Смятенность мэтра

— Маскировка слаба, — ответил архонт-светоч, неуютно себя чувствовавший внутри модификации двеомера темени. Словно в тёмной комнате с одной лучиной, то и дело растущей до свечного пламени и тускнеющей обратно — небожитель сдерживался.

— Да, — чуть кивнул довольный своей работой огненный дженази, не ставший выходить из позы лотоса. Он не обижался на неоцененность приложенных усилий, поскольку понимал, какие трудности и неприятные ощущения испытывает в Эфире житель астральных миров. По сравнению с архонтом-светочем его аура ровно горела эдакой масляной лампадкой.

— Время — ловушка. Луч — стрела. Соратники — враги, — загадал прорицательскую шараду божественный посланец.

— Принято, — сказал мэтр, давая понять, что услышал и запомнил, но смысл сходу не уловил. — Фонарь?

— Алтарь, — важно мигнул архонт-светоч. Это было что-то новенькое.

— Вас в алтарь? — Мэтр принял короткий стиль фраз.

— Я несу чудо.

И впрямь, как ощущал Лариат, архонт-светоч содержал в себе нехилую сакральную мощь. Получается, это молитва о Чуде — девятый круг и аналог Желания. Это в буквальном смысле. Что скажешь — исполнится. Бойтесь исполнения своих желаний! Есть ли переносный смысл? Да — архонт-светоч привлекателен для душ, что слетятся мотыльками на огонёк. Молитву можно потратить на создание священного алтаря Латандера или Амаунатора — где-то в Брассе кто-то помолился этому богу и оказался услышан. Однако столь мощный выплеск сакральной магии точно не останется не замеченным в вотчине Изначальных, так называемых, примордиалов — антагонистов Богов, проживающих в Астрале. В Брассе поклоняются своим богам — маловероятна терпимость к незваному конкуренту из другого пантеона. Действующий алтарь не только помогает сразу отправлять души верующих в небесное царство их бога...

Лариат оказался в смятении. Латандер, как понял мэтр, намеревался ограбить Брасс: собрать толпу душ рабов и гостей, что умерли в Брассе и застряли в здешнем эфире, чтобы дать каждому выбор — остаться тут или стать просителем, который при жизни не верил, но после смерти хочет примкнуть и жить близь бога на пороге рая? Естественно, едва ли не все решатся перебраться в нормальное посмертие, пусть за это и придётся заплатить практически вечным услужением — небесный вариант рабства, естественно, добровольного! Местным огненным богам, дьяволам и демонам вряд ли понравится, что их маринующаяся паства, еда и рабы сбегут. И так, и эдак некий крылатый ифрит будет заподозрен в принадлежности к братии ангелов доблести.

следует постепенно создавать церковные ячейки, обеспечивая плацдарм веры. Нельзя делать мощный алтарь — нельзя отпускать архонта-светоча нести чудо всем подряд. Мэтр мог засунуть этот сгусток света в глыбу камня или обсидиана, высветлив его в кусок солнца, но алтарём он после этого не станет — нужен настоящий священник, что проведёт ритуал. Или можно вызвать другого небожителя — солар уместен. Если потратить Чудо на себя, то образуется долг, а он платежом красен, как известно. Ещё и загадка эта...

— Светозарный, позвольте предложить этот обсидиан в качестве ракушки для временного размещения — внутри можно будет спокойно подождать моей готовности, — мэтр достал один из камушков, образовавшихся в качестве пота лавового голема, изображавшего Морадина. Забирая пирогидру, он прихватил и часть этих кристаллов — вот и пригодился один из них.

— Ракушки-жемчужницы? — Натянуто переспросил архонт-светоч, которому не улыбалось запихиваться в чёрный камень.

— Сейчас сделаю, — натянуто улыбнулся Лариат с лёгкой виной за оплошность недогадливости. Вся его затея со стекольной шахтой и азерами грозилась провалиться в Бездну, пока он тут возится с архонтом-светочем. Как невовремя!

Пошарив в кольце пламени браслета правой руки, мэтр извлёк зачарованную мидию, достал её нутро и спрятал в мусорном кармашке левого браслета. Обсидиан с блёклыми радужными разводами через минуту активного обжимания размягчился до состояния глины, которой мэтр облепил мидию снаружи — нехотя спрятавшийся внутри архонт-светоч оказался замурован внутри вместе со своей божественной аурой.

Меж тем феникс, благодаря эмфатической связи со старшим компаньоном удерживающийся на нужной глубине Эфирного Океана, летел наперерез ковру-самолёту и вскоре догнал его, устроившись в ногах Игнисра, сидящего на пятках у загнутого вверх края. Он не являлся ифритом-нобилем, чей огонь частично полыхал и на эфирном пограничье, однако нутром ощутил родственное повелителю существо, устроившееся на ковре-самолёте, чьи волшебные силовые нити позволяли перевозить и эфирных существ. Это успокоило нервничающего слугу, чью спину буравил яростно прожигающий взгляд Хафиза, не раз летавшего над Брассом, в отличие от азера. Вождь клана Вечного Пепла без стеснения пялился на гигантские городские магистрали, тёмные проулки, рощицы веретенообразных растений с языками пламенно-жёлтых или багряных листьев, узкие арки чёрных мостиков и пролёты медных мостов с искусно кованными перилами и блестяще вытесанными из обсидиана статуями знатных вельмож или героев.

На форсаже масла ускорения, нанесённого Игнисром на изнанку ковра сразу после входа в город, тридцать миль от Ворот Ветра Пустыни до района Пепельных Жаровонков, Ашлаакс, пролетели всего за полчаса. Всё это время Лариат не сидел на месте. Скрываясь в облаке тьмы вокруг себя, огненный дженази использовал светящийся обсидиан с архонтом-светочем в качестве компаса на тех, кто совершал перед сном молитвенные обряды Хранителю Вечного Солнца, до сих пор блюдя верность Амаунатору, чьим утренним аспектом являлся Латандер, в позапрошлом году обрётший титул Жёлтого Бога благодаря помощи восходящей звезды — мэтра Лариата. Не удивительно, что ячейки всё ещё тлеющей веры в солнце сохранились лишь в районе Лежбища: район Рукери соседствовал с Ашлааксом со стороны Моря Огня и имел аж пару врат — Сверкающие Ворота и Ворота Вечного Солнца. Прискорбно, что вся эта окраина Брасса теперь представляет собой трущобы, куда султанские служаки стремаются заходить.

Когда Абад передал, что они подлетают, Лариат совершил обратный призыв, свободно переместившись к своему фамильяру. Семейный дворец братьев ибн Муджир расположился на краю третьей сверху террасы пологого обсидианового холма. Два крыла образовывали угол остриём к вершине, словно защищая домишки своих вассалов. Огромное здание имело минимум три этажа, анфилады, балконы и галереи для прогулок в "ночные" часы. Мэтр появился у хозяйского крыла. Напрягая зрение, он кое-как рассмотрел "призраки" пассажиров и, видимо, того самого Мишари, к которому приказал править Хафиз. Не ожидавший братского визита, разодетый ифрит напрягся, когда в момент наблюдения за пустыми улочками рабочего квартала сзади и сверху неожиданно вынырнул ковёр-самолёт.

Глядя на серый силуэт Мишари, Лариат безошибочно заключил, что братья — кровные. Видимо, их отец Муджир намеренно породнился с парой знатных родов. Один из местечка Мильхаб, где родился боец. Второй из Брасса, где родился и вырос купец. Один с примесью крови дьяволов. Второй — огненных дженази, судя по пламенной причёске и более по-человечески обтёсанному лицу, помогающему в торговле. Примечательной была и охрана, у которой началась "смена игры в кости", причём, старые кубики действительно вытесали из костей — дракона! Сперва мэтр подумал, что эти ифриты просто стесняются своей наготы, однако, присмотревшись, он увидел характерную для саламандр фактуру кожного покрова, а огненные клубы нижних половин их тел отличались плотностью и как раз перекрывали рост большинства людей, тем самым нивелируя соблазн ударить под коленные чашечки, подрезать бёдерные артерии или отчекрыжить кое-что святое для мужчин.

Прекрасно понимая, что братьям нужно время для выработки собственной позиции для переговоров по шахтам и что первоочерёдной задачей является помощь архонту-светочу, Лариат в личине аколита Ожагниса применил заклинание, превратив свои руки в огненные крылья — понта ради. Благостно светящийся обсидиан пришлось закусить во рту, впрочем, неудобство компенсировалось улучшенным ощущением векторов на верующих в Латандера и Амаунатора.

Пролетая над улочками Рукери, сосредоточенный Лариат посредством шара пронаблюдал мельтешение файрньютов — мелких огненных родичей асаби. Эти ящерицы плевали на запрет, шастая между ветхими строениями из оплывшего от времени обсидиана. Район притонов в комендантский час погружался в наслаждение курительными наркотиками — опьянённых кальянами легко обкрадывать и обжуливать в казино. Будучи в эфирном пограничье, Лариат не замечал и сам оставался незаметным для летающих всадников. Как он доподлинно знал, представители дворянского Ордена Жгучего Сердца "еженощно" отправляются на своих специально выведенных грифонах развлекаться охотой над "птичьим базаром", как ещё можно перевести название Рукери.

Ближайшим верующим оказался огненный дженази с кофейной кожей и волосами, испускающими пушистый пламенный ореол. Он уже дрых в своей подвальной каморке. Молодой дженази двадцати с лишним лет тайно поклонялся Амаунатору, что не вызывало удивления, поскольку он занимал келью под бывшим святилищем, не раз переделанным за прошедшие века. Ночная смена дешёвой забегаловки обслуживала тех, кто успел в неё набиться в преддверии комендантского часа: парочка хорошо снаряжённых саламандр восседала на своих хвостах в углу; в другом углу обкуривались кальяном четверо невысоких и относительно худых ифритов в видавших виды и местами продранных килтах; другой уменьшенный, но ожиревший ифрит обслуживал за стойкой нескольких разбойного вида людей, задирающих пугливого иноземца-волшебника с перьями на сомбреро и звёздчатым балахоном; у входа галдел низкий столик с полудюжиной ящериц, игнорирующих неприязненные взгляды одного единственного верзилы-вышибалы, в котором смешалась кровь ифритов, дьяволов и саламандр; три пьяных азера клевали в кружки своего пойла, игнорируя сухарики, бросаемые в них компанией хаагиннисов, пока ещё только разгуливающихся в плясках под волшебную шарманку под маковкой купола над местом бывшего алтаря; из всех миловидных служанок пока была лишь пара жирных бабищ-близняшек, судя по ауре, дочурок владельца заведения от какой-то человеческой полукровки. Заштатное заведение-ночлежка выделяла цивильная обстановка в забитых постояльцами номерах и отсутствие шлюх, не считая местных огненноволосых рабынь-служанок.

Лариат не преминул потратить с четверть часа на исследования, но никаких тайников от церкви не осталось, вернее, парочка секретных ниш сохранилась, однако их давным-давно обнаружили и обчистили. Мэтр выбрал кухонный барельеф солнца, магия которого обеспечивала очагу условия для готовки человеческой еды. За седьмым лучом Лариат после нескольких минут раздумываний сплёл обычный для двойных тайников двеомер секретного сундука Леомунда, соединив нишу с такой же по объёму коробочкой, наскоро слепленной из древесного бруска и размещённой чуть глубже приграничной зоны, чтобы пользователи эфирности и эфирного путешествия заметили только при непосредственном столкновении при прохождении сквозь печную трубу. Один из предыдущих архонтов-светочей освятил целую кучу новеньких монет с чеканкой солнца Амаунатора и восхода Латандера — дюжину из тех священных талисманов мэтр оставил сейчас внутри коробки вместе с россыпью цитринов. Остался пустяк — воспользоваться подвеской с амулетом приватных разговоров и отправить ментальное послание в сновидение верующего.

Вторая искорка веры в солнечного бога поселилась в сердце старого ифрита — настоящего реликта среди нейтральных соплеменников, склонных к жестокости и насилию. Этот бойкий бородач из отставных военных верил в возрождение района и прикладывал к этому усилия, сражаясь с уличными бандами парными скимитарами из первородного огня. Ворожба показала, что он состоял в подпольной организации со своим святилищем Латандеру в центре благоустроенного квартала, приютившего всякий "добренький" сброд. Эта коммуна вполне себя обеспечивала, расположившись у речного магматического Канала Саххар, где разводила паукообразных тритонов, питающихся живущими в канале мелкими огненными элементалями, безобидными повадками напоминающих кроликов и выглядящих как пламя факела с миловидными глазками — явный признак искусственного выведения.

Лариат застал как раз тот момент, когда паладин утреннего света сражался с очередным бандитом, быть может, залётным или нанятым теми, кому не давало покоя сытое благополучие соседей. Двое его подельников встретили отпор начинающего колдуна-полукровки, пользующегося магическими снарядами да словами силы утомление и боль, сопровождая магию выпадами латунного копья с обсидиановым наконечником, тускло светящимся в Эфире двеомером волшебного оружия. Защитников поддерживали трое азеров с арбалетами. Нобили на грифонах пока не заметили стычку, но задние ряды обеих групп то и дело поглядывали наверх — элитные военные били всех без разбору.

Мэтр, внимательнее оглядев картину боя, заметил приживалу бородача -паукообразный тритон за одной из дымящих труб сплетал кокон ловчей сети. Лучника-бандита из расы саламандр отрядили специально для охоты за приручённым зверьком — один такой уже был подстрелен на соседней крыше. Лариат смекнул вложить оставшееся у него магическое зерно в эфирное тело животного, тем самым сделав его атаки чуточку более жгучими. В момент смертельной опасности сей питомец сможет суметь извлечь зерно энергии огня, но совершенно точно в момент убийства этого паукообразного тритона тот взорвётся огненным шаром. Получивший нежданное усиление зверёк на несколько мгновений испуганно замер, а потом активнее заработал лапками.

Лариат хотел посмотреть "призрачный" бой до конца, однако ему пришла в голову гениальная мысль — а почему бы не воспользоваться улучшенным оненным животным и для передачи талисманов? Раз зерно укоренилось, то ничто не мешает точно так же попробовать выдавить в желудок несколько освящённых монет. Когда в голове мэтра улеглись двеомерные страсти, то на переулке остался лишь труп ифрита, сражённого бородачом сдвоенным ударом в грудь, и нападавшего с ним саламандра, пленённого сетью и подстреленного из арбалета.

Эфирный путешественник вскоре нашёл ферму деликатесных созданий и расщедрился на время и талисманы, не поленившись превратить в "копилки" двадцать четыре особи. Одна золотая монета в желудке их не убьёт, но сами они её отрыгнуть вряд ли смогут. Разбираясь, что вызвало расстройство пищеварения, верующие фермеры уж как-нибудь справятся с извлечением священных символов. Поскольку ими расплачиваться — кощунственно, а одному обвешиваться — глупо, то талисманы перейдут к доверенным лицам, укрепив их веру в Новый Рассвет, что вскоре вновь озарит План Огня по воле Амаунатора. Даже если менее четверти обретут своих носителей, это уже положит начало возрождению и развитию агентурной сети церкви Латандера. А вот алтарь стоит освятить в более укромном месте.

Мэтр едва сунул обсидиан обратно в рот, намереваясь повторить превращение рук в крылья и перелететь от норок паукообразных тритонов к третьей и последней на сегодня искре веры на другом конце района Рукери, как в голове раздался по обыкновению бодро-оптимистичный глас задорного Латандера: