Я прошел все проверки и испытания, но вскоре мой отец слег от тяжелой болезни. Когда он был на смертном одре, я спросил его, как мне разрешить мои затруднения, и он ответил, что я должен делать все, что необходимо, ибо на кону стоит моя собственная жизнь. Он сказал, что тех, кто слабее умом, нужно наставить на путь истинный — или наказать по справедливости — и что я должен любой ценой защитить свои интересы — ради себя самого, своего народа и жизни в целом.
Переведя дыхание, Плэгас продолжил:
— Причиной его преждевременной смерти оказалось редкое генетическое отклонение, затронувшее его третье сердце. Симптомы этой наследственной болезни нашли у всех его потомков, кроме меня — ибо я был рожден другой матерью. Испугавшись скорой кончины, мои братья и сестры предложили колоссальные деньги любому ученому-генетику, который сможет их спасти, и наконец один такой явился пред их очи, утверждая, что знает нужное лекарство. Все они, включая мою клановую мать, прошли курс лечения и пребывали в полной уверенности, что им удалось избежать семейного проклятья и скоро можно будет сделать то, о чем они так долго мечтали: окончательно и бесповоротно изгнать меня из семьи.
Его взгляд ожесточился.
— Они даже не подозревали, что это я нанял генетика и что его методы лечения были такими же липовыми, как и его рекомендации. И вот они начали умирать — один за другим, а я втайне злорадствовал, по временам развлекая себя тем, что убивался притворным горем на их похоронах и изображал безразличие, когда их несметные богатства переходили ко мне. В конечном счете я пережил их всех — и унаследовал все.
Закончив рассказ, Плэгас вытянулся в полный рост и сложил тонкие руки на груди. Взгляд Палпатина уткнулся в деревянный пол беседки. До уха Плэгаса донеслось тихое жужжание фоторецепторов 11-4Д, которые фокусировались на юноше.
— Ты считаешь меня чудовищем, — сказал он, нарушив затянувшееся молчание.
Подняв голову, Палпатин произнес:
— Вы недооцениваете меня, магистр.
* * *
В космопорту Ханны царила суматоха: один за другим взлетали корабли, спешившие вернуть участников молодежной программы на их родные далекие планеты. В главном пассажирском салоне набуанского звездолета "Джафан III" Палпатин и юный практикант из Керена делились впечатлениями о событиях прошедшей недели. Близкие к тому, чтобы стать хорошими друзьями, несмотря на политические разногласия, они были погружены в обсуждение предстоящих выборов на Набу, когда стюард прервал их беседу, объявив, что Палпатину следует немедленно вернуться в терминал космопорта. Стюард не знал, по какой причине и кто именно хочет его видеть, но едва зайдя в телетрап, юноша тут же узнал суровый, безжалостный взгляд одного из охранников, недавно нанятых отцом.
— Палпатин не вернется на борт, — сообщил охранник стюарду.
Сбитый с толку, Палпатин потребовал объяснить, почему его забирают с корабля.
— Твой отец здесь, — сказал ему охранник, когда стюард удалился. Через транспаристальное окно телетрапа он указал на дальнюю сторону летного поля, где стоял блестящий, обтекаемый корабль с гербом дома Палпатинов на борту.
Палпатин заморгал от удивления:
— Когда он прибыл?
— Час назад. Вместе с твоей матерью, братьями и сестрами.
— Меня не предупреждали, что они прилетят.
— Вопрос вне моей компетенции, — сказал охранник. — Ты уже прошел пограничный контроль, так что мы можем немедленно проследовать на корабль.
Палпатин ожег его взглядом:
— А ты, значит, просто следуешь приказам?
Конвоир невозмутимо пожал широкими плечами:
— Если вкратце и без прикрас — это моя работа, парень.
Смирившись с неизбежным — но все еще злясь из-за того, что пришлось нарушить планы, Палпатин проследовал за охранником через лабиринт переходов к телетрапу, ведшему на семейную яхту. Палпатин-старший уже ждал его в воздушном шлюзе.
— Почему мне не сообщили раньше? — требовательно спросил Палпатин.
Его отец кивком велел охраннику запечатать люк.
— Твоя мать, братья и сестры на корме. Я присоединюсь к вам, как только мы уйдем в гиперпрыжок. — Обойдя сына, он скользнул в кабину пилота. Палпатин повернулся в сторону внешнего люка, прикидывая свои шансы на побег, но в конечном счете отказался от этой затеи и отправился на корму — но не в главный пассажирский салон, а в отсек поменьше, где располагалась аппаратура связи. Там он пристегнулся к противоперегрузочному креслу и просидел в одной позе все время, пока корабль набирал высоту и переходил на сверхсветовую. Затем юноша поднялся и стал расхаживать по отсеку; за этим занятием его и застал отец, вошедший несколькими минутами позднее.
— Наш курс лежит на Малый Хоммель.
Застыв на месте, Палпатин уставился на него.
— Ты будешь жить в доме семьи Гриджейтус. Одежда и другие вещи, которые тебе могут понадобиться, уже на борту. — Не дождавшись реакции сына, Косинга продолжил: — Вы с Дженусом неплохо ладили в последний раз, когда мы там были. Смена обстановки пойдет тебе на пользу.
— И ты решил все это, даже не спросив меня? — процедил юноша. — А как же моя учеба в университете? Мое участие в молодежной программе?
— Все уже улажено. Ты будешь учиться вместе с Дженусом по программе Малого Хоммеля.
— Значит, ты одобряешь неприязнь Гриджейтусов к инородцам?
— Да будь они хоть трижды шовинисты, я отношусь к ним с куда большим уважением, чем к твоим нынешним друзьям.
Палпатин покачал головой:
— Нет. Нет.
Тон отца стал резче:
— Это ради твоего же блага.
Ноздри Палпатина раздулись.
— Отец лжи, — пробормотал он. — Откуда тебе знать, что для меня благо? Разве прежде тебе было до этого дело? Все из-за моей дружбы с Хего Дамаском, верно?
Палпатин-старший насмешливо фыркнул:
— Дружбы — ты так это называешь? Дамаск использует тебя, чтобы получить сведения о наших планах на предстоящие выборы.
— Конечно, использует.
Застигнутый врасплох признанием, Косинга выдавил:
— И все же ты продолжаешь... дружить с ним.
— То, что ты считаешь злом для Набу, я воспринимаю как шаг вперед, а Хего Дамаска — как дар свыше. Он влиятелен и умен — гораздо умнее любого из моих профессоров. И на целую голову выше тебя и твоих союзников — понимай в любом угодном тебе смысле.
Косинга презрительно скривил губы:
— Мне начинает казаться, что наш конфликт выходит за рамки простых политических разногласий.
— Так и есть — и ты это прекрасно знаешь. Ты используешь ситуацию как предлог, чтобы снова держать меня в узде.
— В чем бы не было нужды, прояви ты хоть малейшую способность вести себя подобающе.
Палпатин хмыкнул:
— Ах да, мои вечные попытки "подорвать устои общества". Знаешь, я не намерен возвращаться к старому спору.
— Ты слишком легко относишься к своим проступкам — учитывая, что ты чуть не навлек позор на всех нас.
— Не больший позор, чем навлек на семью ты.
— Эй, мы не меня сейчас обсуждаем, — вскинулся Косинга.
Палпатин взметнул вверх руки:
— Ладно. Хорошо. Высаживай меня на Малом Хоммеле — я все равно там не останусь.
— Я могу устроить так, чтобы ты остался.
— Выставишь караул из своих мордоворотов? Я легко обхитрю их, отец.
Губы Косинги сжались в тонкую линию:
— После того, как ты чуть не сорвал наши планы в отношении Тапало, любой намек на скандал может нас похоронить. Ты что, не понимаешь, что сейчас стоит на кону для Набу?
— И что стоит на кону для тебя, — с ехидной ухмылкой добавил Палпатин. — Брат твоей любовницы становится королем, а ты получаешь уютное местечко, о котором всегда мечтал, но которое не заслужил.
Со свирепой яростью в глазах Косинга выпалил:
— Будет лучше для всех, если убрать тебя с дороги.
— Наконец-то ты признал это.
Отец внезапно упал духом:
— Ты такая же загадка для меня, каким был в детстве.
На лице Палпатина заиграла улыбка.
— Просто ты не в состоянии меня понять.
— А ты, как всегда, столь высокого мнения о себе.
— Ни чуточки, отец. Ты даже не представляешь, на что я способен. Никто не представляет.
Косинга тяжело вздохнул:
— Я знаю, что ты мой родной сын, ведь я специально проводил анализ — для надежности. Но по правде, я не знаю, откуда ты взялся — от кого или от чего ведешь свой род. — Он пристально посмотрел на сына. — О да, вот же он — тот жестокий огонь в твоих глазах, который я вижу уже семнадцать долгих лет. Как будто ты хочешь убить меня. Ты всю жизнь думал об убийстве, не так ли? Ты просто ждал, когда кто-то даст тебе разрешение действовать.
Лицо Палпатина потемнело.
— Мне не нужно ничье разрешение.
— Именно. В глубине души ты — зверь.
— Царь всех зверей, отец, — сказал Палпатин.
— Я знал, что этот миг настанет. Знал еще в тот день, когда пытался запеленать тебя, а ты отбивался с такой силой, какой не встретишь у младенцев.
Сын посмотрел на него исподлобья:
— Я уже был взрослым, отец, возмужавшим с рождения — и ты ненавидел меня за это, ибо понимал, что таким, как я, тебе никогда не стать.
— Ненавидел сильнее, чем ты можешь представить, — с возросшей злостью в голосе прорычал Косинга. — Достаточно сильно, чтобы желать тебе смерти с самого начала.
Палпатин не сдвинулся с места:
— Ну так убей меня — прямо сейчас.
Косинга сделал шаг ему навстречу, и вдруг его со всей силой отшвырнуло к переборке, разделявшей центр связи и главный салон. Из-за запертого люка раздался взволнованный женский голос:
— Что случилось?
Потирая ушибленное плечо, Косинга смотрел на сына глазами, широко раскрытыми от удивления и страха — словно загнанное животное. Он попытался дотянуться до панели управления люком, но Палпатин одним движением пальца пресек его потуги. Невидимая рука развернула Косингу на месте и отбросила к противоперегрузочному креслу; от удара о подлокотник его лицо залила кровь.
Кто-то забарабанил в люк с противоположной стороны.
— Охрана! — закричал Косинга, но едва слова слетели с его губ, как переборка, к которой он привалился, прогнулась внутрь, швырнув его лицом в палубу и выбив из него весь дух.
Все это время Палпатин стоял как вкопанный, его руки дрожали, а лицо было перекошено от ярости. Что-то дикое светилось в его пылающих глазах. Он услышал грохот ударов по люку и развернулся к нему:
— Не подходите! Идите прочь!
— Что ты наделал? — панически голосила мать. — Что ты наделал?
Косинга с трудом поднялся на четвереньки и в страхе начал ползти к люку, оставляя на палубе кровавые пятна. Но Палпатин уже приближался.
— Если тебя породила сама Сила, я ее проклинаю! — проскрежетал зубами Косинга. — Проклинаю!
— Я тоже, — рявкнул в ответ Палпатин.
Люк заскользил в сторону, и он услышал голос охранника, который снял его с "Джафана III":
— Стоять!
— Косинга! — истошно завопила мать.
Палпатин обхватил руками голову, а затем со зловещей невозмутимостью подбежал к люку, схватил ошарашенного охранника за грудки и швырнул его на середину отсека.
Подняв лицо к потолку, он крикнул:
— Теперь мы все в одной лодке!
* * *
Из них бы вышли превосходные мастера пыточного дела: Плэгас и 11-4Д склонились над операционным столом, к которому был привязан Венамис — все еще в искусственной коме, а теперь еще и накачанный анестетиками. Дроид сжимал в своих придатках окровавленные скальпели, ранорасширители и кровоостанавливающие зажимы, а Плэгас — в маске и халате — стоял, закрыв глаза: лампы операционной отбрасывали от него на пол длинные тени, но сам он едва ли пребывал сейчас в бренном мире. Он глубоко погрузился в Силу и, равнодушно взирая на повреждения, которые 11-4Д нанес внутренним органам бита, сосредоточился на том, чтобы навязать свою волю микроскопическим посредникам Силы. Дроид при этом тщательно контролировал клеточную активность пациента, отслеживая симптомы того, что манипуляции Плэгаса — попытки продлить Венамису жизнь — дают желаемый эффект.
Внезапно по телу Плэгаса заструился поток искрящейся темной энергии. Такого сильного чувства он не испытывал с самой смерти Дарта Тенебруса; его сопровождали проблески настоящих, прошлых и, вероятно, будущих событий, и возмущение в Силе было столь велико, что в мгновение ока вырвало его из транса. Свершилось таинство, был пройден обряд посвящения. Морально готовый к тому, что Венамис предстанет перед ним сидящим на столе, он открыл глаза — но увидел лишь 11-4Д, который шаркал к нему от коммуникационной панели операционной.
Одними губами Плэгас вымолвил:
— Хилл?
— Нет. Юный человек — Палпатин. Сигнал из глубокого космоса.
Плэгас поспешил к аппаратуре связи. Они не общались с Палпатином с самой Чандрилы, но все это время Плэгас ждал звонка, гадая, принесут ли плоды его манипуляции. Если нет, ему придется лично проследить за тем, чтобы гамбит на Набу был разыгран по всем правилам. Разместившись в поле зрения голокамер, он несколько секунд разглядывал зашумленное изображение на экране: мерцающие огоньки индикаторов на приборной панели отбрасывали блики на лицо Палпатина, и что-то новое появилось в его глазах — цвет, какого муун никогда не видел там прежде. Бросив быстрый взгляд на прибор считывания координат, он спросил:
— Где ты?
— Я не знаю точно, — голос Палпатина был возбужденным, а взгляд беспорядочно метался.
— Ты на корабле.
Палпатин кивнул и, сглотнув, процедил:
— На семейной яхте.
— Прочти вслух координаты на навикомпьютере.
Когда юноша сделал, что было велено, Плэгас вопросительно уставился на 11-4Д.
— Хайдианский путь, в сторону края от Экзодина, — доложил дроид.
Плэгас поразмыслил:
— Свяжись с Солнечной гвардией, 4Д. Вели им приготовить корабль и сам будь готов к тому, чтобы сопровождать их.
— Слушаюсь, магистр.
Сит повернулся к монитору:
— Ты сможешь сохранять текущий курс?
Палпатин чуть наклонился в сторону:
— Я на автопилоте.
— Расскажи мне, что произошло.
Юноша сделал глубокий вдох:
— Мой отец без предупреждения прибыл на Чандрилу. Он забрал меня с корабля молодежной программы и пересадил на нашу яхту. Мать, братья и сестры тоже были на борту. После взлета я узнал, что меня отправляют на Малый Хоммель, как вы и предупреждали. Мы начали спорить, а потом... я не совсем понимаю, что со мной было...
— Расскажи мне, что произошло, — требовательно повторил Плэгас.
— Я убил их, — выпалил Палпатин. — Убил всех — даже охрану.
Плэгас с трудом сдержал улыбку. "Все кончено — Набу в моих руках. Остается лишь вить из парня веревки — и смотреть, какую пользу он принесет".
— Кто-нибудь на Чандриле видел, как ты садился на яхту? — поспешно спросил он.
— Только охранник — и он мертв. Все мертвы.
— Ты должен тайно вернуться на Чандрилу. Я пришлю корабль и своего дроида. Не пытайся объяснить произошедшее — даже если тебя спросят — и в точности следуй всем моим указаниям.
— Но вы не прилетите вместе с остальными? — спросил Палпатин, широко раскрыв глаза.
