Практика на Лысой горе

Вий-Совяцкий только покачал головой, будто родная внучка не понимала очевидных вещей. От этого Саше захотелось стукнуть его чем-то тяжёлым. Желательно той стеклянной вазой с невзрачным гербарием, который зачем-то сюда поставила Хвеся.

— Ты же знаешь, что уже столько лет у него нет наследников. А старейшины рода ворчат, требуют, чтобы передавал силу. И хоть Гриша крепкий мужчина, сотню лет будет ещё огого, но всяко может случиться. А стихийница любому родит хорошего ребёночка, и магические способности стопроцентно передадутся, сама понимаешь.

Саша поражённо уставилась на него. Услышанное не укладывалось в голове.

— То есть... — пробормотала она, — как нет? А кто же тогда подселился в мою комнату?

— Ты сама его подселила, — буркнула Вий-Совяцкий, открывая предварительный отчёт по проведению практики для первокурсников. — Тема, видите ли, кандидатской: 'Взаимодействие мужской и женской магии в условиях злыдневско-мольфарского потенциала'. Тьфу!

Саша сделал вид, что ничего не расслышала. Ну, не виновата же она, в конце концов, что один втюрился в студентку, а второй вообще в кому рухнул! Правда, чего уж там, рухнули оба.

— Не заговаривай мне зубы, — фыркнула она, — давай лучше детали. Чей сын Андрей?

— Чугайстрина-старшего, — невинно сообщил Вий-Совяцкий.

Если б возможно, то ещё бы и невинно захлопал ресницами. Однако, слава всем злыдням, это не случилось. Какие уж тут ресницы... Саша сжала кулак и подалась вперёд, прожигая его взглядом. Вий-Совяцкий изумлённо приподнял брови, мол, я что-то не то сказал? Да быть того не может!

— И-и-и? — с ласковой улыбкой голодного крокодила протянула она.

— Приёмный, — мрачно отозвал Вий-Совяцкий. — Одно время Гриша крутил роман с прекрасной барышней по имени Аин Кервален. Красавица, ничего не скажешь... порой. Умная, грамотная — всё прекрасно. По обмену знаниями ездил в Великобританию, значит. К феям.

Саша обдумывала его слова. Андрей — сын феи? Ничего себе!

— Значит, мать — фея... — тихо произнесла она.

— Нет, — не менее мрачно сказал Вий-Совяцкий, — Чугайстрин будет не Чугайстрин, если ж не вляпается! Аин не фея, а баньши.

Саша тихо охнула.

— Угу, — хмыкнул он, — так ещё на момент знакомства — очень беременная баньши. Кто отец — неизвестно. Но вполне может быть, что кто-нибудь из лесного народа, обрати внимание на уши Андрея. Только это мелочь. Хуже, что Аин ещё и снискала страшную нелюбовь своих драгоценных родственничков. В итоге ребёнка Грише принёс какой-то зелёный фейри, вручил и был таков. Ни записки тебе, ни последнего прощай. Только по магическому фону и понял, что мать — Аин.

Некоторое время Саша сидела, уставившись на него и потеряв дар речи. Нет, это какой надо быть?! Бросить ребёнка и смыться! Ну, мамаша! Вот не зря никогда не любила этот западный народ!

— Погоди, — произнесла она, — и что, так ни разу и не появилась больше?

Вий-Совяцкий отрицательно замотал головой. Но раз так... Ведь можно же... Саша чуть не подпрыгнула от осенившей мысли.

— Слушай, я вытащу нас из беды!

— Да? — скептично хмыкнул Вий-Совяцкий. — Мне уже сейчас писать заявление на увольнение.

Обида вспыхнула вместе со злостью, с кончиков пальцев сорвались язычки тёмного пламени. Она прищурилась и почти прошипела:

— Хочешь пари, дедушка?

На губах Вий-Совяцкого появилась дьявольская улыбка, из-под полуприкрытых век полился могильный холод.

— А выдюжишь, внученька?

— А ты боишься проиграть? — Саша тоже улыбнулась, не отводя глаз. — Тогда пари: если я уверю комиссию, что у нас всё в порядке, ты сделаешь меня деканом злыдневского факультета.

Вий-Совяцкий чуть склонил голову набок, бледно-голубые глаза вспыхнули огнём:

— А если нет, то выйдешь замуж за того, на кого я укажу, и уйдёшь в декрет... Орысенька.

Глава 2. Южный Городовой

Настроения не было никакого. Я смотрела под ноги, чтобы не сбить носки новых лаковых туфелек. Васька сделал подарок от всего сердца: ухватил за шкирку насупленную сестру, то есть меня, и потянул в магазин. Несмотря на день рождения, канун совершеннолетия и всё такое, никакого желания праздновать не было. На все попытки отмахаться Васька только фыркнул и сообщил, что если я сегодня не вылезу из общаги сама, вытянет за косы сам. Кос у меня нет; волосы, спасибо, чуть ниже плеч, но с этого злыдня станется.

Туфли, правда, и впрямь приобрели красивые. Чёрные, на высоком каблуке, с изящной золотистой пряжечкой и закруглённым носком.

Васька шагал рядом, насвистывая какую-то песенку. Ему, в отличие от меня, кажется, всё хоть бы хны. Не расстраивал ни хмурый вечер, ни ветер, забирающийся под лёгкую куртку и треплющий волосы. И хоть настроение валялось ниже плинтуса, всё же нельзя отрицать: хорошо, что брат вытащил в люди.

— Мелкая, мороженое будешь? — поинтересовался он, покосившись в сторону колоритной краснощёкой тётки за холодильной установкой.

Я пожала плечами:

— Пожалуй, нет.

— Тогда шоколадное, — не смутившись, кивнул Васька и потопал к тётке. — Стой тут.

'Нахал', — мысленно хмыкнула я, даже не подумав его слушать, молча поплелась к скамеечке. Меня он, конечно, выучил превосходно за столько-то лет! И шоколадное мороженое я действительно люблю больше всего.

Усевшись, молча уставилась перед собой. Полтавский вокзал не особо отличался от херсонского: тоже внушительное белое здание, смотришь: простор, свет да представительность. Только крыша тут зелёная, а у нас она красная. Кстати, вот это мы дали жару: проскакали от университета аж до вокзала. С какой радости, спрашивается?

Васька плюхнулся рядом и протянул мне вафельный стаканчик с самым обычным мороженым. Как говорят, советским. Другого не люблю просто. На мгновение стало очень грустно. Почему-то пришла мысль, что никто не будет знать меня, как брат. Он, конечно, на то и брат, но... Я только вздохнула и глянула на подмигнувший красным огоньком камень на перстне. После той встречи на лестнице Чугайстрина-старшего я больше не видела. Только Хвеся Харлампиевна сообщила, что он срочно отбыл в Ивано-Франковск из-за каких-то резко возникших проблем. Мне ничего сказать не соизволил. Кажется, даже забыл, что делал предложение. Ну, и ладно!

Я попробовала мороженое — во рту появилась приятная холодная сладость. Тогда он, кстати, ни слова не сказал, только смотрел так, будто хотел на месте испепелить. А потом резко развернулся и ушёл. А изгонявший злыдней Богдан усмехнулся, пожал плечами и уточнил:

— И где тут ваш лазарет?

Сильный порыв ветра, волосы защекотали лицо. Заправив пряди за ухо, я вздохнула. Богдан. Знаю, что мои действия со стороны смотрелись нахально и странно, но, увидев его, с первой же секунды, поняла кто это. А ещё потянуть в лазарет показалось так правильно и естественно, что не возникло и мысли остановиться. Правда, в лазарет меня не пустили, и поговорить больше мы так и не смогли. А хотелось... Впрочем, вру. И сейчас хочется. Однако про него больше не было никаких известий. Только три ночи назад ещё один сон приснился, а наутро я нашла сопилку под подушкой. Такую тоненькую, изящную, разрисованную изумрудными листиками.

— Чего страдаешь? — спросил Васька, тем временем уплёвший уже половину порции.

— Да так, — я пожала плечами, — погода и...

— Ой, я тебя умоляю, — отмахнулся он. — Мамка, небось, отругала?

Я насупилась. Зараза. Сам же сдал: 'Динка замуж собралась, Динка замуж собралась'. Естественно, мне устроили головомойку, пришлось долго пояснять, что никуда я не собиралась и не пойду. А Ваську потом с помощью Тани заперли в злыдневском подвале, на всю ночь. От Дидько влетело потом всем троим, потому что этот балбес опять попортил часть учебных материалов.

— Дурак, — весомо высказалась я.

— Сама такая, — ни капли не обиделся брат. — Согласись, я тебе помог. Полезет ещё раз этот хмырь приставать, а ты за родительскую спину, мол, с тобою целоваться мне мама не велит!

Размахнулась, чтобы дать подзатыльник. Васька притворно испугался и шарахнулся в сторону:

— А-а-а-а, дяденька милиционер, спасите-помогите, убива-а-а-а-ают!

— Замолчи уже! — шикнула я. — А то и впрямь сейчас прибежит. Заберут за нарушение общественного порядка.

Васька красноречиво показал язык, но мигом посерьёзнел:

— Слушай, а точно не собираешься?

— Ты миллион раз слышал, что нет, — рыкнула я, прикрывая глаза и пытаясь успокоиться.

Внутри всё жгло мольфарским огнём, ещё минута — испепелю тут всё к дидьковой бабушке.

Повисла тишина, потом почувствовала, как Васька пытается отобрать у меня мороженое. Всё же треснула братца, услышав недовольное сопение.

— Эх, не повезёт твоему жениху, Динка. Он тебе слово, а ты ему — раз! — в лоб, — посетовал он, — поразбегаются все от тебя.

Однако меня такое положение дел ни капли не огорчало. Только усмехнулась:

— А не пойду замуж. Стану старой и страшной, буду висеть у тебя на шее и взывать к твоим братским чувствам!

Васька возвёл очи горе:

— Боженька, за что мне это, а? Почему мама не могла родить братика?

— Тогда бы она сошла с ума, два балбеса одинаковых, — буркнула я. — Впрочем...

В нескольких шагах от нас замерла девушка в тёмном плаще. Откинула капюшон, и по спине заструились иссиня-чёрные волосы. Огляделась, будто выискивала кого-то взглядом. Я тихонько ойкнула, признав Ткачук. Она нас не видела, глянула на часы и резко сорвалась с места, помчавшись в здание вокзала.

— Вась, — тихо протянула я, — это ж ваш куратор...

— Вижу, — оторопело отозвался он, — однако... Завтра же занятия. Куда она так рванула?

* * *

'Ну, дедушка, — думала Саша, нервно выстукивая ложкой по столику и глядя, как мимо проносятся позеленевшие поля. — Замуж ему подавай! Проблем он не хочет. Это я тебе припомню, я сделаю столько проблем, голуба моя, что мало не покажется'.

Она сделала глоток чаю и горестно вздохнула. Напиток отвратительный, к тому же пересахаренный. Проводница типа Верка Сердючка Обыкновенная выдала кружку с таким видом, что сразу стало ясно: ни одно из Солохиных зелий с ним не сравнится по убойности.

Звонко поколотив мерзкий сахар, Саша ещё раз глянула на время. Времени должно хватить, Рудольф вряд ли с самого утра поскачет в Полтаву, а, возможно, ещё и задержится на целый день, тут уж как пойдёт.

Саша поморщилась: вот какой дидько дёрнул его в Херсон сорваться? Открывающийся филиал для провидцев? Как бы ни так! Вообще-то, он был единственный из основателей ПНУМа, который не тянул на свой статус. Вёл себя похлеще её оболтусов-третьекурсников. Если б не мощнейший дар, который позволяет видеть на десяток лет вперёд, Вий-Совяцкий удрал бы от него, сверкая пятками. С другой стороны, Рудольф не считал, что ведёт себя странно и откровенно довольствовался своим положением.

Саша бросила быстрый взгляд на закутанную в тёмную ткань метлу, приткнутую в уголке. Уж свезло, так свезло. Свой любимый транспорт укрыла покровом невидимости, накинула быстренько и пронесла без проблем. Плюс на купе наложила заклятие отталкивания, так спасибо всем злыдням, в соседи никто не набивается.

Правда, на проводницу это не действовало. Дверь открылась, и в купе заглянула круглая физиономия в синем берете с огроменной брошкой в виде листика.

— Ну, как чаёк? — поинтересовалась она низким грудным голосом, от которого Сашка чуть не подпрыгнула.

— Ничего... пережила.

Проводница ни капли не оскорбилась:

— Ещё?

Саша судорожно замотала головой:

— Нет-нет, благодарю.

Проводница прикрыла дверь, однако Саша заметила, как за ней мелькнула какая-то странная тень. Посидев несколько секунд, встала и тихо подкралась двери. Прислушалась. Нет, вроде бы ничего. Глубоко вдохнула и начала прощупывать на магическом уровне — пустота. Не помогла даже раскинутая злыдневская сеть, обычно выуживавшая любую нечисть, как паук муху из тёмного угла.

Выругавшись сквозь зубы, снова плюхнулась на полку и мрачно уставилась на чашку. Даже если предположить, что кто-то за ней следит, то... Всё равно бред какой-то выходит. Кому это может быть надо? Разве что тому, кто устраивал всю гадость в университете. Но тогда хороший вопрос: почему почти два месяца он и носа не выказывал? Разве что сила Цимбалиста и впрямь может впечатлить. Эх, Цимбалист, что ж ты зараза-то такая? Не мог себе Хранительницу найти среди дам постарше? Динке ведь ещё учиться и учиться, какая тут может быть сокровищница мольфаров?

За окном давно стемнело, но не было и мысли смотреть туда. Почему-то наружу полезли воспоминания давно минувших дней: безразличное лицо матери, презрительное — отца. Не уродилось дочка с ведьмовской силой: слишком слабенькая, дар уж больно непостоянный. Дед как ни пытался уговорить, но родители были непреклонны — отнесли на Лысую гору, думали в день шабаша провести ритуал привлечения силы.

В ушах стояли дикие крики, ведьмовский хохот, треск горевших костров. Тянуло сыростью, ночной прохладой и скошенной травой. А потом по глазам ударил белый огонь. И сила влилась, боль пронзила всё тело. Только потом оказалось, что не ведьмовская вовсе. Какой-то злыдень пробрался вслед за родителями и накинул чары, опутал злыдневским заклятием, вот тебе и Лысогорье...

Саша сжала пальцы так, что побелели костяшки. Что пришло — то пришло. Злыдня так и не нашли, сильный, гад, был. Родителей Саша больше не видела, Вий забрал её в Полтаву и тут и воспитывал. Правда, дал другое имя и ловко скрывал, что она ему приходится родной внучкой. Отказ от ребёнка — редкость, но тут уж больно гонористая матушка выдалась, не зря Вий отговаривал сына брать её в жёны.

Саша снова глянула на часы и мотнула головой. Так, ну хватит уже, а то начнутся сопли и слёзы. Сейчас на первом месте — дело.

Поезд начал замедлять ход. Саша ухватил сумку и запакованную метлу. В южных городах ведьм тоже полно, никто не удивится.

Прикрылась дверь, проводница объявила громовым голосом:

— Херсон!

Саша встала и направилась к выходу. Что ж, теперь всё зависит только от неё.

Ночная свежесть заставила чуточку вздрогнуть. Нет, её не назвать неприятной, наоборот, очень даже хороша, с едва уловимым запахом цветущих деревьев и степи. Все южные города — немного странные. Саша понимала, что, скорее всего, это просто её блажь. Но истина была где-то рядом. Здесь всё чувствуется острее, не так, как дома, и не так, как на севере. Здесь корни помощнее будут, и силы подревнее. Они так и не покинули этих мест, хоть и удачно спрятались.

В зале ожидания людей было совсем мало: пара сонных девчонок, грузная тётка, по виду — родная сестра проводницы, и худой вытянутый мужичок, что-то с интересом разглядывавший в спортивном журнале.

Саша быстро миновала зал и выскочила на улицу, снова окунувшись в ночной воздух. Темно, тихо. Лишь где-то вдалеке слышится гул мотора случайного автомобиля. Фонари разливают жёлтый свет, листву маленьких изогнутых деревьев шевелит ветерок.

Скинув с метлы ткань, Саша быстро уселась, покрепче ухватывая за деревянную ручку: