— Сам не знаю, как упустил... Я ведь с начинающими последний раз в армейском хоре работал. А девочки в студии так уверенно держались... Витя, Вы же сами видели!

— "Уве-ееренно"! — передразниваю я, и приветственно машу рукой Ладе, — Представляете вариант, когда "Муся" — которая "имеет зуб" на вас за Пьеху — решит доложить "наверх", что солистки группы психологически неустойчивы, и не могут принять участие в правительственном концерте?!

Клаймича от такой перспективы даже передернуло, и он взмолился:

— Витя! Я все понял! До концерта КАЖДЫЙ день я и Коля будем проводить с ними репетиции и установочные собеседования!

Пульяж деловито меняла на сцене расстановку солисток, и мне удалось поперемигиваться с Верой.

— Какая хорошая песня у девочек! — раздался за спиной голос незаметно подошедшей Сенчиной, — Витя, признавайтесь... опять ваших рук дело?!

Смущенно развожу "этими самыми" руками, и корчу виноватую физиономию: мол, что поделаешь...

Сенчина неискренне смеётся.

Ужинаем сегодня в гостинице "Россия". Рано и в "расширенном" составе.

Завтра утром опять лететь в Липецк, а сразу после боя возвращаться на вечернюю репетицию в Москву.

Ретлуев разве что зубами не скрипит. Со мной он опять практически не разговаривает, и даже ужинать не пошел бы вместе со всеми, если бы его не притащил Леха.

А у меня просто нет ни моральных, ни физических сил выяснять с ним отношения. Да и что там "выяснять"? Он прав. Прав как тренер, как условно "старший" товарищ. Ильяс — чемпион СССР, человек, поставивший себе цель — и достигший ее. Весь его спортивный опыт и жизненные ценности противоречат тому, как поступаю я. И капитан ничего не может с этим поделать — он может только "плыть по течению", пока я побеждаю. И делать вид, что он мой тренер.

А что могу поделать я? Я хочу выиграть Олимпиаду, и хочу стать звездой мировой эстрады. Поэтому я пытаюсь "усидеть на двух стульях". И если это не получится — я пожертвую боксом.

То есть я не буду развивать "данные от природы" уникальную реакцию и силу удара — я просто сознательно похерю свой "талант"! Как спортсмена — наверняка мечтавшего об олимпийском золоте, и добившегося золотой медали Союза своими потом и кровью — Ретлуева такой подход просто убивал. И он ничего не мог изменить. Он даже не мог перестать быть моим тренером. Пока я побеждаю. Пока он видит, что хоть какую-то пользу, но он мне приносит. Наверное, он меня иногда... ненавидит!

Я с силой тру лицо ладонями, и улыбаюсь, поймав внимательный мамин взгляд. Привезенные фотографии я сегодня передал Пульяж. Разглядывая их, Мария Боруховна сначала было улыбнулась, а потом опять какое-то время молча на меня пялилась.

А что?! Фотографии я специально разложил в том порядке, в котором хотел, чтобы они шли в третьем куплете.

— Витенька, голубчик мой... Ты же понимаешь, что на использование таких фотографий нужно специальное разрешение?

— Конечно, Мария Боруховна! Я сегодня же позвоню Николаю Анисимовичу...

Клаймич опять царит за столом... Он рассказывает веселые истории из жизни музыкантов, и смешно вспоминает, с каким страхом учился выходить на сцену перед зрителями. Ему вторят Николай и Роберт. Остальные смеются...

"Подговорил уже ребят, прохиндей!".

Понимая, что уже дико хочу спать, я, плюнув на все условности, предлагаю Розе Афанасьевне "пойти покурить" на застекленной ресторанной веранде.

Старушка с улыбкой кивает, и затушив в пепельнице длинную "vogue", легко поднимается и идет за мной под заинтригованными взглядами присутствующих...

* * *

Вставать пришлось в шесть утра, и поэтому весь полет "Москва-Липецк" я сладко проспал на мамином плече. Заснул и в "Волге", которую генерал Коршанов любезно прислал за нами в аэропорт.

Предстоящий бой меня не волновал совершенно. Я даже немного удивлялся себе — настолько безразлично мне стало восьмого ноября то, что ещё второго вызывало нешуточное волнение.

Ненадолго заехали на обкомовскую дачу. Там мы с Лехой слегка размялись под молчаливым присмотром Ретлуева. Ильяс вообще рот раскрыл только дважды: первый раз, когда предупредил не усердствовать в разминке, а второй, когда разрешил легко позавтракать.

Мама уже заметила возникшую напряженность, но я попытался отболтаться, что перед боем Ретлуев всегда такой...

"Ну да...".

Когда подъезжали к стадиону "Янтарь", в машине неожиданно затрезвонил радиотелефон — я аж вздрогнул. Сержант-водитель со щелчком вытащил узкую белую трубку "Алтая" из крепления на железном корпусе:

— Младший сержант Веретенников... Так точно, товарищ генерал!.. Есть, со служебного входа...

Машина проследовала мимо "Янтаря" и остановилась около ворот, ведущих на футбольное поле. Местный сторож, ничего не спрашивая, поочередно распахнул створки, и "Волга" медленно покатилась вдоль пустующих трибун к корпусу, где проходило юниорское первенство.

Первой не выдержала мама:

— А почему сегодня так заезжаем?

Водитель безразлично пожал плечами:

— Приказ генерала...

Долго недоумевать не пришлось. Начальник Липецкого УВД с парой офицеров встречал нас около служебного входа со стороны футбольного поля:

— Здравствуйте, товарищи! И ты здравствуй, "известный певец, поэт и композитор"!

Генерал и офицеры засмеялись.

Я молча изобразил недоумение. Впрочем, долго корчить рожи не пришлось — "ларчик открывался просто".

Областная липецкая газета "Ленинское знамя" разродилась небольшой статьей, посвященной проходящему в городе Чемпионату юниоров, и теперь около входа в "Янтарь" меня поджидала группка моих первых фанатов. Небольшая. Человек на сорок...

— Мы ко входу даже один экипаж ПМГ направили... на укрепление. — генерал откровенно надо мной посмеивался, — Там хоть в основном и девочки... но их много!

Кроме меня и Ретлуева, все смеются. Улыбающаяся мама треплет меня по голове, а Леха хлопает по спине...

...Пользуясь своим привилегированным положением "поэта, певца и композитора", переодеваюсь в кабинете директора. Тут же, с гостеприимного разрешения директора стадиона, мы всей компанией остаемся дожидаться начала моего боя.

Пока суд да дело, решаюсь почитать, что там про меня сварганила местная пресса. Тем более, что все уже читают — благо, генерал Коршанов презентовал несколько экземпляров "печатного органа Липецкого обкома КПСС и областного Совета народных депутатов".

Статья располагалась на третьей странице, и называлась непритязательно: "Новости молодежного ринга":

"...проходящий в нашем городе со второго ноября... (бла-бла-бла).... десятки молодых спортсменов... будущая олимпийская смена... (Так! Вот оно...) ...молодой боксер из Ленинграда, Виктор Селезнев — "ВСО Динамо"... автор уже ставших популярными песен... (ну, тут скромный перечень "моих" шедевров) ...выступил с признанными мастерами советской эстрады на Торжественном заседании... награжден медалью за помощь милиции в задержании опасного преступника... необычная манера ведения боя... вышел в полуфинал... все свои бои выигрывает нокаутами... пока не знает горечи поражений... большое спортивное будущее... (Ну, про меня собственно всё...) Желаем удачи молодым спортсменам в предверии Олимпиады..."

Ага... Ну, как бы прилично написано. С чего девочки-то возбудились? Даже фотографии моей нет. Честно — непонятно...

В разгар коллективного обсуждения статьи, возвращается уходивший в зал Ретлуев:

— Надо идти... Следующий бой твой...

Я снова на ринге.

Из всех чувств сейчас правит бал только одно — раздражение. Раздражение, как результат острого недовольства собой. Апатия, накатившая еще вчера вечером в Москве, улетучилась без следа.

А ведь только послушал, как мама, Коршанов и директор стадиона Степан Алексеевич восхищаются моими успехами.

"Действительно... чего не восхититься?! Переписал пяток песен из Айфона, пяток подростков свалил на ринге, и пяток тысяч "чужих авторских" получил на сберкнижку. Насыщенной жизнью живёте, товарищ Селезнёв! Её вам именно для этого, наверное, повторили...".

Идя к рингу под девичьи повизгивания двух десятков идиоток, я не забываю белозубо скалиться и приветственно помахивать рукой.

"Повизгивания" перешли в экстаз, когда я в фирменном кувырке "a ля Хамед" перебросил тело через канаты. Впрочем, тут захлопали уже все... Понимаю. Впечатляет.

"Как неосмотрительно! А сальто-то я и забыл в перечень своих достижений вставить...".

Раздражение стало потихоньку переходить в бешенство. Меня уже потряхивало.

— Не обращай внимания, — снова обретает дар речи Ретлуев, и начинает успокаивающе гундосить мне в ухо, — таких кандидатов — как камней в горах... Его уровень ничем от первого юношеского не отличается, да... а тот ты уже перевыполнил...

"Что? Какой уровень? А... Мой сегодняшний соперник — кандидат в мастера спорта... И Ретлуев решил, что я нервничаю. Ну-ну...".

Перевожу взгляд в противоположный угол. Ха! Да, там настоящий профессионал! Сверлит меня мрачным взглядом, похлопывает перчатками себе по предплечьям — всем видом излучает силу и непобедимость.

"Ну-ну...".

Судья приглашает в центр ринга, быстрая скороговорка о правилах и честном ведении боя...

Гонг...

— Бокс!

По прямой двигаюсь к "профессионалу". Он прыгает на месте и пытается встретить меня джебом... Защищая голову, резко уклоняюсь влево — и хорошенько вложившись, "выстреливаю" прямой правый в чужой подбородок.

В полной тишине поворачиваюсь к упавшему сопернику спиной, и иду в нейтральный угол.

Судья запоздало начинает сыпать командами и открывает счет...

Уже в самолете понимаю, что в памяти нет ни лиц, ни имен моих последних трех соперников...

Пристраиваюсь к плечу задумчивой после моего боя мамы, и погружаюсь в полетную дремоту. Уже почти засыпая, чувствую как мамины пальцы гладят меня по голове и перебирают отросшие волосы.

ЦКЗ, репетиция, гостиница, "Быково"...

Стюардессы уже здороваются, как с родными! На этот раз мы возвращаемся в Липецк вечерним рейсом — завтра финал. Начинается в десять часов, мой бой в районе двенадцати.

"Если выиграю — стану мастером спорта..." — эта мысль у меня не вызывает ничего, кроме легкого недоумения, — "Ну какой из меня МАСТЕР СПОРТА(!) по боксу?... Хотя, а какой он должен быть... но все равно, странно это будет...".

Время позднее... За вторую половину дня вымотался так, что полуфинал чемпионата по боксу кажется легкой зарядкой. Впрочем, я там и правда не перетрудился! Зато в Москве... Хорошо, что хоть всё не зря. Закрываю глаза, и в памяти мелькают картинки сегодняшней круговерти.

Не знаю, кто в итоге справился с задачей: Клаймич с Завадским, или Роза Афанасьевна — узнаю потом подробности у Веры — но справились выше всяких похвал.

Мы успели приехать в ЦКЗ "Россия" буквально перед самым выступлением группы, и их "прокат" видели полностью. И ни единого замечания у меня к их выступлению не нашлось! НИ ЕДИНОГО!

Что уж говорить о других... Пульяж одобрительно кивала головой по ходу песни, а в конце разразилась громкими похвалами в микрофон на тему "Вот все бы дебютанты так выступали!"

И похвалы эти были абсолютно обоснованны! Девушки и держались на сцене свободно, и щедро расточали в зал улыбки. Ну, по крайней мере, две из них. Альдона дисциплинировано растягивала губы, но глаза по обыкновению оставались "ледяными". Но и этого оказалось достаточно...

Пульяж выставила в центр троицы Ладу — и искренняя, задорная улыбка девушки привлекала к себе основное внимание.

Моя появившаяся персона вызвала повышенное внимание Марии Боруховны. Скороговоркой бормоча традиционный набор приветствий "Витенькакакярадавасвидетьголубчиквымой", она этаким колобком скатилась со сцены, и принялась пристально изучать моё лицо. Для Главного редактора "России" уже не было секретом, что "у милого мальчика помутнение рассудка", и он принимает участие в соревнованиях (о, ужас!) по боксу! Я клятвенно пообещал, что мое лицо будет "в норме" — но Пульяж это каждый раз дотошно проверяла.

После придирчивого визуального "осмотра", я был благополучно допущен к выходу на сцену.

Мое исполнение "Ордена" тоже не вызвало никаких проблем, и было благосклонно "принято" Фельманом и Пульяж. После чего я, спустившись в зал, наконец-то смог по-человечески поздороваться и пообщаться с "одногруппниками" и Сенчиной.

Впрочем, долго мне прохлаждаться не довелось, и оставшееся время я провел на сцене с Сенчиной, хором МВД и другими артистами — откровенно заколебавшимися по несколько раз выходить с идиотскими улыбками и хлопками в ладоши в конце финальной песни "Ноль-Два"...

...Время поджимало, и едва успев со всеми попрощаться, мама, я и Леха поспешили в "Быково" на обратный рейс.

* * *

Девятое ноября — день финала Юниорского первенства и генеральной репетиции Концерта, я встретил невыспавшийся и злой.

Совмещение репетиций, тренировок, перелетов и боев, меня здорово вымотало. И похоже, что теперь моими основными эмоциями на боксе становятся не переживания, а казалось бы, взаимоисключающие друг друга раздражение и безразличие.

Раздражение от траты времени, недосыпа и новой "напасти" — поклонников. Да — теперь у меня появились свои "фанаты"! Причем если вчера с трибун верещали только девичьи голоса, то сегодня, по-моему, мальчишеские количеством им не уступают. Наверное, если девочек притягивал ореол "певца и героя", то парней, похоже, привлекло на стадион моё вчерашнее "И тут он ему ка-ааак дал!".

Нет... морально я был готов к этой стороне популярности. Я даже активно пошерстил рунет в поиске информации о том, существовало ли такое явление, как "фанатус советикус".

Увы, ещё как существовало!.. Причём, по отзывам современников, было ВСЁ: и по сто пятьдесят(!) милиционеров в оцеплении на стадионе (группа "Лейся песня"), и залезание в окна номеров гостиниц ("Песняры"), и кровавые "девичьи" драки в туалетах (Магомаев), и даже "идолоосеменение" (Андрианов)...

После прочитанного, мои представления об СССР, как о пуританско-сдержанном обществе, получили солидную пробоину ниже... скажем так... ватерлинии. Видимо, некоторые вещи в моем советском детстве прошли мимо меня...

Сам-то я за голую женскую грудь впервые подержался только на выпускном балу. Точнее, в темноте школьного гардероба... И только "подержался"! Благодаря тому, что её обладательница по неопытности сделала слишком большой глоток коньяка из бутылки "Яблочного сока".

Что же касается "безразличия"... Во время представления я даже не стал слушать имя своего сегодняшнего соперника. Оно мне было попросту безразлично. Ну Вася его звать, или Петя — какая разница? Побеждать надо все равно — возможности проигрыша я даже не допускал. Не для того я так корячусь последние дни, чтобы оступиться на последних шагах перед намеченными рубежами!

Главное — лицо себе не дать попортить, и побыстрее уехать в аэропорт. Пульяж с Фельманом и так на govно вчера начинали исходить каждый раз, когда слышали о моем возможном опоздании на Генеральную репетицию. В итоге решили, что на "Орден" я могу опоздать, а на "Ноль два" обязан быть вовремя...