Роман о человеке по имени Мстислав

Так прошло полтора века, парниковый эффект помалу стал сдавать обороты, но к тому времени льды Гренландии и Антарктики растаяли почти полностью, образовавшиеся малые ледяные шапки на новых географических полюсах компенсировать этого не могли. Уровень мирового океана существенно поднялся, начисто перекроив очертания материков, к тому же последовавшие смещению земной оси сейсмические процессы начали этот процесс перекраивания, а таянье ледников только довершило общую картину. 'Скандинавия' теперь была окружена водой от материка и зараженными землями, было принято решение осваивать обнажившуюся ото льдов Гренландию. Сползавшие ледники утаскивали за собой грунт, и, большая часть огромного острова стала просто огромной скалой. Но для технически развитой 'Скандинавии' это не стало проблемой. Главное, что новая земля была чистой, во время войны на ее территорию упала всего три ракеты и-то они просто пораскалывали ледники, лишь ускорив процесс их сползания в океан.

Новым гегемоном стало объединение 'Скандинавия' к которой, в скором времени, присоединилось австралийское объединение, и японское островное. 'Японское' переселилось на новообразованные и незатопленные острова Океании поближе к Австралии, а сама 'Австралия' стала осваивать свой континент при поддержке и активном участии 'Скандинавии' приславшей своих кураторов. Притирание шло более полувека, не без конфликтов, но вскоре разногласий уже практически не было. Колонии всячески поддерживали друг друга и начали торговать с выжившими на материках, но только те, лишь слегка отойдя от территориальных войн, начали новые, то на религиозной почве, то по какой другой причине, еще больше вгоняя себя в дикость. Начались темные времена на территории бывшей Европы и Северной Африки, отсеченные от Азии образовавшимся огромными морями и мертвыми, не менее огромными, зараженными пустошами, где выживали лишь скорпионы, да насекомые. В Азии же 'японский' филиал активно способствовал восстановлению человеческих поселений и беря их под свой контроль. Вел торговлю, выменивая уцелевшие крохи погибшей цивилизации, да просто выменивая редкие ресурсы на безделицы.

Очень скоро на неподконтрольных 'колониям' территориям последовала тотальная деградация чуть ли не до уровня Эпохи Возрождения с рыцарями в латах и вооруженными оружием с дымным, а в лучших случаях — примитивным бездымным порохом. Время от времени всплывали знания довоенной эпохи и тогда их брали под свой контроль люди 'колоний', внедренные для 'запланированного курса' дикарей. Было решено, что лучше пустить развитие 'варваров' подконтрольно, чем пускать на непредсказуемый самотек. 'Колонии' же стали обильным и процветающим государством с все более развивающейся наукой и гораздо отдаленней или, точнее сказать, более обособленны от остального мира, как никогда прежде ни одно государство.

Изолированность и избранность, обособленность себя от остального человечества всячески культивировалась, поощрялась и взращивалась. К тому же биотехнологи не стояли на месте, активно применяя свои наработки для улучшения качества и продолжительности жизни немногочисленного населения 'объединения'. Что характерно сперва объединение не носило никакого общего названия и лишь со временем общим стало 'Скаан ма', так оно и называлось по сей день, названное изначально в честь метрополии. А первоначальное местоположение самой первой наземной 'Скандинавии' теперь звалось Соомэ ма к которой относились также группа островов восточнее, которые в следствии катастрофической сейсмической активности существенно поднялись над уровнем моря и на которых сейчас располагался заповедник в который меня и угораздило попасть.

Возвращаясь к обособленности, следует сказать, что благодаря генетическим изменениям и всеохватывающей государственной программе по улучшению генофонда, период жизни продлили в среднем до двухсот пятидесяти — трехсот лет. Наступление совершеннолетия официально наступало в двадцать пять, но даже тогда каждый гражданин был обязан пройти десятилетний курс обучения специализации, пойти на военную службу на аналогичный срок, либо же он шел, как неквалифицированный рабочий на муниципальные работы на срок в двадцать лет. По завершению которого, работник муниципалитета может остаться по желанию с дальнейшим продвижением или идти куда вздумается, разумеется, в рамках государства. Впрочем, государство теперь охватывало более чем серьезную площадь, а на всю территорию едва набиралось пять миллионов человек. Удлинившиеся сроки жизни сформировали совершенно иное отношение ко многим вещам, таким как: семья, продолжительность карьеры, трудовой стаж, искусство, культура и вообще это коснулось абсолютно всех аспектов жизни и смерти. Никого не удивлял трудовой стаж в сто лет или же даже в сто пятьдесят, отпуски по полгода-году, либо же добровольных уход из жизни в специальных учреждениях для особых долгожителей, которым порой доходило под четыреста лет. Но таких был очень немного, большинство же меняли свою жизнь кардинально по несколько раз, становясь порой на диаметрально противоположные пути. Это было общество, которое не удивлялось ничему и никому, общество, предоставляющее беспрецедентные условия и возможности для своих граждан, но лишь в рамках своего общества и только. Это было табу, чужакам-варварам ход был заказан на цивилизованные земли Скаан ма, как и путь для скаанцев в варварский мир, только, если ты не сотрудник тайной организации государства. Но роль своих советников, служащих и прочих работников на территории варварского мира не афишировалась, она также стала табуированной и давно уже перешла в раздел городских легенд. Официально общество считало, что цивилизованный мир живет отдельно, не вмешиваясь в жизнь варваров, а сами же варвары еще не доросли до контакта со Скаан ма. Изолированности же способствовало как огромное расстояние от варварских земель, как в случае с Австралией и Океанией. Либо же, как с Гренландией — трудно проходимые рифы, подводные вулканические скалы, разросшиеся после вулканической катастрофы взрыва огромного вулкана в Исландии или же, что умалчивалось, пограничные служащие тщательно отслеживали непонятным чудом доплывших к ним бедолаг. К тому же, 'великие' вновьоткрыватели Америки со стороны варваров, высаживались на мертвое побережье и, едва ли не все умирали от жесткого излучения, которое сохранялось долгие годы спустя древней войны. Так что они стали запретными землями для бесстрашных колонизаторов. Лишь иберийцам удалось создать свою Новую Иберию — небольшую колонию в пару тысяч населения в Южной Америке, и то они постоянно натыкались на сопротивление местных дикарей. В общем, отдушина для непоседливых мореплавателей была, и-то она усердно контролировалась двадцать четыре часа в сутки стратосферными дирижаблями, которые заменили собой спутники на захламленной до невозможности околоземной орбите.

Да, некогда летавшие тысячи и тысячи спутников связи, разведки, телескопы, десятки станций во время войны стали грудой космического мусора, который и по сей день создает время от времени 'метеоритные дожди'. В общем, гораздо рентабельнее в первое время стал проект со стратосферными дирижаблями и автоматическими зондами, да и стоимость его была гораздо меньше, чем создавать космическую программу почти с нуля, обладая едва ли не голой теорией с огромными пробелами в ней.

Освоение космоса отложилось на неопределенный срок, вместо того чтобы очищать околоземное пространство хватало еще вековых задач по очистке планеты. Хотя изредка на Землю падали крупные обломки станций и спутников. Были созданы специальные группы по их сбору и изучению, все-таки амбиции вернуться в космос не покидали властителей мирового гегемона. Многие материалы и технологии, которые создавались в условиях невесомости и низкой гравитации, так и не поддавались ученым объединения. Все таки, некоторое количество спутников расположенных на высокой орбите все же была, как объяснялось — противометеоритная защита. И то, появились они менее полутора веков назад.

— Я не вправе тебе говорить все это, итак слишком многое поведал из того, что не следовало. Уже поздняя ночь, что-то мы с тобой засиделись ,— за окном и вправду была глубокая ночь, где-то ухала ночная птица, да по саду расползался аромат вереска,— Да и тебе нужно отдохнуть

— Не помешает,— я действительно чувствовал себя на редкость измотанным и голова к тому же раскалывалась немилосердно. Успокоительные помогали, но ничего кроме апатичного безразличия уже не вызывали

— На сегодня хватит, завтра продолжим,— на этом он помог мне доковылять до моей комнаты — мои ноги подкашивались и норовили зацепить одна другую

— Отдыхай, Мстис. Понимаю, твоя картина мира изрядно порушилась, это очень непросто, но я понимаю тебя. И я вижу, что ты справишься с этими трудностями. Спокойной ночи,— он направился к выходу

— Ииро?

— Да?

— Мои родители тоже были 'йо ихмиса', как и вы, из-за этого их убили? — вопрос сам вырвался, Ииро даже опешил на мгновение, но сразу же взял себя в руки

— Да. В основном. Там не все так просто. Ты очень догадливый, Мстис. Сразу всего и не расскажешь, сам до сих пор не могу многое понять из произошедшего

— Ничего, мне пока и этого хватит. Спасибо за искренность

Ииро еще что-то хотел сказать, но просто кивнул и зашагал на выход, задвинув дверь. Я лег на кровать, прикрыл веки, в голове стоял гул. Гул мыслей обо всем сразу, моя картина мира не просто порушилась в этом Ииро прав абсолютно, она просто напрочь сломалась. Но для меня миропорядок рушиться не впервой. Да, это ломает тебя, трудно смириться, что нерушимые основы крушатся. А непоколебимые вещи слишком уж колеблются. Но, если не раскисать, то даже из осколков себя прежнего можно склеить что-то годное. В голове безумной мозаикой выстраивались картины прошлого. Родители улыбчивые, живые, кроха сестренка, пугливо и с интересом взирающая своими бездонно-синими глазами на такой большой и непонятный мир. Это было столь давно, что, кажется это и не я был тем парнишкой, что любил копаться в старых механических часах, часами просиживать за приключенческим романом, грезя о неизведанных странах. Мозаика разбивается, разлетается в дребезги, перемешиваясь и выстраиваясь в новые картины. Смешанный лес, солнечные лучи, пробивающиеся через листву как калейдоскоп. Замершая на опушке, прислушавшись к чему-то косуля, повела ухом. Тихий, низкий голос отца:

— Отбрось волнения, освободи голову от посторонних мыслей, не думай о том, как сделать то-то и то-то, просто есть ты в данный момент и твоя цель. Ты уже достиг ее, она уже твоя. Остался лишь небольшой, совсем малый шажок к ней. Слейся с окружением, ты составляющая этого мира, почувствуй это. Стань одним целым. Ты есть все, и все есть ты. Винтовка в твоих руках — продолжение тебя, руки твои расслаблены, никакого напряжения ни в них, ни в теле. Знаю, что дрожат, но это пройдет, просто контролируй это. Твое сердце замедляется, ты чувствуешь, как каждый удар следует после огромной паузы, между ними проходят часы. Твоя цель впереди, но она уже твоя, это решено.

Его слова словно замедляют время, очертания мира плавны и степенны, как воды северного залива. Сердцебиение растягивается, что, кажется, что и нет его вовсе. Косуля еще раз прислушивается к чему-то и, успокоившись, склоняет голову к такой сочной траве. Руки действительно дрожат и правая даже сильнее, но в последнее время уже не так. Отец прав, вполне можно унять ее мысленным усилием. Палец едва тянет на себя спусковой крючок, свободный ход выбран давно, ударов двадцать сердца — целый век. Ударник срывается, бьет по капсюлю, выстрел. Косуля безмятежна, она не замечает громкого хлопка, ей просто выключили свет.

— Молодец, сын,— отец довольно хлопает по плечу, он горд своим сыном, он горд мной

Следующая картина открывает разговор отца и матери, когда они думают что их никто не слышит, а я чувствуя стыд и одновременно интерес все же продолжаю слушать.

— Нам некуда бежать Яр. Просто некуда. Что теперь делать?

— Не бойся, просто доверься мне. Ты же знаешь, что иного пути нет. Ведь знаешь

— Знаю, дорогой, знаю, от того и так страшно

— Не бойся, солнышко,— отец прикасается щеки матери, а она прижимает его руку своей,— Мы вместе, а это главное. Скоро все должно завершиться, еще немного

— Поскорее бы

Вновь разбитая мозаичная круговерть. Выстроившиеся воспоминание, ставшее моим кошмаром, моим персональной пыткой на все эти годы. Вновь мертвые стеклянные глаза людей самых дорогих мне на всем свете. Горечь от того что они не со мной, а я все еще жив. Желание смерти превыше желания жить. Боль, щемящая, неутолимая жажда смерти, смертей. Смертей тех, кто все это сотворил! Всех до единого. Никогда не прощу, никого! И себя не прощу за свою бессилие, невозможность что-либо сделать. Глупо? Ведь я не мог ничего сделать. Да, я даже во сне, а ничем иным это не могло быть, осознавал это. Но стыд от собственного бессилия и невозможность вернуть все вспять гнетет меня, время от времени просыпаясь зверем, жрущим мою душу изнутри, оставляя на месте сожранного лишь пустоту в которой нет ничего светлого. Вновь мозаичный хоровод и перед глазами уже иная картина.

Я видел мглисто-черное небо, бескрайние грязно-серые снежные пустоши с искореженными остовами зданий, торчащими обломанными гнилыми клыками. Кругом заунывно и тоскливо воют ветра. Затем небо сереет, тусклый свет все увереннее рассеивает темноту, пока он не превращается в белоснежную пелену застлавшую весь горизонт:

— Хеи, вакнаа, хератэ,— звонкий назойливый голосок, зудел прямо в голове и не думал пропадать,— Сомну

Я разлепил глаза, Лэя настойчиво трясла меня за руку. Я чувствовал себя на редкость разбитым, поэтому просто перевернулся на другой бок. Девушка от такой наглости просто разразилась негодованием:

— Скватер...куинка сиэтат миа? Вакнаа! — она буквально задыхалась от возмущения

Меня такая реакция лишь раззадорила, я одним махом вскочил с постели, Лэя перепугано шарахнулась в сторону, испугавшись варвара.

— Лэя, олэ ниэн каунис* — задействовал я, заранее запасенный козырь

Девушка зарделась, беззвучно открыла рот, закрыла, кивнула на поднос с микстурами и выскочила из комнаты, что-то пискнув. А я, довольный собой, взял чашку с теплым отваром, сделал пару глотков и улыбнулся, глядя на сад за окном. Вот тебе, не ожидала?

— Что ж вы, молодой человек, девушку в краску вгоняете?— Ииро, как всегда, незаметно материализовался в комнате

— Ииро, а вы всегда намерены неожиданно напугать,— я вздрогнул от внезапного появления, чуть не поперхнувшись травяным настоем.

— Прости, Мстис, просто ты действительно применил тяжелую артиллерию против бедной девочки

— Назойливая она

— Это есть в ней, рвения ей не занимать,— улыбнулся он

— Разговор продолжается? — догадался я

— Да, время не ждет

* * *

*

Лэя, олэ ниэн каунис* — Лэя, ты такая красивая

* * *

Мы вновь прошли к резной каменной беседке в саду, на улице едва заметно дул ветерок, а тяжелые серые тучи предвещали затяжной ливень, воздух какой-то даже спертый что ли. Вновь был успокоительный настой, вновь я сидел и внимал, пытаясь не сбиться на незнакомых словах или терминах. Кое-что всплывало в памяти по аналогии, но многие вещи все же приходилось уточнять, переспрашивать. Возвращаться к прошлому нашему разговору, многократно прокрученному круг за кругом в голове. Общество, к которому принадлежал Ииро, мои родители, но не я, было насквозь закрытым для влияния извне. Попасть кто-то мог сюда разве что как источник изучения. В этом и был парадокс. Мое появление не вписывалось в общую картину давно сложившегося миропорядка. Я вроде как по крови свой, но в тоже время и дикарь.