Огромный лысый дружка держал главный мужской аксессуар на вытянутых вперёд руках, как самое дорогое в своей жизни, и озирал площадь, пока его взгляд не остановился на нас с Натальей.
— Слышь, галстук завязать можешь? — умоляюще спросил меня шафер.
Я сказал, что могу...
Никогда ещё не ощущал столько восторженных взглядов! Галстук я завязал на себе классическим "Виндзором", а счастливая невеста водрузила его после на своего избранника...
Правда, потом от стакана водки в благодарность мы с Наткой кое-как отбились...
Милицейское
В Абакане единственный раз в жизни видел милиционеров (они в форме были), сидящих большой компанией на уличной скамейке и дружно распивающих "из горла" пиво.
Приветствие
Ранним утром поезд въехал в Новокузнецк, и все пассажиры вывалили из своих купе к окошкам, ожидая вокзала. Моя соседка, красивая длинноволосая девчонка, возвращавшаяся домой после семестра учёбы в новосибирском ВУЗе (как выяснилось во время вчерашней беседы), смотрела на родные для неё дома и вдруг очень трогательно поздоровалась со своей малой родиной вслух:
— Здравствуй, Кузня, гопотинский край!
Конец эпохи
Город Бердск в советские годы жил богато — сложное военное машиностроение, военная же "химия". Но в девяностые стало туго — всё остановилось, город зимой мёрз, а люди спасались натуральным хозяйством и тем, что под боком есть областной центр, где работа всё-таки была. Немудрено, что в те времена город являлся коммунистическим оплотом — местный городской совет на сто процентов состоял из коммунистов-зюгановцев, а два депутата от Бердска в совете областном были лидерами Новосибирского обкома КПРФ.
К 22 апреля (кто не знает, это день рождения Ленина) стоящий около городского дома культуры памятник вождю пролетариата обязательно "золотили" бронзовой краской — причем делали это с таким остервенением, что в какой-то момент лицо персонажа пропало под толстыми слоями эмали.
Но с торжеством "путинской стабильности" в городе всё радикально поменялось. Места там почти курортные — Обское море (6), пляжи, Бердский залив в устье здешней речки, Берди, леса, чистый воздух. Статус самостоятельного города гарантирует, что при ведении бизнеса общаться придётся с совсем другими, гораздо менее жадными, чем в Новосибирске, чиновниками. Земля дешевле, с коммуникациями полегче. В результате город расцвёл и начал мощно меняться.
Мы шли с Натальей по улицам Бердска, в котором после университета прожили четыре года, и не узнавали его. В город пришёл "постмодернизм". На углу улиц Ленина и Горького есть крупный гастроном, сейчас переделанный и осовремененный. Вывеска на нём гласила, что магазин теперь называется "Ленинский". Такое кощунство здесь раньше было немыслимо! На той же улице Ленина, в другом месте, заметили ещё один пример "святотатства" — опять же гастроном, "Правда", с вывеской, набранной шрифтом одноименной коммунистической газеты.
Около памятника Ленину мы увидели сценку, окончательно нас доконавшую. Рядом с Ильичом стояли две маленькие девочки, одной года четыре, второй — лет семь. Та, что постарше, разумеется, держала малую за руку и всем видом своим показывала собственную "взрослость". Та, что помладше, заинтересовалась памятником и спросила у старшей подруги:
— А что за дяденька стоит?
"Взрослая" не могла не ответить на вопрос "малышни", но ответ всё-таки прочитала с постамента:
— Ленин! Вот что за дяденька!
Надо же — наконец-то, подрастает поколение, которое узнает, кто такой Ленин, только в учебниках истории!
Тогда в Бердске я понял, что эпоха коммунистов всё-таки уходит...
Провинциальное
Ачинск, хоть и имеет развитую и востребованную промышленность — глинозёмный и нефтеперегонный заводы, но внешне очень похож на Бийск — город во всех отношениях "грустный". И там, и там очень много запущенных и заросших травой памятников архитектуры в центральной части города.
Мы с Натальей гуляли по Ачинску и фотографировали интересующие нас объекты, пока нас не "застукала" какая-то местная бабушка.
— Вы из газеты? — спросила старушка.
— Нет, — ответили мы. — Мы — туристы из Новосибирска!
— А-а-а, — понимающе закивала бабуля. — Так вот, напишите обязательно, что тополя ломаются, а их никто не убирает!
Пишу, как просили. Тополя в Ачинске ломаются, и их никто не убирает.
Раздвоение личности
Бывший директор одной из "бывших" авиакомпаний, совсем недолго проработав руководителем местного филиала "Сибири", стал директором аэропорта в областном центре. Почему-то заняв новую должность, он первым делом начал чинить препоны своему предыдущему работодателю. Я, во всяком случае, лично видел подписанное им от авиакомпании "Сибирь" письмо на имя директора аэропорта с просьбой разместить в зале вылета фирменный лайт-бокс. На письме стояла его же (правда, теперь уже в другой должности — того самого директора аэропорта) резолюция: "Отказать!" Человек отказал сам себе. В медицине это называется шизофренией.
Корни
Отец познакомился с мамой в Павлодаре. Он переехал туда из Барнаула, потому что в стремительно развивающемся тогда Северном Казахстане было много работы и быстро давали жильё. Мама, коренная алма-атинка, попала в Павлодар по распределению политеха. Во время "второй серии" свадьбы в Барнауле ("первую" сыграли с друзьями в Павлодаре) выяснилось, что мамин отец, мой дед Николай Михайлович, и отцова мать, моя бабушка Елена Кузьминична, родом из соседних районов Алтайского края — Мамонтовского и Топчихинского соответственно, даже знакомые общие нашлись.
Мы с Натальей познакомились в Новосибирске: я приехал учиться в универ из Павлодара, а она из небольшого приморского города Дальнегорска. Довольно скоро выяснилось, что Наткина мама — из алтайского Камня-на-Оби, а отец — из Шипуново. Совсем рядом с Шипуново — та самая бабушкина Топчиха, а ещё ближе — Поспелиха, где живёт двоюродный брат моей мамы.
Забота
Интересный слоган имеет хлебокомбинат в самом центре Ленинска-Кузнецкого: "Мы печёмся о вас!" Вроде про заботу, а получилось "профессиональное".
Горное
Наша поездка на Телецкое озеро подходила к концу. Вся обязательная программа, рассчитанная на пять дней очень плотного осмотра местных достопримечательностей, была выполнена. Но у нас с Натальей оставалось ещё два оплаченных дня проживания. Практически вся "наша" группа, с которой мы пробовали алтайскую "араку" (7), сплавлялись по Бие, лазили на гору Кибитек и ходили на катере к южному берегу озера, мысу Кырсай, разъехалась по домам. На турбазе "Золотое озеро" из знакомых нам людей оставалась только семейная парочка из Москвы, Таня с Алексеем, и это было приятно — с ними мы очень сдружились за эту неполную неделю.
Первый из оставшихся дней мы бесцельно слонялись по турбазе, купались в озере — благо вода к тому времени немного прогрелась, и время от времени встречали москвичей. Мы обменивались с ними информацией о том, кто что делает — они, в общем, тоже маялись от скуки и безделья. Я решил подбить их на небольшое путешествие в село Турочак, расположенное километрах в пятидесяти от Артыбаша, места нашей дислокации. Во-первых, поездка обещала быть интересной, и мне хотелось поделиться ею с москвичами, а во-вторых, был шанс уменьшить наши затраты вдвое — я к тому времени уже почти договорился обо всём с местным таксистом Пашей, чей телефон мне дал кто-то из многочисленных торговцев сувенирами и мёдом около нашей турбазы. Таня с Алексеем охотно согласились составить нам компанию и разделить финансовое "бремя".
На следующий день мы, как условились, встретились с москвичами около беседки — там, где всегда собиралась наша группа перед очередным походом. Вместе вышли на автостоянку к торговцам сувенирами и нашли машину с нужным номером. Автомобиль, на котором нам предстояло ехать в Турочак, оказался не просто "бежевой шестёркой", а "тюнингованной бежевой шестёркой" — передние фары выглядели очень "хищно", а на багажнике стояло "антикрыло". Водитель был ещё более странный — невысокий и совсем юный паренёк в майке, джинсовых шортах, бейсболке задом наперёд и кожаных перчатках без "пальцев". Я тогда только начал догадываться, что Пашиным кумиром был Михаэль Шумахер.
Мы договорились с москвичами, что, пока будем ехать "туда", сидеть на переднем сиденье и фотографировать буду я, а когда поедем назад, вперёд сядет Алексей, фотками потом просто обменяемся.
Паша пристегнулся сам и заставил пристегнуться меня. С самого нашего старта стало ясно, что скорость ниже ста километров в час водитель презирает. Я и на приличной трассе к такой скорости отношусь немного настороженно, а тут мы ехали по серпантину горных дорог. Честно, было очень страшно, хоть Паша и вёл своего "тюнингованного" коня весьма уверенно.
Когда я перед поездкой на Алтай читал различные буклеты и путеводители, обратил внимание на то, что название села везде писалось по-разному: где-то "Турочак", где-то "Турачак". Сейчас, когда мы мчались туда, я решил обратить внимание на правильное написание. Я, вообще, очень внимательный, если заметили. Мы однажды в Заводоуковск с Ялуторовском, как шутит Натка, съездили лишь для того, чтобы узнать, где же в этих названиях ударения ставят (8).
На въезде в райцентр (а Турочак — райцентр горной республики) стояли красивые бетонные буквы "ТУРАЧАК". Ага, значит, всё-таки "а". Но чуть дальше появился дорожный знак-указатель населённого пункта, и там было написано "Турочак". Я не выдержал и громко спросил куда-то в пространство:
— А как всё-таки верно?
— И так, и так, — ответ на мой вопрос знал наш водитель. — У алтайцев с грамматикой туго, им главное, чтобы понятно было.
Не уверен, что ответ Паши был правильным — в конце концов, даже если всё равно алтайцам, нам-то, русским, нет! Должны же тут как-то прописку делать, документы выдавать?
В Турочаке (для себя принял, что пишу через "о") нас интересовало несколько объектов, среди которых самым важным была скала Иконостас. Огромная базальтовая глыба высотою метров пятьдесят нависала над трассой в нескольких километрах от райцентра. "Иконостасом" её назвали ещё до революции, но в советские времена местные энтузиасты решили создать-таки "икону". Сразу после войны какой-то работник здешнего райкома комсомола несколько месяцев спускался в специальной люльке с вершины и высекал в скале барельеф Ленина. Занятие было по-азиатски упорным, и по-азиатски же бессмысленным. Зато да, теперь скалу "украшает" профиль вождя, нарисованное красной краской знамя, и слова, которые сейчас читаются как насмешка: "Имя Ленина, его дело, труд и учение будут жить вечно". Аминь!
Смотри у меня...
Новосибирск знаменит на весь мир своим Академгородком, где в частности располагается мой родной университет. По иронии судьбы, дорога в Городок (именно так его называют и собственно горожане, и, тем более, "академовцы") пролегает через район, считающийся в Новосибирске самым криминальным, Первомайку. Поэтому в общественном транспорте интеллигентные женщины с Фаулзом под мышкой и студенты-очкарики обычно соседствуют с вечно полупьяными "гопниками", типичными жителями Первомайского района.
В середине девяностых на длинный маршрут от метро "Речной вокзал" до Академгородка (километров двадцать) пустили "междугородные" "Икарусы" с высокими креслами и тарифом раза в полтора выше, чем в обычном автобусе. Мы с другом Егором после поездки по магазинам в центре возвращались в свою студенческую общагу, сев в такой вот, "коммерческий", "Икарус". Ожидая пассажиров, автобус стоял на конечной остановке и "рычал". Заняться было нечем, и мы невольно стали прислушиваться к разговорам наших попутчиков. Где-то в самом хвосте сидели типичный молодой житель Первомайки и его подружка, которая что-то громко и пискляво рассказывала своему бойфренду. Её слова из-за уникального тембра голоса и рёва мотора звучали неразборчиво. Зато отчётливо слышались реплики её друга. Диалог странной парочки для нас выглядел так:
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля!
— А ты чо?
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля!
— А она чо?
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля!
— А он чо?
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля!
— А ты чо?
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля!
— Смотри, ты у меня допи..дишься!
"Первомаец" поставил жирную точку в беседе. До самой Матвеевки (ключевой остановки в Первомайском районе) девушка ехала молча.
Ильфо-петровское
Настоящее бессмертие художественным произведениям обеспечивают типажи. Это моё мнение — я его сам сформулировал, хотя наверняка какого-нибудь критика-литературоведа и процитировал невольно.
В отделе рекламы одной из тех контор, где я какое-то время трудился, работает осовремененный аналог "Эллочки-людоедки". Работает дизайнером, зовут Настей.
У Насти есть набор фраз, коими она общается с окружающими её коллегами-рекламистами.
"Слышь, чо?" и "Чо надо?" — выраженное соответственно в чуть менее и чуть более экспрессивной форме неудовольствие от обсуждения её, Настиной, персоны либо результатов её работы.
"Щас выйдешь за периметр" — родившееся явно по мотивам ежедневных просмотров "Дома-2" выражение (не часто в нашей жизни услышишь слово "периметр"), звучит предельно угрожающе и обычно после ответа оппонента на одну из предыдущих фраз Настиного лексикона, означает предстоящие после работы разбирательства с Настей "один на один".
"Там же, так же!" — оборот, который должен ориентировать менеджеров в расположении на диске ("там же") и имени ("так же") файла, результирующего Настину работу после внесённых менеджером-заказчиком правок.
"Везётже-е-е-е!" — словечко, передающее Настину зависть к коллегам по работе, чаще всего произносится при уходе кого-то с работы раньше положенного срока.
"Удачных выходных!" — исключительно формальное пожелание Насти всем окружающим её людям при прощании в пятницу, по всей видимости, должное свидетельствовать о Настиных вежливости и миролюбии.
У Эллочки-Насти есть даже своя собственная "Вандербильдиха" — та, кто не даёт ей спать спокойно. Настину соперницу зовут Ксения Собчак, и живёт она в Москве. Отважная новосибирская дизайнерша, будучи ограниченной довольно скромной зарплатой, как может, соревнуется с "Собчачкой" в гламурности, и, к чести Насти, победитель в этой битве пока совсем не ясен. Настя покупает дорогих персидских котят, которых потом выгуливает на поводке в торгово-досуговых учреждениях областного центра, ездит на розовой "гламурненькой" "Тойоте-Витц", проводит отпуск в "экзотических" странах типа Болгарии и одевается, на взгляд обывателя, очень вызывающе: например, в зелёную кофточку, чёрную короткую юбку с "рюшечками" и бордовые колготки.
А ещё в Насте, этнической украинке, идёт яростная внутренняя борьба разумного существа с анекдотичным "хохлом" — нагловатым, жадным, хитрым, но всё равно бестолковым. Как сейчас, помню ситуацию, когда перед Новым годом кто-то из контрагентов одарил наш рекламный отдел совершенно ужасной картинкой из ИКЕИ, где на белом фоне несколькими штрихами была "обозначена" кошка. Лично у меня сие творение безвестных шведских дизайнеров вызвало ассоциации с "карлсоновским" "Портретом моего кролика" — там тоже, помнится, было довольно много условностей. Посмеявшись над картиной всем отделом, мы начали, как обычно, решать, кто же именно заберёт её себе — мы всегда так "пристраиваем" подарки отделу. Угадайте, кому достался "Портрет шведской кошки"?
