Паразиты

Да, все убитые были язвами общества. Но вправе ли мы брать на себя функции Бога?

Некоторое время драконы не обращали внимания на мои всхлипы. Это злило, доводило до крайней ипостаси обиды — ненависти. Разве дозволено оставаться безучастным, надругавшись, сломав... обесчестив? Даже Гумберт Гумберт маялся, сбросив Лолиту в зрелость. Я тоже ребенок. Один из тех, которые умиляют неожиданно взрослыми рассуждениями и непомерно грустными глазами. Которые чувствуют себя старцами, хоть и не понимают, отчего детство не ощущается. Ведь что такое двадцать лет по сравнению с застрявшей в голове вечностью?

Я начала выть в голос. Из вредности, раздражая даже себя. Джон дернулся, включил магнитолу и вывернул громкость так, что залихватские хиты современности обрушились какофонией.

— Выруби, пока я твою башку об руль не разбила!

— Выбирай выражения, — взревел Марк.

— Пошел нахер!

В тишине заглохшей музыки завизжали тормоза. Я въехала лбом в кресло водителя.

— Совсем сдурел?

Джон развернулся. Ярость, какой никогда не замечала, проела до последнего нерва.

— Слушай, малявка, — зашипел дракон, — если думаешь, что я буду с тобой цацкаться, то ты ошибаешься. Еще один писк, я вырву твою башку и сожру без соли. Все поняла?

— Джон, успокойся, — Марк похлопал его по плечу, отгораживая меня от разъяренного собрата. — А ты, Лина, лучше заткнись. Иначе нарвешься.

Джон еле сдерживался, чтобы не выбить мне мозги. Кадык дергался, пальцы вымещали злость на несчастном руле, вцепившись до посинения в прорезиненный обод. Марк сидел спокойно, изредка бросая на меня настороженные взгляды. А мне полегчало. Нет лучшей разрядки, чем вывести из себя кого-то другого.

Остаток поездки прошел без эксцессов. Я уснула. Снились операционные столы и незнакомые трассы, столичные бары и рэп-фестивали, на которые я никогда не пошла бы. Казалось, мученья не кончатся.

От холода зуб на зуб не попадает. Непроглядная даже для меня тьма без единого запаха, звука. Только дыхание, да слишком громкий стук сердца.

Я села, спустила ноги с непривычно жесткой постели, ступни нащупали ледяной бетон. Ножей и пистолета за поясом не оказалось. Аккуратно, не вставая, я продвинулась до изголовья кровати, провела рукой по голой стене. Пальцы нащупали угол столешницы. Лакировка местами облупилась, угрожала острыми зазубринами. Вытянув руку, я нашла пистолет. Хорошо, что не ножи — запросто распорола бы пальцы о лезвия. Мизинец коснулся чего-то гладкого, пластикового. Зажигалка.

Осторожно вытянув вдоль правой руки левую, я добралась до рукоятки "ТТ" и, щелкнув колесиком зажигалки, резко вскочила. Никого. В маленькой комнате только я и плесень. На столе помимо моей сумки стояла восковая церковная свеча, но ее оказалось достаточно, чтобы осветить аскетическую келью. Или склеп? От этой мысли я осела на кровать, тщетно пытаясь сообразить, почему и как сюда попала. На ум приходили только два имени.

Уже не опасаясь материться в голос, я вытряхнула сумку. Одежда и обоймы оказались на месте, не нашлось только книг.

Адский холод добавлял неудобств — даже плащ не согрел, будто внутри спрятался атом льда-девять [11], и вот-вот все тело превратится в ходячую ледяную глыбу. Мышцы ныли, словно требовали тренировки. Было сложно дышать то ли от озноба, то ли от ставших неожиданно тесными джинсов.

Кое-как проверив и рассовав по местам оружие, я подошла к двери. Ни шороха, ни голоса на той стороне темноты. Мне ничего не оставалось, как перекреститься и рвануть на себя ручку.

Дверь отворилась легко. От первого взгляда в полумрак коридора я застыла. Руки опустились, опасливость улетучилась, сменилась изумлением. Моя комната оказалась крайней из расположенных по обе стороны коридора. Стены никогда не знавали побелки, в углах то здесь, то там торчали провода. По потолку через весь бункер тянулись вереницы нелепых новогодних гирлянд. Разноцветные лампочки слабо мигали и превращали мрачное помещение в дешевую комнату страха. Не хватало только бутафорских монстров. Впрочем, имелись настоящие.

Драконы мирно попивали чаек в одной из комнат. Увидев меня, Джон дотянулся до настенного шкафа, подцепил мизинцем железную чашку и, налив чая из пузатого эмалированного чайника времен раннего Совка, поставил перед единственным свободным стулом.

— Какого черта мы здесь делаем? — я не вошла, остановилась в проходе, с пистолетом наизготовку.

Марк развернулся на стуле, насмешливо оглядел меня и, выпустив струю сигаретного дыма, ответил:

— Здесь безопасно.

— За нами снова гонится злая милиция?

— Побереги сарказм для малолеток. Какое-то время придется переждать здесь. Так что сними свои побрякушки, они не понадобятся.

Отчего-то расставаться с оружием не хотелось. Я заткнула пистолет за пояс и, просочившись мимо Марка в тесный проход, села к столу.

Стены давили ужасающей наготой, лампочка над столом периодически гасла до рыжей тусклости, облезшие бело-зеленые кухонные шкафы грозились упасть непременно на голову, хоть это и противоречило законам физики.

— Кого-то замочить собралась? — усмехнулся Джон, глядя на джинсы, увешанные оружием, и потряс над моей чашкой сахарницей.

Я недоверчиво принюхалась к кисловатому чайному пару.

— Цианида подсыпал?

Джон дернулся, но Марк удержал, выставив руку.

— Успокойтесь оба.

— Я спокойна, как в бункере, — не знаю, как с цианидом, но сахару Джон переборщил. — Кстати, где мы?

— Ты только что ответила, — Марк закатал рукава несвежей рубашки, подпер ладонью подбородок. — И давай без дальнейших вопросов. Просто так надо, уяснила?

— Будто выбор есть, — буркнула я, пытаясь отхлебнуть чересчур горячий чай.

— Молодец, на лету схватываешь. Сейчас....

Фраза так и не закончилась, Марк вынул из кармана пиликающий мобильник и, взглянув на дисплей, присвистнул.

— Наш дружок объявился. Забей с ним стрелку где-нибудь в центре. Через пару часиков — нам надо еще на заправку зарулить.

Странности стали обычным явлением. Неважно, почему драконы раздают свои номера и лишают меня телефона, зачем прячутся в катакомбах, если можно вовсе уехать из города. Неважно ради чего назначается встреча, и чем она кончится. Неведение отупляет настолько, что любая возможность сдвинуться с мертвой точки — хоть в ад, хоть в рай — воспринимается благом.

Я взяла все еще орущий мобильник, на дисплее которого светилось знакомое до отвращения имя — "Александр Вата".

Глава 16.

Иногда достоинства переходят в недостатки. Выключишь мобильник, чтобы никто не донимал, так обязательно вздумает позвонить человек, разыскиваемый долгое время. Или соберешься отдохнуть в одиночестве, посвятить день себе, непременно прорвет трубу, отключат свет или затопят соседи. Но бытовые неприятности — ерунда по сравнению с попытками скрыть намерения от драконов.

— Я поеду одна.

— Нет, — отчеканил Марк. — Сам довезу и подожду в машине.

— Зачем? — я изо всех сил старалась успокоить мысли, не дать дракону уловить волнение. Единственный выход — пойти ва-банк. — Боишься, что убегу? Не можешь просканировать, что ли?

Как ни странно, сработало. Марк прищурился, раздевая взглядом, бросил на стол ключи. Но тут же передумал.

— Поедешь на маршрутке, раз такая самостоятельная.

Тугое колесо замка с трудом провернулось против часовой стрелки. Поднимаясь по подъездной лестнице, я щурилась от чересчур яркого света августовского солнца. На улице слезоточащие глаза горели, но тело жара не ощущало. Я вспомнила ледяные прикосновения драконов. Перепады температуры, недюжая выносливость, регенерация — их наследство.

Добравшись до центральной магистрали обветшалого района, я первым делом заскочила в магазин и купила маленькую дерматиновую сумочку. Спрятала в нее паспорт, пистолет и кошелек. Хорошо, что ножи с собой не взяла, для них места бы не хватило.

Автобусы к остановке подходили крайне редко. Разношерстная толпа жителей окраин расползлась на полсотни метров вдоль трассы, игнорируя широкие заплеванные скамейки под аскетическим навесом остановки. На деревянных тумбах совковых времен болтались пестрые потрепанные афиши, объявления агентств недвижимости и пунктов приема волос.

Выглядывая на окнах пролетающих маршруток названия знакомых остановок, я пробралась в самые недра толпы. До встречи оставался час, но такими темпами я могла не добраться и за пять. Голова кружилась, тошнотворный дурман безнадеги разъедал сознание, будто я провалилась в смердящую яму и барахталась, измазавшись гнилью. Чужие воспоминания уже остыли, осели на дно, источая ядовитые миазмы, мешающие дышать даже в этот солнечный, продуваемый прохладным ветром полдень. Уже на полшага к обмороку, я поняла, что одуряющая муть вызвана отнюдь не отходами выпитых жизней. Щупальца мерзости тянулись извне. Будто по гнойным язвам скользила я взглядом по окружившим лицам, и на каждое хотелось набросить покрывало.

У сигаретного киоска, прислонившись спиной к трубе остановочного навеса, стоял парень. Из кармана заляпанной олимпийки торчала пачка "Next", разношенные до трещин кроссовки выглядывали из-под грязных джинсов. Мутный от похмелья взгляд скитался по дешевым сумочкам женщин, выискивая неплотно застегнутые молнии. Ему бы оббивать пороги магазинов и складов, грузить ящики сил хватит, но он не позволит собой командовать. Да и дружки засмеют с такой честной работой. Нет, лучше вытянуть бумажник у какой-нибудь солохи. Главное, чтобы на пиво вечером хватило.

Я отошла подальше и едва не столкнулась с сухонькой женщиной.

— Дай сколько можешь, только не ругайся. Пожалуйста, дай, — шепелявила она, тыча в меня желтой, обгоревшей на солнце ладонью. — Хоть два рубля дай. Выпить надо. Только не ругайся.

У нее двое детей — шлюха-дочь и сын-инженер, умотавший в столицу лет семь назад, бросив мать и младшую сестру расхлебывать помои не сложившейся жизни. Квартира продана еще тогда, на билет и безработное время. Приютившая сестра недолго терпела в уютном гнездышке родственников, оставшихся денег хватило только на убогий домишко в захолустье. Отец семейства запил и одной из ночей упал в открытый колодец. Дочь пошла по рукам местной шпаны. Зато сын устроился в Москве. Только писал очень редко. Пока совсем не перестал. А ведь они ждали его, как спасителя. И до сих пор ждут, но уже не верят.

— Дай хоть рубль. Помираю я. Дай, а? — по ссохшимся щекам поползли слезы.

Я достала сотню, сунула в скрюченные пальцы, понимая, что подталкиваю к пропасти, но не в силах выдерживать царапающие иглы безнадеги. Может, на том свете ей будет лучше.

От мусорки запахло горелым — карманник выбросил непотушенный окурок. Стоящий неподалеку мужик в разлезшейся кое-где по швам рубахе не заметил, что трико "похудело" на бумажник.

Желтая маршрутка мягко подкатила к бордюру. Я расталкивала локтями честных работяг, вороватых продавщиц и наглых, крикливых старшеклассников, иначе пробиться к транспорту невозможно. Забившись на дальнее сиденье, под хриплый вой радио "Шансон" я изо всех сил старалась оглохнуть, ослепнуть, закрыться, оторваться от канала ощущений, связывающего с сознанием десятков судеб. И с ужасом поняла, что так придется жить, возможно, вечно.

Возвращаться в места подобной боевой славы мало приятного. Несмотря на субботу, "Союз" пустовал. Из кухни доносился слабый запах жаренной картошки, в полумраке зала тихо исторгал новомодный глянец R&B огромный телевизор, вялые официантки переговаривались за стойкой, бросив на меня безразличные взгляды.

Вата сидел в знакомой кабинке, рассматривая рекламные страницы журнала. Увидев меня, он улыбнулся одними губами и сверил время по мобильному.

— Я опоздала?

— Три минуты для женщины простительны. На улице разве холодно?

Я скинула плащ, поежилась от прохладных прикосновений воздуха. Лед внутри расплавился до горячего потока. Теперь на мне можно было жарить яичницу.

— Простыла, наверное, — предположила я, садясь напротив следователя. — Давно тебя видно не было.

— Дела.

— Ясно. Зачем позвал?

— Давай сначала заказ сделаем. О многом поговорить надо.

— Ладно. Мне грейпфрутовый сок и пепельницу, — сказала я и тут же спохватилась. — Погоди минутку. Я быстро.

До сигаретного киоска шагов двадцать, но они дались нелегко. Не хотелось возвращаться к человеку, пышущему настороженностью и готовностью при первом же неверном слове, жесте, взгляде разбрызгать твои мозги по полосато-цветочной обивке стен. Вата пришел на встречу с опасностью. А у меня всего одна обойма, и руки трясутся от холода.

Вот в чем подвох никотиновой зависимости — ее легко превозмочь, но лишь до первого стресса. Спасительный яд затравленных зверей. Обезболивающее для страха.

Я заставила себя вернуться. Стакан сока уже ждал на темно-зеленой скатерти.

— Давай, рассказывай, — я уселась, для верности расстегнув сумочку и поудобнее переложив "ТТ".

— Ты знаешь, кто твои братья?

— Ну началось. Саша, когда ты оставишь нас в покое? Не можешь разобраться, так не лезь.

— Эх, Лина-Лина, — он с улыбкой помотал головой, — неужели ты считаешь меня идиотом? Твоим братцам слишком много лет, для простых смертных, — он сделал акцент на последнем слове, давая понять, что осведомлен гораздо больше, чем кажется.

— Хорошо, — сдалась я. — Давай на чистоту. Они мне не братья.

— Это я уже понял. Кто они?

— Не знаю.

На такой ответ Вата не рассчитывал. Напрягся, раздраженно заиграл желваками. В правилах его игры не предусмотрена реакция соперника, отличная от страха и паники.

— Я называю их "драконами".

— За счет чего они живут?

— Воспоминания людей.

Жизнь людей. Так честнее. Драконы съедают мозги в аллегорическом понимании. Уроды. Паразиты. И я одна из них.

— Чем больше народу расскажет о своей жизни, тем дольше живут драконы, — добавила я, жестом попросив дать мобильник.

— Расскажет? — удивился Вата. Потянулся к карману, передал старенькую трубку с потертыми кнопками.

— Конечно! А как еще ты прошлое узнаешь?

— Расскажет, расскажет, расскажет, — повторял Вата с задумчивой интонацией, наблюдая, как я отстукиваю сообщение.

"Во мне жучок. Завтра в 12. Лес у Аграрного института. Бери людей. Я сдам драконов, ты дашь мне исчезнуть".

Следователь долго перечитывал строчки. Я снова порвала браслет, теребя кольцо из стороны в сторону.

— Лина, а тебя они такой же сделали? — спросил Вата, пряча телефон в карман.

— Не знаю. Я пока ничего не чувствую, — мизинец отыскал прожженную брешь в скатерти и пролез в дырочку.

— Лина, драконов ведь можно убить?

Этого вопроса я ждала.

— Конечно. Если их запереть в карцере лет на пятьдесят, они состарятся и умрут.

— Да, логично.

Мы сидели друг против друга, глаза — в глаза. Он почесывал подбородок. Я пыталась в слепую завязать на браслете узелок. Получилось с десятой попытки.