Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Командор не просто так назначил собрание на каторжнике. Штрафники прочно угнездятся на трофее, даже ничего всерьёз не имея в виду, просто для демонстрации своей особости. А мы как парламентёры в союзном нынче клане. Вот такие пиратские отношения совсем без сантиментов, лишь выживание, только бизнес — никого не жалко, никого. Хотя приличия соблюдаем, улыбаемся дружелюбно, этого парням довольно. Руда созвал клан, значит без дедов, из посторонних прихватили только главного французского терпилу.
Руда налил ему красненького, ведь лягушатники, говорят, любят красное вино, и воркует по-французски, полиглотина интеллигентная, блин. А Лют, самородок-самоучка, переводит нам на понятный английский.
-Выпейте, месье, и соберитесь, у нас сейчас состоится серьёзный разговор. Если вино не поможет, мы настроим вас на диалог башмаками, — ласково налаживает контакт Командор.
На франчишку противно смотреть, рожа красная, раскисла от слёз и трясётся. Вино выхлебал в три глотка. Пивную кружку, пинту с четвертью. Культура пития, блин. Но помогло винишко. Глазки у него осовели, из них ушёл предсмертный ужас.
-Как называется твой корабль? — спросил Руда для разрядки.
-Э... "Прованс", мессир, — удивлённо ответил жабоед.
-"Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс...", — немузыкально прогудел Клык.
-А давайте его "Гасконью" обзовём! — смеётся Сыч.
-Не! "Д"Артаньяном"! — осенило Маламута.
-Утверждаю мушкетёра, — согласился Командор и начал допрос. — Имя, титул, должность.
-Жан Режан, баронет С-кий, капитан колониального флота его величества, короля Франции, Людо...
-Понятно, Жано. Сколько ты заплатил за эту морскую прогулку?
-Относительно недорого...
-Относительно чего?
-Относительно цены за такой же чин в армии его величества, мессир.
-Гм. Ты неудачно сэкономил. Подрался бы в Европе, но тебе взбрело в тупую голову что-то ловить в Атлантике. Груз и пункт назначения?
-Порох, железо, сукно, инструменты и стекло, мессир. Линзы, мессир. Шли на Мартинику, мессир.
-Откуда у тебя столько золота в казне, Жано?
-Меня сочли надёжным перевозчиком марсельские банкиры, мессир.
-Поздравляю, Жано, ты не самый дебильный из дебилов твоей родины. Учитывая твою умственную неполноценность, мы так и быть, придумаем тебе посильные задачи.
-Но выкуп, мессир!
-Ты ведь успел нагадить родне? Иначе, что ты забыл в море? — спрашивает Руда, выдав ему хук в печень. — Больно, месье? Чем больше будешь тупить, тем больнее мы тебе сделаем. Ты останешься с нами до смерти. Всё, что ты знаешь, расскажешь моим допросчикам, только не ломайся. Это — во-первых. Французский, во-вторых. Ты будешь разговаривать с моими парнями по-французски, начнёшь прям с допросов, когда созреешь для сотрудничества. Главная твоя задача — придумать для себя полезность, весомую и ощутимую пользу. Не тупи, пожалей себя, дружок. Закари, вынести говно!
-Ай-ай, сэр Командор, сэр! — ору и принимаюсь за жабоеда.
Предварительная обработка, и оно скорчилось на палубе. Теперь осталось оттащить это в трюм. Франкам там понравится, в любом случае соскучиться им не дадут. Да тупо не успеют заскучать, вытащим, убивать их мы не планируем, в любом случае не таким образом. Так, только настроить на сотрудничество. Кликнул пацанов. Поволокли рожей по палубе, чтоб вытрясти иллюзии. Традиции уже у нас, блин.
Руда молча уставился на нас в упор. Мы безмятежно улыбаемся в ответ.
-Докладывайте, — наконец приказал Руда.
-Щаз! — нагло фыркаю ему в конопатую харю.
-Совсем охренели?! — обалдел с нас Хаски.
-Ша, мелкий, — Черныш спокоен, — главное, что они ещё здесь.
-И чё? — усмехнулся Плюш.
-Ну, спасибо вам, конечно, — улыбнулся Черныш, — вы — молодцы. Дали всем шанс. И... спасибо, что вы ещё с нами...
-Ты тоже совсем охренел? — балдеет Маламут с братом за компанию.
-Да ясно же всё, лайки! — Стуже горько, — ну кто мы друг другу? Друзьями даже не были, партнёры, блин, по игре, ёпрст! А сейчас и вовсе передохли уже!
-Вы остаётесь в клане? — ставит Руда вопрос ребром.
-Мы остаёмся с кланом. На общих условиях раздела добычи и участия в делах. Общего участия, — выдвигаю наши условия.
-А как же единоначалие?! — ухмыльнулся Черныш.
-А никак, блин, — веселится Плюшевый, — по приказу мы ничего делать не будем и пацанов своих не дадим!
-Своих пацанов! — не выдержал Клык.
-Да их, конечно, кто бы спорил, — угрюмо произнёс Лют, — вы что, предлагаете развести демократию?
-Ага, — киваю в ответ, — мы тут все вместе ставим задачи, и в рамках их решения штрафкоманда под нашим командованием...
-А без вашего командования? — зло оскалился Зуб.
-Да не будет без них штрафников, они знают, о чём говорят, — успокоил его Командор. — Но вы понимаете, что вынуждаете нас создавать свои команды?
-Да на здоровье! — веселится Плюш, — даже поможем!
-А ведь они правы, — наконец-то подал голос Пушок.
-Да, а жаль, я надеялся на дружбу хотя бы здесь, — грустит Своята.
-Надейся дальше, — пожимаю плечами, — главное не впутывай штрафников...
-Будь проклята надежда? — улыбнулся Пушок, — парни, вы не поняли главного, это не они говорят. Это их... наши пацаны. Убивать, чтобы выжить? Пожалуйста. Выжить, чтобы снова убивать? С радостью...
-Но ничего личного, — кивнул Командор, — ребята, вы правы, спасибо вам и... простите нас...
-Мы тут все охренели? — уже просто интересуется Хаски.
-Ага. Эти двое первые, одержимость временем, кажется, — Черныш задумчив, — для них это уже совсем не игра. Действительно неприятно...
-Но надо, блин! — решает Командор. — Клан, пока мы хотя бы кусочком своих душ не здесь, не с мальчишками, парням нечего с нами обсуждать. Предлагаю период первоначального попаданского охреневания считать завершённым. Ребята, мы вас услышали. Вам нечего добавить?
-Пока нет, Руда, — немного обалдело помотал головой Плюш. Как это у них получается понять про нас то, что до нас самих ещё не доходит?
-Тогда возвращайтесь к своим, занятия по графику. А мы пока обсудим, что клан может предложить вам... всем вам, парни. Смертники, свободны.
-Ай-ай, сэр, — совсем без иронии уже привычно пролаяли мы дуэтом. Вот что с нами творится-то?
Глава 24
Трудно сказать, что же с нами тогда творилось. И чего нам не хватало. Власти? Власть наша была абсолютной для тех, кто нам действительно дорог... и мы никого не жалели. Стали раздражать сталкеры с игрушечной жизнью, люди-персонажи? Да вообще плевать!
Захотелось смыслу с моралью? Гм, отчего-то раньше никогда не хотелось... а мальчишкам нашим про мораль и рассказать забыли, просто некому было им про неё рассказать в их коротких жизнях. Может быть, всё-таки в этом было дело? Захотелось нам для ненаглядных зверёнышей чего-то больше простого зверского выживания?
Возможно, что правы были наши мудрецы — это вообще их версия. Или нас так переламывало адаптацией в новом мире, и они всего лишь помогали нам, отвлекали? А как же они адаптировались? Или они вообще решили не меняться, всем это ни к чему, достаточно нас, счастливчиков этаких! А что же тогда творилось с их пацанами? Нас-то ломало под своих хозяев, а мудрецы, выходит, сами стали хозяевами и ломали мальчишек? Лучше так о них не думать, чтоб не начать их ненавидеть... гм, ещё сильнее.
Потому что прав был Своята с его проклятой надеждой на трижды проклятую дружбу! Тогда я ещё не мог ненавидеть Командора, и убивать его мне было просто не зачем. Но это тогда, в счастливом нашем попаданском детстве... позже я просто не мог убить изувера, потрошителя, заставить бы себя не смог, несмотря на всю свою ненависть! Потому что он ещё и Руда, Джек долговязый, конопатый... а глава Гестапо, главный фашист, палач и провокатор — Гари, Черныш... и Лют, навигатор, артиллерист, пироман, маньяк, синеглазый Поль...
Да все мы, падшие демоны, как обмолвился Захар. Доигрались блин, допрыгались — вот и треснуло под нами. Это я не только о выбросившем нас мире, даже не столько о том свете, именно об этом. И не доигрались пока, а тогда мы лишь втягивались. И втягивали всех, до кого могли дотянуться наши неуёмные, загребущие ручонки.
С виду первоначальные решения наши оправданны и логичны. Нашими стараниями появилась штрафная команда, боевой пиратский отряд. Мы доказали всем, прежде всего себе, смертникам, что способны жить и побеждать, с плеч, как камень, сбросили обречённость. Главное — "нормальные" мальчишки воспряли духом, у детей появилась зримая защита. Их защищают, ими дорожат, на них рассчитывают — вот, что важнее всего для ребёнка. Возможность развиваться и совершенствоваться, а не тупо расти.
Только некогда им было, вахты одна за другой и бесконечные авралы. Но мы же успешность свою демонстрировали кое-кому ещё. У нас же полные трюмы пленных. Они как, ни странно, тоже воодушевились. В трюмах малолетних неумех их ждала только гибель, и лишь с уверенными в себе, удачливыми пиратами они могли на что-то рассчитывать.
Но даже очень везучие и ловкие разбойники всё равно оставались малолетними, что же ещё, кроме игры, мы могли им предложить? Помните фильм "Игрушка"? Трогательный фильм, чудный Пьер Ришар, милый ребёнок. Один нормальный ребёнок из нормальной семьи. А если их, пусть тоже нормальных, больше одного?
Часто вспоминаю с запоздалым раскаяньем секцию Дзю-до, что я посещал в пионерском возрасте. Тренер наш вёл, кроме детской, ещё и взрослую группу, но в силу неинтересных нам тогдашним причин был вынужден её сократить. Но не полностью, ввёл в наш подростковый коллектив великолепную пятёрку допризывников. Тренировки, став совместными, стали заметно эффективнее для всех. Мы, как нормальные советские пионеры, были послушны и почтительны к старшим, парни охотно разъясняли и показывали и тоже старались не ударить в грязь лицом.
Пока на тренировке присутствовал сам мастер, он был настоящим мастером спорта, серебряным Российским призёром, но восстанавливался после травмы и вёл секцию в родном "Воднике"... Вот под его мудрым руководством всё шло в целом пристойно, но с некоторых пор в расписании Краевого Дома Физкультуры сразу за нашей тренировкой образовалось окно, и тренер разрешил желающим оставаться для самоподготовки, обусловив разрешение уборкой зала.
Как это произошло впервые, я запомнил смутно. Шутейная перебранка моего приятеля Олежки с молодым спортсменом перешла в игру-возню, к которой мы как-то спонтанно присоединились всем коллективом. Нас было два десятка, их пятеро. Пока одного терзали — на каждый палец болевой приём, четверо, не церемонясь, разбрасывали нас, как щенят, хватая за шкирки — воротники кимоно.
Но мне очень хорошо запомнился момент, когда впервые двадцать голов повернулись к одному из допризывников, и двадцать пар глаз сфокусировались на его персоне. И он это понял. Мы все поняли, что он понял, по его глазам.
Эта забава именовалась в дальнейшем загоном оленя и вспыхивала каждый раз, как впервые, спонтанно. И мы упивались их загнанными взглядами, чувствуя себя в стае неуязвимыми и всемогущими через боль и страх — они совсем не миндальничали с нами, и не в шутку звали волчатами, а то и волками. Право, мужики, если вы читаете эти строки, простите охламона!
Но нас было всего два десятка нормальных пионеров на нормальной двухчасовой тренировке. Представьте, каково это — навсегда стать игрушкой у двух сотен уже приговорённых юных уголовников на пиратском корабле в Атлантическом океане?
Только куда им было деться? Мы открыли люк на "Бродяге" и больше не закрывали перед желающими вылезти на палубу. Совсем нежелающих по указке завхоза Дасти и его холуя Кэпа вытаскивали сами и для поддержания дисциплины временно размещали на нижних реях. Всего-то на сутки, больше никто не выдерживал, дохли. А добровольцы, минуя ранг спортивных снарядов, сразу переходили в разряд игровых тренажёров.
Их могли просто долго бить, но это скучно, если тренажёр дерётся плохо. Даже Джиму скучно, хоть и были у меня на его счёт подозрения, что мальчишка заболеет местью. Нефига — нормальный пацан, такой зверёныш, что любо дорого. Дерётся без жалости, но и без садизма, чисто по-нашему, по-штрафному, ничего личного, только дело.
И конечно пацаны никак не могли не превратить всё это гадство в безобразную игру. Например, в пекаря. Пекарь только немного необычный: Сначала по традиции обязательно больно бьют, потом по правилам дают в руки дубину и ставят охранять ярко окрашенную чурочку, предупредив, что если за одни склянки прощёлкает деревяшку, получит вдвое и останется уже на час.
Таких с дубинами по всем судам минимум десяток круглосуточно стоит. Пацаны за яркую деревяшку получают из своих долей монету и право избить разиню без очереди. Если дать им всем драться без очереди, они все тренажёры быстро поломают без толку. А так — напряжённая борьба бдительности и изощрённой ловкости.
Или жмурки. Опять, конечно, бьют, та же дубина, повязка на глаза и шляпа с пером. Участники располагаются в очерченном круге. Задача тренажёра запятнать дубиной всех игроков, пока перо не стырили. Те, кого запятнали, или кто заступил за черту, до окончания раунда отжимаются от палубы. Если перо стырили, оставшиеся в круге лупят ведущего, а удачливому воришке полагается монета.
Фантазия у подростков богатая и изуверская. Одолели Черныша предложениями. Вернее не одолели, а наоборот радуют нашего фашиста своей изощрённостью. Он каждого пацана внимательно выслушает, дотошно расспросит. Потом с Пушком обсудят, вычленят рациональное, подумают, как испытать. Испытав, скорректируют по результатам и гармонично вживят новый элемент в здоровый организм нашего организованного сумасшествия.
Черныш первым к нам зачастил. То его кроме морского дела и строевой подготовки ничего не интересовало, то вдруг проявил интерес. И не только он... ну, в тренажёрах больше недели трудно было продержаться, моряков забирали деды под своё начало. Или обратно отдавали за непослушание, коли считали заслуженную провинившимся матросом дозу линьков близкой к смертельной. В результате получили мы умелых, сильных, взрослых матросиков, и они очень старались, вот мальчишкам и стало посвободнее. Только парадокс — им бы шарахаться от нас, а они наоборот липнут. Сталкеры стали первыми, типа по приказу Командора выясняли, чем клан нам, таким дорогим, может быть полезен.
Ну, мы с Плюшем как всегда переглянулись, проржались, и натурально даже не пытались изобразить стеснение. Вот, во-первых, попросили Черныша об этом подумать, и, во-вторых, не отвлекать нас глупостями. Ага, такие умные, блин, и вроде бы знали, с кем имеем дело. Чему тогда потом удивлялись?
Глава 25
Ну да, вот такие умные — были у нас основания для некоторого самомнения. Ведь это мы сделали штрафкоманду. Команда наша из простой задницы, в которую вываливалось всякое из кишок боцманских команд, выросла до термостата, регулятора температуры стаи, радиатора для слишком пылких и амбициозных умов, печени, запасающей и очищающей кровь, спинного мозга, воплощения хищнических инстинктов, даже сердца, беспощадной, холодной души-пасти полной острейших зубов мегалодона.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |