Что-то долго не возвращается гонец, как бы граф в порыве гнева не пришиб бедолагу... И что это вдруг нашло на его светлость? Капитан не знал, в чем там дело, но за просто так дружину в пограничной провинции разоружать не станет даже военачальник Тейвор. Значит, будет мятеж, а они — крайние. Десять лет спокойной жизни, ему ж всего два года служить оставалось! Капитан мысленно пообещал пожертвовать в храм Лаара трехмесячное жалованье, если обойдется. Прошел еще час — будущее пожертвование возросло до четырехмесячного, а спустя еще полчаса — пятимесячного жалованья. От разорения капитана спас стук в дверь. Посол вернулся не только живым, но и невредимым.
— Ну что, что он сказал?
— Я это повторять не буду, но красиво сказал, аж заслушаешься! Граф, а такие слова знает, прям и не скажешь, что благородный!
— Хватит трепаться!
— Сказал, что у нас времени до заката, чтобы освободить его людей, вернуть им оружие и убраться из города. И еще два дня, чтобы убраться с его земли. А военачальнику Тейвору мы можем передать...
— Можешь не продолжать, — и капитан отпустил гонца отдыхать, не сомневаясь, что тот во всех подробностях расскажет благодарным слушателям, что именно граф Вильен посоветовал сообщить военачальнику.
Значит, все-таки бой. Он отдал приказ выступать: эти новые ручные бомбарды можно использовать только в чистом поле. Город им не удержать, крепостной стены в Валенсе отродясь не было, а деревянный частокол всадникам не помеха. На узких городских улицах его солдат сразу же перережут, мечники из них никакие — новый набор, крестьянские парни от сохи, толком еще не выучились оружие в руках держать.
* * *
Вильен мрачно смотрел в окно — вражеское войско (хотя какое там войско, одно слово) разворачивало строй прямо напротив разводного моста. Они что же, его за полного дурака держат? Пусть стоят, любуются на крепостную стену, если больше нечем заняться. Их слишком мало, чтобы взять дом в осаду по всем правилам военного искусства, а сам он к ним не выйдет, подождет, спешить некуда. В усадьбе остался только небольшой конный отряд, остальных граф отправил в Валенс, как только узнал, что произошло. Управятся они там быстро, и если незваные гости дождутся возвращения дружинников — попадут в клещи. Если же решат вернуться — обнаружат, что город они уже потеряли. Лагерь Вильен приказал сжечь, так что отступать гарнизонному отряду будет некуда. Ему, впрочем, тоже. Добрые намеренья Эльвина привели к беде еще быстрее, чем он рассчитывал. Мятеж начался.
— Ваша светлость, — к нему подошел капитан гвардейцев, — они ж совсем обнаглели. На самом виду стоят. Может, хоть лучников выпустим?
— Нет смысла тратить стрелы. Отправьте на стену кого-нибудь поголосистее, пускай велит им убираться. Только чтобы не высовывался, мы не знаем, как далеко бьют эти бомбарды.
— Так уже. Ребята с ними уже час препираются.
— А теперь передайте им от моего имени. Кто не уйдет сейчас — останется здесь лежать.
Капитан ушел, Вильен опустился в кресло и устало прикрыл глаза: проклятье, Эльвин! Что же ты сделал! Слишком рано все началось, слишком быстро! Он не готов — ни союзников, ни запасов — до нового урожая еще три месяца, граница оголена, варвары не преминут воспользоваться удобным случаем, сражаться на две стороны у него не хватит сил. А вездесущий министр сделает все возможное, чтобы соседи восстание не поддержали. И можно не рассчитывать на старую дружбу — если предал даже Эльвин, то кто же останется верен?
Утром Вильен разослал голубей: письма полетели в Айн, Вонвард, Айон, Уррар и Стрейн — все пограничные провинции. Пусть знают, не только они, но и по всей империи, что граф Виастро не изменил присяге и не нарушил закон первым — его вынудили взяться за оружие. Король посягнул на извечное и нерушимое право каждого высокого лорда — с оружием в руках защищать свои земли и своих вассалов. К этому шло, этого страшились, это, наконец, случилось. Пусть они решат, чего бояться больше — королевской власти или королевского гнева. Судьба Вильена теперь зависела от того, какой страх окажется сильнее.
Он снова глянул в окно — отступать нападающие не собирались, наоборот, закончили построение. Копейщики и стрелки с новыми бомбардами выстроились как по учебному трактату, только вместо луков железные палки в человеческий рост. Ну, пускай стоят, с ноги на ногу переминаются. А если еще и дождь пойдет — небо с утра хмурилось, так и вовсе замечательно. Женщины и дети уехали еще три дня назад, под надежной охраной. Он вздохнул, вспоминая прощальную сцену — жена молча подчинилась, хотя и проплакала всю ночь, но с Риэстой все оказалось сложнее.
Она пришла к нему поздно вечером, когда все уже спали, а Вильен сидел над бумагами, писал письма. Высокая, стройная, в неизменном черном платье — она так и не сняла траур, светлые косы, в которых почти незаметна седина, уложены в тяжелый узел. Женщина вне времени — он знал, что ей уже за сорок, но со спины Риэста все еще казалась хрупкой девочкой, а если посмотреть в лицо, то подлинный возраст выдавал только взгляд — уставший, полный обморочной глубокой синевы. Она села в кресло и тихо спросила:
— Ты, должно быть, не знаешь, как я встретила твоего отца, Вильен?
— При дворе, после, — он запнулся, но все же договорил, — мятежа вашего старшего брата.
Губы женщины тронула грустная усмешка:
— Да, все верно. Но он не рассказывал тебе, как это случилось?
Вильен покачал головой — не рассказывал, да он и не спрашивал, не его это дело. Родную мать он не помнил, а когда отец привез из столицы невесту, был еще слишком мал, чтобы обращать внимание на слухи, когда же подрос — сплетничать уже перестали. Он знал только, что Риэста — младшая сестра мятежного герцога Квэ-Эро, чьих сыновей Старнис, на свою беду, взял под опеку. И знал, что отец счастлив в браке, этого было вполне достаточно, чтобы относиться к мачехе с почтением, постепенно перешедшим в любовь.
— Мой первый муж, — Вильен удивленно поднял брови — он не знал, что Риэста была замужем дважды, — был плохим человеком, трусливым и мелочным. Ему нужна была знатная жена и он взял меня без приданого. Прошло несколько лет, и случился этот безумный мятеж. Он потащил меня во дворец, клясться наместнице, что он тут не при чем, просто оплошал с женитьбой. Наместница ему поверила, но, должно быть, пожалела меня, и оставила при дворе, обещав развод. Я просила ее пощадить брата... она отказала.
А потом приехал Вэрд, и я подумала, что вот он, шанс! Ведь в мятеже так или иначе были замешаны все лорды — кто давал солдат, кто деньги, кто просто закрывал глаза. И если бы все признались, наместница не смогла бы казнить всех графов и герцогов сразу. Глупо, правда? Но мне было девятнадцать лет. Твой отец объяснил, почему ничего не получится. Я назвала его трусом, сказала, что наместница купила его, что это подло, когда одному придется отвечать за всех. Он накричал на меня в ответ, что Квейг обманул его, не сказал, когда выступает, иначе он был бы с ним. И что если его признание поможет, то он готов. А на следующий день его арестовали прямо в кабинете наместницы. И я снова пришла просить, на этот раз уже за него. И снова получила отказ.
Потом был суд, их приговорили к смерти, но Вэрд подписал прошение о помиловании. Он так никогда и не сказал мне, почему, но я знаю и без объяснений. Наместница сдержала слово — я получила развод, и твой отец предложил мне уехать с ним. Я ни разу не пожалела о том, что согласилась. Ты, должно быть, думаешь, зачем я рассказываю тебе это сейчас?
Вильен неопределенно пожал плечами. Предисловие и впрямь получилось долгим, хотя и интересным. Но какое это все имеет отношение к его положению? У отца не было серьезных причин лезть в то дурацкое восстание, а ему выбирать не приходится. Риэста продолжила:
— Тогда мне казалось, что наместница — воплощение зла. Что ей нравится убивать и причинять боль. Но я все равно просила ее о пощаде. Умоляла, уже понимая, что бесполезно. Я никогда ни о чем не просила своего первого мужа, что бы он ни делал, а наместницу молила на коленях. За тех, кого любила. Вильен, я не хочу снова умолять. И не хочу, чтобы через это пришлось пройти тебе. Ты не знаешь, что такое унижение. Остановись, пока еще не поздно. Тебе тяжело сейчас, но будет только хуже. Бессилие, страх, боль. Когда герцогу Суэрсена перепиливали горло тупым мечом — король улыбался, а затем разорил его земли. Ты проиграешь, и король заберет у тебя все, даже честь. И в отличие от Энриссы — получит от этого удовольствие.
— Значит, я должен выиграть. Я пытался объяснить Эльвину, но он не захотел понять. Король так или иначе отнимет у нас все! Но мы можем покорно ждать, как коровы в стойле, а можем подняться и в бою защитить свое право.
— Ты не можешь знать что случится даже завтра, не говоря уже о том, что будет через год. Это ведомо только Семерым, а ты всего лишь человек, Вильен.
Он улыбнулся, такой родной и знакомой улыбкой:
— Но и вы этого знать не можете. Я обещаю не проиграть.
Риэста только покачала головой:
— Мой брат тоже обещал.
— Тогда обещаю, что за меня вам просить не придется.
Говорить больше было не о чем, на следующее утро Риэста уехала вместе с детьми и невесткой. Ее старший сын от Вэрда, недавно получивший первый взрослый меч, хотел остаться с братом, но Вильен убедил мальчика, что дамам в дороге нужна надежная охрана. После их отъезда одной заботой стало меньше, но слова Риэсты не шли из головы: к смерти он готов, но к тому, что будет ей сопутствовать... Об этом не хотелось и думать. Из невеселых раздумий его вырвал гневный крик капитана, ворвавшегося в комнату:
— Ваша светлость! Идите скорее на стену! Эти твари, они хотят казнить пленных! — Вильен бегом помчался наверх.
С такого расстояния лиц было не разглядеть, он видел только сине-золотые колеты. Двенадцать человек, связаны, стоят на коленях. Глашатай надрываясь, орет:
— Приговариваются к смерти за государственную измену, выразившуюся в неподчинении приказу военачальника и вооруженному сопротивлению войскам его королевского величества Элиана.
Вперед выходят арбалетчики. Вильен в ярости кричит, свесившись вниз, не думая, что стал легкой мишенью: "Остановитесь!" Лучники натягивают тетивы, но мешкают, опасаясь попасть в пленников. Слишком поздно — залп, связанные люди мешками валятся на землю, арбалетная стрела свистит совсем рядом, над самым его ухом, и капитан толкает графа за зубец. А глашатай внизу объявляет, что вторую партию бунтовщиков казнят через час.
Бледный, как лебединое крыло, Вильен командует:
— Атаковать. Немедленно.
— Но ваша светлость, они ж того и хотят, дряни, выманивают нас в поле!
— Плевать. Я не позволю им еще раз расстрелять безоружных.
Он и сам понимает, что нужно стиснуть зубы и дождаться подкреплений, что победа сейчас обойдется слишком дорого, но гнев заглушает голос разума. Риэста была права. Мятеж еще не начался, а он уже испытал бессилие. Что там дальше? Боль и страх? Ну уж нет, бояться сегодня будут эти гарнизонные крысы, смелые только со связанными пленниками.
* * *
Командующий имперским отрядом удовлетворенно кивает, глядя на опускающийся мост. Не выдержал граф, как он и ожидал. Противно на душе, от крови безоружных вовек не отмоешься — Лаару угодна смерть в честном бою, а не убийство, даже если его называют казнью. Но другого способа выманить конницу из замка, пока не подоспели их основные силы у него не было. Хорошо хоть, что не пришлось повторять приглашение. Ну что ж, сейчас он посмотрит, чего стоят хваленые ручные бомбарды в настоящем сражении. Чего стоили его солдаты он знал и так. Валенс они взяли числом, а не умением.
На стену вышли лучники, но осаждающие выстроились слишком далеко, стрелы на излете не могли пробить кирасы, и после первого же залпа из открывшихся ворот вылетела конница. Копейщики раздвинулись, пропуская вперед стрелков. Команда: "Огонь!", блеснули искры, затрещали фитили, и поле боя огласил грохот, капитан напрасно пытался разглядеть что бы-то ни было в дымном облаке, окутавшем строй. Но даже не видя, он знал, что стрелки отступили за спины копейщиков, и перезаряжают бомбарды. Времени на второй залп все равно не осталось, но год непрерывных учений сделал свое дело — оружие должно быть готово выстрелить.
Ветер отогнал дым в сторону, и капитан увидел, какие потери понесла конница. Лучше, чем он ожидал, но хуже, чем надеялся. Четверть всадников осталась лежать, остальные мчались вперед. Проклятье — он рассчитывал, что лошади испугаются выстрелов и понесут, но дружинники сумели удержать коней. Он вынул меч из ножен. Спустя мгновение первый ряд конницы наткнулся на копья. Начался настоящий бой, и увидев, сколько всадников прорвались, раскидав строй, он уже понял, что сражение безнадежно проиграно. Последнее, что капитан успел подумать, падая под копыта: "За смерть в бою Лаар простит мне грех"
Когда из города вернулся основной отряд, все было уже кончено. Вильен выслушал короткий рассказ сотника, отбившего столицу:
— Ну, мы им хвост накрутили чуток, а они и рады были сдаться. Убитых нет, а кто порезался — так по дури, жить будут. Вот только наших ребят они с собой забрали, мы когда тюрьму открыли — там только городская стража осталась.
-Я знаю, — сухо ответил Вильен. Он дорого заплатил за жизнь оставшихся заложников. По двое за одного, не считая раненых. Дождись он подкрепления, жертв было бы меньше. Долг против чести... Сегодня он выбрал честь. Но что будет завтра?
Остаток дня перевязывали раненых и отпевали убитых. Жрецы Келиана и Эарнира трудились бок о бок, Вильен ловил их осуждающие взгляды, но выразить неодобрение вслух служители Семерых не осмелились. Вечером, собрав на совет офицеров, управляющего и казначея, он хмуро объявил свое решение:
— Тех, кто стрелял по нашим пленным — повесить, — из двенадцати арбалетчиков-палачей восемь благоразумно погибли в бою, остальных выдали свои же товарищи, — прочих отконвоировать в Инванос. С сегодняшнего дня любой имперский солдат, перешедший границу моих земель — враг, и обращаться с ним следует соответственно.
Управляющий тяжело вздохнул, и все же спросил, хотя понимал, какой получит ответ, просто хотел услышать это из уст самого графа:
— Ваша светлость, это что же, мы теперь мятежники, получается?
— Мы защищаем свою землю и свои семьи. А настоящие мятежники — это те, кто нарушил законы империи и вынудил нас взяться за оружие.
Расходились молча, обсуждать было нечего, каждый знал, что ему делать. Управляющего заботили запасы, и успеют ли снять урожай, военных — как одновременно защищаться и от варваров, и от империи, казначея — где взять деньги, мятежи обходятся дорого. Но никому и в голову не пришло осудить решение графа.
15
— Покойный Старнис был прав! Тейвор, вы безнадежно глупы! Что вы натворили в Виастро?! — Министр государственного спокойствия был в бешенстве, и даже присутствие короля не заставило его сдержать гнев.
— Я хотел предотвратить мятеж! — Оправдывался Тейвор. Обвинение в глупости он предпочел не заметить.
