И Смех, И Грех

— Мне завтра племянницу нужно забрать из санатория.

— Надо, заберём. В чём проблема-то. А сейчас будь умницей. Переходи вперёд, включим музыку и поболтаем.

Поболтали. Димка оказался очень интересным собеседником. Слушая его истории, Алинка хохотала до слёз. Она даже перестала дрожать по поводу воспоминаний о их первой встречи... По дороге они не только смеялись но и разговорились по душам, не заметив, как рассказали друг другу всё о себе.

В квартиру она поднималась с особым чувством. Вспоминая, как шла, словно деревянная, первый раз сюда, как бежала обратно... Припомнив побег, улыбнулась. Летя от его двери потеряла на ступенях первого же пролёта туфлю, но возвращаться не стала. Гнал страх. Хотя безумно жаль было новые туфли. Так и добиралась по городу босая. "Интересно, нашёл он её "хрустальный" башмачок или не обратил внимания совершенно не догадавшись, что это её?"

— По какому поводу улыбаешься и посматриваешь на эти ступени, что по задумке строителей с холодным расчётом несутся вниз?

— Просто так.— Решила она умолчать, о воспоминаниях с потерянной туфлёй. "Ещё подумает, что пожалела. Но ведь так и было".

— А я думал, надеешься туфлю найти?

— Ты догадался?

— Я не менее тебя внимателен. До сих пор не могу понять, как ты могла так быстро ухватить код замка?

— Математическое мышление. И цифровой склад ума. Мне всегда нравился мир цифр и чётких инструкций — там я чувствую себя уверенно, нахожу гармонию и спокойствие, в жизни этого не всегда хватает.

— Сто процентов был уверен, что ты в ловушке.— Посмеивался он.— Кто ж знал про твой математический склад, будь он не ладен.

Занеся продукты на кухню, которую и кухней-то у неё не поворачивался язык назвать, он исчез в душе. Специально оставил её одну, если уйдёт, то придётся расстаться или начинать всё сначала. Но Алина о побеге не думала. Покрутившись и не придумав, что с этим со всем делать, она постучала в душевую:

— Дим?

— Что такое,— прикрутив воду, откликнулся он.

— С продуктами, что делать, ты не сказал?

— Ничего, отдыхай. Я освежусь и всё приготовлю сам.

Она явно маялась. Ситуация из ряда смешных. "Полный бред!" От бессилия, села в кресло и открыла первый же попавшийся под руку глянцевый журнал. Оказалось типично мужской, с эротично обнажёнными дамами и вводящими в краску откровенными сценами, либо с усеянными страницами советов...

"Чем у мужиков голова забита. Как они успевают делать деньги и тратить время ещё вот на это. А что тут удивительного, женщина тратит время, кроме работы: на дом, детей, мужа, а им куда его девать. Вот и листают журнальчики. Где-то читала, что у мужчин в большей степени, чем у женщин есть потребность побыть наедине с собой. Так смешно. Кто вообще-то мерил эти потребности? Представляю, как хотелось маме бросить всё и сбежать от нас троих, куда глаза глядят, хоть на месяц, на неделю, на несколько дней. Но она, закусив губы и запрятав, куда подальше, своё хотение терпела. А отец нет. Брал путёвку каждый год и дул себе отдыхать. Он уставал, а мама, тяня работу и дом и нас в придачу, нет. Просто ответственность у женщин и мужчин разная. Вот и вся премудрость". Разоблачающий ход её мыслей нарушил появившийся из душа Димка.

— Чего листаем?— наклонился он над столиком.

Его голый торс и замотанные в полотенце бёдра не смущали, потому как привыкла. Он и в палате Веры, не стесняясь, ходил так же.

— Ничего.— Торопливо откинула она журнал.— Здесь нечего смотреть, одни чиганашки.

— Кто, кто?

— Кот на пляже в рукавицах. Пойду и я искупаюсь, пока ты готовишь еду.

— Иди. Я вообще-то думал, что ты спишь...

Алина не пошла в душевую кабину, а спустилась в круглую большую ёмкость, захотелось страшно как, понежиться в ванне. И заодно подумать: "Странно, но он совсем перестал донимать меня возвратом долга, не делая попытки даже к принуждению или намёка на секс. А что если Лариса права и ему надоело нянчиться со мной. Тогда запросто я могу его потерять, но ведь жизни без этого парня я уже себе не представляю. Что же делать не подойдёшь же и не скажешь, что возьми меня. Глупо. Особенно после того, что выделывала. Да и бабушкино воспитание не позволяет так сказать... говорить о таких вещах — это Бог знает что".— Она, улыбнулась, представив, как она говорит ему: "Ах, Дима, возьми меня прямо здесь и сейчас, и немедленно, котик..."— Действительно не для слабонервных. Но ведь можно и по — другому, если поварить головой.

Кулинарный процесс был в самом разгаре. Димка нажарил мяса, поставив его на маленький огонь тушиться, на противень в духовку определил картошку, в темпе крошил салат, когда из ванной донёсся визг. Бросив всё, он подлетел к двери.

— Алина, что случилось?

Но вместо ответа, которого он ждал, визг только усилился: "Дьявольщина, придётся заходить. Напугаю, конечно, но выхода нет". Открыв дверь, он, пытаясь действовать аккуратно и спокойно, всё же получается что влетел в ванную. Но в плотных клубах пара мало что от двери разберёшь. Пришлось подходить. Отойдя к задней стене ёмкости и закрыв лицо руками, в клубах пара, визжала нагая девушка. "Нажимала на все кнопки и вот результат". Сообразив в чём дело, он, смеясь, перекрыл пар.

— Уже всё. Попарилась немного.— Он старался изо всех сил не смотреть на неё и сохранять хладнокровность, но это плохо удавалось. Тем более, что её руки обхватив его шею, приблизили его к себе невероятно на близкое расстояние. Небесной голубизны безумные глаза сверкнули рядом, и... "Лети всё в тар— тарары". Он потерял голову. Найдя дрожащие губы, целовал до дурмана, до дрожи, до безумия. А потом, подхватив на руки, понёс в спальню. Нетерпеливо, откинув скрывающий постель мех, опустил свою богиню на шёлковые простыни. Её и так испуганные глаза расширились при виде того, как он сбросил с себя одежду и лёг рядом. "Видимо, в отдельных людях всё-таки заложены какие-то физиологические барьеры",— обмирала от страха она.

— Мне страшно,— пролепетала девушка. Сердце ёкало и сумасшедшей скоростью гоняло горячую кровь. Она пыталась в его действиях и словах найти дополнительный смысл, так необходимый ей сейчас.

— Просто ты накрутила себя.— Заверил он, покусывая её щёки и уголки губ. Он так и не понял происходящего сейчас с её душой.— Тебе понравится. Заявил он самонадеянно. А ведь её душа пульсировала сейчас в его ладонях, совершенно обнажённая, чистая как слеза и беззащитная.

"Если б мужчины способны были думать о нас, угадывать наши желания, скольких бы женщин это сделало счастливыми".— Страдала, пытаясь от него добиться главного, Алина.

— Дима?

— Не отговаривай меня, Аленький,— попросил, напугавшись, он.

— Поцелуй меня, пожалуйста, ещё, это сводит меня с ума.

— Господи, да всегда, пожалуйста. Ты только не замыкайся в себе, говори о том... из того, что я тебе делаю, больше всего нравится... Тогда всё у нас будет славно.

— Я говорю...

— Глупышка, пока я ещё ничего с тобой не делал.

— Дима?

— Да Аленький?

— Дима?

Дочерей Вера воспитывала в атмосфере добра и заботы, а так же на романтики чувств и любви. Поэтому ей, Алине, очень хотелось услышать сейчас от него нежные, красивые слова и может быть даже слова любви, а он молчал, словно набрав в рот воды. Только целуя и целуя её и используя свой язык и рот совсем для другого. Поняв, что из него ничего не вытянуть она замолчала. "Никакой романтики, ровным счётом никакой".— Горевала она. А Димка, так и не сообразив, чего от него она ждёт, купал её в нежностях. Он старался до тех пор, пока она не забыла обо всём, и желание у неё появилось только одно. Приглушив губами её стон, он сделал эту нравившуюся ему безумно девушку своей женщиной. Немного остыв от безумства, парень повернулся к ней:

— Алина, девочка, ты как?

"Боже мой, какой осёл. После такого заявить: "Ты как?" лучше б молчал". Алинка, спрятав горевшее от счастья лицо у него на груди, всё же вздыхала. "Но теперь она не понимала Ларису, как можно это делать с нелюбимым мужчиной и за деньги. Наверное, женщине очень плохо, если она своё удовольствие и любовь меняет на дежзнаки".

— Алиночка, тебе не понравилось?— забеспокоился он, по — своему оценив её молчание и вздохи.

— Наоборот.

— Тогда, расслабься, детка, ты вольная женщина теперь, а мне ничего больше не должна.— Он просто хотел пошутить, а она отшатнулась, как от удара. Он почувствовал, как холодные мурашки пробежали по её телу, и ужаснулся тому, что только что сморозил. Тут же потянувшись с поцелуем, он натолкнулся на её ладошку.

— Там еда превратится в угольки.— Говорила, стараясь сдерживать дрожь в голосе. "А ведь ещё с полчаса назад от звука его голоса кружилась голова, и от его прикосновений плавилось всё внутри, и я готова была бежать за ним на край света. Ни зачеркнуть, ни изменить ничего уже нельзя. Казнись не казнись... В одном он прав: я больше ему ничего не должна. Не надо рвать себе грудь. Лучше извлечь из разочарований урок. По доброй воле в один прекрасный день мы решаем двинуться в путь. Странно в этом мире устроено всё. Сложно и до обидного просто. Никто не хочет жить просто так, смотреть под ноги, только для того, чтоб не споткнуться и наслаждаться минимумом. Нет же, всем подавай непременно чуда. Вот карабкаясь, ломая ногти и сажая ссадины, лезем на вершину в надежде увидеть там чудо. Но я сорвалась. Была плохо подготовлена, не знала, как себя вести там, на вершине, держа в руке то чудо. Что теперь делать? Стоп?! Но Лариса предупреждала, мол, лучшее, что из мужчин можно выжать, это использовать их. Значит, есть такие, которые живут без чуда и только тем, что под ногами? Нет, так дело не пойдёт. Я не буду считать, что чудес не бывает, и срыв ещё не значит, что жизнь не состоялось. Я не буду вычёркивать это из памяти. Во-первых, из-за двоякости чувств. Обиды и счастья. И потом, на нём вины нет. Я всё это затеяла сама. Опыт тоже вещь полезная, если к нему с чувством юмора относится".

— Да, гори оно всё пламенем,— загорячился он, имея ввиду мясо и картошку.

— Мне нужно в душевую комнату,— поднялась она.

"И что никто не догадался привязать на бантик мой язык",— ругал он себя, последними словами, топая на кухню. Повезло, всё было цело и кухня и еда. Он не слышал, занятый сервировкой, как она ушла. Обнаружил пропажу только тогда, когда пошёл приглашать на ужин. Вернувшись от двери к столу, налил себе в бокал вина. "А ну её! Может, правы те кто говорит, что Бог не делает, всё к лучшему. Поставить на этой истории точку и забыть. Ведь жил же без неё. Какой от неё толк. Гонориста, не опытна, к тому же математический склад ума. Когда шея умнее головы — труба. Бросить к чертям собачьим всё это и не вспоминать. Но ведь опыт дело наживное и сексу можно научить, гонор обломается со временем, а бесхребетная тоже никому не нужна. И опять же Алина умом своим не давит, молчит себе в сопилочку. Вновь всё вверх тормашками в голове впору застрелиться". Одевшись и захватив ключи от машины, он отправился следом за ней. В дверь ломиться не пришлось. Посмотрев в глазок, открыла без вопросов. Понял: шум ей ни к чему. Окинув её ладненькую фигурку взглядом, понял, поднялась с кровати.

— Ты же сказал, я свободна и ничего тебе не должна?

— Алина...

— Больше я не продаюсь. Ни за какие деньги.

Он, перестав крутить головой, прямо посмотрел в потухшие голубые глаза.

— Ты забыла отдать мне сдачу...

— В смысле?— вспыхнула она. Но, глуша в глазах тоску, подумала: "Почему так происходит, одни чуть ли не каждый год находят себе увлечения, а другие влюбляются раз и на всю жизнь. И как жить дальше, если та любовь непутёвая".

— Сердце и душу, что забрала. Я люблю тебя Аленький. Больше не могу сдерживать своих чувств. Ты очень дорога мне. Можешь не верить, но ты стала для меня близким человечком. Пожалуйста, не надо наказывать за глупость так жестоко. Я правда не представляю своей дальнейшей жизни без тебя.

Алинка не помня себя, метнулась к этой тёплой надёжной груди. "Теперь всё правильно и именно так, как бы ей хотелось. Если души слились в одно, то нет большого греха в том, что и тела желают быть одним целым".

— Собирайся мы возвращаемся ко мне. По дороге сюда, я купил вкусный торт, а здесь у тебя нет даже хлеба.

— Ты пил вино, как же ты ехал?

— Немного. Всего бокал, для прояснения ума. Я отлично чувствую машину, и ехал очень осторожно. Собирайся или я унесу тебя так, выбирай. Представляешь, цветочек, я ведь мог проехать мимо тебя тогда, если б не твоя грудь и ноги.

— Ну почему такой примитив,— обернулась она, закалывая волосы перед зеркалом.

— А вот так устроен наш брат. Пойми, как ни прискорбно, на женские извилины и душу мужики обращают внимание в последнюю очередь.

— А в первую?

— На экстерьер,— хохоча, заявил он.

— Потому и влетаете в хитрость, подставы, дерьмо...

— Так и есть... Ты готова, мы едем?

Ночь оказалась волшебной. Предчувствие её не обмануло. В бестолковых его вопросах исчезла сама бестолковщина. Слух выхватывал только палящий сердце жар. Она долго не могла заснуть, слушала, как он дышит, прижимая ухо к его груди. Вдыхала запах его тела и плавилась от счастья. Будильник прозвенел вовремя. Потом, трезвоня минут пять, настоятельно напоминая, что пора просыпаться и вставать, заткнулся. Какое чудо проснуться в одной постели, на одной подушке, под одним одеялом. Ей совсем не хотелось выплывать из его объятий. Но от жизни не убежишь. Помахав и порадовавшись заглядывающему в окно солнышку, получив удовольствие от завтрака, отправились первым делом проведать Веру в институт. А потом уже, захватив с собой гостинца, взяв курс за город, погнали на санаторий за девочкой. Алина думала о том, как хорошо, что этот не лёгкий период девочка была пристроена. "Ей там, наверное, до чёртиков надоело, но это всё же лучше, чем пихать по соседям, отфутболить к Тане или таскать её по больницам".

— Ты о чём задумалась?

— О Тане душа болит. Как она там бедняжка?

— Привезём ребёнка, проведаем и её. Она что, совсем ненормальная?

— Как тебе сказать. Правильнее сказать, с приветом. Дело было так: две дочери, отец разбежался на сына. Мама чем-то переболела вовремя беременности, и думаем отсюда последствия... Она родилась с косыми глазами, и это сразу наложило свой отпечаток на её психику. К тому же рыжеволосая. Сначала всё было нормально, девочка ничего не понимала, но потом все стали тыкать, дразнить, смеяться и она замкнулась. Позже выяснилось, что и памяти никакой нет. Мама махнула на неё рукой, наряжая во что попало, так как той было решительно всё равно какую одежду носить. В школе над ней потешались, материал школьной программы усваивать для неё оказалось проблематично. Следовательно, стараниями мамы, которая бегала договаривалась за оценки, закончив восемь классов на знаниях поставила крест. А потом и вовсе одичала, переехав в село. Мы не трогаем её. Делает что хочет, одевается, как хочет, естественно, в обноски и старьё. Что наше, что люди приносят.

— А чем она там занимается?