— А что ты ещё можешь сделать? Не пойдешь же работать швеёй на фабрику! Чем-то же замужние женщины занимаются, общественной жизнью какой-то, кружки садоводства всякие, — под помрачневшим взглядом жены Андрей сбился и замолк.

— Лучше скажи, о чем с тобой хотел поговорить Столыпин?

— Ему потребовалась гениальная малоамбициозная посредственность с большой головой. Спрашивал у меня, не знаю ли я таких?

— Посредственность, с большой головой? Зачем? — Андрей задумался, пытаясь осмыслить услышанное.

— А, — махнула рукой Мария, — чтобы треуголка не налезла.

— Так, — нахмурился муж, — по-моему, кто-то нагло пытается увильнуть от прямого ответа. Пойми, ты же не с абы кем разговаривала, а самим Петром Аркадьевичем Столыпиным, и мне очень интересно, о чем?

Самолюбие Марии больно царапнули почтительно-восторженный тон и выражение лица мужа, когда он говорил о Столыпине. Такого пиетета в отношении Романовых она у него никогда не наблюдала. К её династии уже начинали относиться, как к чему-то отошедшему в прошлое. А вакантное место строгого царя-батюшки в умах и сердцах людей занял Столыпин.

— Андрей, я ещё завтра с ним встречаться буду. Вечером я тебе сразу обо всем и расскажу. А пока мне перекусить надо и отдохнуть немного.

— Как ваше самочувствие, Петр Аркадьевич? — вежливо поинтересовалась Мария, усаживаясь в кресло.

— Благодарю вас, вполне сносное, хотя доктора, кажется, так не считают и продолжают трястись надо мной. Ну, как, Мария Николаевна, вы обдумали, то, что я вам предложил?

— Я нашла новый прекрасный аргумент, который доказывает, что я не гожусь на этот пост, — выпалила Мария.

— Прекрасно, подавайте его сюда, — Столыпин демонстративно размял кисти рук.

— Естественно, что меня не готовили как наследника. Я ничего не понимаю в военном деле, не разбираюсь в политике и экономике, и полный дилетант в основах дипломатии. Я некомпетентна во всех этих вопросах и потому вряд ли буду эффективным правителем.

— Должен вас разочаровать Мария Николаевна, я не предлагал вам стать самодержавным монархом, которому действительно было бы трудно без этих знаний, хотя наша собственная история зачастую является свидетелем обратного. Я предложил вам стать конституционным монархом — скорее символом, нежели диктатором и грозным вершителем судеб. У вас будет власть накладывать вето на решения парламента и право роспуска Думы, но вы не сможете росчерком пера менять законы и поворачивать реки. Смиритесь с этим. А недостаток знаний легко восполнить с помощью советников, как все и делают, ибо невозможно знать всё в совершенстве.

— Если монарх не будет иметь никакого влияния, то, что помешает думцам решить, что он им совсем не нужен? И как помешать новому Макиавелли прорваться к власти? — трон оказался из картона, и это почему-то сильно задело Марию.

— Я знаю, что демократические традиции пока не сильно прижились в нашем обществе и не собираюсь оставлять вас совсем без опоры. Император является верховным главнокомандующим и лично ему подчиняются военный и морской министры, которых он сам назначает при формировании кабинета. Я рассчитываю, что этим удастся частично вырвать армию из-под влияния Николая Николаевича, особенно, если отправить его наиболее одиозных друзей в почетную отставку по возрасту, чем я собираюсь заняться немедленно. А ещё у монарха остается право введения военного положения, при котором вся власть сосредоточена в его руках. Понимаете, теперь, почему многие ваши родственники не устраивают меня? Меня пугает перспектива России, в которой десятилетиями будет сохраняться военное положение.

Вверяя же армию в ваши женские руки, я, смею надеяться, даю вам не дубину в руки дикаря, а скальпель хирургу, который не использует его, кроме спасения жизни пациента.

— Мне лестно, что вы считаете меня достойной, но к сожалению...

— Постойте, — прервал её Столыпин, — прежде, чем вы примете окончательное решение, Мария Николаевна, я бы хотел напомнить вам о долге. Конечно, это долг вашего отца и вы вправе отказаться от него, но вначале выслушайте.

Когда ваш батюшка призвал меня из Саратова, и назначил сначала министром внутренних дел, а затем и председателем Совета Министров, то у него было ко мне лишь одно требование — жесткой рукой навести порядок в стране. Я согласился, вытребовав у него слово, что он не отступится от меня, когда демократы всех мастей начнут требовать моей крови и будет на моей стороне до тех пор, пока в державе не воцарится мир.

А потом покушение полубезумного юнкера Алексеева, потерявшего отца и старшего брата в Порт-Артуре. Легкое ранение, которое получила ваша мать, подтолкнуло вашего отца к дезертирству.

Не знаю, было ли это решение обдуманным или было принято вследствие нервного срыва. Обидой ли продиктовано, усталостью, или это был хитрый шаг в подражание Ивану Грозному — я отрекусь, а вы приходите и уговаривайте меня всем миром вернуться.

Ваш батюшка отрекся от престола в пользу своего сына, и на царской яхте покинул Россию. Бунтовщики и революционеры восстали духом, ведь они скинули царя! Осталось только разделаться с его сатрапами. Бои шли по всему Петербургу и во многих других городах. Никто из Романовых не заявил о своих притязаниях на престол или регентство, все предпочли наблюдать со стороны, как изнемогает в битве Столыпин, зарабатывающий к своей фамилии добавление 'вешатель'. Порядок был восстановлен, но какой ценой! За мной закрепилась сомнительная слава жестокого и кровавого диктатора.

В наследство ваш батюшка оставил разоренную войной страну с небоеспособной армией. Всё, чего не коснись, требовало немедленного реформирования. Законы, армия, промышленность, торговля, даже сам уклад жизни страны требовал обновления, иначе империи угрожал неминуемый распад и гибель. Страна нуждалась в астрономических суммах на проведение реформ, находясь на грани банкротства.

Крупные зарубежные кредиторы охотно предлагали деньги, но на таких условиях, которые были гибельны для независимости Российской Империи. Представители министерства финансов рыскали по всему миру, выискивая деньги для России, и даже участвуя в сомнительных биржевых аферах. Для того чтобы сделать страну привлекательной для зарубежного капитала нам пришлось снизить налоги с промышленности до минимума, из-за чего в первые годы казна также ощущала дефицит средств. Все расходы урезались до крайности. Например, мы смогли себе позволить строительство нового флота только через десять лет после окончания японской войны, когда в страну хлынула волна военных денег.

Когда иностранцы начали активно строить у нас заводы, то пришлось выдержать нелегкую схватку с российскими промышленниками, бросившими в бой почти всю прессу и большую часть Думы, в попытке ограничить деятельность зарубежных капиталистов. А для меня был важен каждый новый завод построенный в России, ведь он обеспечивал работой несколько тысяч человек, чьим семьям уже не приходилось голодать. Наши шахтеры добывали сырье для новых фабрик, а железнодорожники получали оплату за перевозку товаров. Вокруг новых предприятий выросли дома, магазины, парикмахерские, бани. Большинство денег оставались внутри страны и благотворно повлияли на экономический подъем. Разве после этого так уж важно, кто получил свои двадцать процентов прибыли: Крупп или Рябушинский? Кстати, многие из французских капиталистов, вложивших в своё время деньги в Россию, сбежав от революции, приняли российское гражданство.

Огромных усилий стоило удержать империю в стороне от войны закипевшей в Европе, казалось, что у части общества помутилось сознание, и они исступленно призывали Россию ввязаться в бойню. Воюющие державы наперебой сулили немыслимые деньги и уступки за вступление в войну на их стороне. Английский премьер в личном послании ко мне даже пообещал черноморские проливы в обмен на участие России. Пришлось вежливо отказаться, напомнив, что они пока принадлежат нейтральной Турции. Но я пообещал подумать, если он предложит что-то, что принадлежит непосредственно Великобритании, например — Гибралтар. Второго письма от него я так и не дождался.

Два раза за войну случались серьезные кризисы в отношениях, которые угрожали втягиванием России в войну. Первый раз — когда Германия решила объявить неограниченную подводную войну. Это угрожало нашим торговым судам, курсировавшим из Мурманска в Англию. Пришлось угрожать прекращением поставок сырья, продовольствия и возможным разрывом дипломатических отношений. Со схожим, но ещё более резким заявлением выступило и североамериканское правительство. К тому моменту уже всем было понятно, что стремительного удара не получилось, и война кончится нескоро. Неурожай шестнадцатого года и опасение получить в противники ещё две державы, заставили немцев принять правильное решение. Возможно, тем самым они избежали превращения войны в мировую.

Во второй раз кризис случился, когда группа эсеров-террористов, переодетая в жандармскую форму напала на посольство Великобритании в Санкт-Петербурге. По случайному счастью, удалось их перестрелять до того, как они проникли внутрь здания. Но и так, скандал вышел немалый. Наши ура-патриоты требовали немедленно объявить войну Германии, обвиняя её в организации нападения. Открою маленькую тайну — немцы были не причем, а провокацию устроили сами англичане, рассчитывая именно на такую реакцию. Тогда, еле уладив волнения, мы не могли обнародовать правду. А теперь, уже и ни к чему.

Когда война окончилась, Россия вышла из неё страной, чья промышленная мощь почти не уступает Англии и Германии. Мы учли опыт германской войны, перевооружили и модернизировали армию. Были проведены конституционные реформы. Практически покончено с нелегальными партиями и терроризмом. Это — итог моих трудов.

И вот двадцать лет, как я несу этот крест, отдавая стране свой ум, силы и даже кровь, несу не потому, что мне нравится власть, а потому, что так нужно для блага России. Я выполнил волю вашего отца, я навел в стране порядок. Я даже сохранил монархию и хотел возвести на престол вашего брата Алексея Николаевича, когда ему исполнится восемнадцать. Но судьба распорядилась по-своему, и последние несколько лет я приглядывался к наследникам династии, но так и не смог никого выбрать. Теперь, боюсь, что у меня нет в запасе ещё нескольких лет. Каждый день может оказаться для меня последним и очень горько осознавать, что я могу и не успеть. Страшно, что труды мои пойдут прахом.

Ваш отец оставил меня, нарушив своё обещание. Сделайте так, чтобы его не запомнили, как последнего из рода Романовых, правивших Россией и отрекшихся от неё! Пусть о нем помнят, как о вашем отце, а не как о слабохарактерном предателе! Итак, что вы решили, Мария Николаевна? Я жду ваш приговор.

— Согласна, — тихо сказала Мария, не поднимая глаз, — хотя, чувствую, что потом могу ещё не раз пожалеть об этом решении. Но от слова своего отрекаться не собираюсь, и, да поможет мне Бог!

— Теперь, касательно брака вашего Мария Николаевна. Решение принимать вам, но если вы вдруг решили, что совершили ошибку, то дело это исправить можно. Все мы люди, в том числе и священнослужители. А патриарх, хоть церковь от государства и отделена, но прекрасно помнит, кто власть у обер-прокурора Синода отобрал и ему отдал. Всегда можно причину найти, чтобы брак недействительным объявить.

— Не надо! Я клятву дала, и нарушать её не собираюсь. С самого первого дня знала, что не раз мне мой брак припомнят, и готова к этому, — Мария исподлобья бросила взгляд на премьера.

— Не хотите — не надо! — улыбнулся Столыпин, — это делает вам честь. Обойдемся и без развода. А брак ваш, если подумать, можно и на пользу обратить. Слух, если надо, пустить среди купцов и промышленников, что теперь есть кому за их интересы слово замолвить. Но, запомните твердо, Мария Николаевна, что отныне и вовеки фамилией мужа называться вам нельзя! Вы — Романова, и этим всё сказано! И не стоит раньше времени афишировать ваш брак, и так уже об этом знают больше людей, чем хотелось бы.

— А как вы собираетесь добиться согласия Думы на мою коронацию?

— Думы? А причем здесь Дума? Она у нас законодательный орган, вот пускай законами и занимается. А избрать кого-нибудь царем может только Земской Собор. Моя забота — нужный состав и правильное решение. Дума, конечно, будет рвать и метать, но всё будет иметь вид законный и в соответствии с освященными временем традициями. Иначе никак, ведь вас пока никто не знает и не поддержит. Даже монархисты. Соберем в Москве Земской Собор. Он призовет вас на царство. И тут же произведем коронацию в Успенском соборе Московского Кремля, как и положено.

— На заговор похоже, — вздохнула Мария.

— А как же, российская традиция — императрицы приходят к власти в результате обмана и заговора. Не будем её нарушать. Виват императрице Марии Николаевне!

конец второй части

123 ... 171819

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓