— Ну да, был разговор подобного рода. Один из тех ребят — я показал на трупы Хайме и его безымянного напарника — и был специалистом по отрезанию разных интересных органов.

— Так что мы послали через Кирюшу это письмо, он настоял на том, чтобы за ним не следили, сказав, что если заметят, то тебя точно порешат. Рассказал, что письмо забрал тот же самый амбал, который его до того пленил и бил. Тут мы немного удивились — среди испанцев амбалов мы ни разу не видели.

А в четверг пришёл ответ — мол, согласны на ваши условия. Встретимся в пятницу в час пополудни в двухстах метрах выше форта. Одна карета, в ней привезите всё то, что есть.

— Интересно. В четверг мы уже бежать успели.

— Поэтому, думаю, и не стали торговаться. Приехали на карете с занавешенными окнами, вышли эти двое и говорят, мол, сначала принесите нам часть того, что привезли, а мы вам тогда покажем вашего принца. Мы и принесли — ящик с серебром, ящик с десятком винтовок, ящик с патронами.

— А хрена?

— Ну вот. Они и погрузили всё, и вдруг карета рванёт вверх по дороге, а Кирюша с этими двоими начал стрелять. Убили трёх испанцев, ранили ещё двоих. Вот так. Впрочем, я Кирюшу и раньше начал подозревать — что-то у него кровь на лице появилась на другом месте, чем раньше. А сейчас, как видим, и не было никакой крови. То-то он бежал от твоей Лизы, когда она хотела ему обработать раны...

3. Святая Инквизиция.

У пирса нас уже ждал сеньор алькальде. Мой старый друг Висенте низко поклонился и затараторил:

— Дон Алесео, я так рад увидеть вас живым и здоровым. Поверьте, испанская корона никак не причастна к этому преступлению. Но вас похитили испанские граждане на испанской земле, и мы сделаем всё, чтобы загладить нашу вину.

Я еле-еле сумел отбиться от него, обещав прибыть к нему в гости для обсуждения разных вопросов к пяти часам. На этот раз, как он сказал, будут только он сам, его супруга и падре Итуррибе — что меня, признаюсь, несколько удивило. Я спросил, можно ли мне взять с собой своих ребят, на что тот ответил:

— Конечно, ваше превосходительство, только лучше самых проверенных.

Тем временем, ребята вели Кирюшу, который орал:

— Я военнопленный! Имею права! И ненавижу вас, кацапов! Бандера понад усе! — после чего получил под дых от Васи Нечипорука.

— Заткнись, сука бандеровская!

Кирилл чуть отдышался и вдруг перешёл на испанский:

— Что это за инквизиция, которая не сжигает этих нехристей! А имел я такую инквизицию и их бога со всеми их святыми!

Я вдруг увидел, как изменилось лицо сеньора алькальде и других присутствующих испанцев. Тем временем, Вася ткнул его мордой в землю и сказал:

— Ещё раз откроешь пасть, сука, яйца оторву!

Кирилл испуганно замолчал. Его как куль бросили в подошедшую шлюпку, и Вася с ребятами отправился с ним на "Святую Елену". А меня вдруг схватила и чуть не задушила в объятиях любимая супруга, которая как раз и пришла на этой шлюпке.

Мы с трудом смогли распрощаться с сеньором алькальде, сели в вернувшуюся шлюпку и вернулись на Святую Елену.

Сначала Лиза устроила мне врачебный осмотр. Но, кроме уже зажившей шишки на голове и синяка на спине, в том месте, где пуля ударила по пистолету, всё было в порядке.

— Ты даже вроде похудел, — сказала она и заставила меня встать на весы. Так оно и оказалось — хоть и кормили меня хорошо, но трехдневная пробежка по горам, регулярные бани, а также кое-какая другая активность, о которой Лизе знать не было нужно (тем более, что всё, или почти всё, было по принуждению), пришлись как нельзя кстати. Впрочем, осмотр плавно перешёл в подобную же активность, при которой потребляется достаточно много калорий, вскоре после чего мы сели с ребятами на "совет в Филях" местного масштаба.

Самой большой моей ошибкой был слишком уж неформальный подход — заместителя у меня, строго говоря, не было, купцы делали своё дело — в основном, хорошо, но тут возник Кирюша. А "идальго" обеспечивали безопасность, причём, нужно сказать, весьма грамотно, но я в прошлое воскресенье очень даже некстати отказался от их услуг.

Согласно моему предложению, моим заместителем по военной части стал Саша Ахтырцев. Вася Нечипорук сделался моим замом по разведке и контрразведке. Вася пытался было возразить, но я ему сказал, что теперь, с невестой из местных индейцев, ему и карты в руки. Конечно, общего языка у них пока ещё не было, но дай им месяц-другой, и я уже предвидел тот момент, когда Тепин забалакает на самом что ни на есть полтавском суржике — Вася на него скатывался, как только слышал родственный акцент. Как мне рассказал в своё время Володя, они познакомились через его школьных друзей в 1991. Тогда он служил под Питером, и когда жена его, рассудив, что жизнь жены военного в новой России ей нафиг не сдалась, сказала, что уезжает на Нэньку, объявившую о своей нэзалэжости, Вася ей сказал:

— Я патриот России, хоть и хохол, и свою страну не предам.

Детей у них тогда не было, имущества тоже, так что развестись им, как он говорил, было довольно просто, и Вася остался в армии; он и был единственным из Володиных друзей из той памятной поездки, кто всё ещё служил на момент переноса во времени.

Лиза, понятно, будучи единственным врачом, стала моим заместителем по медицинской части. А главным "купцом" стал Федя Измайлов, у которого, как оказалось, было не только четыре курса Московского экономико-статистического института, но и богатый опыт фарцы. Как ни странно, последнее сочеталось с честностью и преданностью, так что лучшей кандидатуры найти было трудно.

Мы решили, что на ужин, кроме их превосходительств, поедет Саша Ахтырцев и пара других "идальго". Вася будет тем временем колоть Поросюка, а Федя сделает визит вежливости — тоже в сопровождении пары "идальго" — к нашему другу сеньору Торресу.

Когда мы вышли, Саша вдруг спросил:

А теперь расскажи мне — что за девушки такие?

— Твою зовут Местли.

— Мою?

— Я что, не видел, как вы друг на друга смотрите? Её имя означает "луна". А три других — Шочитль ("цветок"), Патли ("земля") и Тепин ("малыш").

— Это та, толстая? Бедная девочка, не думаю, что кому-нибудь понравится.

И вдруг мы увидели, как Ваня Нечипорук целует руку именно Тепин, а та вдруг, впервые за всё время нашего знакомства, краснеет, насколько это может сделать девушка с бронзовой кожей.

Потом мне и Местли пришлось переводить для них двоих — ведь переводчика с русского на науатль у нас просто не было. А переводить воркование было не так уж и просто.

И когда мы уже шли на шлюпке к берегу, Вася посмотрел на меня и вздохнул:

— Ты ж знаешь, як у нас — треба, щоб було за що вчепитися. А тут девушка видная, сильная, мне сразу понравилась. Думаю, женюсь.

Я вспомнил, как я сказал тогда Местли — "на вкус и цвет"...

На этот раз карету сопровождал сам сеньор де Аламеда с десятком всадников — бдительность, похоже, стала в Санта-Лусии превыше всего. Часть из них осталась в качестве охраны перед домом мэра. А во внутреннем дворе на сей раз был накрыт только один стол. Сеньора Флорес де Гонсалес и Лусьенте и сеньориты Гонсалес поприветствовали нас, но к нам не присоединились.

Как обычно, разговор о делах наших скорбных начался не сразу.

— Ваши превосходительства, господа, во первых, хочу от всего сердца и от имени Новой Испании принести сеньору князю извинения в связи с его похищением. Мы осознаём, что это оскорбление было нанесено не только вам лично, но и всей российской короне. Мы готовы сделать всё, чтобы такого рода действия не повторились.

На что я разразился подготовленной речью, в которой сказал, что и Россия ценит добрые отношения с испанской короной и что мы будем благодарны за любые шаги внимания с её стороны. Например, мы были бы готовы построить факторию или в самой Санта-Лусии, либо в её окрестностях, например в бухте Маркеса, чуть южнее, тем более, она не заселена.

Сеньор алькальде напрягся при упоминании Санта-Лусии; похоже, земля там уже была распределена, и ему не улыбалось пустить туда ещё и чужаков. А Маркес, хоть и находился в паре-тройке километров, не был заселён. Это понравилось и падре Лопе; он даже разрешил постройку небольшой православной церкви с условием, что пускать туда будут только русских. Ещё, конечно, обговорили, что мы будем платить аренду — по две тысячи реалей в год в течение первых пятидесяти лет. И что холм Эль Гитаррон и прилегающий к нему форт тоже будут включены в аренду.

Две тысячи реалей, конечно, были не самые большие деньги — около двадцати тысяч долларов в эквиваленте 1992 года — но по тем временам это была серьёзная сумма. Я пробовал добиться её снижения, аргументируя, что у нас таких денег нет, но мой друг Висенте оставался непреклонным. Эх, нужно было взять с собой кого-нибудь из "купцов", того же Федю — он умеет торговаться... Ну да ладно, денег у нас в Форт-Россе более чем достаточно, а с того, что мы привезли в Санта-Лусию, мы получили свыше тридцати тысяч. Эх, если бы часть их не ушла Антонио и его банде...

Далее были проработаны планы по уничтожению этой самой банды и отлова самого милого Антонио. Мы оговорили, что всё украденное у нас оружие, деньги, боеприпасы, и всё остальное будет возвращено владельцу, сиречь нам.

Проблема была в самой процедуре расправы с Суаресом — Висенте ничего не знал про его крепости, знал только, что у него есть лежбище где-то в районе дороги на Мехико. Я ответил ему, что лично был в одном из этих мест, и что один из бывших людей Суареса может показать другое. А вот третье, находящееся где-то на побережье, не известно даже этому человеку.

Я не стал говорить, что наших сил было, увы, недостаточно. Мы не ожидали боёв вне досягаемости корабельного орудия, поэтому у нас не было с собой какой-либо полевой артиллерии, были только винтовки, пара калашей и пулемёты. Но этот вопрос придётся проработать с Сашей Ахтырцевым.

Я спросил, что же теперь будет с собственностью нашего друга сеньора Пеньи. Увы, ныне покойного Пенью, как мне сказали, так ни в чём и не получилось обвинить. А вчера откуда ни возьмись объявился племянник его Гонсало Суарес Монтойя, который и потребовал признать его законным наследником. На мой вопрос, уверены ли они в том, что это не подставная фигура, мне было сказано, что сей Гонсало вырос в этом самом городе, пока не покинул его после какого-то скандала лет пять назад. Я попросил описать мне этого Гонсало и понял, что Антонио он никак быть не может — маленький ("примерно моего роста", сказал Висенте) и толстый, тогда как Антонио повыше и поджарый. Более того, никого, подходящего под данное описание, я в Эль Нидо не видел. (Впрочем, живых я там видел в основном четырёх милых дам, плюс Антонио и покойных Хайме и Эрнесто, а мёртвые охранники не в счёт).

Мы уже хотели распрощаться с нашим радушным хозяином, когда вдруг подал голос падре Лопе.

— Братья, а что вы намереваетесь делать с сеньором Поросуко?

— Казним, — не задумываясь сказал я.

— Сеньоры, у меня к вам просьба. Этот сеньор уже однажды лжесвидетельствовал против вас — именно на него ссылался сеньор Пенья, когда передал нам, что вы якобы безбожники. Это уже страшный грех. Убийство честных католиков — ещё более страшный грех, но он, конечно, подвластен мирской власти, а не нашей. Но вот публичная хула на Господа нашего, которую он изверг из своих уст несколько часов назад, заслуживает сожжения на костре, чтобы другим неповадно было.

— Падре Лопе, мы понимаем, почему Святая Инквизиция считает, что сеньор Поросуко заслуживает подобной участи. Конечно, я не уполномочен принимать такие решения в одиночку. Но я согласен обсудить этот вопрос с Советом экспедиции. Но Но у меня есть две просьбы. Первая — это должно остаться единственным в своём роде случаем. В будущем, наши люди не должны подлежать суду Святой Инквизиции без согласия на то со стороны русских властей. Более того, то же касается и светского суда — но мы гарантируем, со своей стороны, что любое правонарушение со стороны русских подданных будет расследовано и предано русскому суду, который будет приходить в присутствии людей от его светлости и, если эти правонарушения входят в компетенцию Святой Инквизиции, в присутствии людей от неё. И любой допрос со стороны представителей гражданских властей или Святой Инквизиции должен проходить на нашей территории и в присутствии наших людей, и должен исключать какие-либо меры физического воздействия.

Падре Лопе и сеньор алькальде посмотрели друг на друга, после чего падре Лопе сказал:

— Мы готовы согласиться на такие условия и гарантировать это письменно.

— Спасибо, падре Лопе. А теперь второй пункт. Насколько мне известно, любое аутодафе предваряется допросом, и многое из того, что знает сеньор Поросуко, является, если хотите, информацией, не подлежащей огласки. Поэтому прошу подобный допрос производить лишь в присутствии нашего человека — известного вам сеньора Нечипоруко — с его правом прекратить любые следственные действия или отвести любой вопрос.

— Хорошо, ваше превосходительство, мы согласны и на это ваше условие. Ждём вашего ответа после того, как вы обсудите это с вашими идальго. Интересные, кстати, у вас, у русских, фамилии — Поросуко, Нечируко... или Непоруко? Ах да, Нечипоруко. Идите с Богом, друзья мои.

Падре Лопе перекрестил нас, мы распрощались с нашим другом Висенте, и вернулись на "Святую Елену".

4. Пиратики, пиратики, хорошие солдатики...

Первое, что я сделал, когда мы вернулись на "Святую Елену", это заперся втроём с Сашей Ахтырцевым и Васей Нечипоруком в пустой каюте, поставил на стол кувшин испанского вина, разлил его по стаканам и спросил Васю:

— Ну и что говорит наш друг Поросуко?

Тот рассмеялся и сказал:

— Да, фамилия по испански получилась на заглядение. Значит, так. Украдена, в дополнение ко всему тому, что мы так бездарно отдали их при якобы передаче заложника в твоём лице, ещё два калаша — один из них мы, впрочем, заполучили назад, десяток гранат, и пять комплектов уоки-токи. Калашом Кирюша научил их пользоваться, М-1 и гранатами не успел, уоки-токи пытался, но те просто шарахались от них, а потом уоки-токи, на которых он демонстрировал, как ими пользоваться, попросту сели. Так что, думаю, их можно в расчёт не принимать. М-1 тоже — ведь их они получили от нас тогда же, когда мы взяли Кирюшу. А вот с гранатами интересно, он говорит, что сказал им, что нужно выдернуть чеку и бросить их.

Кроме того, он рассказал им про нашу немногочисленность, так что Антонио подумывал о захвате "Святой Елены". Чем это кончится, неизвестно, но, думаю, лучше к кораблю не подпускать никого в ближайшее время. И завтра разъяснить мэру, почему именно.

— А он сказал, где именно находятся крепости Антонио?

— Он знает только одну — восточнее дороги на Мехико.

— А вот это уже интересно. Меня держали, получается, в другой. И где она?

— Здесь он, думаю, не врёт — говорит, что не запомнил. Знает лишь, что просёлочная дорога уходит на восток сразу после того, как кончается какая-то деревня на западе. Но вот какая, не запомнил. "Какие-то черножопые", говорит. И говорит, что вряд ли узнает.