Пёстрые перья, или вся правда на ночь

А уже поздно ночью, когда лагерь давно затих, ко мне пришёл Жак. Он был бледен. Ввалившись в землянку, он опустился на сундук, держась за живот обеими руками.

— Ох, мочи нет, как крутит. Дай мне что-нибудь, да поскорее.

Я заметался. Когда было испробовано всё, а Жаку легче не стало, уже начинало светать. Рассвет мы встретили, сидя у входа в землянку. Я — обхватив голову руками в мучительных раздумьях, он — придерживая ремешок сползающих штанов. Готовый снова вскочить и убежать в ближайшие кусты.

Так что среди тех, кто покинул лагерь с первыми лучами солнца, были и мы с Жаком.

Когда впереди показалась гряда невысоких гор, густо поросших у подножия хвойным лесом, отряд разделился. Большая его часть отправилась дальше. А остальные — я, Жак, и взявшиеся проводить нас Бобр с Зябликом свернули в извилистую расселину.

Матильду мы нашли в огороде. Стоя на коленях, она пропалывала грядки. Отведя белые волосы со лба перепачканными в земле пальцами, сощурилась на нас. Вид у неё был недовольный.

Оглядываясь на бледного Жака, я объяснил суть дела. Она слушала, сопя и хмурясь. Потом встала, отряхнула юбку, и поманила нас за собой в дом.

Там она завозилась у полок, уставленных всякой всячиной. Перебирала один за другим маленькие горшочки, что-то смешивала, пересыпала, бормоча себе под нос. Маявшийся Жак, наблюдавший за ней с лавки, сказал:

— Уважаемая, нельзя ли побыстрее?

— А ты куда-то торопишься, голубь? — ответила она, не прекращая своего занятия.

— Мне нужно успеть ещё кое-куда... — мой товарищ взялся за живот, икнул, и нетерпеливо закончил: — Дело у меня. Важное.

— Ну, если важное... — Матильда наконец нашла искомое.

Бормоча под нос непонятные слова, накрошила в чайничек загадочной сухой смеси из холщового мешочка. По комнатке поплыл пьянящий аромат.

Сунула в руки Жака кружку с отваром и велела пить. Потом положила ему ладони на голову, прижала пальцами виски и взглянула внимательно в глаза. Прикрикнула:

— Сиди, не дёргайся!

Тот замер. Хорошенько наглядевшись, старуха отошла к полкам, сняла с одной из них круглый предмет. Это был такой же, как у меня, стеклянный шар. Усадила меня рядом с собой на лавку. Вложила шар мне в руки, накрыла своими.

— Смотри. Что видишь?

— Ничего, — ответил я, недоумевая.

Она покачала головой.

— Глаза закрой.

Я закрыл глаза, начиная злиться. Всё это казалось мне глупым розыгрышем.

— Ну, что видишь? — повторила она.

— Темноту, — усмехнувшись, сказал я.

— Хорошо. Ещё что?

Я хотел ответить резкостью, но запнулся. Мне показалось... Показалось, что в темноте, клубящейся у меня перед закрытыми глазами, что-то мелькнуло. Я напрягся, пытаясь понять, что это было.

— Не суетись, — раздался голос Матильды. — Расслабься.

Я ещё какое-то время силился увидеть то, что мне померещилось. Потом старуха сняла свои руки с моих.

— Ну всё. Хватит тужиться.

Я заморгал слезящимися глазами. Она смотрела, странно улыбаясь.

— Думаю, нам пора. — Я поднялся, отдал шар Матильде. Оглянулся на Жака. Тот лежал на лавке, приоткрыв рот. Он спал.

— Спит твой дружок, до вечера не проснётся. — Матильда не спеша поднялась. — Пойди, скажи дружкам своим, что в кустах сидят, задержитесь вы.

Когда я вернулся в дом, Матильда колдовала у очага, помешивая ложкой в котелке. По домику витали заманчивые запахи.

Бобр и Зяблик нисколько не удивились известию. Они лишь переглянулись, и продолжили игру в кости.

Матильда сняла котелок с огня и разлила похлёбку по двум расписным тарелкам. Пока я, обжигаясь, медленно хлебал её варево, она не столько ела, сколько смотрела на меня, подперев кулаком острый подбородок

Спросила:

— Скажи, деточка, у тебя в роду таких как ты, раньше не было?

— Нет.

— Точно?

— Уважаемая Матильда, — сухо сказал я. — Я прекрасно знаю всех своих родственников — как покойных, так и ныне здравствующих. Уверяю вас, что...

— Ну будет, будет, — она отмахнулась, смеясь, — ишь раскипятился! — Собрав тарелки, старуха унесла их, продолжая хихикать.

Жак проснулся действительно только к вечеру. Поднялся, держась за стену. Провёл ладонью по лицу. Шумно выдохнул. Щёки его порозовели. Он перевёл взгляд на приоткрытую дверь и крикнул:

— Ах ты, старая карга! Вечер на дворе!

Матильда, сложив руки под передником, спокойно наблюдала за нашим торопливым уходом.

Когда я выходил, пригнувшись, в низенькую дверь, она сунула мне в сумку маленький свёрток и шепнула: "Возьми, там травки всякие, пригодятся".

Глава 27

Всю дорогу Жак на чём свет стоит костерил старую Матильду. Пока Бобр наконец не проворчал, что всё едино они бы никуда бы не поспели. С такими засранцами. И Жак умолк.

В пути я вытащил из сумки и развернул подарок старухи. Там оказался небольшой амулет на шнурке — полупрозрачный камушек цвета солнца. Камушек грел ладонь. Он понравился мне, и я повесил амулет на шею. Ещё там был пучок высушенной травы. Я пригляделся и увидел, что это кровохлёбка. С досадой я сунул её обратно в сумку.

— Как это могло случиться?! — вновь и вновь спрашивал Бобр.

Стоя на коленях, он дрожащими руками в который раз перебирал сваленные в кучу на грязном плаще разряженные пистолеты. Рядом, на полотне, лежали семь наших товарищей. Чеглок лежал с краю. Лицо его было спокойно, словно он спал. Лишь две страшные раны на груди, там, где разодранная и пропитанная спёкшейся кровью рубашка прилипла к телу, говорили о смерти. Жак сидел рядом. В лицо ему я старался не смотреть.

Молль, с перевязанной головой, прохаживался поодаль. Изрядно потрёпанный Сапог оказывал помощь уцелевшим. Я помогал ему. Когда мы перешли к Тиму, он молча протянул руки. Оба его предплечья и часть плеча были покрыты глубокими порезами. Сапог обработал его, а я принялся бинтовать, накладывая тугую повязку из разорванных на длинные полосы кусков полотна.

Потеря семерых человек, и каких, была ужасной для банды. Когда все раненые были осмотрены, мы собрались в круг. Собрание было общим. Вместе со мной нас осталось десять человек.

Слово взял Молль. Он был бледен. Чёрная бородка топорщилась.

Отдав должное погибшим, он указал на сложившееся бедственное положение. И предложил, не теряя времени, присоединиться к банде Кривого.

Кривого я знал заочно. С его людьми мы сталкивались в селении в горах, где обычно собирались такие, как мы. Это один из них как-то попытался ко мне прицепиться. И, честно говоря, нашим парням не нравились установленные Кривым в своей банде порядки.

Молля слушали с хмурыми лицами. Но никто не решался возразить. Положение, в его описании, казалось безнадёжным.

В конце речи он предложил немедленно сниматься с места. "За нами могли организовать погоню", — сказал он. Нужно поскорее сложить покойников в ближайшем ущелье, и убираться в горы. На соединение с другой бандой.

— Ты предлагаешь бросить наших людей, как собак, у обочины? — сказал я. — Чеглок никогда не бросал своих. Он и тебя бы не оставил вот так валяться!

При этих словах все зашевелились. Жак поднял голову и посмотрел на меня.

— Говорят вам, за нами след, как от обоза! — повысил голос Молль. — А ты не бойся, Кривой тебя не обидит. Он таких тоже любит, тощеньких.

— Что-то я не заметил погони, когда мы по Южному пути проходили, — заметил Бобр.

— Если начнём прямо сейчас, мы успеем похоронить мёртвых, и уйти, — сказал я упрямо. — А потом решим, что делать дальше.

— С каких это пор бабы здесь командуют? — рыкнул Молль.

— Тайса дело говорит, — сказал Грач.

Все вскочили. Грач, которого мы посчитали мёртвым, лежал, опираясь на локоть. Лицо его покрывала сплошная корка засохшей крови, вытекшей из раны на лбу. Он даже не мог разлепить глаза.

— Что тут у вас творится, Молль? — слабым голосом, едва шевеля губами, спросил он.

Молль тут же предложил оказать помощь раненому, а нам велел приниматься хоронить мёртвых.

Мы нашли участок пригодной земли, и вырыли могилу, одну для всех. Мы всё-таки торопились, и яма вышла неглубокая. Потом положили сверху столько камней, сколько удалось принести.

Когда мы закончили, и собрались уходить, из леса вышла группа вооружённых людей. Это была банда Кривого.

Сам главарь восседал на пегом коне. Морщась, оглядел нас всех единственным глазом. Другой закрывала потёртая кожаная повязка. Вооружён он был до зубов.

Молль вышел к нему. Тот слушал, усмехаясь, и обводил нас насмешливым взглядом. Его прищуренный глаз остановился на мне, и я поёжился. О Кривом ходили разные слухи.

Переговоры закончились. Кривой кивнул. Молль вернулся к нам, и объявил результаты. Кривой обещал оказать посильную помощь, и дать всем новеньким равные права. Я опять почувствовал на себе взгляд чужого главаря. Неожиданно для самого себя сказал:

— Я остаюсь.

— И куда ты пойдёшь? — презрительно спросил Молль.

— Не твоя забота. Не пропаду. — Я говорил твёрдо, но это было мужество отчаяния. Я понимал, что идти мне некуда. Но попасть в лапы Кривому было ещё страшнее.

Я увидел, как наш главарь переглянулся с чужим. Тот двинулся было в седле, желая отдать какое-то распоряжение, но его опередил Жак. Он шагнул ко мне и встал рядом.

— Я тоже остаюсь. — Это были его первые слова, с тех пор, как мы вернулись в лагерь.

Жак подвигал плечами, поправив на себе, как бы невзначай, оружие.

К нам вразвалку подошёл Бобр, за ним — Зяблик.

— Вы просто кучка жалких глупцов. — Бросил нам Молль. — Вы ещё прибежите обратно, поджав хвосты!

— Ничего, — подал наконец голос Кривой. — Набегаются, сами придут. А мы подумаем.

И, засмеявшись, повернул коня.

— А куда бы ты хотел пойти, Бобр? — Спросил Зяблик, поправляя ветки над костром.

Мы сидели в наспех сложенном шалаше.

— Подамся на север, если здесь не выгорит. Есть там у меня кое-какие знакомства. А ты, Зяблик? Чего с Кривым не остался?

— Бывал я у них. Ничего хорошего.

Зяблик был ещё совсем молодым, но уже успел послужить в армии, дезертировать оттуда и попасть в дурную компанию. Примкнув поначалу к группе таких же, как он, юнцов, он скитался с ними до тех пор, пока столкнувшийся с ними отряд стражи не разделался со всеми. Зяблик уцелел чудом. После этого он пытался прибиться к другим бандам, пока не попал к нам. У нас он был новичком, и я ещё толком не знал его.

— А ты сам, Бобр? — спросил Жак.

Тот сплюнул на землю. Повертел головой, словно ворот душил его.

— Есть у Кривого пара — тройка ребят, которым я бы спину не подставил.

Уже давно перевалило за полночь. Устроив временное жилище, мы собирались дежурить посменно. Но засиделись у костра.

Запал предыдущих часов прошёл, ему на смену пришло сомнение.

Наверное, я всё-таки задремал, потому-то и не заметил появления Сапога.

— Спите, вояки! — сказал он, разглядывая нас. — Бери вас голыми руками.

— Я тебя ещё издали засёк, — ответил Жак.

Сапог опустился на землю, тяжело отдуваясь. Выглядел он неважно. Одежда его была покрыта пятнами и вываляна в грязи. На лбу краснела свежая царапина. Когда он протянул руки, грея их у костерка, я заметил, что пальцы его дрожат.

Наконец он собрался с силами, и мы узнали, что произошло.

Поначалу всё шло хорошо. По прибытии в лагерь Кривого раненого Грача устроили в отдельной палатке. Остальных тоже как-то устроили. Один только Молль не пошёл с остальными. Главарь пригласил его с собой на совет. Потом туда же позвали Сапога. Тот в это время находился при раненом.

Надо сказать, Сапог происходил из добропорядочных горожан. Его отец передал ему по наследству солидную аптеку. Дела шли хорошо, Сапог женился, и, казалось, ему предстоит прожить спокойную, сытую жизнь.

Всё изменилось, когда в городе прошла волна заразной болезни. Власти издали распоряжение оказывать заболевшим врачебную помощь бесплатно, в любое время дня и ночи. В довершение всего заболела единственная дочь. Недолго проболев, ребёнок умер.

Эпидемия закончилась, унеся множество жизней, и заодно подкосила владельца аптеки. Потом рядом объявился удачливый конкурент, и покупатели потянулись к нему.

Наконец к Сапогу, который ещё не был тогда Сапогом, пожаловал и сам конкурент, предложив продать заведение за хорошую цену. Тот отказался. Дела шли всё хуже, и аптекарь стал пить. Немногочисленные оставшиеся клиенты стали покидать его. И однажды ночью, пьяным поднявшись в супружескую спальню, аптекарь застал свою жену в объятиях соседа. В застлавшем голову тумане Сапог помнил только, как стоял над трупами обоих. Придя в себя, он немедля бежал из города.

Скитаясь по окраинам, голодая и побираясь, он в недобрый час попал в поле зрения выехавшего развлечься с собаками отпрыска богатого вельможи. Интересы юного охотника не ограничивались одними птичками и зверюшками. Вельможный мальчишка не брезговал и бродягами.

Тут бы и пришёл конец незадачливому бывшему аптекарю. Но на этот раз не повезло охотникам. Оторвавшийся в пылу погони от свиты дворянин расстался с жизнью, а заодно и со всем, что у него было. А Чеглок заполучил человека, разбиравшегося в лекарствах, и умеющего при необходимости пустить кровь больному.

Придя в палатку к Кривому, Сапог был ласково принят. Но в последовавшем разговоре оказалось, что для упрочения своего положения следует кое-что сделать. Он должен был дать раненому Грачу некое снадобье, облегчающее переход на тот свет.

Поняв, что отказываться нельзя, Сапог согласился. Выйдя из палатки Кривого, он встретился с Комариком. Тот тоже успел побывать у главаря, и они поняли, что положение ещё хуже, чем они думали. Примкнувшим к банде новичкам предлагалось заслужить доверие, выследив, и уничтожив отколовшихся. Так же поступили бы с теми, кто попробовал отказаться. Для этого с ними должны были отправиться люди Кривого.

Сапог, Комарик, ещё трое наших, не захотевшие резать своих — даже не представляю, как они ухитрились не только уйти живыми из лагеря, но в кромешной тьме отыскать наш шалаш в лесу.

Нет нужды говорить, что теперь мы убрались как можно дальше от этого места.

На первом же привале я отыскал у себя в сумке одежду мальчика, хранившуюся с того времени, как мне обрезали волосы. И чтобы не было недомолвок, рассказал о себе почти всё, лишь не называя никаких имён.

Выслушали меня молча. Жак сделал вид, что всегда это знал. Бобр заметил: "А я-то всё смотрю, у тебя платье в плечах расползается". И больше вопросов мне не задавали.

Вопреки моим мрачным прогнозам, дела у нас пошли хорошо. Мы провернули пару — тройку мелких, но удачных дел. К нам даже присоединилось несколько человек со стороны. И нам до сих пор удавалось разминуться с объявившей нам войну бандой Кривого.

Наши люди были довольны. Даже Бобр перестал говорить о том, чтобы сбежать на север.

Но некоторые понимали, что не всё так просто, и скоро так и вышло.

Местность, где мы промышляли, с одной стороны граничила с соседним государством. С другой — возвышались горы, затрудняя проход вглубь страны. Среди местных жителей ходили упорные слухи о скорой войне.