Пламя во тьме (полный текст)

А вскоре со стремительно темнеющих небес на террасу спланировали дети королевы.

Первым явился черный Дрогон. Размах его крыльев уже достигал двенадцати футов, и удивительно было видеть, сколь грациозно двигалось создание подобного размера. Он легко приземлился на площадку и замер, издав низкий рык, похожий на мурлыканье огромного кота.

— Ну, здравствуй, красавец мой, — отозвалась Дэйнерис, подходя к дракону. — Рассказывай, что ты натворил? Почему убил девочку?

Тот мотнул головой и оскалил зубы, ярко-белые в контрасте с багровой пастью и смоляной чешуей. Дени с боков положила руки на морду дракона, заставив его замереть. Она сосредоточилась на ощущении тепла под ладонями, на близости стихийного огня, что пылал под черненой броней. Ее пурпурные глаза на мгновение занялись сверхъестественным заревом, подобно тому, как горели глаза самого Дрогона. В этот краткий миг она ясно увидела смерть Хаззеи. Дракон отдыхал на залитом солнцем пригорке в окрестностях Миэрина. Ребенок из селения неподалеку, за которым никто не присматривал, из любопытства бросил в него камнем — и тотчас поплатился жизнью. Быть может, благородная Рэйегаль или сдержанный Визерион стерпели бы оскорбление, но только не Дрогон, самый гордый и вспыльчивый из тройки.

— Понимаю, почему ты это сделал, — Дени похлопала по пластинчатому носу дракона, — но впредь постарайся быть более сдержанным. Договорились?

Через несколько минут изумрудный сын и золотая дочь также присоединились к матери. Семейство в полном составе расположилось на просторной площадке у балюстрады. Дэйнерис уютно устроилась у бока Дрогона — жар, исходящий от чешуи, приятно согревал ее в вечернюю прохладу.

— Ну что, хотите послушать магическую историю? — спросила она с улыбкой, и драконы отозвались радостным щебетом. — Хорошо, тогда сидите тихо, а я буду рассказывать.

Сегодня королева поведала своим детям очередное предание из далекого Ансалона, которое узнала от Рейстлина. Это была повесть о четырех друзьях — охотниках за сокровищами. Однажды герольд некоего князя предложил им отправиться в логово дракона, где, по слухам, хранились несметные богатства. Но герольд оказался тем самым драконом в человеческом облике. Он знал, что его золото однажды привлечет воров, и не стал дожидаться удара исподтишка. Вместо этого он первым заманил охотников в ловушку и жестоко расправился с ними в своем убежище.

— ...А мораль истории очевидна: самонадеянность — опаснейший из пороков. Мы, драконы, превосходим смертных умом и силой, но именно самонадеянность сгубила очень многих из нас. Хоть наша броня и крепка, никогда не позволяйте врагу подобраться настолько близко, чтобы проверить ее на прочность. Вы меня поняли, дети?

Драконы заклекотали наперебой, выражая полное согласие. Визерион очень осторожно ухватил Дени за рукав блузы.

— Какие же вы еще все-таки малыши, — тихонько вздохнула она. Рэйегаль требовательно и вместе с тем жалобно заглянула в ее лицо небесно-голубыми глазами. — Нет, нет, мама устала. Другая история — в другой раз. Завтра магистр Рейстлин снова даст мне почитать свою дивную книгу, и я обязательно найду для вас что-нибудь еще. А пока — отдыхайте.

Вскоре тройка, нежно распрощавшись с королевой, улетела в вечернее небо. Посмотрев им вослед с потаенной тоской, Дэйнерис вернулась в гостиную. Она устроилась в кресле с книгой, желая немного почитать в тишине при свечах. Но едва Бурерожденная углубилась в 'Правдивую историю Танца Драконов', как деликатный кашель заставил ее поднять глаза от страниц. В дверном проеме, ведущем на террасу, стоял незваный гость. Это был Даарио Нахарис, дерзкий наемник, в последние два месяца служивший ей главным дознавателем и палачом. Смерив его тяжелым взором, королева отчеканила с подчеркнутым спокойствием:

— Вы ведь осознаете, насколько близко сейчас подошли к своей смерти?

— Разумеется, Ваша Милость, — визитер изящно, по-щегольски, поклонился. — Я добрался до балкона на высоте восьмисот футов, имея все шансы быть подстреленным стражей или поджаренным драконами. В эту самую минуту вам достаточно повысить голос, и Безупречные тотчас насадят меня на пики. Неужели вам не любопытно узнать, зачем я так рисковал?

— Довольно пустой болтовни — объяснитесь сейчас же, какого Иного вы влезли в мои покои.

Нахарис осторожно шагнул в комнату:

— Позволите присесть, моя королева? Признаться, восхождение меня слегка утомило...

— Нет, — отрезала Дени. — Стойте, где стоите.

— Как прикажете, — Даарио чуть пожал плечами и продолжил: — Это и есть моя служба — исполнять приказы Вашей Милости. Изо дня в день я выслеживаю и караю глупцов, дерзнувших вам противиться. Вы — самая могущественная и опасная женщина Эссоса, вы живете на вершине Великой Пирамиды, словно грозная богиня на священной горе. Чудовища из древних легенд вам покорны, а люди боятся вашего гнева, как серой чумы, и готовы убивать за минуту вашей благосклонности. Вот только видится мне, что прекрасной Лунной Госпоже порой чертовски одиноко на этой вершине. По правде, я подумал — возможно, вам хочется с кем-нибудь просто поговорить? Не о политике, не о драконах, а о том, что лежит на сердце. Некоторые болтают, будто у вас его нет вовсе, но я уверен, они ошибаются.

Королева сверкнула глазами с холодным гневом:

— Не ваше дело, Нахарис, что творится у меня на душе. Такая отвратительная бестактность заслуживает наказания. Мне стоило бы отправить вас в карцер на несколько дней без пищи, или высечь плетьми, дабы впредь вы не забывались, — после краткой паузы она продолжила с нотой снисхождения: — Однако в ближайшее время я собиралась поручить вам особую миссию. Если вы добьетесь успеха, я, так и быть, прощу ваш проступок. Не будем тратить время попусту — раз уж вы изволили явиться сейчас, слушайте меня внимательно.

Миссия, означенная Матерью Драконов, предвещала новую войну. Недавно в земли Лхазара, что лежали по соседству с гискарским краем, вторгся кхаласар кхала Поно. Королева приказала Даарио собрать ополченцев вместе с Младшими Сынами и встать на защиту ягнячьего народа. Взамен наемник должен был добиться от Лхазарина поставок продовольствия для Залива. Такой союз сулил Миэрину источник пищи, в котором город отчаянно нуждался: правительница понимала, что не стоит рассчитывать на одну лишь поддержку Браавоса.

— Вы должны не просто прогнать дотракийцев, — жестко подчеркнула Дэйнерис. — Если они ускачут обратно в степи, я сочту вашу миссию проваленной. Я хочу, чтобы вы преподали им урок от моего имени. Заманите войско дикарей в ловушку у гор или у реки, там, где их кони не пройдут, и перебейте всех до единого. Отрежьте им головы и закопайте отдельно от тел — согласно дотракийским верованиям, это худшая мука для душ умерших.

— Я вижу, Ваша Милость питает к дотракийцам особую приязнь, — настороженно заметил Даарио.

— Вы когда-нибудь проезжали руины поселения, сожженного кочевниками? Я видела воочию свидетельства их бесчисленных зверств. Они режут мирных жителей, словно скот, насилуют детей, угоняют в рабство целые деревни для продажи гискарцам. Именно дотракийцы пленили большую часть невольников, которых я освободила. Если речь зайдет о мести, многие мои подданные пожелают примкнуть к ополчению. У вас еще остались вопросы, Нахарис?

— Полагаю, что нет, моя королева.

— По завершении необходимых приготовлений вы отправитесь в поход. А сейчас прочь с глаз моих, пока я все же не позвала охрану.

Даарио тотчас направился к дверям:

— Меня здесь уже нет, Ваша Милость.

— Извольте убраться тем же путем, каким явились, — Дени коротко кивнула в сторону террасы. — Не вздумайте меня опозорить. Если об этой выходке узнает хоть кто-нибудь, вы лишитесь языка.

Наемник покинул Матерь Драконов, как всегда, стремительно и бесшумно. Она снова осталась в гостиной наедине сама с собой. Свечные огоньки в комнате мерцали лучистыми каплями золота, а за окном царила бархатная вечерняя синь. Настроения читать больше не было, и девушка вскоре удалилась в опочивальню. Раздражение Дени, вызванное визитом Нахариса, постепенно улеглось, а затем сменилось усталостью и бесконечной опустошающей тоской. По крайней мере, в чем-то Даарио не ошибся: королева и в самом деле чувствовала себя очень одиноко. Вот только видеть в своих покоях она хотела отнюдь не наглого наемника.

Отрицать было бессмысленно: Дэйнерис Таргариен безнадежно влюбилась в Рейстлина Маджере. Прежде она испытывала к близости с мужчинами лишь отвращение, ибо в юном возрасте ее едва не изнасиловал брат. Рейстлин стал первым, кого она по-настоящему возжелала душой и телом. Для девушки не проходило и пяти минут без мыслей о черном маге. Она вспоминала его глаза — мистические опалы с печатью проклятия, его изящные руки, колдовской аромат неведомых трав, что неизменно его окружал. Она считала его по-своему красивым, невзирая даже на болезненную худобу, ей нравился особенный цвет его кожи. А острый ум чародея и сила его характера привлекали Дени еще больше, чем все, что скрывала бархатная черная мантия. Девушка многое знала об искусстве любви — в свое время Дорея посвятила ее в секреты чувственных наслаждений. Юная королева могла бы подарить Рейстлину удовольствие, которого он еще не знал. В безбрежной драконьей душе таились сокровища нерастраченной страсти и нежности, предназначенные лишь для него одного.

Но черному магу не была нужна ни ее душа, ни даже тело. Насколько Дени удалось понять, он не хотел или не мог делить с женщиной ложе — вероятнее всего, и то, и другое. Судьба Дэйнерис волновала Маджере лишь потому, что от нее зависели судьбы драконов, но не более того. Нежные чувства с ее стороны вызвали бы у него лишь желчное презрение, он сам говорил не единожды, что любовь — это западня. Потому Бурерожденная всеми силами скрывала свою страсть, носила ее глубоко в себе, как мучительную болезнь, и не допускала ни малейшего проявления слабости.

Особенно тяжко девушке приходилось во время встреч с чародеем. Они виделись довольно часто, поскольку королева нуждалась в его знаниях по многим вопросам. Дени по-настоящему наслаждалась обществом Рейстлина, ее захватывали истории о драконах далеких земель Ансалона. Но внимая черному магу, она невольно задумывалась об ином, несбыточном: о его прикосновениях, обо всем, чему не суждено было случиться в жарком полумраке его покоев.

На удивление, Маджере, необычайно проницательный в остальных вопросах, даже не подозревал, сколь сильное влечение к нему испытывала королева. Со времен Испытания он считал себя уродливым чудовищем, ему и не приходило в голову, что он понравился Дэйнерис, как мужчина. В глазах Рейстлина ее стремление поддерживать связь сполна объяснялось ценностью их союза. Впрочем, он нисколько не возражал против встреч с Матерью Драконов. Чернокнижник давно уже сроднился с собственным одиночеством, сроднился настолько, что для него было непривычно и странно получать от общения удовольствие. Королева никогда не пыталась ему навязать что-либо, не уличала в ужасных пороках, которые надо немедля исправить. Напротив, она восхищалась темным Искусством Рейстлина и разделяла многие его воззрения. Вести с ней беседу было легко и приятно, и к тому же она ни разу не задержалась в гостях настолько, чтобы вызвать хоть намек на раздражение.

В знак своего уважения, а также в качестве подарка на девятнадцатилетие Дени Рейстлин преподнес ей колдовскую свечу из обсидиана. Свеча эта, витая, черная, была одной из двух, которые он забрал из башни колдунов Кварта. Она обладала особыми свойствами, доступными лишь посвященным, но маг зачаровал ее так, чтобы часть этих свойств открылась и для королевы. Девушке стоило дотронуться до подарка, и вторая свеча в покоях Рейстлина загоралась, позволяя владельцам обмениваться краткими мысленными посланиями. Таким способом они обычно уславливались о встречах.

В целом, чародея более чем устраивало положение дел, утвердившееся в Миэрине. Последним, кто доставил ему хоть сколько-нибудь беспокойства, был Джорах — но болезненное увечье надежно усмирило рыцаря, и не нашлось других глупцов, которые осмелились бы перейти дорогу магу. Рейстлин без помех исследовал тайные науки Эссоса в своей лаборатории. Его сила в сравнении с началом путешествия возросла многократно, но повода применить эту силу пока что не возникало. Дэйнерис и без помощи колдовства удерживала город под контролем, а если волнения все же возникали, она безжалостно топила несогласных в крови — зачастую именно по совету Рейстлина Маджере.

Но вот большая армия под предводительством Нахариса выступила в поход против дотракийцев. Уже через несколько суток обстановка в Миэрине накалилась: значительная часть военной силы покинула город, и тайные враги королевы проявили себя. По сторонникам Дэйнерис был нанесен внезапный подлый удар, который в дальнейшем повлек поистине роковые последствия.

В тот день ничто не предвещало грядущей беды. Рейстлин у себя в библиотеке изучал заметки неких странников о Крае Теней, недавно добытые одним из его агентов в городе. Но вдруг колдовская свеча на полке знакомо вспыхнула — Матерь Драконов пыталась связаться с магом. Оторвавшись от страниц, он дотронулся до черного обсидиана. В его сознании возникло тревожное мысленное послание: сир Барристан Селми тяжело ранен, его только что доставили в пирамиду, он истекает кровью. Дэйнерис просила Рейстлина как можно скорее придти старику на помощь, ибо жизнь его висела на волоске.

'Проклятие, только этого не хватало', — с раздражением и досадой подумал чернокнижник. В его глазах Барристан успел снискать гораздо больше уважения, нежели прочие рыцари обоих миров, вместе взятые. Маг исполнился решимости исцелить старика, и, взяв лечебные снадобья различного свойства, без промедления отправился к нему.

Рыцарь находился на первом этаже пирамиды, в зале, предназначенном для ожидания просителей — его опасались просто не донести до спальни. Раненого положили на одну из множества скамей, застелив ее одеялами. Увидев его, Маджере сразу понял, что зелья здесь не помогут. Ткань под стариком и повязки на его теле насквозь пропитались кровью, на его челе проступала меловая бледность, он дышал едва уловимо и не приходил в сознание. То были признаки начавшейся агонии — к моменту появления Рейстлина Барристан уже стоял одной ногой в могиле.

Жрица в лазурных одеждах — целительница из храма — встретила черного мага с молчаливой неприязнью, Мормонт с повязкой на шее вовсе избегал на него смотреть. А Дэйнерис, почти такая же бледная, как умирающий, шагнула к чародею со словами:

— Рейстлин, прошу вас, помогите. Эта утверждает, — она пренебрежительным кивком указала на жрицу, — что его нашли слишком поздно и сделать уже ничего нельзя. Но вы-то можете — я знаю, я уверена.

Она говорила отрывисто, деловито, держа себя в руках из последних сил. Маджере видел королеву такой лишь единожды, в Кварте, когда у нее похитили драконов. В аметистовых глазах дрожали огоньки надежды — последней отчаянной надежды на него, на черного мага. Увы, Рейстлин понимал, что шансы спасти Барристана призрачны. Единственное средство из известных ему, способное вернуть старика — колдовской ритуал, опасный и ненадежный. Если бы чародей решился прибегнуть к этому способу, ему пришлось бы заглянуть за грань посмертия, рискуя собственной жизнью. Но он оценил вероятность провала и отказался от этой идеи.