Дверь на горе

Звуковой сигнал — и лампа стала желтой. Замыкающие прижали группу к правой стене. Когда же загорелся красный, прямо из воздуха вышли новые люди — в пропахших дымом и лошадиным потом комбинезонах, с охотничьими трофеями на плечах и с корзинами лесных даров, что сразу сделало коридор похожим на тамбур загородной электрички.

Последним — налегке — шел пожилой мужчина с седыми волосами. Лугова уловила в чертах его лица что-то знакомое, они встретились глазами — но только на мгновение. Не позволив девушке додумать, направляющий повел колонну Светланы вперед и "пассажиры", все до одного, сгинули в пустоте.

* * *

Об этом Света где-то читала. Одинокое поселение людей в огромном пустом мире. Хищные животные, ядовитые растения, злые и кровожадные дикари, отважные "робинзоны" с их мудрым и сильным лидером, оружие, перестрелки, оружие, оружие... Кажется, здесь верно только первое — мир велик и пуст, а остальное, наверное, относится к иным реальностям. Хотя куда уж "инее"?

В посёлке, привольно и мирно раскинувшемся по долинам и холмам возле спокойной реки, постоянно проживало около пяти тысяч человек. Колония не испытывала проблем со снабжением едой и фабричными товарами из "верхнего мира, но так было не всегда. Один раз сообщение между мирами не могли наладить целых четыре года — благо для отдыхающих, разрыв произошел в мертвый сезон — и за это время профессия хлебопашца вышла на первый план. Население посёлка с тех пор плуг не забрасывает и пребывает в готовности к по-настоящему автономному существованию.

Хищников в округе быстро выбили. Настырных носорогов и забредающих, порою, в здешние леса мохнатых слонов прогоняли собаки или всадники с факелами. При полном отсутствии на планете собственных разумных видов, мегафауна пережила потепление: примерно в пятидесяти километрах от Колонии республика пришельца-человека заканчивалась, а начиналось царство мамонта, медведя и льва.

В роли колонистов выступали "безвозвратные" пришельцы, которые, подобно Светлане, были вытащены дабао из стабильной реальности либо сами, по случайности, явились прямиком в Мир Сетей. Все туристы имели то или иное отношение к Воротам и состояли в сообществах одноименного сплетения.

И еще: эти ягоды есть нельзя. Грибы вообще не кушайте. Гадюка ядовита. Тип с бородой — модератор Народного Собрания. Продукты — пока по карточкам, получать в желтом доме, отоваривать в красном лабазе.

Вот такую информацию в первый же вечер узнавали свежие поселенцы из своеобразного немого фильма-презентации.

Поселили новеньких в общежитии возле школы. Судя по его скромному размеру, "студенты" не задерживались в комнатах надолго, быстро обзаводясь собственными избами, фанзами или кирпичными коттеджами. Но настоящим домом для иномирян почти на месяц стали учебные классы, где новеньким по восемь-десять часов в день преподавали ОБЖ и цубонаф — язык общения разноплеменных колонистов. Жесткий график занятий, помимо скорейшей социализации, преследовал и другую цель. Тяжелый труд мешал невозвращенцам расклеиться, погрузиться в своё несчастье и "дразнить носорога" — то есть, думать о самоубийстве.

Оправилась и Света. В свободные минуты девушка бродила по посёлку, ходила купаться на реку с чистой водой и вертелась в местах скопления колонистов — у рынка, возле клуба и на спортивной площадке. Особенно её привлекала сама школа, где, отдельно от нескольких десятков взрослых, занимались многочисленные дети поселян.

Математику вела Ангелас — пожилая женщина с балтийскими чертами лица. За её привычки — не одобряемые кураторами из Метрополии, но зато горячо поддерживаемые успевшими пережить изоляцию колонистами, учительница заработала у школьников репутацию "чудика". Она одна презирала вычислительные машины и, вместо того, чтобы просто вывести на стену данные со своего планшета, дети выходили и писали незнакомые еще Луговой китайские цифры на меловой доске. Считали они в уме и "столбиком", а в особо сложных случаях доставали из портфелей логарифмические линейки.

Цубонаф юным колонистам преподавала красивая молодая китаянка. Она не относилась к товарищам по несчастью, но добровольно переселилась из Метрополии после понравившегося отпуска. Юмай Ха принадлежала к породе эскапистов: простой, не опутанный сетями и чипами мир Колонии оказался для неё дороже научной карьеры у двереведов. Дети обожали свою Юмай — соблюдая удивительную тишину, класс старательно водил стержнями по школьным планшетам. Здесь, в отличие от "верхнего мира", еще знали, как держать в руках перо.

Дольше всего Светлана просиживала с Петром Ивановичем — веселым и очень эксперссивным дядькой из Российской Федерации. Точнее — того её огрызка, который остался после раздела Социалистического Союза между дальневосточными царистами-микадовцами, Южной Республикой Котовского, Горской ССР Джугашвили, финнами и поляками.

— Голубушка, я вел в московской гимназии историю. Не древнюю, где фараоны, персы, Перикл, Саша Македонский, Геростраты, герои римские, что с огнем обращаться не умеют... Новую историю! И двадцатый век! И кому я тут был нужен со своим двадцатым веком? Посмотри на Виктора, посмотри. Отец — чистопородный римлянин из Антии, мать — эскимоска. Посмотри на негритоса — да, да, не негра, а именно негритоса — на заднем ряду — коренной житель России, голубушка! Или видишь скуластого рыжего мальчишку... Наш директор, прежде чем попасть в Колонию, три года отбивался от испанцев в восставшей Москве... К чему им Рыков? Кто для них Чапаев? Какой смысл учить дату Владимирского мятежа детям, которые никогда не жили и не будут жить в той стране? Меня не взяли в школу — история отсутствовала в учебных планах. Тогда я придумал новый предмет и пришел с ним к Ивану Диеговичу, и меня наняли, и я занимаюсь тут с детьми. А детки, мои, голубушка — ни в одном мире такого класса не сыскать!

— Но разве Вы не историю преподаёте? — робко переспросила Света.

— Сравнительную историю, голубушка. Сравнительную! Учи цубонаф и приходи на занятия. Приходи! Моих маленьких оглоедов давно не кормили хорошими оппонентами... — Приду! А чем "сравнительная" отличается от обычной?

— Обычную дети заучивают. А сравнительную — думают! Вот различие, голубушка. Мы смотрим не на героев, а на тенденции, стопорим внимание на том, что более стабильно: на географии, климате, ареале животных и растений. Мы выводим отсюда особенности цивилизации, мы рассматриваем, как эта цивилизация развивалась в десяти, в пятнадцати вариантах, а затем выделяем случайное и закономерное. Мы, как математики, определяем пределы, в которых может повлиять на события человеческий фактор. Мы сочиняем, как пойдут дела в вариантах шестнадцать, и восемнадцать. Мы ставим лагерь на озере, распределяем роли и неделю играем в "Мир и войну". И дольше бывало, голубушка! И дольше!

— Но... они же маленькие... К чему это детям?

— У Колонии нет прошлого. Зато есть будущее. Потомкам этих людей придётся заселить весь земной шар. Одним, без помощи сверху! Потому что Метрополия либо погубит себя в межсетевой войне, либо доиграется с Объектом. Мой предмет, голубушка, — то, что поможет ребятам выжить, преумножиться и сохранить согласие на планете. Извини, дорогая, у меня начинается занятие...

Еще, в одной из бесед, Петр Иванович, по секрету, шепнул, что помимо действующей школы скоро будет создаваться техническое училище — там пригодятся инженерные кадры из развитых миров. Историк дал Светлане самое ценное — надежду на деятельную жизнь в новой реальности.

Безработица была тем, что нарушало идиллическую картину посёлка. На обслуживании базы и вождении немногочисленных, набираемых только из "своих" туристических групп даже в самый горячий сезон не могли работать более сотни счастливчиков. Еще по сотне обреталась в непомерно раздутых штатах школы и больницы. Пятьдесят трудоспособных граждан покрывали всю остальную "социалку" и бытовое обслуживание, включая стрижку, стирку, ремонт компьютеров, газогенераторов и солнечных батарей. Едой посёлок обеспечивали тридцать семейных фермерских хозяйств — обладателей хорошей метропольской техники и больших земельных наделов. Огороды, конечно, были почти у всех, но вот потребности в хлебе, картофеле и технических культурах полностью перекрывались этими профессионалами. Колония не экспортировала продукты в мир, где любая пища подлежала обязательной сертификации.

Остальные — перебивались чем придётся. Брали подряды на строительство новых усадеб, копались на своих огородах в попытках вырастить что-нибудь штучное, оригинальное для средней полосы и продать это на рынке, заготавливали грибы и дикие ягоды, ладили лодки. Экспортным товаром Колонии были произведения искусства — в основном, сувениры "народных промыслов". Но и в этом сегменте было не развернуться. Изделия распространялись небольшими партиями, чтобы не вызвать лишних вопросов у контролирующих сетей.

Небольшие деньги платили за интервью выдумщики, частенько навещавшие Колонию для сбора новых идей, сюжетов и образов. Крупная прослойка невозвращенцев так вообще жила только тем, что писала для выдумщиков книги, сценарии и мемуары, вспоминая произведения искусства своих миров. Русскоязычные граждане шутили, что живут в мире с самым большим количеством писателей на душу населения и называли посёлок то "Переделкино", то "Перепискино".

В результате безработицы, многие колонисты, непривычные к деревне, едва выучив язык уходили "наверх", где добровольно соглашались на глубокое стирание памяти и устраивались на грязные, вредные, но всё-таки городские вакансии. В сообщество учёных вливались лишь гениальные уникумы, способные перестроить мышление и "догнать" науку Метрополии.

Так, за уроками, разговорами, новыми знакомствами и простыми сельскими радостями прошло две недели. Светлана писала своё первое в жизни сочинение на цубонафе, когда в класс постучался курьер и велел девушке тем же днём прибыть к Воротам, чтобы вернуться в Мусикинский исследовательский центр.

Глава 24.

Тайный агент самого себя.

Так приезжайте, милые, — рядами и колоннами!

Хотя вы все там химики и нет на вас креста,

Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, -

А тут места отличные — воздушные места!

В.Высоцкий. "Товарищи ученые"

Аркадий Осипович был именно из тех счастливчиков, что сумели из категории "чужаков" переместится в категорию "сообщники". Эта была невероятно трудная задача для зрелого человека, сложившегося специалиста: не просто воспринять накопившуюся за полвека сумму знаний и технологий, а научиться думать как учёные мира сетей, постоянно присутствовать и обсуждать проблемы в "виртуальной лаборатории", участвовать в мозговых штурмах и написании коллективных статей. Прожив в еще совсем маленькой Колонии пять лет, иномирянин сначала стал обслуживать Ворота в посёлке, а потом и по другую его сторону. Из техников дедушка выбился в младшие лаборанты. Он продолжал поглощать мегабайты текстов и формул, он, собрав волю в кулак, заставлял себя слушать и запоминать даже те обсуждения, где решительно ничего не понимал. Аркадию Осиповичу приходилось не просто идти к цели, а догонять стремительно удаляющийся объект: скорость циркуляции информации в сетях нарастала с каждым днём, наука находилась в состоянии перманентного прорыва и революции.

И всё же иномирянин справился. Он не стал выдающимся учёным, но заслужил признание сообщников как грамотный и прилежный научный работник. Дедушку Светланы знали и в Мусикинском центре, и в Колонии, но обычно он работал на Каме, ожидая того момента, когда сообществу удастся нащупать его родной мир и он сможет хотя бы одним глазком взглянуть на оставленный дом. На большее Аркадий Осипович и не рассчитывал: коммьюнити свято хранило тайну Ворот и от обитателей параллельных земель, и от не имеющих отношения к делу жителей собственной планеты. О портале знали учёные-"воротоиспытатели", креативное сообщество "Выдумщики", любители военных игр "дабао" — "привратники", которые осуществляли силовые акции, и верхушка одной из нескольких Великих Сетей.

Иномирян, прикоснувшихся к тайне и пойманных после этого дабао, ожидали различные судьбы. Если родной мир заворотника оказывался стабильным — то есть, ученые могли организовать многоразовый контакт — добычу отправляли домой, лишив, предварительно, некоторой части воспоминаний. Метод не работал, когда непрошеный гость знал о феномене дольше месяца. В таком случае человека (или не человека... всякое бывало) посылали в Колонию вместе с теми, кто, условно говоря, не мог назвать своего обратного адреса. А таких оказывалось подавляющее большинство. Наконец, лояльный выходец из стабильного мира мог стать агентом сплетения и следить за Воротами у себя на Родине.

Кстати, "стабильность" того или иного мира не зависела полностью ни от техники, ни от двереведов. Объект, которому Ворота были обязаны своим существованием, иногда менял свою структуру и сбивал настройки, как случилось с нашей реальностью еще при болезни Аркадия. Зачастую, контакт со стабильными мирами уже никогда не удавалось восстановить. Своенравность порталов была основной причиной, по которой конкистадоры из мира сетей еще не начали полномасштабную экспансию. Эксперименты с Объектом регулярно оказывались невоспроизводимыми. Таинственная штуковина выкидывала такие фортели, что, казалось, её действия подчиняются не собственным закономерностям, и даже не закону случайных чисел — а законам Мёрфи. Учёные, ударившись в анимализм, говорили об Объекте как об одушевленном существе и шутили: "В сплетение следует пригласить еще одно сообщество — дрессировщиков".

Нет, определенные закономерности всё же выявлялись, иначе учёных уже давно заменили бы на гадалок. В частности, аппаратура могла засечь "координаты" мира, когда его Воротами начинали слишком активно пользоваться. А если наблюдение велось целенаправленно, можно было выявить и единичный проход. В середине июля таковая активность была отмечена, специалисты сравнительно оперативно — в течение недели — установили контакт и зарегистрировали параллельную реальность под индексом 105-стаб. И так как по данным короткой разведки за воротами существовала РФ, и жили русские, прояснить ситуацию отправили еще не позабывшего родной язык Аркадия Осиповича. Тогда-то дедушка и попался Евгению с Василием, более известным как ХаЭм и Аданэдель.

Аркадий осознавал, что вина за жену, за четверых впутанных в этот кошмар чайковских ребят и собственную внучку лежит исключительно на нем. Это он не уничтожил фотографии. Это он смалодушничал в больнице, молча позволив себя увести, хотя должен был остаться и умереть. Это он не уделил должного внимания одежде. Это он горе-разведчик, вместо того, чтобы собрать информацию и быстро вернуться назад, решил задержаться у супруги. Но если в отношении Людмилы исправлять что-либо было уже поздно, молодежь еще нуждалась в спасении. Вернув ребят домой, дедушка мог хоть немного успокоить свою совесть. Поэтому, когда по возвращению из проваленной операции разведчику предложили пенсию и отставку, Лугов отказался и ограничился недельным отпуском в Колонии. Воплощение его планов должно было начаться не в сетях, а в скромном посёлке невозвращенцев.