцать, вплоть до первого космического запуска.

Только появление хмурого Леонова, недовольно потирающего уши, напомнило, что теперь пора жахнуть и боевыми снарядами.

— Заряжающим, — я повернулся к Авдееву, — полный выстрел.

Не успел Павел передать команду в раструб переговорной трубы, как снизу послышались лязг и рокот механизмов.

— Леонов, — тут уж мне пришлось кричать погромче, — возьми мой планшет с оперативной картой, дуй на вышку, и быстро перерисуй все огневые точки Исосаари. Да, кстати, а почему ты об этом сразу не подумал? И распорядись, чтобы часовые отошли от нас подальше.

Алексей метнулся вниз, а я взлетел по лесенке на крышу башни, попутно машинально схватив висящий у люка бинокль, хотя у меня имелся свой.

Даже ночью следы выстрелов можно было разглядеть без труда. Я с иронией вспомнил, как мы наметали ложный конус стрельбы у макетов пушечек-сорокапяток. Теперь этот конус казался мне таким крошечным. Здесь же вдоль директрисы выстрела со всех деревьев смело снег вместе с сухими ветками, а вокруг крутились снежные вихри. Если завтра воздушные разведчики пролетят над Куйвасаари, то они увидят большую черную стрелку, точно указывающую на нашу башню. Но до завтра еще надо дожить, а пока все внимание уделим Исосаари. Однако, на финском острове почему-то было темно, и никаких вспышек не наблюдалось. Видно, испугались фашисты.

Закончив наблюдение, я нырнул в люк, чтобы не пропустить первый выстрел боевым снарядом. Механизмы отработали нормально, наша гигантская пушка снова послушно откачнулась назад, заполнив помещение резким грохотом, а я снова метнулся вверх по лесенке, чтобы воочию увидеть результаты стрельбы.

Пара секунд требовалась снаряду, чтобы долететь, и еще секунд пять звуковая волна возвращалась обратно. Так что я не только застал зрелище разлетающихся над финским островом огненных искр, но и почувствовал оглушающее давление чудовищного взрыва. Это было восхитительно, и мне стало немыслимо грустно, когда фейерверк быстро закончился, да еще прибавил тоски чей-то жалобный крик. Наскоро оглядевшись, я понял, что кричал связанный унтер, которого сперва положили на землю возле часового, а потом, при эвакуации караулов просто забыли. А может и не забыли, а преднамеренного оставили, чтобы предатель на свой шкуре испытал действие звукового импульса дульной волны двенадцатидюймовки.

Больше наверху смотреть было нечего, и я скатился в башню, захлопнув за собой люк, как раз успев к докладу корректировщиков.

— Вправо восемьдесят пять, — выкрикнул Авдеев, — и сам же передал команду вниз Белову.

Башня тут же задвигалась и, повернувшись на несколько градусов, замерла в готовности к стрельбе. Вертикальную наводку менять не требовалось, так что оставалось только подать команду:

— Второе!

Оттеснив Еремина, я прильнул к прицелу правого вертикального наводчика. Громогласное "бух" уже стал для нас привычным, а в окуляр прицела я увидел незабываемое зрелище целой череды вспышек. На этот раз мы попали не куда-нибудь в остров, а точно в цель.

Никто уже не сомневался, что еще пара снарядов, и мы подавим все финские пушки, а там и Хельсинки возьмем. Даже замполитрука Михеев уже забыл про свой скепсис и обещался разметать вражеские батареи с трех выстрелов.

Командир самоходного дивизиона старший лейтенант Яковлев

Началась операция успешно. Удалой старлей Соколов, он же лейтенант госбезопасности Андреев, хорошо знакомый еще по осенним боям, свою задачу выполнил играючи. И, кажется понятно, почему Александр засиделся в ротных и его не повышают, хотя даже лейтенанты порой командуют пехотными батальонами, как тот же Бочкарев, которому едва исполнилось двадцать. Рота гэбиста Соколова — это как бы дивизионный осназ. Ее постоянно отправляют на самые трудные задания, в лихие рейды по тылам противника. Вот и сейчас соколовцы, переодетые в немецкую форму, бесшумно взяли в ножи весь гарнизон острова Куйвасаари, и теперь гоняют там чаи, причем вполне заслуженно.

А не сделавшие ни одного выстрела наш самоходный дивизион и батальон Бочкарева немедля направили на Исосаари, где наступление пошло совсем не гладко.

В начале войны не раз случалось, что пехоту бросали в атаку на неподавленную оборону противника, что вело к тяжелым потерям и не помогало выполнить поставленную задачу. Сейчас командование подобных промахов старается не допускать. Но, обжегшись на молоке, пехотинцы теперь дуют на воду, ударившись в другую крайность.

Пехота могла, это было совершенно ясно, одним броском выйти на финские позиции, но вместо этого осторожный комбат Иванов предпочел дождаться, пока самоходчики подавят все пулеметы. И вот дождался того, что проснулись сверхмощные батареи, с которыми трехдюймовкам не тягаться. И теперь пехота, втянувшись в затяжное сражение, не может ни продвинуться вперед, ни вернуться на исходные. Лишь роте старшины Сверчкова удалось залечь у самого берега, в мертвой зоне финских орудий.

И толку, что пехотинцы получили на усиление две легкотанковых роты, два дивизиона трехдюймовых самоходок и батарею 122-мм гаубиц. Зато финны получили в наследство от царизма неплохие укрепления, и к тому же имели достаточно времени для усовершенствования обороны. Орудия противника прятались за толстым бетонным бруствером, пробить который имеющимися средствами было невозможно.

А вот наступавшие, стрелявшие с открытых огневых позиций, были крайне уязвимы. Причем для поражения самоходок даже не требовалось прямого попадания. Гаубичному снаряду достаточно упасть метрах в десяти, чтобы расколоть ледовое покрытие и отправить саушку на дно. Дивизион Яковлева уже потерял две машины, ушедших под лед, причем одна из них утонула вместе с мехводом, не успевшим выскочить.

Уцелевшим самоходчикам оставалось только стиснув зубы продолжать неравную дуэль с мощным калибром. Рядом с ними, в зоне ответственности дивизиона, отчаянно сражались танкисты на Т-70, вооруженных сорокапятками, и на более легких Т-60, засыпая остров дождем снарядов. Легкие гаубицы держались позади, также внося свою лепту в общее дело. Казалось, на Исосаари уже не должно остаться никого в живых, но огневые точки противника вновь и вновь оживали. Пулеметных точек у финнов, правда, практически не осталось, но подавить гаубицы никак не удавалось. Умело вписанные в рельеф бетонные брустверы и бронеколпаки делали орудийные позиции почти неуязвимыми.

В наставлениях по использованию САУ рекомендуется уничтожать противника огнем с коротких остановок, укрываясь за складками местности. Сказано там и про форсирование широких водных преград по льду — реки или даже водохранилища. А вот про форсирование морей в них ни слова. Эх, сюда бы на подмогу орудия потяжелее, но по льду они не пройдут.