Симфония любви, меча и магии.

Он отошел от двери, как от зачумленной. Хотелось ослепнуть, оглохнуть, умереть. Все что угодно, чтобы не слышать этих похотливых стонов, чтобы не видеть этих тел.

Он лгал! Он все лгал! Говорил, что любит, а сам? С другим, в его объятиях. Строит планы на совместное будущее. Слезы все-таки полились. После первой крошечной слезинки, сползшей по правой щеке, его прорвало. Давясь слезами и захлебываясь рыданиями, Риль бросился прочь. Несясь не разбирая дороги, он рыдал и кусал губы, причитал и проклинал. Даже если кто и встретился с ним в коридорах, то не посмел остановить юношу, слишком безумным он выглядел.

Кими и порядок

— Хочу! — радостно сказал Кими и облизнулся: и как это раньше такая идея не приходила ему в голову? — Сейчас, милый, я позову Анри, и мы тебя уж вдвоем порадуем!

Он перевернул Приапушку кверху дырочкой и погладил ее пальчиком: распаленную, полуоткрытую...

— Нет, — придушенно пискнул тот, позиция была для него неудобная, — я имел ввиду, что вы... я вас, господин... у меня два члена...

— О, — поразился Кими и снова перевернул мужчину, заглядывая в испуганно расширившиеся янтарные глаза, — меня, потомка десятого из древнейших родов Дыр-Бутана — и смердом? Шутник ты, Приапушка...

— Что же, — тихо сказал Приапус после пятого захода, — значит смерда вы любите, а себя смерду любить не снизойдете позволить?

— Любить? — удивился Кими. — Любить-то мы вдвоем будем, а уж иметь тебя лишь я могу, милый, — он помолчал и доверительно добавил, — дедушка Кондратий так говорил. Ну, про порядок.

Они лежали среди подушек на пушистом ковре, и Кими ласково прижимал утомленного Приапушку к себе, гладя по худой спине. Впрочем, соблазнительная картина двух красивых членов в его попке ядом проникала в сознание мальчика, и, холя и лелея любезного своего слугу, он все сильнее возбуждался на непотребное...

— Приапушка, — едва слышно прошептал Кими, целуя нежное, как персик ушко, — давай попробуем, дорогой...

Но мужчина, обессиленный их забавами, тихонько уснул на его груди, и Кими осторожно переложил его на изящную белую кушетку и даже одежду натянул. Очень уж волновался, как бы не замерз хрупкий человек. И подушками сверх того завалил — теперь уж точно тепло будет. Прельстительные Приапушкины идеи захватили мальчика, рождая жаркое нетерпение в заднице, и он пошел искать Анри и его умелый член.

А Приапушку запер в кабинете, дабы никто не вломился и не воспользовался теплым сонным телом.

Граф Анри и неожиданное алхимическое открытие

Анри задыхался. Он словно был придавлен каменной плитой, воздуха оставалось все меньше и меньше. Душка Зади перевернулся на другой бок, а граф наконец-то смог вдохнуть, схватившись рукой за горло. Теперь понятно, почему Луис, упокой Единый его мохнатые яйца, никогда не позволял спать с собой в кровати.

Де Немур выпутался из пропитанных потом простыней, он и сам благоухал сейчас не хуже настоящего огра. Граф не знал, сколько он проспал в горячих родственных объятиях, за окном стояла непроглядная темень, и воцарившаяся вокруг тишина казалась вязкой и ненастоящей. Анри поднялся на ноги, комната плавно качнулась, а в голове взорвался вулкан адской боли. В кабинете... кажется... еще оставался целебный эликсир... Граф дошел, держась за спасительную стеночку, на ощупь отомкнул замок, благо ключ был при нем, и добрался до спасительных зелий.

В голове прояснилось.

— Кто это спит на моей кушеточке, да в моих подушечках? — Анри сообразил запереть дверь, памятуя прошлые свои встречи с киминой шлюшкой. — А я по тебе соскучился.

Граф принялся бесцеремонно стаскивать одежду с проснувшегося Приапушки, радуясь неожиданной возможности спустить пар.

— Прошу вас... — прошептал тот одними губами, — прошу вас, не надо...

— Почему? — Анри совсем не интересовал ответ на этот вопрос, он ухватил Приапуса за волосы и подтащил к дубовому столу, на котором остался стоять небольшой сундучок с эликсирами и артефактами.

— Где же... да где же оно... — граф перебирал содержимое заветной шкатулки, Приапус бился и силился вырваться, но его так легко было удерживать одной рукой, — так... зелье подчинения... или афродизиак... не охота с тобой долго возиться, дружочек.

Мужчина в его руках дернулся особенно отчаянно и сильно, и граф резко повернулся, перехватывая шлюшку поудобнее. Резная шкатулка, сбитая со стола благородным филеем, неотвратимо приближалась к полу, Анри пытался, пытался ее поймать, но тщетно. Раздался оглушительный хлопок, пол под ногами исчез, и они рухнули вниз, в неизвестность. Все так же крепко держа Приапушку за волосы, граф обнаружил себя сидящим в зловонной жиже весьма подозрительного происхождения.

— Сдается мне, мы по уши в дерьме, дружочек, — Анри старался дышать не очень глубоко, — какой пассаж!

Приапус только нервно сглотнул и осторожно высвободился. А граф задумчиво вертел в руках пузырек с оторвавшейся этикеткой.

Глава тринадцатая: Благовонное танго.

Риль: гордость и предубеждения

Риль пришел в себя, когда уже начало светать. Первые хрупкие лучики пробивались сквозь щели в крыше и мягко скользили по его ступням. Риль замерз. Горло саднило от рыданий. Глаза припухли, и он чувствовал себя так, будто под веки ему напихали песка. На ладонях остались кровавые оттиски ногтей. Надо же, как сильно он сжимал кулаки. Надо же, он все еще жив. А думал, сердце не выдержит, и он умрет на месте.

Юноша привалился к стене. Он ничтожество. Он ничего не стоит. Всегда так было. Без магии он пустышка. Всего-то ценного в нем — экзотическая для обыкновенников внешность. Они же такое любят? Что-то нестандартное. Два члена, например, или бирюзовые волосы. Интересно, сколько за него будут платить в борделе? Жаль, он разрушил то заведение с колоннами. Жаль, он не дал купить себя на аукционе. Но тогда его магия все еще была с ним, и он ничего не боялся. Наивный идиот. Все переменилось, когда он встретил Приапуса. Так, наверное, и выглядят самые страшные проклятия. Потерять все, привязаться к кому-то и лишиться последнего.

Риль снова разразился слезами. Ему было нестерпимо жаль себя. Он был один. Один в этом мире. Его доверие обманули. Гордость и самоуважение растоптали. Надежду на возможное счастье уничтожили. Нужно было вставать и уходить куда глаза глядят. Оставаться здесь и стать бесправным слугой Кими и графа нет ни сил, ни желания. Магию не вернуть. Жить на что-то надо. Бордель — самое ему место. Для этого и уметь ничего не нужно.

Риль встал, опираясь на стенку, тело затекло от долгого сидения в неудобной позе. Из одежды был только один халат. Нет, прежде чем уйти он все же заберет вещи. И один, последний раз, посмотрит на Приапуса. Он не будет убегать. Просто попрощается и уйдет. Предательские слезы снова закапали из глаз. Как же ему себя жаль. Ведь еще вчера утром все было хорошо. Они с Приапусом улыбались и шли по тропинке, взявшись за руки. Кажется, это утро было тысячу лет назад, а то и вовсе в другой жизни.

Хватит плакать, ничего уже не изменишь. Надо спуститься вниз, собраться и уйти из ненавистного замка. Жизнь все равно кончена.

Анри и свобода духа

Огромные чудища, выловившие их из лужи, скорее всего были троллями. Анри никогда не видел их раньше, но слышал орочьи байки о каменных монстрах, живущих далеко на севере. По преданиям, тролли любили играть в загадки, но вот беда, граф не понимал их речь, в глухом скрежете он не мог разобрать ни одного знакомого слова.

Их с Приапусом затолкали в маленькую землянку, кинули несколько лепешек, а в их новом жилище нашлась пара заскорузлых шкур. Потом хозяева этой жопы мира вручили нежданным гостям нечто, напоминающее лопаты, и отвели к вонючей канаве.

— Ты тоже это видишь? Эй! — граф пихнул в бок Приапушку.

Анри лопатой выудил из черной жижи кусок погуще и метнул в удаляющегося тролля.

— Любезнейший! — дальше изложить свою мысль граф не успел, чудище просто схватило его и зашвырнуло подальше.

"Интересно, не сломан ли нос", — мысль об этом не давала Анри покоя до самого вечера. Оказалось, что нет.

Граф не сразу признался себе, что он в самой глубокой заднице из всех, что ему довелось посетить за свою интересную жизнь. С Приапусом они сошлись во мнении, что небольшой поселок, в который занес их лукавый случай, определенно принадлежал троллям. Душка Зади просто кипарис по сравнению с этими огромными тучными чудовищами.

Анри осторожно почесал нос о плечо и продолжил расчищать сточную канаву, ведущую в ближайший овражек. Его занимал некий феномен — откуда берется столько дерьма, если в этом холодном краю почти нет жратвы. За каменной стеной всюду простирались вечномерзлые бескрайние пространства. Снег еще не полностью сошел с каменистой бесплодной почвы, покрытой там и сям островками бурого мха и чахлыми деревцами.

Анри разбил лопатой куски льда, намерзшие в канаве. Теперь он знал, что если содержимое фекального канала замерзнет, то расчищать придется долго, и жратвы им видать. При мысли о еде желудок подвело. Непонятного вида лепешки и гнилые овощи были такими вкусными, но суровые тролли бросали пленникам лишь крохи. Граф откопал под снегом вполне съедобные на вид ягодки, только они не пошли впрок. Почувствовав знакомую резь в животе, Анри быстро стянул штаны и повернулся задом к канаве. Хорошо, что хоть не надо далеко бегать.

Приапус молчал почти все время, но не ныл, да и лопатой работал усердно. На третью ночь граф не выдержал и подгреб ближе к себе полусонное тело. Холод пробирал до костей, а огня здесь не было. Ни следа кострищ, ни очагов, ничего.

— Идите... идите вы к черту! — Приапус оттолкнул от себя Анри и плотнее завернулся в свою шкуру.

— Тебе не холодно? — граф усмехнулся в темноте, — ну ты горячий парень. Может, согреешь меня?

— Больше постельной грелкой не работаю, — холодно ответил Приапус.

— Ну и дурак.

Приапус молчал, и Анри снова притянул его к себе, стараясь, чтобы его действия не выглядели грубо. Лежать в обнимку и впрямь было теплее.

— Что нам делать? — спрашивал в темноте Приапус.

— Мы выберемся, иначе и быть не может, — граф был рад, что может уснуть согревшись.

А ночью ему опять снился Кими.

— Ты где? — спрашивал мальчик, сложив руки на животике.

— В жопе, — отвечал Анри, смеясь. Не стоило расстраивать Кими, в его положении это вредно.

Кими в поисках любви

Дражайшего Анри Кими не нашел, вместо этого обнаружил приснопамятных своих гвардейских приятелей и решил залить жажду любви зеленым вином. К рассвету дружки заснули, как и все почти в замке, и только он, одинокий, все не знал покоя. Пошатываясь, Кими отправился во вторую поисковую кампанию.

Развеселые человеческие наливки порядочно отбили ему нюх, но он все же взял след в купальнях, тщательно обследовал и порылся под папенькой, уворачиваясь от подзатыльников и ангельски терпя ругань. Разулыбался радостно, придя к запертому кабинету — как все удачно сложилось, оба его любимых вместе, наверняка спят, переплетаясь в теплых сладостных объятиях. Голенькие, наверно. Сейчас он присоединится.

В кабинете никого не было, и стояла ужасная вонь какого-то неестественного происхождения. Кими метнулся к окну, потом обратно, проверил, что след не раздваивается — они не выходили отсюда! Но куда же подевались? Неужели мерзкий запах повредил его поисковым способностям? Он помчался в гостевые комнаты, пинками поднял одного из слуг, дрыхнущего на пороге — мелкого, почти чистокровного орка — и принялся тыкать его мордой в пол у кабинета, требуя найти людей. Орк жалобно морщился, скулил, но исправно вынюхивал. Впрочем, безуспешно.

Кими снова запер кабинет, руки у него тряслись, в голове прибоем грохотала кровь. Хотелось всех загрызть, но мальчик сдержался, ограничившись лишь двумя пинками по ребрам бесполезному орку. Надо посоветоваться с папенькой, но тот почивает... Или, может, Святейший? Кими закусил губу: он не знал, кому тут доверять, кроме папеньки. Поэтому пришлось запастись на кухне кувшином кваса и бадейкой огурцов (вот и орк пригодился, не своими же ручками таскать) и снова отправиться в гостевые комнаты.

Мысли мальчика, точнее одна ("Как найти?!"), суматошно металась в бессильно опустевшем мозгу, он так углубился в нее, что даже не обратил внимания на приближающегося из-за угла человечка. Мелкий мажонок, пойманный ими вчера в лесу, внезапно налетел на него, отрикошетил и грохнулся попкой об каменный пол.

— Куда собрались, сударь? — подозрительно спросил Кими, заметив у того в руках беленький узелок.

Мажонок, кажется его звали Риль, посмотрел на него зелено-голубыми, как у котенка, припухшими глазищами и внезапно крикнул:

— Не ваше дело, негодяй!

Кими опешил, а мальчонка шмыгнул носом, задрожал губками и немедленно разрыдался.

— Это я-то негодяй? — обиделся юноша. — Неблагодарный вы паршивец! Бежать собрались? А графа вы случайно не видели?

— Видел, — всхлипнул Риль, — и вас видел, низкий вы человек, и подлеца вашего графа и... и...

Подозрения Кими возросли подобно лавине. Маг! Подумаешь, потерял силы. Наверняка, не все. Наверняка, паршивец хитро проклял душку Анри, отомстил, негодник, и даже жениха своего не пожалел ради такого дела.

— И когда же вы его видели, сударь? — прорычал он, хватая мажонка за шиворот.

— Да вот в купальне ко мне приставал с непотребностями, — взвизгнул тот. — Пока вы с женихом моим гадостями, развратом занимались!

— И вы его прокляли?! — Кими встряхнул хлипкое тельце, не забывая, впрочем, держаться за защитный амулет.

— Многократно!!!

Он сунул паршивца подмышку и отправился опять в кабинет — за порталом обратно в поместье. Сейчас он заставит мелкого отправить его туда же, куда и графа (с Приапушкой, надо надеяться) и по-быстрому вернется. Паршивец дрыгал ножками, пытаясь его пнуть, даже укусить пытался. Челюсти у него были слабенькие, как у котенка, и Кими развеселился — какой забавный. Вернулось замечательное расположение духа, определенно, он шел к успеху.

Приапус и метания духа

Приапус раньше думал, что его жизнь дерьмо полное. Теперь это выражение приобрело самое прямое значение, какое только есть. По уши в тролльих фекалиях, да еще с графом Анри за компанию — апогей его жизненного пути.

К счастью, тролли оказались существами, выглядевшими довольно безобидно на фоне норовящих присунуть каждому встречному— поперечному орков и огров. Зато жрали они все подряд. Неудивительно, что кругом почти не наблюдалось ничего живого. Он усмехнулся, вспомнив неосмотрительно съеденные графом ягодки. Видимо на троллей они действовали также, раз те не польстились на них. Работа на мельнице теперь казалась настоящим трудовым раем. Хотя если выбирать между борделем и троллями, он выбрал бы троллей, даже не задумываясь.

Граф демонстрировал редкое дружелюбие. Это напрягало больше, чем если бы он открыто гнобил его. Впрочем, отлынивать от работы не было смысла. Дни проходили в постоянном движении, и становилось почти терпимо, но вот ночами... Ночами приходилось жаться друг к другу теснее, только так можно было сохранить остатки тепла. Они так выматывались, что засыпали практически сразу. Тролли не снисходили до бесед с пленниками, сведя взаимодействие к примитивному "сделал работу, получи паек", и даже не утруждали себя охраной. Все равно идти некуда — без оружия и еды пускаться в бега настоящее безумие. Их стоянка единственное цивилизованное место на многие мили вокруг.