Рассудив так, Донати совершенно успокоился и вновь присел на кровать. Нет, он не собирался сломя голову мчаться к банкиру и молить о помощи: Спини сам приходил в дом мессера Корсо с завидной регулярностью. Достаточно дождаться полудня, когда в мастерских наступает время отдыха.
На сей раз, однако, Спини явился гораздо раньше. Поприветствовав хозяина, он взволнованно воскликнул:
— Господи! Что происходит, мессер Корсо?
— О чём вы говорите? — беспечно спросил Донати.
— Неужели Джано делла Белла добрался и до вас?
— Нет, что вы! — Корсо рассмеялся.
— Значит, сплетники обманули меня? Никто не подавал на вас жалобу подесте?
— Отчасти слухи верны. Но помимо Джано во Флоренции живёт ещё немало мерзавцев, и одним из них оказался Симоне Галастроне.
— Ваш родственник?!
— Да! Вообразите только мой гнев и разочарование, когда вчера вечером этот негодяй, смекнув, что, поскольку улицы полны народа, я сдержу свою ярость, начал вопить, будто некоторое время назад одолжил мне деньги.
— Возмутительно! Обычно такие вопросы решаются без шума — разговор-то ведут два благородных человека, а не торговки рыбой.
Корсо махнул рукой: пусть поступок этот останется на совести Галастроне. Помолчав немного, он грустно произнёс:
— Я бы никогда не позволил себе такую выходку — мы ведь родичи! И сейчас терзаюсь сомненьями: защищаться или предоставить всё воле Господа...
— Одумайтесь, мессер Корсо! — вскричал Спини. — Разве можно смириться с подлостью Галастроне?
— Что ж тут поделать? — прошептал Донати.
Джери подавил улыбку — смиренный вид собеседника изрядно забавлял его. Когда ещё такое можно увидеть: неистовый рыцарь, "Великий барон", один из руководителей заговора против Джано делла Белла — и вдруг едва не заливается слезами из-за "предательства" родственника? Которого — вне всякого сомнения — сам же и оскорбил! Тут было отчего развеселиться, и только необыкновенная выдержка позволила Спини сохранить серьёзное лицо.
— Я знаю, как следует поступить, — заявил банкир.
— В самом деле? — Казалось, Корсо задал вопрос лишь из уважения к собеседнику.
— Да, — кивнул Спини. И замолчал.
Донати искоса взглянул на Джери и легко догадался: тот не намерен продолжать разговор, пока не услышит очередной вопрос.
С затаённым вздохом мужчина сказал:
— К несчастью, мессер Джери, я больше привык к звону оружия, чем к замысловатым речам судей и нотариусов. Вам же уловки этих хитрецов должны быть прекрасно знакомы. Поясните, что бы вы предприняли, оказавшись обвинённым в неуплате долга — я щедро отблагодарю вас за этот урок.
— Что вы! — всплеснул руками Спини. — Я готов прийти на помощь не из корыстных побуждений, а повинуясь дружеским чувствам...
"Отлично!" — сверкнул глазами Корсо.
Заложив руки за спину, банкир в несколько шагов пересёк комнату из одного конца в другой:
— Я слышал, будто каждый человек, вступив в цех судей и нотариусов, вскоре оказывается поражён страшной болезнью — не смертельной, конечно, но весьма неприятной. Представляете: эти знатоки права, такие мудрые и образованные, ничего не могут поделать с необъяснимым зудом в руках, который со временем становится всё сильнее.
— Неужели этот недуг невозможно излечить?
— Отчего же? Есть одно средство — весьма действенное...
— Что это за снадобье?
— О, его сумеет изготовить даже человек, не слишком сведущий в медицине! Главное — обратиться за помощью к покровителю нашего города, святому Иоанну.
Донати почесал подбородок:
— Кажется, мне уже доводилось встречаться с такого рода заболеванием...
— Прекрасно! Если какой-нибудь судья с вашей помощью излечится от недуга, благодарность его невозможно будет описать словами.
С каждой минутой диалог, полный недомолвок и замысловатых намёков, доставлял мессеру Корсо всё большее удовольствие. Не задумываясь, мужчина ответил со смущённым видом:
— А не выйдет ли так, что другие судьи при виде радости своего соратника по цеху затаят на меня обиду?
— Пожалуй, вы правы, — согласно кивнул Спини. — Нужно действовать так, чтобы никто не узнал о вашем поступке, мессер Корсо.
— Как же это сделать? — задумался Донати. — Если я отправлюсь прямиком к судье, ничего не выйдет: перед ним всегда толпится десяток-другой горожан.
— Не беда! — улыбнулся Джери. — Мне знаком человек, который сумеет уладить дело ко всеобщему удовольствию... Впрочем, — добавил мужчина, — "судейская" болезнь, к несчастью, поразила и его...
Корсо поспешно ответил:
— Да-да! Я понимаю. Разумеется, этот благородный господин также не останется обделён моим участием.
— Что ж, решено! — подвёл итог банкир. — Надеюсь, помощь не окажется напрасной, и двое благородных господ, спасённых от недуга, в молитвах своих упомянут наши имена.
— В молитвах, обращённых к Святому Иоанну? — ухмыльнулся Донати.
— Думаю, да! — беззвучно рассмеялся мессер Джери.
Глава 3
"Судейская" болезнь
На следующий день мессеру Корсо стало известно, что жалобу Симоне Галастроне поручено рассмотреть Бальдо дельи Аммирато. Флорентийцы считали этого судью — тощего, похожего на общипанного цыплёнка — престранным человеком: поступки его удалось бы объяснить лишь сумасшествием или желанием позабавиться. Иначе нельзя было понять, отчего, скажем, налётчика, которому следовало отрубить голову, мессер Бальдо великодушно приговаривал к избиению кнутом, а жалкого уличного воришку — к повешению.
Но тревога, охватившая Донати, тотчас исчезла при встрече с мессером Джери — тот был счастлив и уверял, будто сам Господ проявил к Корсо благосклонность.
На этот раз беседа получилась короткой: Спини куда-то спешил и, ограничившись несколькими ободряющими словами, покинул жилище союзника. Через несколько минут он уже входил в церковь Сан-Стефано — такую же безлюдную и мрачную, как и всегда.
Устроившись возле одной из колонн, банкир сделал вид, будто мысли его обращены к Господу — даже Папа не сумел бы проявить большее благочестие, — на самом же деле украдкой наблюдал за всем, что творится под сводами храма.
Когда за спиной мессера Джери раздались чуть слышные шаги, он уже знал, чей голос услышит.
— Благослови вас Господь, — прошептал Бальдо Агульони, остановившись возле банкира.
— Пусть Всевышний во всём помогает вам, мессер Бальдо, — обернувшись, многозначительно посмотрел на него Спини.
— Да, я бы не отказался от помощи небес...
— Мне, к несчастью, некогда было ждать, пока Господь проявит благосклонность, хотя, как видите, я всеми силами пытаюсь до него докричаться.
— Думаю, вам нужно проявить терпение — не следует слишком сильно докучать Создателю.
— О, я ведь не о себе беспокоюсь! В беду попал мой ближний, и горе его эхом отозвалось в моём сердце.
— Хм... Поступок ваш заслуживает уважения... — Спини недоверчиво покачал головой. — Нет-нет! Не будьте так скромны — просто поверьте мне на слово. А ещё лучше, расскажите, что случилось с вашим знакомым.
Банкир замялся, точно сомневаясь, стоит ли говорить, но затем всё же решился:
— Некий знатный господин, снискавший уважение флорентийцев в большей степени своими доблестями, нежели славным именем, полученным от предков, всегда служил образцом благородства: ни одну просьбу он не мог оставить без внимания. Разумеется, этим с радостью пользовались многие горожане, и в числе их один из родственников мужчины, считавший: "Если родич мой так глуп и наивен, что может поверить в любую басенку, почему бы мне не пожаловаться ему на тяжкую участь? Уверен, сей дурачок непременно откликнется на мою просьбу". Так и вышло. А поскольку свойства человеческой души таковы, что, единожды получив от кого-нибудь помощь, мы начинаем считать, будто благодетель наш обязан и впредь оказывать нам всяческие услуги, негодяй стал часто появляться в доме благородного господина, беспрестанно рассказывая о вымышленных трудностях и горестях.
— И добряк не мог ему отказать?
— Разумеется! Однако всё когда-нибудь кончается. Законы Джано делла Белла всей тяжестью легли на плечи героя моей повести, негодяй же стал богатеть с каждым днём.
— Неудивительно... — горько усмехнулся судья.
— И вот, настал день, когда благородный господин столкнулся с такими трудностями, преодолеть которые без чьей-либо помощи был не в силах. Скрепя сердце, он решил обратиться к человеку, которому так часто оказывал услуги...
— Думаю, нетрудно догадаться, что мерзавец ответил отказом...
— Э, нет! Напротив, выразил сочувствие, поклялся в вечной дружбе и заявил, что, дабы подтвердить искренность своих слов... — Спини тяжело вздохнул, — займёт "другу" столько денег, сколько тому понадобится. Разумеется, под крошечные проценты — всего-то в половину от указанной в письме суммы.
— Какая мерзость! — прошипел Агульони.
— К несчастью, иного выхода у благородного господина не было — он согласился на это предложение. Будучи уязвлённым в лучших своих чувствах, мужчина поспешил расплатиться с обидчиком и постарался как можно быстрее забыть само его имя...
— Что за чистая душа! Он даже не подумал отомстить!
Мессер Джери покачал головой:
— История на этом не закончилась. Желая как можно быстрее уплатить долг, мужчина совсем позабыл о расписке...
— Господи! — закрыл лицо руками судья.
— Мне продолжать? — поинтересовался Спини.
— Нет, я и сам догадываюсь, что было дальше! — затряс головой мессер Бальдо. — И даже понимаю, о ком вы рассказывали: сейчас этому синьору грозит штраф, равный увеличенной вдвое сумме займа.
— Откуда вам это известно?
— Я беседовал с одним из соратников по цеху — мессером Бальдо дельи Аммирато.
— Как, вы знакомы с этим человеком, чью мудрость славит вся Флоренция? — изумился банкир.
— И не только знаком. Мы с мессером Аммирато вместе учились в университете Болоньи. Уже тогда он поражал преподавателей знаниями и твёрдым намерением сделать так, чтобы во всей Италии восторжествовал закон.
— Жаль. — Уголки губ Спини поползли вниз.
— Почему? — спросил Агульони. На этот раз изумление его было непритворным.
— Если мессер Аммирато столь строг, при виде расписки — более убедительного доказательства просто невозможно найти! — он тотчас примет сторону обманщика и накажет моего друга.
— Я бы не стал так утверждать, — покачал головой мессер Бальдо. Спини с надеждой посмотрел на него. — Когда решается чья-либо судьба, поспешные поступки недопустимы — так учили нас умудрённые годами профессора. И мысль эту повторяет любой человек, вышедший из стен Болонского университета.
— Но ведь с принятием "Установлений справедливости"...
Презрительно фыркнув, Агульони прервал собеседника:
— Забудьте об "Установлениях" хоть на миг, мессер Джери! К тяжбе вашего друга они не имеют никакого отношения — здесь действуют иные законы... Законы, на создание которых ушло много веков и трудов тысяч великих знатоков права, а не пара-тройка недель и желание мессера Джано досадить грандам. — Старательно выделяя каждое слово, он продолжил: — Чтобы собрать необходимые доказательства, потребуется немало дней. Нужно будет найти свидетелей и, разумеется, проверить подлинность расписки.
— Но когда-нибудь всё же наступит день, когда приговор будет вынесен.
— Не беспокойтесь: мессер Аммирато сумеет разобраться в этом деле. Особенно теперь,, после вашего правдивого рассказа.
— Я всё же опасаюсь, не случится ли какой-нибудь ошибки. Если бы вы пришли на помощь вашему старинному другу...
Агульони закатил глаза и принялся задумчиво разглядывать своды церкви.
— Удивительно, мессер Джери! — прервал он молчание. — Посмотрите только, как обветшала церковь, считавшаяся некогда одной из красивейших во Флоренции. Ещё немного — и стены её покроются трещинами, словно морщинами на челе старика. Разве Господь не накажет людей, относящихся к храму с таким пренебрежением?
— Моё сердце всегда сжимается при виде картины, нарисованной вами, мессер Бальдо.
— Каждый год я жертвую на нужды церкви пятьдесят лир. И что же выходит? Неужели участь её волнует одного лишь меня?
— Нет! Вы ошибаетесь. Лучшее из качеств моего друга — благочестие. И если вы готовы потратить пятьдесят лир, то он — уверен! — пожертвовал бы вдвое больше, не помешай ему злосчастная тяжба.
— Боюсь, этих денег едва ли хватит...
— Я с радостью последую вашему примеру. Пятьдесят лир — не такая уж большая сумма, когда дело касается Господа.
— Конечно, — кивнул Агульони. — Ведь поступок ваш непременно будет вознаграждён. И очень скоро...
Глава 4
Цех судей и нотариусов
Потянулись дни ожидания, одинаково томительного для обоих участников тяжбы — и для мессера Симоне, и для мессера Корсо.
Галастроне надеялся, что вскоре будет объявлено о наказании лживого родича: мужчина даже мысли не допускал, что решение окажется противоположным тому, на которое он рассчитывал. И странному промедлению судьи находил оправдание: в конце концов, служителям богини Фемиды каждый день приходится разрешать десятки подобных споров и у них, должно быть, попросту нет времени, чтобы всерьёз взяться за дело.
Мессер Корсо, к собственному стыду, не мог похвастать подобной рассудительностью. Конечно, ему довелось выслушать немало рассказов о хитрецах, способных повернуть всё таким образом, что человек, обвинявший кого-либо в злодеянии, сам объявлялся преступником. Но разве можно верить таким сплетням сейчас, когда над шеей уже занесён меч правосудия? Вряд ли...
И потому каждый день, прошедший без оглашения приговора, Донати воспринимал, как некое чудо, дарованное самими небесами.
Впрочем, утверждение, будто мужчина страшился громадного штрафа, который пришлось бы уплатить в случае поражения, едва ли можно было считать верным. Скорее, тяжба представлялась мессеру Корсо одной из азартных игр, безумно любимых его братом Форезе, а унижение Галастроне доставило бы ему больше радости, чем сундук, полный золота.
— Надеюсь, Симоне задохнётся от жадности и злости, так и не дождавшись решения суда, — говорил иногда Донати мессеру Джери.
— Да, — невозмутимо соглашался тот, — подобный исход решил бы все проблемы.
Однако всё оставалось по-прежнему: мессер Симоне пребывал в добром здравии, наказание обходило мессера Корсо стороной, и даже сплетники, поначалу отнесшиеся к тяжбе с огромным интересом, загрустили и обратили взоры на более любопытные вещи.
Это несказанно обрадовало судью Аммирато, который, избавившись от ненужного внимания, смог, наконец, проявить лучшие свои качества. Вдруг появилось столько непредвиденных трудностей, столько обстоятельств, которые следовало учесть, столько показаний — по большей части, путаных и бессвязных, — что через месяц после начала тяжбы непреложным оставался лишь тот факт, что Симоне Галастроне действительно пожаловался подесте на Корсо Донати. Соратники по цеху могли гордиться мессером Бальдо: едва ли кто-либо сумел бы запутать дело с большим искусством, чем он.
